Несколько дней никто не подходил к телефону. Ни Катя, ни Артём. Потом позвонила мама Артёма и каким-то сдавленным, скомканным голосом рассказала об аварии, о том, что Катя и Артём погибли. Пьяный водитель грузовика не справился с управлением и расшиб в лепешку остановившийся на светофоре автомобиль…
Я положил трубку и в опустошении сел на кровать. Жизнь казалась бессмысленной, ненужной. Я чувствовал себя одиноким, потерянным, как человек, который лёг спать, а проснулся в другом полушарии, за тридевять земель от дома. И не понятно, что я здесь делаю и как возвращаться обратно.
Какое-то время я даже не выходил из дома, размышляя об ушедших друзьях, о том, что так и осталось несказанным, незавершенным. Жизнь казалась запутанной головоломкой, сложить которую я просто не в состоянии. Вчерашний смысл рассыпался, раскатился по мостовой, как яблоки из опрокинутой корзины.
Потом не выдержал: сидеть дома наедине со своими мыслями было невыносимо. Я даже хотел уехать, уехать и не возвращаться. Только не знал, куда… Ведь мои мысли, воспоминания и сожаления последовали бы за мной, куда бы я ни поехал.
Раз за разом я отправлялся гулять нашими улочками в надежде, что забытый, затерянный секрет счастья вот-вот раскроется, и снова придет прежняя легкость бытия. Но сколько бы я ни ходил, я был один, и рядом не было никого, с кем бы я мог перекинуться словом, никого, кто бы разделил мою неприкаянность. Минск моего детства, город, который я знал и любил, остался в прошлом, и никакие воспоминания не могли это вернуть. Ни город, ни друга, ни любимую… И я всё никак не решался удалить телефоны ушедших, словно ещё на что-то надеясь…
А потом решил поехать в Питер. Город-музей, думал я, дворцы, парки, каналы помогут отвлечься от происходящего, вернут интерес к жизни. Поехал…
Питер встретил туманом, на ветвях выцветали бледные листья. Словно маленький воробей, подхваченный холодным северным ветром, бродил я под серым питерским небом с утра и до позднего вечера. Бродил, словно ожидая чего-то. Но всё было напрасно, куда бы я ни пошел, вокруг был всё тот же холодный северо-запад.
Хмурое небо, унылая погода нагоняли тоску. Ни Невский, ни Сайгон, ни Летний сад не радовали меня. Казалось, только телом я в Питере, а сердцем – по-прежнему в Минске, неприкаянно брожу в поисках невозвратимого. Я чувствовал, как пространство всё больше сжималось вокруг меня, и нахохлившиеся дома только усиливали ощущение нереальности происходящего…
Моё место не здесь, думалось мне, но в ином мире, в иное время, а я всё никак не могу найти способ вернуться. На третий день поехал обратно…
В Минске шёл долгий осенний дождь, казалось, небо выворачивало себя наизнанку. Капельки оседали на стенах домов, деревьях, плоских крышах автомобилей. Шлёпались листья, веяло одиночеством и печально. «Как в Питере», - с грустной улыбкой подумал я и поехал домой отсыпаться…
Я вышел из дома около пяти вечера. Вышел только для того, чтобы не оставаться в четырех стенах, просто побыть среди людей, вместе с людьми, для людей… Сидеть дома, наедине со своими мыслями, не было ни желания, ни сил.
Дождь перестал. Осень всё больше вступала в свои права. Тут и там на деревьях виднелись желтые и красные пряди, природа словно пробовала новую палитру. Пробовала, чтобы однажды взяться за кисти всерьёз. Но позже, позже…
Спешить было некуда. Я шёл по улице Киселева, всё больше отдаляясь от Площади Победы. Шёл под каштанами с уныло обвисшей листвой, мимо школы, где когда-то учился, всё дальше и дальше.
Вышел к маленькому скверу с памятником Тарасу Шевченко. Летом здесь загорали студентки консерватории и прогуливались мамы с детскими колясками. Сейчас было тихо. Тихо и грустно. Повернул налево, на Старовиленскую.
Дворами вышел на набережную в Троицком предместье. Гуляющих не было видно. Лишь где-то впереди шли, держась за руки, влюбленные.
Я уже собирался, было, повернуть домой - в неустроенный мир холостяцкой квартиры, неприбранной постели, неприготовленного ужина и долгих одиноких вечеров с мемуарами генерала Дерьмо, - как вдруг увидел её, тоненькую девушку в джинсовой куртке и белых сапожках…
Она сияла. Лучилась, как цветок фрезии, как тихое «здравствуй» из губ любимой. Светлые волосы, чуть приоткрывающие кусочек уха, такой трогательный, что хотелось поцеловать. Глаза, что светились мягким светом, и весь её облик, в котором было что-то детское, милое, чудесное, что-то такое, что захотелось подойти и защитить её от грубого несовершенства мира. И я подошел. Потому что не мог не подойти. И я даже не задумывался над тем, как начать разговор, - просто сказал первое, что пришло в голову.
- Вот ты где! А я с самого утра тебя ищу...
- Прямо с утра? – улыбнулась она.
- Да, – продолжал я. - Не знаешь автобус, на котором можно уехать отсюда?
- Уехать? Куда?..
- Все равно, куда, лишь бы уехать. Лишь бы вдвоём…
- Не знаю, - снова улыбнулась она. - Вообще-то я не местная…
«Я тоже», - чуть не вырвалось у меня. Вместо этого я спросил:
- Откуда ты?
- Из Питера, приехала к бабушке погостить.
- Из Питера? А я только утром оттуда…
- Ну и как тебе наш город? Понравился?
- Честно? – задумался я. - Как тебе сказать… Мне было одиноко. Жаль, что мы там не встретились…
- Жаль, - согласилась она и снова улыбнулась.
Похоже, она улыбалась, не переставая. Надо было на что-то решаться, но на что?
- Как тебя зовут? – спросил я.
- Настя.
- А меня – Вова. Ну, что пойдём?
- Куда?
- Куда захочешь…
Она улыбнулась и покачала головой:
- Я завтра уезжаю, а мне ещё нужно в ГУМ зайти. Не покажешь, где он находится?
- Я провожу.
И мы отправились в ГУМ.
- Как тебе Минск? – спросил я. - Понравилось?
- Понравилось, - улыбнулась она. – Так повезло с погодой…
- Ещё бы, - кивнул я. – Говорят, жители Питера летом носят ту же куртку, что и зимой…
- Что ж… – начала Настя и вдруг рассмеялась. Каким-то детским, переливающимся у самого горла смехом.
И тут я почувствовал, что внутри меня что-то оборвалось, словно обвалился маленький, незаметный камешек, тот самый, что сдерживает лавину. И вот уже поползли, посыпались песчинки и камешки, расчищая дорогу для будущего прорыва…
- Расскажи о Питере, – попросил я.
- Что?
- Не знаю, что-нибудь. Что захочешь.
- Хорошо, – она улыбнулась. – Питер классный, он родной. Улицы, острова, места, связанных с милыми воспоминаниями... А люди… знаешь, какие у нас люди!..
«Знаю, – улыбнулся я про себя, – теперь знаю». Мы шли мимо городской ратуши. Часы на ратуше показывали без пяти шесть.
Мы шли Верхним городом, и я не узнавал Минск. Вместе с Настей я словно заново открывал для себя город. И этот город был совсем не тот, что прежде, он был полон света и радости!
Время от времени я поглядывал на Настю, но мы молчали. Не потому, что мне не о чем было говорить, просто хотелось насладиться новым ощущением. Всё казалось волшебным, удивительным, невероятным. «Как здорово, - повторял себе я, - когда рядом есть человек, с которым можно просто помолчать. Просто помолчать о своем…»
Вот и ГУМ, затерянный во времени пережиток ушедшей эпохи. И дальше уже можно было не продолжать, проститься у дверей и навсегда сохранить девушку в сердце… Можно было, но так хотелось продолжить, побыть с Настей ещё немного, несколько лишних минут...
Зашли в магазин. Настя отправилась в отдел нижнего белья, я увязался следом. Как зачарованный, ходил, разглядывая витрины и покупателей. Ходил вместе с ней…
Когда всё было куплено, вышли на улицу. Ласковый, какой-то взъерошенный ветер гнал по небу клочковатые облака, словно куда-то спешил и никак не мог остановиться.
- Может быть, кофе? – предложил я.
- Можно, - улыбнулась она.
«Она, наверное, даже спит с улыбкой», – с каким-то восторгом подумал я.
Мы пошли по проспекту в сторону парка Горького. Зашли в первую попавшуюся кофейню. Заказали кофе и присели за столик, разглядывая фотографии джазовых музыкантов на стенах.
- Красиво, - негромко проговорила Настя, показывая взглядом на фотографии. – Всегда приятно, когда хозяин кофейни старается. Тогда и кофе кажется вкуснее, правда?
- Согласен, - кивнул я, с нежностью глядя на девушку.
Бариста принесла кофе. Устраиваясь удобнее, Настя передвинула ногу и случайно опёрлась ступнёй о мою ногу. Не замечая этого, девушка взяла чашку и пригубила кофе.
- Я стараюсь во всём искать хорошее, видеть свет. В том числе и в людях…
- Так и нужно, - отвечал я, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не растерять ощущение от прикосновения Настиной ножки.
Тянулись чудесные мгновенья. Я сидел, затаив дыхание, и смотрел на девушку, позабыв обо всем на свете…
Но, увы, ничто не длится вечно. Кофе был выпит, и Настя убрала свою лёгкую стопу.
- Мне пора. Бабушка уже, видно, волнуется.
- Я провожу, - поднялся я следом за девушкой. – Куда тебе нужно?
- На Первомайскую.
- Пойдём, это рядом…
Мы вышли из кофейни и пошли по направлению к парку. Шли неторопливо. Настя то и дело поднимала руку, касаясь низко свисающих веток.
- Знаешь, – поделилась она, – в Бенгалии верят, что всё живое нуждается в любви. Поэтому люди не только проявляют свою любовь к деревьям и травам, но полагают, что деревья и травы дарят в ответ такие же чувства…
Слова прозвучали так просто, так трогательно, что я даже не знал, что ответить. Просто шёл рядом с Настей, радуясь её присутствию.
- Хочешь анекдот? - наконец решился нарушить молчание. – Про Питер…
- Да, - улыбнулась девушка.
- Как вычислить москвича в Питере? Москвич идёт быстрее всех…
- Ха-ха, и правда, - засмеялась Настя. – А вот такой слышал? Если долго нет дождя, у жителей Питера сохнут жабры и тускнеет чешуя…
Мы шли по парку, болтая и смеясь, и прохожие оборачивались на наш смех. Всё было просто и хорошо, светло и безмятежно...
Мы и не заметили, как вышли на Первомайскую.
- Мне туда, – обрадовалась Настя. – Дальше я знаю.
- Что ж, до свидания, - остановился я и вновь посмотрел на девушку, стараясь сильнее запечатлеть её образ. - Спасибо тебе…
- До свидания… - ответила Настя и, приподнявшись на цыпочках, коснулась губами моей щеки. Не потому, что это было нужно ей, но потому, что это было нужно мне.
Она повернулась и пошла во двор. Я немного постоял, глядя девушке вслед, потом отправился вверх по Первомайской. Так мы расстались.
Я шёл, с нежностью думая о Насте, вспоминая её слова, глаза, улыбку. Я думал о том, для чего была нужна наша встреча, подарившая мне столько радости и света. И я вдруг понял, что в жизни всё происходит в нужное время и ничто не случайно. Что все, кто приходит, - наши учителя, в каком бы облике они ни приходили. А когда урок выполнен, учитель уходит. Уходит, чтобы обрести свободу и освободить других… Прошлое ушло, надо жить дальше!
В размышлениях я и не заметил, как дошёл до пересечения Первомайской с улицей Захарова. Остановился, ожидая зелёный сигнал светофора, и тут это произошло. Мысли разом вылетели у меня из головы, и я увидел Питер: тот Питер, о котором рассказывала Настя: город родных, близких по духу людей. Питер моих детских фантазий, Питер-каравеллу Николая Гумилева, тысячу мест, связанных с милыми воспоминаниями…
Потрясенный, я отправился дальше, почти не понимая, где я нахожусь. Заходящее солнце блестело в окнах домов. Вечерняя улица сворачивалась золотой змеей, чтобы, развернувшись, уползать все дальше и дальше, до самого неба... И теперь уже не было никакой разницы – в Питере я или в Минске. Главное заключалось совсем в другом.