Мы с Балаяном занимали кабинет №19. В соседнем, через стенку, восемнадцатом, работал следователь Александр Хватаев. Точнее, в кабинете работали два следователя, но напарники у Хватаева периодически менялись. Лишь он не менял рабочего места до перевода в другую службу.
Сначала Хватаев сидел вместе с Курбашовым Сашкой. Начальство их постоянно гоняло за курение в кабинете. Они как задымят, бывало, вдвоём, так у них хоть топор вешай. Курбашов к тому же ещё любил забить трубку.
Вообще-то, за курение в отделе преследовали всех любителей табака. Однако почитатели дымного зелья втихаря продолжали своё нездоровое дело. Хватаев же с напарником курили открыто. А на замечания начальников любого ранга Александр всегда отвечал, что для курения в учреждениях должна выделяться специальная комната, а раз её не существует, то он не обязан каждый раз выбегать подымить на улицу. Начальники злились, но что-то возразить Хватаеву особенно не могли. Он был прав, и это сердило ещё больше. А потому Сашку почти не поощряли по службе, даже если он раскрывал серьёзные преступления. Авторитетов для него не существовало.
Однажды Хватаев получил замечание на строевом смотре от замначальника отдела майора Макушина, шустрого человека невысокого роста с мальчишеским голосом. После смотра Сашка, шагая по коридору к своему кабинету, громко возмущался:
- Этот щенок ещё будет указывать, как мне подстригаться…
Макушин в это время шёл немного позади Хватаева и, естественно, хорошо слышал всё, что тот говорил. Он поспешил рассказать о поведении Хватаева начальнику следственного отделения Потапову. Юрий Иванович выдал Сашке по первое число и приказал ему извиниться перед Макушиным. Александр без смущения зашёл к тому в кабинет и с виноватой улыбкой сказал:
- Сергей Александрович, я тут малость пошумел в коридоре после смотра. Вы уж не обижайтесь, пожалуйста. Чего только в сердцах не брякнешь…
Макушин, тоже улыбаясь, встал из-за стола:
- Да я всё прекрасно понимаю, но называть целого майора щенком, согласись, несолидно всё-таки.
- Извините, психанул я, - сказал Сашка и совсем уж ни к чему добавил: - Да и не знал я, что вы позади идёте… Честное слово.
С тех пор у Хватаева с Макушиным сложились неплохие отношения. Сергей Александрович оказался человеком незлопамятным не в пример другим руководителям. Многие подчинённые испытывали к нему симпатию. Если бы Саня по-иному относился к Макушину, то никогда бы не пошёл перед ним извиняться. Сказал бы Потапову от силы: «Я его не видел, говорил сам с собой, а свои мысли каждый имеет право высказывать».
Ещё на одном смотре Хватаев учудил. Прибежал утром на работу после застолья накануне. Быстро залез в форму, хранящуюся в кабинете. А вот шинели у него на службе не было, и он позаимствовал её у Толи Балаяна. Тот дежурил и на построение не пошёл. А надо сказать, что Хватаев был заметно выше Анатолия, и шинель оказалась ему коротковатой, выше колен, вроде мини-юбки. В общем, тот ещё видок был у Сани: с опухшей физиономией и в мини-шинелке. Все со смеху давились, глядя на Сашку. Не смеялся лишь начальник ОВД. Когда он увидел Хватаева, то выпучил глаза.
- Хватаев, ты что, у Балаяна шинель взял? - спросил он оторопело. - Чтобы в следующий раз я такого не видел.
Саня потом говорил:
- Нет, ты представь, он ведь это от фонаря сказал, что шинель-то балаяновская, а попал в точку. А я стою, как дурак, и молчу. От меня же за версту сифонит перегаром. Только бы рот открыл – сразу бы спалился.
Хватаев довольно грубо разговаривал иногда с потерпевшими и свидетелями, проходившими по делам, имеющимся у него в производстве. О жуликах я уже не говорю. Тех он в лицо называл «колдырями». Жалобы на него исправно писали и те, и другие, и третьи. Не знаю, чем его выводили «терпилы», люди и без того пострадавшие, но он постоянно что-нибудь выговаривал им или вовсе орал на них.
Не дай бог, было кому-то не то чтобы возмутиться, а просто поинтересоваться, как ведётся розыск преступников по конкретному делу. Чего, казалось бы, проще, чем ответить потерпевшему, что, мол, ищем, не теряем надежды… Так нет, Сашка начинает с сарказмом «наезжать» на гражданина:
- Вы что, считаете, мы тут дурака валяем? Или, может быть, у нас только ваша вшивая кражонка на уме и других дел нет? Сами о своём барахле не заботитесь, деньги на добрые замки жалеете, а теперь на нас отыграться хотите? Не выйдет!
Если кто-то робко грозил, что будет жаловаться, Саня, широко улыбаясь, будто только этого и ждал, говорил спокойно:
- Это завсегда пожалуйста. Сколько угодно и куда угодно. Только давайте сначала закончим нашу приятную беседу, после чего можете строчить на меня свои жалобёнки, - и Хватаев начинал загибать пальцы, - в УВД, в прокуратуру, в Комитет советских женщин, в Лигу Наций и даже во Всемирную лигу сексуальных реформ. Или как там у Бендера?
И граждане писали. Куда надо писали, не в лиги… А Сашку потом исправно выдёргивали «на ковёр».
Уходя на очередную взбучку, Хватаев обычно заглядывал к нам в кабинет.
- Пошёл на каркалыгу, - в своём духе констатировал он без тени огорчения.
По возвращении в отдел, находясь не в лучшем настроении, нередко соблазнял нескольких человек на посещение ресторана. («Сашка вызван опять в Управление на огромный мохнатый ковёр. Там испортили всё настроение, он пришёл и в кабак нас увёл», - был такой куплет у меня в собственной песне, сочинённой в те годы.)
В ресторане порозовевший Александр возмущался:
- Одни, значит, жалуются на меня, другие эту дребедень читают, а потом мне мозги компостируют. Разве это дело, в натуре? Меня, блин, только от работы отрывают. Высказывают мне, - и Хватаев начинал изображать в лицах чиновников, которые с ним проводили воспитательную беседу, добавляя некоторые выражения от себя: - «Какого хрена вы, Александр Васильевич, так себя ведёте? На вас постоянно одни жалобы, мать вашу». А я что им скажу? Что во мне положительного – только реакция Вассермана? Вот так и воспитывают начальнички… Преимущественно ипатовским методом.
- Это как, Саня? - спросил я, когда впервые услышал такое. Я знал, что ипатовский метод – это метод известного передовика производства тех лет Ипатова. О нём тогда много трубили по стране. Интересно было, как он применим в милиции. Однако я чувствовал, без подвоха тут не обойдётся.
- Ипатовский метод, батенька, - начал назидательно Хватаев, - это когда тебя вызывают к начальству и начинают воспитывать именно по-ипатовски. Вдумайся в слово-то. Усёк?
- Я примерно так и подумал.
Кто-нибудь ради прикола спрашивал Саньку, сделал ли он для себя необходимые выводы после разговора с начальством.
Сашка отвечал приблизительно так:
- Ага… сейчас… Да видел я их всех… этих воспитателей молодёжи в серой форме, - после чего громогласно хохотал, так, что на нас поглядывали из-за других столов.
Тогда Саня начинал немного выступать:
- Ну, вы, морды, чего уставились? - говорил он достаточно громко. - Не видите, полиция гуляет.
От души поругаться или грубовато, но без злобы пошутить Хватаев любил. Случалось, заглянет к нам с Пустозёмовым в кабинет от нечего делать, посмотрит с улыбкой и вдруг спросит:
- Ну, что, суки, не ждали?
Однажды несколько следователей, собралось в кабинете у Хватаева. Открылась дверь, и из коридора показалась голова одного назойливого парня-дознавателя. Он, как известный персонаж из кинофильма Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», поинтересовался:
- А чего это вы тут делаете?
Саня, состроив на лице таинственную мину, вкрадчиво спросил:
- Петруха, ты мальчик по вызову, что ли? Так мы заявку не подавали. Не требуется нам. Сами хоть куда.
- Чего? - не понял тот.
- Ничего, свободен. И без стука больше не входи, май дарлинг, - закончил Сашка частично по-немецки.
Имелась у Хватаева одна страсть – оружие. Когда он дежурил, то обязательно получал свой табельный пистолет Макарова, который таскал в наплечной кобуре. Такая амуниция следователям не полагалась, выдавалась лишь оперсоставу. Александр собственноручно изготовил себе подобную сбрую для оружия. И когда он вооружался, то пиджак ни за что не надевал, демонстрируя боевую экипировку. Даже если в кабинете стоял жуткий холод.
Хватаеву непременно требовалось засветить окружающим, что он при оружии, а не просто так.
Надо сказать, в оружии Саша разбирался неплохо и отлично владел им.
Для завершения образа супермена советской милиции Хватаев носил серый плащ и широкополую шляпу. Не доставало лишь солнцезащитных очков. Однажды я сказал Сане об этом. Оказалось, для него это наболевший вопрос.
- Игорюха, - выдохнул Саня, - я уже столько очков пересмотрел. Ни одни не подходят. Мне нужны фары в большой оправе. Видишь, морда у меня крупная. Какие очки не нацеплю, – они на мне как игрушечные.
У меня имелись очки-«капли» очень большие, как мне казалось, и я предложил их примерить Хватаеву. Только глянув на них, Саша отметил, что они тоже не подойдут.
- Да брось ты, Санёк, - сказал я. - Прикинь их. Увидишь, тебе в самый раз будут.
- Как хрен к носу, что ли, прикинуть-то? - сострил Хватаев, но всё же примерил очки.
Тут мне пришлось удивиться. Стёкла моих большущих очков едва прикрывали Санькины глаза. Я не выдержал и рассмеялся:
- Ты в этих очках, как слепой.
- Нет, как кот Базилио, - внёс поправку Александр, знающий свою физиономию, конечно же, лучше меня.
Много странностей было у Хватаева, но я к ним привык и не обращал на это внимания. Всё-таки он был моим другом.
Речь Хватаева пестрела жаргоном и всяческими шутками-прибаутками. Стоило кому-нибудь в его присутствии употребить, например, слово «внимательно», он тут же уточнял на свой лад: «Внематочно?» Магазин «Овощной», находящийся возле моего дома, Саня называл – «сволочной».
Любил Сашка раздавать коллегам прозвища. Своего напарника Курбашова называл – «Курбаши». Позже, когда Курбаши перевёлся на работу в другой отдел, а его место занял молодой следователь по имени Павел, Хватаев сперва называл его «сожителем», а потом, узнав отчество Павла – «Сергеевич», стал величать его по имени-отчеству, но опять же своеобразно – «Падла Сергеевич». Как вариант – «Падла Сергеевна». А последнего своего соседа по кабинету, молодого следователя Олега, прозвал Железным Феликсом. Олег работал, не считаясь с личным временем. Парень был исключительно добросовестный. Ничто негативное в милиции не прилипало к нему.
Моего наставника Балаяна, уроженца Кавказа, обладающего соответствующей внешностью, Сашка нарёк – «Мизандари». По фамилии героя актёра Вахтанга Кикабидзе в фильме «Мимино». Серёге Пустозёмову дал кличку «Пустой». Я удостоился прозвища – «Старый», хотя в свои 26 я и выглядел соответственно возрасту. Просто имелась у меня привычка так обращаться к приятелям: «привет, старик», «как жизнь, старый?».
А Хватаев в дальнейшем, когда данное им прозвище закрепилось за мной, частенько спрашивал меня, чаще по телефону, вместо приветствия: «Ты жив ещё, старая плесень?»
Приятеля своего из уголовного розыска Женьку Мануйлова Сашка окрестил «Окунем» за выпученные, как у одноимённой рыбы, глаза.
Никакой клички не придумал Сашка лишь для первого своего соседа по кабинету и наставника – Виталия Дмитриевича Владимирова. Перед ним он преклонялся. Да и было за что.
Владимиров переработал положенный срок в милиции лет на семь, слыл опытнейшим работником и готовился к увольнению из органов, когда я поступил на службу. Это был приветливый, добрый мужчина с кучерявой седой шевелюрой, но порой и он такое выдавал…
Помню, однажды работники нашего отделения, половину которого составляли женщины, сидели у начальника на планёрке, когда в дверях кабинета показался немного запоздавший Хватаев. Он вышел на работу первый день после отпуска. Увидев Хватаева, Владимиров с места громко воскликнул:
- Кого я вижу, топтать мой лысый череп! - И продолжил что-то дальше в том же красноречивом духе.
Мужчины засмеялись, а женщины укоризненно сказали:
- Виталий Дмитриевич, ну что вы, в самом деле?
- Простите вы уж меня, дурака старого, - сказал Владимиров, приложив руку к груди. - Давно этого разгильдяя не видел, соскучился. Покурить в кабинете – и то не с кем.
Вот Виталия Дмитриевича Хватаев всегда называл по имени-отчеству, либо просто Дмитричем. Самого же Хватаева иногда величали «Змеем». Именно так он нередко обращался к окружающим. В общем, как и в моём случае, прозвище у Александра произошло от часто употребляемого им обращения к другим.
Имелось у Александра и другое, более безобидное прозвище – «Санка».
Лично мне такие обозначения для Хватаева не нравились, и я называл его по имени. Чаще всего Саней.
Один раз на субботнем дежурстве Хватаев разоблачал преступных родственничков – маму и сына, – подозреваемых в совершении карманной кражи. Доказательств по делу было собрано маловато для задержания преступников, и Александр велел подозреваемым явиться на следующий день в отдел для продолжения следственных действий с другим дежурным следователем. А дежурил назавтра Анатолий Балаян. По Хватаеву – Мизандари.
Держа зло на воровскую семейку, и одновременно не упуская случая подшутить над Балаяном, Александр дал такой инструктаж карманникам:
- Завтра к девяти часам явитесь в отдел в девятнадцатый кабинет к следователю Мизандари. И смотрите, чтоб без фамильярности. Он у нас мужчина строгий. Так что обращаться к нему официально – товарищ Мизандари, и ни как иначе. Усвоили, личности вы криминогенные?
В воскресенье, к назначенному часу мамаша с сыном явились в ОВД. На входе их задержал дежурный.
- Куда вы направляетесь?
- Нам к следователю Мизандари в девятнадцатый кабинет, - отрапортовала женщина.
- К какому это ещё Мизандари? Нет у нас такого.
- Да как же нету, когда нам вчера ещё велено было…
Тут помощник дежурного, Уваров, только что вошедший в «дежурку» и услышавший знакомую фамилию (о штучках Хватаева он знал), махнул начальнику рукой:
- Пропусти их, они к Балаяну.
- А чё тогда про какого-то Мизандари спрашивают? - не понял дежурный.
Мать с отпрыском отыскала нужный кабинет и робко постучала в дверь.
Послышался голос Балаяна:
- Войдите!
Граждане нерешительно протиснулись в двери и женщина, заискивающе улыбаясь, произнесла:
- Товарищ Мизандари, нам к вам назначено…
Балаян сразу догадался, откуда дует ветер.
- Какой я вам к чёрту Мизандари? Балаян – моя фамилия, рекомендую запомнить, - побагровел Анатолий.
Хватаеву потом, конечно, перепало от Толи, но ему это – всё равно, что с гуся вода. Ходил только и дразнился:
- Товарищ Мизандари, нам к вам назначено, пустите христа заради. Век не забудем…
Однажды Хватаев что-то отмечал с приятелями до позднего вечера в одном учреждении. Когда стали расходиться, он посетовал: «Сейчас явлюсь домой, жена скажет, опять накушался…» Один из участников застолья предложил Сане несколько шариков только появившегося тогда заграничного средства, перебивающего неприятный запах. Саша принял пилюли перед тем, как зайти в квартиру.
Только Хватаев, крадучись, вошёл в коридор, навстречу ему из комнаты появилась жена.
- Когда-нибудь это прекратится? - начала она.
Сашка, держась одной рукой за косяк двери, чтобы не пошатнуться, заплетающимся языком вымолвил:
- А в чём, собственно, дело? Я просто немного задержался, не пил вообще. Тебе показалось.
- Ну-ка дыхни, - скептически сказала супруга.
И Саня дыхнул.
Жена принюхалась и вымолвила с сомнением в голосе:
- Ничего не пойму… На ногах еле стоит, а водкой не пахнет.
- Дорогая, - нежно сказал Сашка, - я же просто зверски устал на работе. Прямо с ног валюсь.
Сашка был интересным собеседником. И музыкальные вкусы у нас совпадали. Оба мы очень любили Высоцкого и других представителей авторской песни.
Иногда Сашка затягивал любимую из фильма "Бумбараш": «Ходят кони над рекою, ищут кони водопою…» Часто просил меня спеть что-нибудь из своих песен или из репертуара А. Розенбаума, которого ласково называл Розиком. Очень любил его казачьи песни и «афганский» цикл. Нравилась ему и песня Юрия Визбора «Серёга Санин». Мы нередко пели её вдвоём. Иногда так, что соседи начинали стучать в стену.
Мне кажется, пристрастием к этой песне, Саша напророчил себе дальнейшую судьбу. А вот какие строчки Визбора натолкнули меня на эту мысль:
Два дня искали мы в тайге капот и крылья,
Два дня искали мы Серёгу.
А он чуть-чуть не долетел, совсем немного
Не дотянул он до посадочных огней.
Песня посвящена Серёге, но ведь Санину! Фамилия как будто от имени Александра производная. Тем более что я-то как раз Сашку чаще всего Саней величал.
Саня Хватаев несколько лет назад ушёл из городской больницы, где долечивался после несложной операции, и куда его по причине не совсем трезвого состояния не впустил с прогулки охранник. Принесло же в тот день к Сашке его знакомого Гришку Пазухина. Григорий, видимо, решил облагодетельствовать Сашку. Как он говорил мне позже, оправдываясь: «Я всего-то чекушку беленькой взял, которую мы вдвоём и раздавили. И чего его не пустили?»
Из-за того и не пустили, что перегаром попахивало. Соки больным приносят обычно, а не спиртное.
Саня ушел, в чём был: в трико, футболке, тапочках – и пропал... Через какое-то время его мать добилась, чтобы милиция приняла меры к розыску Александра, но толку от этого не было. Никто ничего не видел и не знал. Человек исчез в центре города, где у него полно знакомых, а каких-либо сведений о нём – полный ноль.
Александра Хватаева до сих пор не нашли. А мне так не хватало его при написании этой книги. Да и вообще… Хоть и виделись мы с ним довольно редко в последнее время, но перезванивались часто. И я всегда был в курсе дел моих бывших коллег, знакомых… И откуда Сашка обо всём знал?
Незадолго до исчезновения Сани мы разговаривали с ним по телефону. Было это в день смерти В.Высоцкого. По телевидению в это время транслировался концерт, в котором популярные артисты исполняли песни Владимира Семёновича. В ходе нашего разговора, когда на сцену вышел один чересчур экстравагантный исполнитель и дико завопил одну из песен Высоцкого, Александр сказал: «Подожди, Старый, - он, очевидно, внимательнее посмотрел на экран телевизора и громко крикнул мне в трубку: - Игорёха, это что за сидор?! Как он песню испохабил».
Хватаева через определённое время со дня его исчезновения суд признал безвестно отсутствующим, и сейчас его семья получает на детей небольшое пособие. Мать Сани ходила ко многим экстрасенсам разного пошиба и все говорили ей, что сын её жив. Рано или поздно он вернётся домой. Но Сашка, как в воду канул…
Я часто вспоминаю его и не теряю надежды, что когда-нибудь Саня вдруг позвонит ко мне и, как обычно, спросит: «Ты ещё жив, старая плесень?» - после чего громко рассмеётся.
2002 г.