Осип Мандельштам. Декабрист

Валентина Томашевская
Тому свидетельство языческий сенат -
Сии дела не умирают.
Он раскурил чубук и запахнул халат,
А рядом в шахматы играют.

Честолюбивый сон он променял на сруб
В глухом урочище Сибири,
И вычурный чубук у ядовитых губ,
Сказавших правду в скорбном мире.

Шумели в первый раз германские дубы,
Европа плакала в тенетах,
Квадриги черные вставали на дыбы
На триумфальных поворотах.

Бывало, голубой в стаканах пунш горит,
С широким шумом самовара,
Подруга рейнская тихонько говорит,
Вольнолюбивая гитара.

Еще волнуются живые голоса
О сладкой вольности гражданства,
Но жертвы не хотят слепые небеса,
Вернее труд и постоянство.

Все перепуталось, и некому сказать,
Что, постепенно холодея,
Все перепуталось, и сладко повторять:
Россия, Лета, Лорелея.
1917
Оcип Мандельштам.

Имя Мандельштама стоит в одном ряду с Ахматовой, Заболоцким, Цветаевой.

О декабристах писал Мережковский, Тынянов. Мандельштам в 1917 году написал о декабристе. Яркий пример того, что поэтическое произведение говорит не меньше, чем роман.
Шесть строф, но они включили в себя всю историю декабризма, систему декабристских воззрений, все то, чем жили декабристы.

Искусство поэзии – это искусство лаконизма, сжатости.
Мандельштам – художник, каждое его слово емко, наполнено огромным содержанием.

И вычурный чубук у ядовитых губ ...

сказавших правду о скорбном мире. Быт. Деталь быта. Любили раскуривать чубук.
Чубук забрел с Востока(турецкое слово- деревянная дудка, на которую насаживают табачную трубку) с его изощренностью бытовой, а также вычурностью сознания. Ядовитые губы – контраст вычурному чубуку, потому что это губы скепсиса, губы человека, сказавшего правду в скорбном мире.

Это губы, восходящие к Монтеню, Вольтеру. Губы человека, постигшего суть вещей.

Один мир сталкивается с другим. Чубук, халат – восточные слова.
Сруб – знак сибирского быта. Связь восточного и европейского.
В пределах одной строки соединяет разные культуры, разные сознания, - все это строит сознание декабризма.

В сознании декабристов соединилось изощренно-вычурное и обнажающее суть вещей. Объемна каждая строка.

Мир Мандельштама – это мир всей мировой культуры, мир синтетический, в котором есть все, все сферы, все эпохи мировой культуры.

Эта лексика демонстрирует различные пласты: античный, церковно-славянский, мир восточный, мир германский, российско-сибирский. Это совмещено с миром бытовым.
Бытовая история вошла в быт, в мир, в сознание. Быт стал высоким. История стала бытовой, домашней.

Эллинизм по Мандельштаму – домашность истории.

Говоря о мышлении Мандельштама, надо иметь в виду: каждое слово – сигнал,
Сигнал чего-то, какой-то культурной эпохи. Слово впитывает в себя весь мир, и в сознании читателя обязано вызвать ассоциативную работу мозга.
Он не загоняет слова, как гвозди. В нашем сознании мгновенно должна открыться вся Германия, Восток, вся суть культуры. Только тогда поймем стихотворение Мандельштама.

Россия, Лета, Лорелея.
Это итог, сгусток всего того, что было сказано в предыдущих строках.

С широким шумом самовара,
Подруга рейнская тихонько говорит...

Квадриги черные вставали на дыбы
 На триумфальных поворотах.

Рим. Европа. Россия.

Лета – сигнал римского мира.
Все основы декабристского сознания продемонстрированы с научной точностью.
Для декабристского сознания чрезвычайно важен Рим. Политическая мечта декабристов – республика. Многое освящено римским гражданством, многое – германским. Две взаимоисключающие культуры. Гражданственно-осязаемое:

Квадриги черные вставали на дыбы

С другой стороны –германский мир, иной, музыкальный мир, поэтический.
«Блок мир слышал, Маяковский видел, для Мандельштама характерно и то, и другое». Эренбург.
Сознание и трагедия декабризма. Трагический стих, трагедия обнажена в последней строке:
Все перепуталось...

Перепутанность жизни, судьбы. Нельзя считать, что это стихотворение о безнадежности. При всей трагедии декабристов они остались верны своему сознанию.

Сладость повторения и есть та сладость, которая снимает безнадежность.
Лета – не только Рим. Это забвение. Мысль о забвении. Переживание трагедии возможного забвения.

Сии дела не умирают...

Психологизм, борьба чувств, идей. Обречены на Лету и на бессмертие.
Лорелея. Прекрасный романтический мир. Поёт. Двоится этот образ.

Нет однозначной оценки. Сама структура стиха демонстрирует противоречивое сознание. Эти весомые образы насквозь пронизаны диалектикой.