Жан звонит в черную, металлическую дверь. Долго не открывают, но он настойчив.
- Что надо?
- Хочу записаться волонтером.
- Чего?
- Вам люди нужны?
- Нет!
За дверью тишина, Жан опять звонит. Наконец ему открывают. На входе сразу трое вооруженных охранников. Напряженно смотрят на Жана.
- Я хочу записаться.
- К стене.
Его ставят к стене и тщательно обыскивают. Потом проводят дальше. В оппозиционном штабе немноголюдно и тревожно. Жана ведёт один из охранников.
- Сергей Петрович, вот, записаться хочет.
Жана заводят в одну из комнат, где сидит уставший мужчина лет пятидесяти. Смотрит на Жана.
- Записаться?
- Да.
- А ты знаешь, что Лысый со своей бригадой вытворяет?
- Знаю.
- И всё равно решил записаться?
- У меня к нему дело есть.
- К Лысому?
- Да.
- Какое дело?
- Личное.
- Что за дело?
- Не могу рассказывать.
- Ну, так не годиться. Если не доверяешь нам, зачем пришёл?
Человек смотрит на Жана, тот вроде мнётся.
- Он мою жену обидел.
- Обидел?
- В день свадьбы. Мы фотографировались в Детском парке, ну, знаете, по традиции. А тут Лысый шёл и шлёпнул её по заду. В день свадьбы! При гостях! Старший попробовал вмешаться, так он ему передние зубы выломал.
- Беспредельщик.
- Вот я к вам и пришёл.
- Понимаешь, что и сам можешь зубов лишиться?
- Понимаю.
- И не боишься?
- Боюсь. Только не могу терпеть. Хватит. Если этого урода не прибрать, он потом придёт и совсем жену заберёт.
- Ну, это вряд ли, Лысый сейчас с какой-то певичкой сошёлся.
- Певичкой?
Жан меняется в лице, но человек этого не замечает. Мечтательно смотрит куда-то вдаль.
- Баба то обычная, но голос у неё, голос замечательный.
Жан крутит головой, будто пытается струсить с себя какой-то морок.
- Так возьмёте меня?
- Возьмём. Нам сейчас люди нужны. Через две недели Ющенко приезжает. Надо готовиться, а мы как в осаде, высунуться не можем из штаба. Надо будет листовки расклеить. Возьмешься?
- Да.
- Мы специальные сделали, самоклеющиеся, чтобы быстро можно было работать.
- Отлично.
- Тогда оставь телефон свой. Через пару дней позвоню. И сюда больше не приходи, тут СБУ нас пасёт и Лысому всё сливают. Будем встречаться в других местах. Понял?
- Да.
- Ну, молодец. А как победим, посадим этого Лысого в тюрьму. За ним такой шлейф, что на пожизненное хватит.
Жан кивает головой. Думает, что если власть поменяется, то в суде можно будет доказать, что Лысый, это его член и добиться водворения на место. А тогда он ему покажет. Жан улыбается.
Хамло сидит в кабинете губернатора, сидит уверенно, чуть развалившись. Владимир Петрович сидит за столом и смотрит как-то смутно.
- Ты полегче, полегче.
- Что полегче, через две недели едет Пасечник, мы ему тут такой Сталинград устроим!
- Не нужно.
- Почему?
- Потому что и так гремим на всю страну. Комиссия ОБСЕ едет.
- Встретим и комиссию.
- Я тебе встречу, я тебе встречу! Ты понимаешь, кто это! Это Европа!
- Да срал я на эту Европу, у меня батя фронтовик был, он об эту Европу ноги вытирал!
- Ты ж говорил, что ты из детдома!
- Мне там говорили, что батя мой фронтовик был или дед. В общем у меня на немцев всяких ненависть наследственная.
- Я не ясно выражаюсь, что комиссию не трогать?
- Так я не пойму! Если сказали жечь – надо жечь!
- Не будь самым умным! Потому что слишком умных не любят! В меру надо быть. Везде оппозицию гнобят и мы гнобим, но на уровне, а не так, что область во всех отчетах, как беспредельная проходит! Мне не хочется потом в Гаагский трибунал попасть!
- Да какой там трибунал! Мы тут сами себе хозяева!
- Значит так, я тут хозяин и будет по-моему. Или есть возражения?
- Нет возражений.
- Тогда комиссию не трогать и к приезду Пасечника утихнуть. По мелочи провокации сделаем и всё.
- Так мы его могли по беспределу опустить, как в Донецке!
- Я что-то неясно сказал? Не трогать без команды. И вообще пусть люди отдохнут, чтоб две недели тихо было, без погромов. Агитаторов пусть ****ят, прочая мелочь, но ничего не жечь!
Губернатор смотрит на Хамло, тот кивает головой.
- Хорошо, как скажите.
Губернатор улыбается.
- Ударим перед первым туром. Со всей силы ударим, чтоб мало не показалось. А пока в засаде. Тем более, что другие дела есть.
- Какие?
- Надо две колонны от границы провести.
- Контрабанда?
- Ну что ты такое говоришь?
Губернатор кривится, Хамло понимающе кивает головой.
- Надо сделаем.
- Только чтоб без срывов. Уважаемые люди попросили, я перед ними в ответе.
- Да понятно.
- Вот и хорошо.
Через несколько дней Жан идёт ночью по улице. Оглядывается по сторонам – никого. Делает едва заметный жест рукой, бросается к стене, отскакивает и уходит. На стене остается листовка, приглашающая на митинг оппозиции. Так работает довольно долго, потом сзади слышит крик "Стоять!". Замечает позади бегущего парня. Сам бросается наутёк. Сворачивает за угол дома, останавливается и прижимается к стене. Когда выбегает преследователь, то подставляет ему ногу. Парень грохается и с матами котится по асфальту. Жан наседает сверху, несколько раз бьёт по лицу. Преследователь затихает и лежит. Жан обыскивает его, во внутреннем кармане находит пистолет и кошелёк. В кармане спортивной куртки какие-то связки. Жан берет их, узнаёт листовки.
- Что, сука, уже кого-то поймал!
Парень что-то мычит. Жан бьёт его по щекам, потом вставляет пистолет в рот нападавшего. Шепчет тихо и зло.
- Слушай, придурок, слушай и запоминай! Скажи Хамлу, что кончилось его время. Что мы придём и поставим его на место. А вас, холуев, будем отстреливать, как собак бешеных. Пусть только ещё кто будет мешать листовки клеить. Всех кончим! Понял?
Парень мычит, ему трудно говорить с пистолетным дулом во рту. Жан вынимает оружие.
- Понял?
- Понял. Только кто такой Хамло?
- Лысый, царёк ваш. Ему скажешь. А теперь вали отсюда, чтоб я тебя больше не видел.
Жан отходит, парень встаёт и сперва медленно, а потом всё быстрей, убегает. Жан клеит листовки дальше, отходит уже достаточно далеко, когда слышит сзади крик.
- Стоять, сука!
К нему бегут несколько человек. Бандиты на обходе, у них не хватает даже ума подумать, почему Жан не убегает, а ждёт их. Когда остаётся с десяток метров, Жан начинает стрелять. Пистолет сперва прыгает в руке, но расстояние маленькое – нападавшие всё равно валятся. Трое лежит, двое бросились наутек. Жан обыскивает лежащих, находит у них пистолеты. Улыбается. Уверенные были, что сейчас от****ят оппозиционера. Про обратку даже не подумали, дураки. А зря. Один из лежащих стонет, Жан подходит к нему.
- Привет, дружок. Я хотел бы сделать тебе контрольный да и всё, но не буду. Считай, что тебе повезло. Передай Лысому, что его время кончилось. Вас, уродов, будем стрелять, если будете мешать на выборах. Он хотел войны, он получил войну. Всё запомнил?
Раненый дрожит и кивает головой, он весь в крови.
- Скорую, вызови скорую.
- Браткам своим звони.
Жан забирает оружие и уходит в ночь. Идёт по тропинке в сквере, потом подпрыгивает и подтягивается на ветке. По ней лезет в сторону, потом спрыгивает в траву. Путает следы, вдруг менты пустят собаку. Делает ещё несколько таких спрыгов, слышит, как вдали воют сирены. Уже дома умывается, смотрит в зеркало и улыбается.
- Я тебе покажу, урод, кто тут хозяин.
Ложиться спать и пистолет кладёт под подушку.
Разъярённый Хамло бегает по гостиной своего роскошного дома. Матерится, стучит кулаками по стенкам. Перед ним, потупив глаза стоит несколько бандитов. Один с разбитой мордой. Тот, у которого Жан забрал пистолет.
- Кто этот урод?
- Не знаю, я его не видел.
- Как он мог пистолет у тебя забрать?
- Он каратист, свалил одним ударом! Я ж не думал, что так, я думал – очередной лошок, сколько мы их переловили!
- Ни хера себе лошок! Двоих уложил, третий в больнице! Что за лошок такой! Блять!
Хамло зверем метается по комнате, подручные боятся на него смотреть, тупят в пол.
- Что менты говорят?
- Ничего пока. Собаку по следу пустили, она в сквере рядом потерялась. Опрашивают сейчас местных, но пока вроде никто ничего не слышал.
- Надо этих помаранчевых щемить!
- Фиг его знает, они вроде сами в шоке. Сейчас совещание в штабе проводят.
- Совещание? Поехали на совещание! Я им покажу совещание! Беспредела, суки, захотели! Будет вам беспредел!
Колонна машин мчит ночными улицами, останавливается возле штаба оппозиции, который специально разместили на первом этаже жилого дома: как бы не беспределили, а жилой дом сжечь не посмеют. Теперь из зарешеченных окон испуганно смотрят за несколькими десятками боевиков с пистолетами и дубинками. Ломятся в бронированные двери.
- Открывай, разговор есть!
Хамло рычит и машет кулаками, готовый убивать и топтать.
- Какой разговор?
- Личный, бля! Выходи или нахуй тут всё разнесём!
- Отведи людей!
- Ты мне не указывай!
- Отведи людей, я выйду и поговорим!
Хамло даёт знак, его бойцы отходят к машинам, оставляя его под светом фар. Двери в штаб открываются, из-за них выходит краснолицый, чуть хромающий человек. Его звать Пиф, он начальник областного штаба оппозиции. Спускает по ступеням, подходит к Хамло. Не боится его. Хамло это бесит ещё больше.
- Что за ***ня? Понимаешь, куда лезешь?
- Мы никуда не лезем.
- А людей моих валить!
- Мы никого не валили и валить не будем.
- Не ****и!
- ****ят ****уны, а я тебе говорю, что мы не причём!
- Почему тогда моим людям говорили передать, что стрелять теперь будут, если помешает клеить листовки?
- Не знаю.
- А кто знает?
- Сам подумай! Если бы мы, зачем нам вскрываться так рано? Наводит тебя кто-то на нас. Чтоб ты нами занимался.
- На что намекаешь?
- Мне намекать не на что. Просто говорю, что это не наши. Подставляют нас. Чтобы глаза тебе замылить. Может, за Арсена какие темы или Марын хвост. Я твоих дел не знаю, ты сам разбирайся, но говорю, что мы тут не причем.
Хамло тяжело дышит и смотрит на Пифа. Тот стоит багровый и не отводит глаз.
- Если, блять, узнаю, что твои люди – всех замочу! Никто меня не остановит.
- Я по беспределу никогда не выступал и выступать не буду.
Хамло уходит. Колонна машин уезжает, Пиф возвращается в штаб и хватается за сердце.
- Коньяку, быстро!
Приносят фужер грамм на сто пятьдесят. Выпивает, закусывает кусочком груши.
- Кто ж это чудит?
Пиф давно прожил в этого городе и знает, что люди тут могут вытерпеть многое. У них отбирали предприятия, отбирали всё и они терпели, никто не хватался за оружие, разве чтоб застрелиться. А тут на тебе. Выискался храбрец. Наливает ещё коньяку, выпивает и идёт к себе в кабинет. Штаб переполнен людьми - все готовятся к приезду киевского руководства.
Жан следующие несколько ночей не выходит на улицу. Весь город не выходит, потому что по улицам шныряют люди Хамла с приказом стрелять без разговоров. Убили нескольких пьяных и собачника, который выруливал свою таксу слишком поздно. Но всё не то.
Хамло сидит дома в кресле и смотрит телевизор. В ногах у него сидит Мари, ест какие-то орешки. Хамло гладит её волосы. Мари смотрит на него снизу вверх.
- Ты надолго уезжаешь?
- На недельку. По районам поработаю. Там беспорядок, надо построить всех.
- Возьми меня с собой.
- Нет.
- Пожалуйста.
- Нет.
- Но почему?
- Тебе сейчас нельзя нервничать. Сиди дома.
- Только второй месяц.
- Резкая работа, не надо.
- Мне скучно без меня.
- Потерпи.
- Очень скучно.
Мари тянется к нему, он подхватывает её и целует.
- Приеду – развеселю. Потерпи.
Жан стоит на забитой людьми площади. Смотрит вокруг. Тысячи, десятки тысяч людей, столько в городе никогда ещё не собиралось. Жан радостно сжимает кулаки. Всё будет хорошо, они скинут режим, а без крыши властей Хамло – никто. Можно будет припугнуть, заставить через суд. Вернуть на место.
- Ющенко - так! Янукович – мудак!
Жан скандирует вместе со всей площадью и чувствует, как у него мурашки идут по кожи от единения с такой массой людей.
- Бандитів на нари!
Жан повторяет и чувствует себя сильным, очень сильным, чувствует, что победа близко. Он поставит Хамла на место! Поставит! Жан радостно улыбается. Про Мари он ничего не думает. Он запретил себе думать про неё хоть что-то. Запретил думать про всё связанное с ней. Из-за этого в воспоминаниях у него большие дыры, но он готов их терпеть. Мари нет, он смог добиться этого в своих мыслях. А вот сны оказалось невозможно контролировать. Во снах она снова и снова приходила к нему и пела про соловейка, пела своим сильным голосом, печальная, в народном костюме, с венком на кудряшках.
Коса моя розплетена –
Її подруги розплели.
А на очах блистить сльоза,
Бо з милим я прощалася
Утром Жану было очень тяжело, но он уже привык быть сильным. Заставлял себя вставать, втягиваться в рутину повседневных дел. Он теперь днями пропадал в штабе оппозиции, его зауважали, стали приглашать на совещания, спрашивать совета. Он входил в силовую группу. Несколько десятков мужиков, с ружьями, дубинками, просто крепкими кулаками, которые могли пригодиться ближе к выборам.
На площади Жан был не просто так – обеспечивал безопасность. Ещё утром их группа скрутила десяток провокаторов, развешивавших листовки об отмене митинга. Потом накрыли в подъезде одного из домов двадцать лотков с протухшими яйцами. Их должны были метать в ораторов на сцене. Удалось забрать несколько ревунов, которыми хотели сорвать митинг. Жан приметил несколько подозрительных пареньков неподалеку. Они стояли группкой, что-то переговаривались, а потом вдруг стали проталкиваться в разные стороны. Жан бросился на место, где они стояли. В толпе было очень трудно пробираться, но Жан был быстр, успел затоптать фитиль большой хлопушки. Она должна была взорваться под ногами людей – расчет на панику, которая при таком скоплении народа могла привести к страшным последствиям.
Жан махнул рукой ребятам из группы, показываю на уходящих подростков. Двоих удалось поймать. Жан пробирается, чтобы провести допрос, видит Елену. Она его тоже, растерянно улыбается. Жан сперва хочет сделать вид, что не заметил её, потом кивает рукой и уходит. За сценой стоят пойманные подростки. Быкота из спального микрорайона, им даже денег не платили, просто люди Лысого сказали что сделать. А против людей Лысого идти боялись. Парням навешали подзатыльников и отпустили.
- Говорят, Петрович услал Лысого в районы, чтоб он тут не сильно беспределил.
- Усрался Петрович, не хочет в тюрьму после выборов.
- Погодите, посмотрим, что на выборах будет.
- Да всё нормально будет, Жан, победим мы. Видишь сколько народа? Что с ним сделаешь?
Жан оглядывается вокруг. Тысяч пятьдесят. Тут сложно что-то сделать. Милицией не разгонишь, разве танками. Но танками давить побоятся. Это ж не Китай, это хоть и окраинная, но Европа. Тут шалить сильно не дадут. Чучма изгоем становиться не захочет. Поэтому беспределить будут, но чтоб без большой крови. Кому охота в Гааге за решёткой сидеть? Жан думает, что вовремя Милошевича прибрали. Конечно, жалко сербских братушек, но урок вышел убедительный. Что в Европе беспределить не выйдет. На что Петрович отморозок, а и то побоялся настоящую бомбу в толпе взорвать или из пулеметов расстрелять. По мелочи щипают, а больше ни-ни. Ну а с мелочью, они справятся. И победят.
- Ющенко! Ющенко! Ющенко!
Жан скандирует вместе со всей площадью и видит, как люди начинают улыбаться. Правильный митинг. Сюда все пришли испуганные и ненавидящие режим. А уходят уверенными в победе и в будущем дне.
- Чучму геть! Геть, геть, геть! Янукану третий срок!
Через две недели, в канун выборов, Жан сидит на совещании в штабе. Все напряжены. Большинство не спали уже сутки и вряд ли будут спать следующие.
- Наши с постов сообщают, что едет четыре автобуса янучар с Донбасса.
- Вооруженные?
- Дубинки, биты, молотки, без пистолетов. Видимо, будут участки по сёлам бомбить.
- Нафига?
- Участок разгромили – выборы на нем недействительны. Они же знаю, что тут за Янека голосов не будет. Притом если на многих участках выборы не состоятся, то и по округу выборы можно недействительными признать. Несколько десятков помаранчевых округов зарубить и нормально.
- Надо их остановить.
- Как, Жан? Не драться же с ними. Притом менты прикрывают. За каждым автобусом по машине ГАИ.
- Я возьму их на себя.
- Как Жан?
- Я сделаю. Мне только десяток человек нужно. С ружьями. И водки несколько ящиков.
- Ты что придумал?
- Увидите.
Все кивают головами. Жан завоевал авторитет и никому не хочется брать на себя ответственность за те автобусы. Вызвался Жан – пусть работает. Вскоре Жан с группой уезжают на микроавтобусе. Жану постоянно звонят и сообщают о перемещении автобусов. Два осталось под Ахтыркой, остальные двинулись на север.
- Перехватим их.
Останавливаются на дороге.
- Высаживаемся и прячемся в кусты. Взять с собой два ящика водки.
Жану слушаются сразу. Сначала над ним шутили, что учитель пения, артист, но потом увидели в деле и зауважали. Говорит водителю:
- Проедешь вперед, за тот холм, и вроде слетишь с трассы. Увидишь машину ГАИ, тормози её. А автобус пусть дальше едет. Мы его тут встретим.
Микроавтобус уезжает. Жан все время говорит по мобильному. Он напряжён, но без возбуждения.
- Готовься, едут.
Впереди появляется старый "Икарус" с донецкими номерами. Неспешно скачет по колдобинам. Жан целиться из ружья и садит в переднее колесо. Автобус резко бросает в сторону, едва не переворачивается. Водитель успевает притормозить. К автобусы уже бегут люди Жана с ружьями. Окружают, выводят из автобуса молодых перепуганных парней. Все как один, студенты донецких университетов. Дрожат, просят не убивать, говорят, что едут на производственную практику. Из автобуса выносят несколько кип дубинок, бит, кусков арматуры и молотков.
- Нормальная практика.
Парни мнутся возле автобуса и испуганно глядят на ружья. Водитель начинает рассказывать, что у него двое детей и сам он родом из Житомирской области.
- Выдать всем по бутылке.
Парням раздают по бутылку дрянной люботинской водки.
- Открыли и выпили, сейчас же.
Парни переглядываются не веря в то, что услышали.
- Кто, через минуту не выпьет, получит дробь в сраку. Быстро!
Парни откупоривают бутылки, начинают глотать. Видно, что для большинства не впервой пить водку с горла. Выпивают по бутылке. Жан следит, чтобы не разливали, а пили.
- Теперь в автобус!
Парни заходят в автобус, Жан приказывает пробить остальные колеса.
- Значит так, парни. Вот вам еще ящик водки. Ни в чем себе не отказывайте. Отдыхайте. До самой ночи. Если кто уйдёт – пеняйте на себя. У нас тут партизанский край, немцы боялись ходить, куда уж вам. Всё ясно?
Парни кивают головами, гогочут, им уже хорошо, кое-кто блюёт в окно.
- Ну, отдыхайте.
Жан звонит и вызывает микроавтобус. Тот приезжает через несколько минут с машиной ГАИ. Гаишники смотрят на толпу с ружьями. Жан показывает, чтоб ехали отсюда, и прикладывает палец к губам. Гаишники показывают, что они – могила.
- Поехали дальше.
Таким же образом тормозят еще один автобус.
- Жан!
- Что?
- В Николаевке эти уроды участок громят!
- Рано начали! Туда!
Пока приехали, гостей нет, участок разгромлен, урны для бюллетеней разбиты, члены комиссии, пытавшиеся защитить протоколы, в крови. Плачут.
- Куда поехали?
- В Речки!
- Звоните туда, пусть прячут урны и протоколы!
- Они до Речек не доедут.
- Почему?
- Там дорога плохая, их автобус сядет.
Стоит какой-то мужичок в фуфайке и с охотничьем ружьём. Жан улыбается.
- Поехали вдогонку!
- Вы тоже сядете.
- Так, а что делать?
- Сейчас.
Через несколько минут к участку подъезжают два трактора с прицепами, забитыми вооруженными мужиками. У кого вилы, у кого топор, а то и штыковые лопаты. Парочка с большими ножами, которыми режут свиней. Мужики в прицепах теснятся и дают место людям Жана. Едут по дороге, которую и дорогой то назвать трудно: грязевое море. Через полчаса натыкаются на застрявший "Икарус". Его пассажиры сперва бросаются в бой, но, разглядев ружья, разбегаются. Их ловят по окрестным полям и лесополосам.
- Есть тут подвалы какие-то?
- Зачем?
- Чтоб этих мудаков запереть. До утра хотя бы.
- Силосная яма есть старая, может туда их?
- Можно и туда. Только чтоб не беспределили. Они пленные, обращаться без жестокости.
- Ясное дело. Я только руку сломаю тому гаду, который сестре моей голову проломил.
- Одному.
- Одному.
- Договорились.
Жана и его людей отвозят до микроавтобуса, они едут дальше. Жану всё время звонят.
- Надо в город возвращаться. Хамло там всех людей собрал, чувствую, что устроит беспредел, когда участки закроются.
Микроавтобус мчит в густеющих сумерках. Встречает несколько постов ГАИ, но те не останавливают. Знают, кто едет. Гаишники местные, не любят янучар, как и все остальные.
Жану звонят и говорят, чтобы сбросили оружие.
- В городе облавы, всех, кто с оружием берут. Из Киева две съемочные группы приехало, кино делают, про то, что мы тут вроде как боевики. Так что спрятать!
- А как с лысыми без оружия?
- Не знаю. Но с оружием вас всё равно повяжут.
- Да нас и так повяжут, а оружие подбросят, если захотят!
- Приказ слышал?
- Слышал.
Жан бьет кулаком по колену. Микроавтобус заезжает во двор дома на окраине города, где оставляют всё оружие и в штаб приезжает чистые. А там уже милиция делает обыск. Получили сигнал, что в штабе засели вооруженные люди. Обыскивают и Жана. Ничего не находят, ещё долго крутятся, но в штабе везде видеокамеры, подбросить незаметно сложно. Милиция уходит, Жан снова на телефоне.
- Лысые окружили участок на Пришибе. Требуют результаты менять!
- Поехали.
- Их там тридцать человек!
- Поехали.
- С битами, с молотками!
- Поехали!
Жан идёт к микроавтобусу, за нем его группа. Десять человек. Крепкие мужики, но с голыми руками против бит не пойдешь. Это понимают, смотрят на Жана.
- Что делать будем?
- Посмотрим.
Едут молча, их останавливает милиция, обыскивают. Лейтенант в гражданке тихонько говорит Жану.
- Не ехали б вы туда, они вас ждут.
- Дождутся.
- Ну, смотри.
Едут дальше, сворачивают с дороги во дворы, вот и школа, в которой находиться участок, один из самых больших по городу. Около входа стоит толпа лысых. С пяток бандюков постарше и десятка три отморозков. Все не с пустыми руками, оборачиваются на микроавтобус.
- Проезжай, проезжай! – командует Жан и начавший было притормаживать водитель давит на газ. Микроавтобус уезжает, лысый вслед кричат маты и суют факи. Микроавтобус ныряет за дом.
- Здесь останови!
Жан выпрыгивает.
- Что делать будет?
Все с надеждой смотрят на Жана, потому что он ведет себя так, как будто знает, что делать.
- Сейчас идем по подъездам, звоним в каждые двери и говорим, чтобы люди выходили. Выходили сами, звонили знакомым, звали соседей. Каждый берет по подъезду и вперед. Говорить убедительно. Лозунги такие: Или защитим свой выбор или поставят раком! Другого не дано! Выходите! Или мы народ или холуи! Сегодня останетесь сидеть дома, завтра придут к вам в квартиру!
- Да никто не выйдет, Жан!
- Выполнять!
Многие из его группы бывшие военные или милиционеры, дисциплину знают, поэтому идут. Звонят, убеждают испуганных людей.
Через несколько минут из подъездов начинают выходить люди, жмутся под стенами дома. Выходит Жан.
- Не стойте просто так, идите по другим домам, подымайте всех!
Через полчаса собралось уже несколько сотен и народ подтягивается. Жан смотрит на толпу.
- Теперь идем на участок! Держаться вместе и не боятся! Там сопляки, они не полезут в драку! Вперёд!
Жан шагает первым, за ним остальные. В темноте толпа выглядит угрожающие. Все идут молча, сжав кулаки, полные решимости мужчины и женщины. Лысые видят темное, пятно, надвигающееся к школе.
- Эй, что там такое!
Бросают сигареты и недопитые бутылки пива, хватаются за дубинки и биты, чтобы уничтожить любого, кто попытается им помешать. Они чувствуют себя хозяевами, уверены, что победят хоть кого. Но когда толпы выходит на освещенную площадку перед школой, лысые пугаются и начинают отступать. Толпа безоружна, но в ней двести или триста человек, из соседних домов подходят ещё, их всё больше. Толпа окружает лысых, припирает их к стене школы, не оставляю путей к бегства. Вперёд выступает Жан.
- Бросьте всё что в руках на землю и уходите по одному. Быстро!
Лысые смотрят волками и молчат.
- Что-то не ясно?
- А ты кто такой?
Из толпы лысых выходит парень. Худой, жилистый, подвижный, спортсмен, опытный драчун. Жан видит, что такого не одолеет. Жалеет, что нет пистолета. Говорит себе, что не нужно пугаться.
- Я Жан Биденко, из областного штаба. А эти люди, жители города. Ещё вопросы есть?
- Как-как тебя зовут? – предводитель лысых смеётся, те начинают подбадриваться и уже не такие испуганные. – Ты видно крутой?
- Да нет, это же ты у нас крутой.
Бандит уже близко, в руках у него бита и Жан понимает, что сейчас будет удар. Хочет броситься, ввязаться в драку, потому что другого выхода нет, когда сзади щелчок.
- Мудак, брось биту.
Жан оборачивается и видит позади себя парня с винтовкой. Парень, как парень, средне роста, чуть склонный к полноте, лысоватый, со шрамом на лбу. И с винтовкой, не ружьем, а настоящей винтовокй. Если бы Жан разбирался в оружии, то узнал бы снайперскую винтовку Драгунова с глушителем. Бандит, тот узнал и испугался, сделал шаг назад.
- Бросай.
- Пугать меня будешь?
- Нет.
Вспышка ствола, приглушенный звук и крик упавшего бандюка. Он катается по асфальту, схватившись за ногу.
- Все быстро бросили, если хотите с ногами остаться.
Бандиты бросают палки и дубинки.
- Стали на колени! Руки за голову!
Стают на колени, руки за голову.
- Ну всё, занимайтесь.
Парень уходит. Жан бросается за ним.
- Погоди, ты кто?
- Неважно.
Жан думает, что парень со снайперской винтовкой может пригодиться – непонятно, чего ждать дальше.
- Нам может понадобиться твоя помощь.
- Я уже помог.
Жан хватает парня за плечо.
- Погоди….
- Убери руку.
Жан убирает руку.
- Я помог и помогу ещё, если надо, но сам. А теперь ухожу и не иди за мной.
- Хорошо.
Парень уходит. Жан смотрит ему вслед. Вспоминает, как летом кто-то устроил бойню и убил Мару, криминального короля города. А потом кто-то стрелял в Хамла, но убил какую-то шлюху. Неужели это он?
- Жан поехали, на Роменке такая же херня!
Жан успевает крикнуть, чтобы люди на расходились до оглашения результатов, охраняли участок. Едут на Роменскую. Там люди уже собрались, Жан идёт с ними, сунутся толпой на лысых. Окружают, разоружают, отпускают. Потом тоже самое на участке по соседству. Едут дальше. Жан говорит по телефону, узнаёт, где самая сложная ситуация.
- Жан, кажется за нами хвост.
Водитель показывает в зеркало заднего вида. Жан видит черную "бэху", которая держит дистанцию и идёт позади. Потом вдруг будто срывается с места и идёт на обгон. Жану кажется, будто он увидел, как мелькнуло зеркало двери.
- Тормози!
Шофер поспешно бьёт по тормозам, микроавтобус ведет в сторону и разворачивает, автоматная очередь из "бэхи". Она должна была прошить весь автобус, но задела лишь уголок. Место возле водителя, где сидел Жан. Он стонет.
- Что с тобой!
- Попали, суки!
"Бэха" скрывается за поворотом. Жана вытаскивают из кабины, затаскивают в салон.
- В больницу, быстро! Жан как ты?
Жан молчит, у него шок. Странное состояние, когда даже не больно, а просто заложенные уши и что-то вязкое на животе. Одежда набухла кровью.
- Жан, держись Жан, мы уже возле больницы.
Микроавтобус заезжает во двор, там какой-то перепуганный врач начинает объяснять, что везти надо в дежурную больницу, а они принять не могут. Жан теряет сознание, ребята из его группы начинают кричат, едва не избивают врача, подымают на ноги всю больницу и Жана таки везут в операционную.
Он приходит в себя только утром. Лежит ослабевший, едва ворочает языком, но врачи говорят, что жить будет. В палату заходят следователи, задают глупые вопросы, сами признаются, что знают, кто стрелял. Только у лысых крыша, лысых нельзя трогать. Поэтому спрашивают больше про парня со снайперкой. Это та снайперка из которой положили Мару с компанией, та снайперка из которой едва не убили Лысого, разнеся голову какой-то проститутке. Интересная снайперка, откуда она взялась?
Жан не знает, вяло отвечает, когда следователи уходят, чувствует досаду. Сейчас столько работы, а он валяется здесь и неизвестно когда выйдет, врачи опасаются каких-то осложнений, люди из штаба приносят дорогие лекарства, приходили газетчики, написали про него статью, но фотографироваться он отказался и имени попросил не называть. Должен прятаться, должен ударить по Хамлу неожиданно. Ошеломить и разгромить.
Жан закрывает глаза и скоро спит. Он много спит, ему колют димедрол. И каждый раз Жан видит сны с Мари. Обычно он видел, только, как она пела, а теперь они ходят под ручку, целуются в подъездах, занимаются любовью на лавочках, пьют вино, хохочут, бегая под дождём. Жан спит и улыбается, его лицо приобретает счастливое выражение. Потом, когда проснётся, он будет злиться и досадовать, он же запретил себе думать про Мари, вычеркнул её из своей жизни. Главная цель – вернуть член. И всё, думать только об этом. А Мари нет. Он выжег её из своих мыслей, но контролировать сны не мог. Сны подводили его, сны лишали спокойствия и приводили к депрессии, когда он просыпался.
Жан как раз видел очередной сон, как они с Мари плескаются в море, когда в палату пришла Елена. Она принесла вареников с творогом, Жан так их любил и гранатового сока, который нужно пить при большой потери крови. Елена подошла к кровати и увидела счастливое лицо Жана. Вздрогнула, подошла и поцеловала его в лоб. Жан почувствовал прикосновенье губ, он был ещё во сне, он думал, что это Мари, он дёрнулся, чтобы встретиться с ней губами, а вместо этого ударился лбом о подбородок Елены, открыл глаза и увидел её. Гримаса разочарования, злость от обмана, он же плескался с Мари, он ждал её!
- Уйди!
Ему можно было этого и не говорить, Елена всё поняла по лицу Жана. Едва хватило сил, чтобы выйти из палаты и уже в коридоре расплакаться. От боли и горя. Жан слышит её плач через дверь и кривится. Бьёт себя по лбу.
- Победить Хамло! Сначала это, потом всё остальное!
Он думает про Хамло, думает, как заставить его вернуться на месте. Лежит час или два, запрещает себе спать, потому что сны – чужая территория, во снах он сам себе не хозяин, там царит та, которую он хочет забыть.
Жана собирались выписывать только через месяц. Он ушёл из больницы раньше. На следующий день после второго тура. Жан больше не мог лежать и слушать реляции о победе Янека. Победил Янек, победил и Хамло, а значит, проиграл он. Жан решил для себя, что не сдастся, поедет в Киев или во Львов, которые никогда не лягут под Янека. Будет бороться там. А если уж проиграет, то вернётся в город и убьёт Хамло. Застрелит. Пистолет и патроны есть.
Жан бредёт по улице. Машин немного, людей тоже. Вся растеряны и напуганы, никто не знает, что будет дальше. Встречает знакомого из штаба. Тот рассказывает, как после оглашения предварительных результатов Лысый пригнал к штабу ретранслятор и стал крутить речи Янека. Попутно пускал фейерверки и кричал в мегафон "Сдавайтесь, суки помаранчевые!". Его бандиты пили водку с шампанским и жрали куриные окорока. Праздник.
- Что дальше будет, Жан? Как дальше?
- Бороться дальше, это совсем не конец.
- Как же не конец? Они ведь всех теперь додавят.
- Пусть попробуют.
- Хамло кричал, что всех урекает.
- Он, как все бандюги, большой хвастун.
- Говорят, что Петрович пообещал ему кресло зама.
- Да хоть десять кресел, фигня всё это!
- Валить надо из страны.
- Мне валить некуда, это моя страна!
Дальше идут молча, встречают ещё знакомых.
- Слышали, на площади народ собирается.
- Зачем?
- Митинг. На всех заводах забастовка, открыли ворота, колонны идут сюда. Что-то будет!
Жан очень хочет в это верить, но улицы пусты.
- Смотри, вон!
Вдалеке Жан видит толпу, которая смело выходит прямо на улицу, машины останавливаются, потом начинают подбадривать сигналами. Толпа с помаранчевыми флагами, большая. Несколько тысяч, люди всё идут и идут.
- Офигеть!
- Я же говорил, что всё только начинается!
Жан чувствует, как от волнения начинает дрожать. Спешит на площадь. Вообще-то врачи говорили ему, что надо лежать дома и поменьше нагрузок, но Жан понимает, что сейчас время действовать.
На площади стоит несколько сотен людей, но толпа очень быстро растет, скоро уже тысяча, потом две, три, пять, десять, площадь забита, выступает ораторы, которые говорят, что нельзя соглашаться с фальсификациями и пускать к власти бандита. Все им рукоплещут. "Ющенко! Ющенко! Ющенко!".
- Жан, привет!
- Привет.
Парень из штаба, с покрасневшими от бессонницы глазами, возбужденный многолюдьем.
- Как здоровье?
- Да нормально.
- Может, выступишь?
- Я?
- Да, ты же у нас герой, тебя же все знают, давай! Я тебя запишу!
Парень исчезает в толпе до того, как Жан успевает что либо ответит. Через несколько минут возвращается.
- Сейчас семеро выступят, а ты восьмой. Считай.
Жан хочет сказать, что не привык выступать, не его эта стихия, но умолкает на полуслове. Напряженно о чём-то думает, потом улыбается.
- Всё, Хамло, ****ец тебе.
- Что ты говоришь?
- Да речь повторяю.
- А.
На площади шум, ничего не слышно, многотысячная толпа находит в себе силы и смелость. Через час Жану помогают взобраться на грузовой прицеп, который служит трибуной. Жана встречают аплодисментами, про него действительно многие слышали, рассказывают о его подвигах, о том, как шёл под пули, ничего не боясь. И простой же учитель пения!
Жан поднимает руку, толпа умолкает. Трудно начать, сказать первые слова, и Жан вспоминает хохочущего Хамла.
- Тут многое говорили, правильно говорили, что сдаваться нельзя, надо бороться и всё такое. Про беспредел говорили, про бандитскую власть. Так я хочу тоже сказать, что надо не только говорить, но и делать. Что мы не знаем, кто командовал беспределом? Кто посылал малолеток громить участки, кто избивал и стрелял в нас! Знаем! Это Лысый! Он говорит, что хозяин города! Наш хозяин! Так мы люди или бараны! Будем тут мекать или пойдём вон туда!
Жан показывает рукой в стороне руки.
- Вот там красуется его дворец, построенный на нашей крови и наших костях. Оттуда он командует, оттуда убивает и унижает нас! Так идём туда и накажем его! Покажем, что мы люди, а не скот! Начнём с маленького бандита и дойдёт до того, который в Киеве! Вперёд!
Жан ступает с прицепа в толпу, его подхватывают на руки и несут. Толпа расступается, сунет за ним в сторону реки, там, где появился квартал дворцов. Среди которых самый богатый – Хамла. Он отобрал дворец у директора хлебзавода, просто пришёл, приставил пистолет к голове и заставил подарить. Теперь ко дворцу идут тысячи и тысячи. Несколько десятков бандитов, увидев толпу, бросается врассыпную. Милиция тоже не вмешивается. Вот открываются ворота во двор. Цепные собаки и те умолкают, подавленные мощью толпы. Люди заскакивают во дворец. Жан впереди. Видит, как по широкой лестнице спускается Хамло с пистолетами в обеих руках. Он смел и решителен, но он не глуп. Он видит, что на это толпу не хватит патронов и бежит в свой кабинет. Жан за ним. Толпа, растерявшаяся среди богатства дворца, чуть отстаёт.
Жан вбегает в кабинет, дверь за ним закрывается, позади стоит Хамло с пистолетами.
- Попался, урод! Тебе мало было сломанных пальцев, тебе нужно прострелить голову!
- Попробуй!
- Попробую! Что мне может помешать?
- Желание жить.
- Что?
- Посмотри на двери! Видишь, как дрожат они под ударами! Они выдержат минуту-две, не больше. А потом люди ворвутся сюда и убьют тебя!
- Я вооружен!
- Ты вооружен против одного, двух или десяти, но против тысяч ты безоружен. Твои братки бросили тебя и ты стоишь у стенки!
- Я убью тебя!
- А потом убьют тебя.
- Подонок, нужно было убить тебя раньше!
- Не думай о прошлом, думай о будущем. Так ты всего лишь член и мозгов у тебя немного, обрисую тебе общую картину. Выбор твой невелик: либо ты погибаешь, либо остаешься жить тем, кем ты есть. Моим членом!
- Да пошёл ты!
Хамло бьёт Жана рукоятью пистолета по голове. Жан падает и смеётся.
- Ты можешь бить, можешь убить, но это ничего не изменит! Или ты труп, или ты ***, других вариантов нет!
- Я убегу отсюда!
- Попробуй. Глянь в окно! Там толпа, которая готова растерзать тебя. Беги же!
- Урод, я не вернусь к тебе!
- Как хочешь.
- Я привык к человеческой жизни!
- Мне плевать, на твои привычки. Ты мой член и либо вернешься в матню, либо погибнешь.
- У меня будет ребенок!
- У тебя не может быть ребёнка, ты всего лишь член.
- Я член с яйцами!
- Ты мой член! Главное слово – мой!
Жан встал и улыбается, утирая кровь с лица. Хамло размахивает пистолетами и кричит:
- Урод! Чмо! Ничтожество!
- Ругайся сколько хочешь. Только посмотри на двери. Они уже трещат, они не продержаться и полминуты. А за дверями толпа, которая хочет твоей крови. Они убьют тебя, затопчут и растерзают! Делая свой выбор, член, делай свой выбор!
- Нет!
- Смотри!
Жан показывает в сторону окна. Детский фокус, но Хамло поворачивается. Жан хватает со стола большущую серебряную пепельницу и бьёт по голове. Хамло падает на пол. Жан быстро расстегивает ширинку, хватает член за ноги и пристраивает на место. Кажется, что это невозможно, но Хамло вдруг начинает уменьшаться, ноги его утопают в шкурке и вскоре он уже стоит на положенном месте, будто так и было. Жан едва успевает застегнуть ширинку и упасть на пол, когда толпа врывается в кабинет, выломав двери.
- Где он!
Рык многих глоток. Жана поднимают, он делает вид, что был без сознания, говорит, что Хамло ударил его рукоятью пистолета по голове, утирает кровь.
- Может, он выпрыгнул в окно? Или здесь есть потайная дверь?
Люди начинают курочить стены, в надежде найти ход, которым ускользнул Хамло, а Жан проталкивается на выход из кабинета. Вроде бы за медицинской помощью, но сам идёт к розовой двери. Мари всегда любила розовый цвет, у неё был плохой вкус, хотя Жану это казалось милым. Дверь закрыта. Жан наваливается плечом, выламывает её, заходит в комнату. За ним идут еще несколько человек, но Жан приказывает ждать снаружи. Его беспрекословно слушают.
Жан закрывает дверь и оглядывает комнату с большой кроватью, огромным телевизором и столом, на котором стоит много косметики, лежат горы украшений.
- Мари, выходи, я знаю, что ты здесь.
Она появляется из-под кровати. Испуганно смотрит и не сразу узнаёт его.
- Жан Вячеславович?
- Да, это я.
- А где Петя?
- Кто?
- Петя.
- Ты имеешь в виду Хамла?
- Кого?
- Своего дружка?
- Да, где он?
- Его больше нет.
- Как нет?
- Его убили.
- Что?
- Не волнуйся. Всё что он подарил, можешь оставить себе. Собирай вещи и уходи, тебя никто не тронет.
- Его убили?
- Да.
Жан улыбается, чувствуя вкус победы. Вдруг Мари падает на кровать и начинает рыдать. Жан ни разу не видел, чтобы она плакала. Он плакал, когда смотрел, как она поёт, но Мари ни разу. Теперь же она рыдала, а Жан скрипел зубами.
- По ком ты плачешь? Ты хоть знаешь, кто он!
- Я любила его!
- Ты любила бандита и убийцу! Точнее его деньги!
Мари вскипает и бросается к выходу. Жан хватает её и бросает обратно на кровать.
- Куда!
- Я хочу проститься с ним!
- Нет! Забудь о нём.
- Что?
Мари сквозь слёзы смотрит на Жана. Тот скривил лицо в презрительной усмешке.
- А я ведь любил тебя. Любил так, как никто и никогда не будет любить тебя!
- Что?
- А ты отвергла мои чувства ради кого-то подонка, ради какого-то ***!
- Он любил меня!
- Шляха, что ты знаешь про любовь?
- Он любил меня!
- Он трахал тебя, владел тебя, ты была его игрушкой. Красивая ****а, да ещё и поёт! Круто!
- Он любил меня!
- Я любил тебя, только я!
Мари уже не плачет, смотрит на Жана враз просохшими, околючившимися глазами.
- Ты любил меня? Ты хотел меня трахнуть! Хотел, но не мог, потому что ты ничтожество. Ты и в подметки не годился Пете, ты его волосинки не стоил!
- Дура!
- Нет, это ты дурак! Гордый дурак! Ты так себя ценишь, ты кажешься себе самым главным, каким-то подарком! И вот ты полюбил какую-то девку из семьи алкашей! Да она должна радоваться такому счастью и быть благодарной! Сам Жан Вячеславович, хочет её трахнуть! О чём ещё можно мечтать!
- Не говори глупостей!
- Только ты ничтожество! Ты жалок! Ты лузер, прикрывающийся умными словами! И ты не любил меня! Ты просто хотел меня трахнуть, хотел потому что я тебе не давала. А ты не мог понять, как какая-то сучка из села, может пройти мимо такого принца!
- Ты шлюха, ты просто шлюха! Тупая, мерзкая, отвратительная шлюха.
- Что ж ты тогда бегал за мной, что ж ты всё норовил меня полапать! Да у тебя даже сейчас член на меня стоит!
Жан смотрит на пнущуюся матню и бьёт кулаком. Больно, очень больно, но с членом иначе нельзя.
- Шлюха. Судьба наградила тебя талантом – прекрасным голосом! Так везёт немногим! Но ты наплевала на талант, продалась по дешевке, за финтифлюшки! Дура!
- А ты потому и убил его, что не смог простить, что я выбрала Петю. Ты убил его из зависти. Потому что он был лучше тебя, щедрее тебя, он любил меня по-настоящему, не делал мне одолжение и не ждал, что я буду целовать ему ручки!
- Дура!
- И пусть ты его убил! Но я всегда буду помнить о нём. И я ношу под сердцем его ребёнка! Его ребёнка, а не твоего!
- У Хамла не могло быть детей.
- Конечно, дети могут быть только у тебя! Только их нет, потому что ни одна баба не покусится на такое ничтожество, как ты!
Жан бьёт Маричку наотмашь по лицу. Она падает на кровать, улыбается, облизывая окровавленные губы.
- Может, ты и меня убьёшь, как убил его? Давай же, давай!
- Я не марал руки об него и не буду марать об тебя. Живи, как хочешь, ты меня больше не волнуешь. Тебя для меня нет.
Жан разворачивается и выходит. Говорит ждущим его людям.
- Там Лысого нет, только его любовница, которая плачет, что теперь некому будет дарить ей брильянты. Выбросьте её отсюда и ищите Лысого дальше.
Жан спускается по лестнице и слышит, как позади кричит Мари. Не радуется и не печалится, ведь её больше нет для него. Выходит на улицу.
- Жан Вячеславович, вас в штабе ждут!
- Да, еду, но у меня ещё одно дело. В центр подбросишь?
- Конечно!
Знакомый везет его на штабной машине в центр. Жан просит остановить возле обычной хрушевки, поднимается на третий этаж, звонит в дверь. Открывает Елена. Она с печальным лицом, в каком-то затрапезном халате, но Жан не обращает на это внимания. Он уже всё для себя решил.
- Привет, Лена. Я люблю тебя, выходи за меня замуж.
Она стоит и смотрит на него, не зная, что и думать. Жан делает шаг и целует её в губы.
Через несколько дней Жан помогает Елене собрать вещи. Она переезжает к нему. Жан несёт какой-то ящик, Елена с любовью смотрит на него. Она до сих пор не верит в своё счастье.
- Милый, а когда ты пойдёшь на работу?
- На работу?
- В училище, там тебя с удовольствием примут.
- Нет, я не вернусь туда.
- Почему?
- Потому что, песни петь нужно тем, кто хочет их слушать.
- Не поняла?
- Этим детям не нужны мои занятия и мои знания. Они ценят другое и хотят другого. Я не хочу бросать семена знаний в песок.
- Но тебе так нравилась твоя работа!
- Я тешил себя иллюзиями, теперь настало время повзрослеть. Ребёнок живёт мечтами и иллюзиями, а взрослый должен смотреть правде в глаза.
- Но чем ты будешь заниматься?
- Мне предлагают возглавить район.
- Что?
- Стать главой райгосадминистрации. Я хорошо зарекомендовал себя во время революции, приобрёл ценный опыт, я думаю, что справлюсь. Конечно, придётся уехать из города, но квартиру в районе нам дадут. Ты ведь поедешь со мной?
- Хоть на край земли!
Елена целует его и чувствует себя самым счастливым человеком на земле. Жан гладит ей волосы и думает, что поступил правильно, выбросив из головы все нелепые мечтания о несбыточном. Пой песни тем, кому они нужны, будь с тем, кому это важно, не позволяй воображению, делать тебя несчастным. Все просто и в этой простоте и есть правда жизни. Не колоситься в бесплодных терзаниях, а действовать. Не мечтать, а жить. Создать семью, построить дом, вырастить сына, посадить дерево. Он уже не мальчик, ему за тридцать и пора, пора становиться взрослым. Он стал взрослым. И покорил свой член, который теперь и пискнуть не может. Чтобы он больше не сбежал, Жан сделал специальную уздечку, которую никогда не снимает. Елена сперва удивлялась, но ведь любимому человеку так легко прощать его странности. Она смотрит на него с глазами полными слёз счастья.
- Я люблю тебя, - тихо шепчет Елена.
- Я тебя тоже, - отвечает Жан и целует её. Глаза не закрывает, потому что стоит закрыть глаза, как видит Маричку в народном костюме, поющую:
Козаче мій, а я твоя
Пусти мене, зійшла зоря
Проснеться матінка моя
Буде питать, де була я
Но ничего, он справится. Справился же с членом, справится и с дурью. Взрослым, он встал взрослым и не позволит себе свернуть с этого пути.
1.07.07.