Утром нас разбудил попрощаться Гуляш. Одетый, на коляске. Его собранные сумочки лежали грудой на столе. Я проводил его до машины, где мы трогательно расстались с надеждой встретиться через год.
Весь комплекс в это утро был охвачен центробежной лихорадкой. Там готовились к отбытию французский и датский микроавтобусы – загружались ящиками с пивом, здесь стояли уже выгнанные из гаража хорватский «Мерседес» и словацкая «Шкода», а на багажник польского «Фиата» маленький Марек прикручивал богдановскую электрическую коляску, безбожно ее «холеря» при этом. Сам Богдан уже по-генеральски восседал в салоне.
-Ты извини, Владимир, хотели к вам заехать попрощаться, да подумали: спите еще, - сказал он.
Я помог Мареку закрепить коляску, обнялся со всеми и пошел в номер.
Пока Сергей спал я принял душ и упаковал наши вещи. После обеда в непривычно пустом, безрадостном ресторане я вымыл ванную, наполнил ее водой, засунул туда Сергея, а сам в блаженстве растянулся на кровати с книжкой.
-Вовчик, кайф! – мешал мне сосредоточиться своими восторженными воплями из ванной Сергей. Или: Вовчик, горяченькой плесни!
Я вставал, добавлял ему горяченькой.
-Эх, сейчас кофейку дернем, - мечтал вслух Сергей.
-Может тебе еще в ванную подать? – ворчал я, вставляя в стакан кипятильник.
Укладывая мокрого Сергея на кровать, я заметил, что верх левой ступни у него вместе с пальцами неестественно красный, даже бордовый. «Как кипятком обварили», - пронеслось в голове.
-Что это у тебя, Серег, с ногой то? – спросил я, заворачивая его в простыню.
-Где? – встрепенулся он, сел на кровати и стал ощупывать ногу.
-Болит? – спросил я.
-Я же не чувствую. Чувствительности нет, как говорится.
Сергей был сильно озабочен, ощупывая ногу так и эдак.
-Володь, сходи посмотри, все ли в порядке с краном. Кажется, я обварился.
Я бросился в ванную. Из горячего крана, из-под гайки, подкрапывал кипяток. Наверное, пока он спускал воду из ванной, закончив мытье, левая нога оказалась под обжигающей капелью.
Я побежал за врачом. «Идиот, - думал я по дороге, - ну что ты все ноешь: ах, жизнь не удалась, ах, я себя не нашел, ах, я плохой ученый, ах, у меня жена дура, а дочь стяжательница. Да плевать! У меня бегают ноги и хватают руки. И еще есть то, что хранит их, моих драгоценных, от внезапности ржавых гвоздей, острых ножей, горячих кипятков и прочих непредсказуемостей».
Я уж думал, что после двухнедельного пребывания здесь меня будет трудно чем –либо пронять. Ан нет. Не чувствует боли! Да как же так?
Когда я вернулся с врачом и медсестрой, кожа на ноге Сергея уже начала отслаиваться и робко заполняться прозрачным соком. Сделав перевязку и накормив Сергея таблетками, медики ушли, наказав следить за температурой. А что толку? Все равно мы будем в дороге почти двое суток.
В девять часов вечера за нами прибыл специализированный, с подъемником и прочими удобствами для перевозки инвалидов, микроавтобус. Сам Иржи Житек со свитой приехали проводить нас. Целый кортеж колясок. Все тискали «товарища Калашникова», желали ему легкого пути и сочувствовали его преддорожной неприятности с ногой.
-Шахматный турнир без русских – не турнир, - смеясь напутствовал Сергея Иржи. –Привози на следующий год большую команду.
Пожимая всем руки, Сергей мученически улыбался. Было видно, что ему ни до чего, что ему плохо.
На вокзал прибыли за четыре с половиной часа до отправления поезда. Что ж, у шофера тоже семья, да и отдохнуть надо. Разве он виноват, что поезд отходит среди ночи? Так или иначе, эти 4,5 часа нам пришлось провести в компании с местными бомжами и цыганами. Удивительно, цивилизованные европейские бомжи (морды все те же, похмельные и небритые, но прикид вполне приличный), стреляли у меня сигареты и тут же угощали ими Сергея.
Несколько раз к нам подходили полицейские, предупреждали, чтоб мы были
бдительны, мол, ограбят в два счета. Но я наивно решил, что не посмеют. С Сергеем то? Рука не поднимется. И оказался прав, как ни странно. Охранником наших шмоток Сергей был никаким. Из-за температуры, которая поднялась еще в Годонине, его все время клонило в сон, и он тихо кимарил в коляске, пока я бегал за билетами, а потом в какой-то местной конторе (служба пути, наверное) вел переговоры, чтобы нам помогли сесть в вагон. Как выяснилось, наш проходящий поезд задерживался в Оломоуце всего на две минуты, и я совершенно не мог себе представить, как за такое короткое время в три часа ночи смогу отыскать нужный вагон, успею затащить Сергея в купе, а потом еще забросить коляску и вещи. А тут еще, как на зло, сердчишко ослабло, стало пропускать удары.
В половине третьего, вконец измученные ожиданием, мы подкатили с вещами к дверям конторы, где нам обещали помочь. Полная, пожилая женщина на толстых, бледно-голубых ногах, удержав ладонью зевок, оглядела Сергея и окликнула кого-то в полумраке помещения. Явился маленький щупленький юноша с чаплинскими усиками. Сын, - почему-то решил я. Стали спорить: он показывал в одну сторону, она – в другую. Очевидно, не сошлись во мнении, как удобнее проехать на платформу. В конце концов победила женщина и пошла в отвоеванную сторону, прихрамывая на обе ноги. Мы двинулись за ней, я – с Сергеем, юноша – с нашими вещами. Когда стали перебираться через плохо освещенные пути, мне пришлось развернуть коляску и тащить ее задом. Передние маленькие колеса все куда-то проваливались и застревали в темноте, коляска спотыкалась, и я нервничал из-за того, что задерживаю всю процессию. К месту назначения мы прибыли лишь за пять минут до прихода поезда.
Глядя на залитый ртутным светом безлюдный перрон, я никак не мог себе представить, поверить в это чудо, что через несколько минут выплывет из невидимого спящего царства оранжевая махина с ковровой дорожкой внутри, занавесочками на окнах, столиком-умывальником в двухместном купе и уже заправленными мягкими полками-кроватями, и бесшумно подползет к нам, чтобы забрать и доставить в родной беспокойный мир, по которому я уже, право, начинал тосковать.
Женщина взяла у меня билет, прикинула, где должен остановиться наш вагон с идиотским номером 367/5, и мы направились туда. Вскоре показался поезд и поплыл мимо нас, все реже и реже мелькая вагонами. Сергей лежал на своей коляске тише воды ниже травы, не шутил, как обычно, почти не разговаривал и не доставал меня своими вечными дерганиями: достань то, поправь это. Даже баночку во время нашего пребывания на вокзале я вылил всего один раз. Очевидно, вся жидкость от жара перегорала в организме.
Вдруг женщина что-то крикнула и побежала с неожиданной для ее комплекции прытью вслед за тормозящим поездом. Наверное, что-то перепутала в расчетах. Юноша с вещами ринулся вслед за ней, мы – за ним.
-Вовчик, осторожнее, а то я упаду! – закричал Сергей.
-Держись, Серега! – прорычал я, обгоняя юношу.
-Вовчик, нечем! – взвизгнул Сергей
-Все равно держись, мать-перемать!
Поезд уже остановился, а мы все летели, сломя голову. Наконец, вот он, 367-й дробь пять. Дверь открыта, в ней проводник с сигаретой. Пока наша провожатая, задыхаясь от быстрого бега, пыталась объяснить что-то проводнику, размахивая перед ним билетом, я сгреб Сергея в охапку, с жутким напрягом втащил его по лестнице в тамбур, втиснулся в узкий коридорчик и бочком, бочком стал пробираться с телом, отыскивая по номерам у закрытых дверей нужное нам купе. По подлому закону падающего бутерброда оно оказалось в конце коридора. Когда я, обессиленный, растворил дверь – поезд тронулся. Я свалил Сергея на диван и побежал назад в тамбур, переживая за вещи и коляску. Слава Богу, все было на месте, а мы даже не успели поблагодарить наших спасителей-провожатых. Немного отдышавшись, я затащил поклажу в купе. Уснули мы , не раздеваясь.
Проснулся я к полудню и свесился с полки. Сергей лежал на спине и безучастно смотрел на меня. Баночка с мочой цвета в меру заваренного чая стояла рядом на полу.
-Ну как, Серег? – с опаской спросил я.
-Терпимо.
-Давно проснулся?
-Да уж часа два как.
-А что не разбудил?
-Жалко стало, - сказал он и расплылся в улыбке.
У меня отлегло от сердца. Поезд стоял.
-Где стоим? – спросил я.
-А хер знает. Пограничников не было, значит где-то в Чехии.
Я спустился вниз и отдернул занавеску на окне. Стояли в каком-то крупном городе.
-Пока нельзя умываться, давай я тебе перевязку сделаю, - обернулся я к Сергею.
-Потом. Давай сначала кофейку дернем.
-И то дело.
Я распаковал кружки и пошел за кипятком. Вагон был почти пустой. Через купе от
нас два бородатых интеллигента пили чай, а еще подальше какой-то хиляк в подтяжках смаковал «Смирновскую» в компании с человеком-горой, наверное, телохранителем. Вот и вся публика. Я принес кипятку, размешал кофе и усадил Сергея к окну.
-Много народу в вагоне? А то что-то тихо, - спросил Сергей.
-Два ученых и два бандита.
-Что, в одном купе?
-Да нет, суп отдельно, мухи отдельно, - хохотнул я.
-Коллеги, значит, твои едут… Вовчик, а ты диссертацию то защитил? – спросил он вдруг.
-Защитил, будь она неладна. А что толку то? И попользоваться не успел. Раньше надо было, а я уж защищался, когда этот бардак с перестройкой начался.
-Ну, а раньше что же?
Вопрос предполагал обстоятельный ответ. Мне не хотелось.
-Во-первых, - лениво начал я, - уж такая у меня планида – всю жизнь опаздывать. Во-вторых, в институтах существовала определенная субординация. Сначала защищались партийные евреи и русские, потом – беспартийные евреи, ну а в конце уж допускали нас, грешных.
Сергей молча смотрел на меня своими серыми, всепонимающими глазами. И меня прорвало.
-Ты знаешь, Серый, когда начался этот обвал… Когда все было брошено на шарап… Понимаешь? Хватай, кто может, хапай, тащи к себе… Я пытался. И науку эту бросал, и по всякому. Бегал, суетился вокруг толпы алчущей, а вклиниться не сумел. Щель, куда протиснуться, не нашел. А того, кто бы протолкнул, за спиной не оказалось. Или ума не хватило, не знаю.
-Может быть, непорядочности? – бесстрастно предположил Сергей.
-Нет, нет, Серый, не противно все это было. Если потом буду говорить: противно – не верь. Просто не вышло. Натура подвела. А теперь, вот, выживать надо.
-Да не выживать, а жить, как говорится! – вскричал Сергей. –А ну, доставай мою шкатулку выигранную и ставь на стол!
Я достал из чемодана Серегину шкатулку, а заодно и Мартинину фарфоровую вазочку с голубыми, желтыми и терракотовыми цветами на белом фоне, и поставил их рядом на столик. Мы посмотрели друг на друга, все поняли и заржали, как два молодых, здоровых жеребчика.
-Водки купим, Вовчик! – врезал мне по плечу Сергей.
-Обязательно! Горилки! В Хохляндию приедем и купим! – в тон ему гоготнул я.
Поезд незаметно стронулся с места и поплыл, набирая скорость. Я прильнул к стеклу и, загипнотизированный, смотрел, как расходится, растворяется букет железнодорожных нитей.
-Эх! – крякнул Сергей. –Были бы у меня ноги, я бы им всем, ****ям, показал…
И вдруг нервно, с надрывом, запел в голос:
Еду я на Родину-у
Пусть кричат: уродина-а
Но она мне нравится-а
Хоть и не красавица-а…
1998 год