Английский шпион. Приключенческая повесть

Отто Шмидт
ОТТО ШМИДТ
АНГЛИЙСКИЙ ШПИОН
Приключенческая повесть

Краткая аннотация

Знаменитый английский супер шпион, Сидней Рейли большую часть своих, поистине, полу фантастических шпионских подвигов совершил на территории его родины, царской и советской России.
Сюжет повести развивается на фоне драматических событий русской революции. Сидней Рейли прибывает в Советскую Россию после большевистского переворота не только по заданию английской разведки. Он имеет также личную заинтересованность. Супер шпион принял амбициозное, но в то же время авантюрное и очень рискованное, свойственное его характеру, решение, - стать правителем огромной страны, используя смутное время.
Рейли считал себя вполне достойным такой роли.
Но все попытки свергнуть власть большевиков, в том числе и заговор послов, и подкуп красных латышских стрелков — лучшую охрану Ленина и Советского правительства — потерпели неудачу. Рейли даже проник в Кремль, чтобы лично убить большевистских руководителей. Но убедившись, что ему не уйти живым, отказывается от этого намерения. Чекисты объявили на Рейли охоту, но супер шпиону удалось скрыться в Англии.
Но он заходит с другой стороны. Сидней разработал план поставить во главе большевистской партии своего агента влияния. Для этой роли подошел весьма одаренный, но не реализовавший себя бывший друг юности, полу-грузин, полу-еврей, поразительно похожий на Сталина. Рейли надеялся и для получить высокую должность, и даже впоследствии занять его место.
В итоге, этот план был осуществлен, но двойник Сталина вышел из повиновения своего покровителя и решил уничтожить самого Рейли и всех, кто смог бы его разоблачить и представляет угрозу для личной власти.
Таким образом, именно Рейли способствовал истреблению «ленинской гвардии» - большевистской элиты и превращению советской власти в тоталитарный режим.   


ПРЕДИСЛОВИЕ

Вопреки, бытовавшему у советского народа, мнению, что Сталин постоянно пребывает в Москве и кремлёвское окно его кабинета светит по ночам, как путеводная звезда, указывающая путь к светлому будущему, стареющий вождь большую часть времени, как летом, так и зимой, проводил на дачах.
Но это был не праздный отдых. Хозяин страны, да и всего советского лагеря, занимавшего Восточную Европу и половину Азии, распустившего свои щупальца по всем континентам, не любил сидеть без дела.
Он ежедневно просматривал центральные советские газеты, читал, специально составленные для него, отчёты зарубежной капиталистической прессы, следил за новостями культуры и науки, листал художественную литературу.
Иногда он вызывал к себе, на ковёр, трепещущих от страха, глав министерств и заслушивал доклады о том, как выполняются планы пятилеток, о состоянии дел на стройках коммунизма, интересовался жизнью колхозов и боеготовностью огромной армии.
А по вечерам, приглашал к себе соратников и устраивал пирушки с хорошей едой и выпивкой. И собутыльники, разделявшие с ним долгие, до поздней ночи, трапезы знали, что за радушной, прикрытой полуседыми усами, улыбкой повелителя пол мира скрывается зловещий оскал, а в карих с желтизной глазах иногда зажигается такой страшный огонь, что тот, кто встречался с ним взглядом, цепенел от ужаса, как кролик под взглядом удава.
Сталин был далеко не глупый человек, но многолетнее всеобщее поклонение и раболепие породило у него манию величия, и он отметал все сомнения, что созданная им жёсткая система планирования народного хозяйства, как оказалось, неповоротливая и закостенелая, не в состоянии эффективно управлять огромной страной. И, искусственно придуманная, экономика не может тягаться с экономикой запада, движущей силой которой служат природные законы саморегулирования, по сути, являющие собой естественный отбор, положенный в основу развития живой материи. Именно тот естественный отбор, что и привёл его, обладающего дьявольской хитростью и изворотливостью, беспощадного и беспринципного, жестокого интригана и провокатора на вершину пирамиды власти, уложив в основу этой пирамиды миллионы загубленных жизней.
В последние годы, постаревший диктатор всё реже посещал дачи в Крыму и на Кавказе и, в основном, проживал в Подмосковье.
Ещё не затихла, прокатившаяся по весям страны, компания борьбы с безродными космополитами, как, в январе 1953 года советских людей потрясло дело врачей, убийц в белых халатах.
Но, едва начавшаяся, весна принесла оглушительные новости...

1.
1-ого марта 1953 года на даче в Волынском, что в 30-ти км. от Москвы, вечером, у Сталина были гости.
Кирпичное вместительное одноэтажное здание незатейливой архитектуры находилось внутри огромного лесопарка с живописными озёрами, окружённого высокой деревянной, хорошо охранявшейся стеной без щелей. К даче вела удобная асфальтированная дорога, обсаженная деревьями.
В передней комнате дома устроилась охрана из нескольких офицеров МВД, дежуривших круглосуточно.
Далее начинался длинный широкий коридор, вдоль которого по обе стороны шли двери в кухню, столовую, туалеты, библиотеку и другие помещения.
В зале для посетителей, во главе длинного стола сидел вождь. По левую руку от него располагались Берия и Маленков, справа – Хрущёв и Булганин. Остальные кресла вдоль стола пустовали, Впрочем, это были не кресла, а обыкновенные стулья с мягкими сиденьями. Стены зала, обитые деревянными панелями, покрытыми коричневым лаком, создавали официально-казённый уют. Вся мебель в зале, была довольно простая, без изысканности, произведенная советскими мебельными фабриками.
Время было уже довольно позднее. Но на часы никто не поглядывал. Знали – вождь этого не любил, и гости покорно сидели за, накрытыми яствами, столом, ожидали, когда хозяин сделает скупой жест правой рукой, с дымящейся трубкой, и скажет: «Пора по домам».
Блюда на столе учитывали вкусы гостей. Для Сталина были приготовлены, по-грузински, жареные перепела и голуби, для Хрущёва и Булганина – телята и свинина, Берия любил баранину. Впрочем, он часто запускал вилку в блюдо с осетром в пряном соусе.
Дополнением к мясу служили бутерброды с красной и чёрной икрой, блюдо с жареным, нарезанным стружкой картофелем с зелёным горошком, вазочки с маринованными белыми грибами и груздями. На столе толпились открытые бутылки со слабым грузинским и итальянским вином. Впрочем, возле Хрущёва и Булганина отливала янтарным оттенком полу пустая бутылка армянского коньяка, а рядом с Берией, - едва начатое, шотландское виски.
Иногда в зал, неслышно ступая, заходила дородная Матрёна Бутусова, уносила опустевшие тарелки и приносила заполненные новыми закусками.
Сервировку стола нельзя было назвать изысканной. Тарелки, вилки, ложки, ножи и рюмки не отличались от тех, которые можно было купить в любом московском магазине. Ни серебра, ни хрусталя. Хозяин дома и всей страны любил простоту.
Больше всех говорил Хрущёв. Он прилично выпил, но сохранял ясность ума и речи. Лысина его поблёскивала, бородавки на лице стали багровыми.
Сопровождая слова скупыми жестами, он, поглядывая хитрыми глазками из-под нависших бровей, рассказывал историю о том, как, будучи подмастерьем, обманывал своего хозяина и увивался за его женой:
- Мужик он был здоровенный, если б застукал меня, прихлопнул бы. А она – такая маленькая, но толстенькая, я как прижму её где-нибудь в углу, она так и тает. Бери, что хочешь!
- И ты брал? – спросил Берия.
- А как же, грех было не взять, - ухмыльнулся Хрущёв, - руки под юбку, а она без трусов, - тогда так ходили.
- А дети у них были? – вмешался Маленков.
- Были, двое: мальчик и девочка. Но не могу ручаться, что от меня, она и другим давала.
Подцепив вилкой большой белый гриб, Хрущёв с хрустом разжевал его и перешёл, вдруг, на современность.
- Говорили мне, что в московском метро, на старых станциях, якобы, видели крыс размером с кошку. Ночью, когда кончают ходить поезда, они вовсю разгуливают по станциям.
- Брось болтать, Никита! – с брюзгливой гримасой изрёк Берия. – Нашёл время, когда говорить про такую гадость, - он искоса глянул на Сталина.
Сталин отодвинул от себя пустую тарелку с обсосанными голубинными костями. Он слегка улыбнулся в седоватые усы и сощурился:
- Крысы, говоришь, в метро? Да, крыс развелось нынче много. И не только в метро.
- Какие там крысы? Да, ещё с кошку! Это он спьяну болтает. Не верьте ему, товарищ Сталин, - возмутился Маленков. – Нашёл время и место.
- Пусть говорит! – Сталин немного нахмурился. – В нашей жизни много тёмных пятен. Много грязи. Её следует вычищать и нечего стесняться этого.
- Мы с крысами будем бороться. Мы с ними покончим, товарищ Сталин, - бодро сказал Хрущёв. – Я уже отдал команду. Найдём метод и способ. Они хитрые, умные, отраву не берут. Но мы, люди, умнее. Покончим с этой гадостью.
- Не зарекайся, Никита, - Берия уверенно оглядел собутыльников. – Крысы умней людей. Они появились на свет раньше людей и будут жить, когда люди уже исчезнут. Они нас переживут. На Кавказе, в Батуми, был комендант города, латыш один, фамилии не помню. Там тоже развелось крыс видимо-невидимо. Ходили толпами, строем. Так он велел, когда крысы шли на водопой, облить их бензином и поджечь. Горящие крысы разбежались по городу и начались пожары. Чуть весь город не сгорел.
- Ну, и что с латышом этим. Расстреляли? – спросил Булганин.
- Нет, тогда не расстреляли. Но в тридцать восьмом припомнили ему это дело. И другие грешки за ним водились. Получил своё.
Неслышно открылась дверь и вошла опять Матрёна Бутусова. Она поставила на стол блюдо со свежими овощами из правительственной теплицы. Разнёсся аромат свеже нарезанных помидоров, огурцов, зелёного лука. Алела малиновыми боками редиска. Наклонившись к столу, Матрёна, голыми по локоть руками, ловко подбирала опустевшие тарелки.
Лаврентий Берия не отводил глаз от глубокого выреза чёрной блузки, от гладкой атласной розово-белой кожи шеи и, почти наполовину обнажённых, больших выпуклостей груди.
Собрав посуду, Матрёна направилась к двери, а Берия неотрывно смотрел на её широкий подвижный зад, на полные икры ног. Он представил её обнажённой, обшаривая взглядом объёмы мощных ягодиц. Ему стало легко и приятно.
Берия всегда мысленно раздевал встречных женщин. На старых и некрасивых не обращал внимания. Симпатичных же, и полных, и худых он живо представлял без одежды, отмечая достоинства и недостатки.
Он давно уже положил глаз на эту женщину, так как был любителем пышных форм, но заводить шашни на сталинской даче не решался.
Сталин протянул руку, взял стручок зелёного лука, обмакнул в солонку и, поднеся ко рту, откусил белую мякоть жёлтыми прокуренными зубами:
- Я надеюсь, товарищ Хрущёв, что рассправляясь с крысами, ты не устроишь пожар в Москве, как тот латыш в Батуми?
Хрущёв подобострастно наклонил большую лысую голову:
- Нет, товарищ Сталин, могу вас заверить, что никакого вреда мы городу, нашей славной столице не нанесём.
- Надеюсь, что так. Борьба с крысами дело не шуточное. Тут я согласен с Лаврентием, - вождь кивнул на Берию. – Только вот что скажу я вам. Есть люди – крысы. Вот что опасно. Есть люди – кошки, собаки, обезьяны. Говорят, существует теория, что человек в прошлой жизни был зверем, а потом, после смерти, душа его переселилась в человека. Ерунда, конечно, чушь несусветная, но иной раз глядишь на человека, - очень похож на крысу или обезьяну.
Сталин внимательно посмотрел на своих собеседников. И каждый из них подумал с беспокойством: «Не увидел ли он во мне крысу». Разгадав их мысли, Сталин сказал:
- Успокойтесь. Среди вас крыс нет. Я крысу чувствую. Мы с ними давно покончили. Но не со всеми. Некоторые затаились, спрятались. Замаскировали своё крысиное нутро. Но, до поры, до времени. Придёт время, раскроются!
«А что? Интересную мысль высказал Сталин, - подумал Берия и внимательно, из-под опущенных ресниц поглядел на сидящих за столом. – Забавно, кто из них кто? Вот, рядом медлительный, туго соображающий Маленков. Правда, ему иногда приходят в голову неплохие мысли и он себе на уме. Скорей всего он – тюлень. А Хрущёв? Туповатый, примитивный. Но хитрый. Что-то в нём есть, если пробрался к вершинам власти. Но, скорей всего, ему просто повезло. Правда, без подлости не пробиться наверх. Подлости у него достаточно. Но кто он, лис? Нет, скорей всего, шакал. А Булганин? Интеллигетный, умный, но ему не хватает напора. Он мне не соперник. Хотя, кто знает? Тёмная лошадка»...
Берия ещё раз глянул на гостей. Никто из них ему не соперник. Он превосходит всех и в гибкости, живости ума, и в умении анализировать обстановку и делать правильные выводы, в оценке кадров и их перспективе. Никто из них не может чётко сформулировать и поставить задачу и, главное, добиться её выполнения, преодолевая сопротивление и людей, и обстоятельств.
Лаврентий Павлович был слишком сосредоточен. Он ждал удобного момента, к которому давно готовился и боялся, что излишняя зацикленность может подвести.
Булганин что-то говорил о планах построения на Дальнем Востоке новой железнодорожной магистрали, что должна служить освоению малозаселённых просторов. Маленков соглашался, а Хрущёв возражал. Берия уже знал об этом проекте, он считал его вопросом далёкого будущего, плохо слушал и думал: «Все эти славяне: русские, украинцы и белорусы, поляки, а также прибалты: латыши, литовцы, - простоваты и примитивны по сравнению с восточными людьми, - грузинами, армянами; даже тупые азербайджанцы и то превосходят их. Да, восточный человек умён, коварен, изворотлив, смел и жесток. Особняком, правда, стоят евреи. Они, пожалуй, умом не уступят кавказцам. Изворотливы, хитры, работоспособны, умеют добиваться цели. Но им не хватает коварства и жестокости. А эти качества решают дело. Куда делись Троцкий, Ягода, Каменев, Зиновьев, Радек, Трилиссер и другие. Но остались Каганович, Мехлис. Ну, этих хозяин оставил для приличия. Так сказать, для показухи. Чтобы его не считали антисемитом. Не любит он евреев, факт. Видимо, это идёт от борьбы с Троцким. Правда, Троцкий-то, по сути, не боролся с ним. Надеялся на свой авторитет. Второй человек после Ленина. А кое в чём и первый. Создал Красную Армию. Выиграл гражданскую войну. Такую махину потянул. Но Коба не испугался его. Тихонько, исподволь, поставил везде своих людей. Организовал несколько провокаций, развёл интриги. Постепенно авторитет Троцкого покатился под откос... Пришло время, - уничтожил его. И вообще, убрал всех, кто мог хоть в чём-то упрекнуть. Пустил кровушку... И я ему помог в этом. И мои руки в невинной крови. Долго придётся отмываться».
Но это после, когда его уже не будет. Лишь он мой главный соперник за полную и абсолютную власть в этой стране. И пока он жив, мне грозит опасность. Это просто дьявол в человеческом облике. Он жестоко заметает следы своего прошлого. Как рецидивист убирает свидетелей. Всех своих родственников уничтожил. Жену довёл до самоубийства. Прикрывается именем Ленина, но всех «ленинцев» в лагерях сгноил. И политбюро держит на кукане. У кого жену посадил, у кого брата. Всех в страхе держит. Их пяти маршалов трёх, самых лучших извёл: Тухачевского, Блюхера, Егорова. А кого оставил, - Буденного и Ворошилова. Один только и может, что саблей размахивать и хвосты лошадям крутить, а другой, - друзей боевых предавать. Давно в могилах Ягода, Менжинский, Ежов, - все кто мою должность занимали. Но со мной у него этот номер пока не прошёл. И, надеюсь, не пройдёт. Я всё-таки хитрее. Перед самлй войной лучших командиров армий и дивизий под корень вырубил. Заговоров боится. Да если бы я не настоял на скорейшей эвакуации на восток заводов оборонки, сломал бы нас Гитлер, или загнал бы вглубь Сибири.
Лаврентий Павлович невольно вспоминал этапы долгой крутой и опасной дороги в Кремль. Это был путь по краю пропасти, полный интриг, заговоров, покушений. Ох, как не просто. Много бессонных ночей он провёл, расчитывая каждый шаг, каждое слово, но успех был на его стороне. Как бы не промахнуться на этот раз, самый ответственный и самый страшный.
Берия исподволь, мельком, бросил взгляд на Сталина: «Подался он в последнее время. Погрузнел, ссутулился. В голове и усах прибавилось седины. Лицо оплыло. Оспины почти не видны. Взгляд, вроде бы, равнодушный и добродушный. Но иногда в нём сверкнёт такой страшный блеск, что ужас охватывает каждого, на кого посмотрит. Слово в этом взгляде крик миллионов душ, загубленных по его вине».
Лаврентий Павлович снова взглянул на Сталина. Ему вдруг показалось, что лицо его удлинилось, усы приподнялись и жёстко топорщились в стороны, верхняя губа укоротилась, обнажив жёлтые клыки.
«Крыса... Вот, кто настоящая крыса... Крысиный король. Всех уничтожил, сожрал».
Берия прикрыл глаза, боясь, что они выдадут его догадку: «Не дай бог, чтобы он встретился со мной взглядом. Сразу Крысак поймёт, что я догадался, кто он на самом деле. Поймёт и примет меры. Впрочем, я сам давно уже принял меры. Пора его убирать, пока не поздно. Пока он нас не убрал, как делал это неоднократно в прошлом».
Сталин, неторопливо, налил себе в бокал вино из, стоящей возле него, бутылки.
- Ну, вот, я себе налил, почему у вас стаканы пустые! Наливайте, вечер у нас длинный. Расходиться рано.
Вождь добродушно посматривал на гостей и лёгким жестом правой руки, помахивая сверху вниз, показывал, чтобы они подливали себе выпивку.
Обычно, гости бывали у Сталина, на даче в Волынском, один - два раза в неделю. Не всегда в таком составе, как сегодня. Иногда к ним присоединялись Кагановмч, Микоян и Мехлис, а вот Ворошилов и Молотов в последнее время бывали редко. Вождь к ним охладел. Но никогда не присутствовало более пяти – шести человек. Берия бывал всегда и именно через него получали приглашения остальные. Сталин на приёмах никому не отдавал предпочтения, ко всем относился ровно и следил, чтоб не было трезвых. Ели и пили, обычно, много. Казалось, что он специально спаивает гостей и следит, не сболтнёт ли кто-нибудь лишнее. Но, закалённые в таких мероприятиях, опытные собутыльники, даже прилично выпив, контролировали себя и умели держать язык за зубами.
- Товарищ Маленков! – Сталин сделал небольшой глоток вина. – А как там дела в Еврейской автономной области? Говорят, что население покидает её? Тяжёлый климат, комары, отдалённость. Я считаю, что стоит что-то предпринять, чтоб заселить пустующие районы. Что вы думаете по этому поводу? – он протянул руку и положил в рот мелкую редиску.
- Вы абсолютно правы, товарищ Сталин, - Маленков закивал головой. – Сибирь совершенно не заселена, и Еврейская автономная область не исключение. Туда было вложено немало средств. И, вроде бы, дело пошло. Но, в последнее время, многие, действительно, возвращаются в европейскую часть страны незаконно, находят как-то пути.
- У меня есть кое-какие соображения по поводу того, как увеличить народонаселение этой области, - сказал Сталин. – Надо бы обсудить. Я, как-нибудь, приглашу вас по данному вопросу. Обдумайте его. Надеюсь, понимаете о чём я говорю...
Берии, на какой-то момент, показалось, что он ослышался. Неужели слухи подтверждаются, и Сталин собирается вывезти в Сибирь евреев, как он сделал это с крымскими татарами, немцами Поволжья, чеченцами и калмыками. Он что, выжил из ума? Для выселения этих народов была причина. Многие из них оказались предателями. Сотрудничали с оккупантами. Но евреи? Мало ему, дурно пахнущего, дела врачей. «Убийцы в белых халатах».Что за идиотская провокация... Народ взбудоражен. Запад гудит... Если он начнёт выселение евреев в Сибирь, такое закрутится! Америка встанет дыбом...
- Засиделись мы, - Сталин поднялся со стула. – Надо немного размять ноги.
Он вышел из-за стола и стал набивать трубку. Гости, один за другим, отодвигали стулья, вставали, вытирали рот и руки салфетками. Это не означало, что пора расходиться. Просто, практиковался в застолье небольшой перерыв.
Берия внутренне вздрогнул, побледнел. Он весь вечер ждал этого момента и, когда все отошли и отвернулись, Лаврентий Павлович быстро вынул из кармана маленький кусочек сахара рафинада и опустил его в бокал Сталина с недопитым вином. Всё было проделано молниеносно и незаметно для остальных.
Уже несколько застолий Берия пытался положить отраву в рюмку Сталина. Но всё не удавалось... Не было подходящего момента со 100% гарантией, что никто не заметит и не заподозрит. Но вот, наконец, получилось...Он готовился, продумывал и не раз прорабатывал все свои действия. Гости прошлись по длинному коридору. Заглянули, по приглашению Сталина, в его кабинет. Матрёна Бутусова, тем временем, поставила на стол новые блюда.
Пиршество продолжалось.
Наконец, поздно ночью Сталин отпустил своих гостей. Берия и Маленков возвращались в Москву в одной машине. Маленков, изрядно выпивший, сразу задремал. Берия, тоже принявший приличную дозу, был, тем не менее, совершенно трезв. Ещё и ещё раз он прокручивал в голове момент, когда успел незаметно положить кусочек сахара в стакан с вином. Конечно, это был не простой сахар. И Берия видел, как Сталин допил вино, в котором этот сахар растворился.
Несколько месяцев назад Берия посетил спецлабораторию, что находилась в двух этажном каменном особняке, окружённом плотным деревянным забором, на окраине Москвы.
Зав. лабораторией, сутулый худой еврей, доктор наук по органической химии, рассказывал о разработках, ведущихся под его руководством.
Стены и потолок просторного кабинета отсвечивали матовым, безукоризненно белым цветом. Такой же белоснежный халат был на зав. лабе. Голову его прикрывал белый колпак с тесёмкой под подбородком. Берия же, небрежно накинул халат на плечи.
В лаборатории разрабатывались химические вещества, которые применялись для пыток, приведения человека в состояние невменяемости и потери интеллекта; для «развязывания» языка, чтобы подследственный терял контроль над своими действиями, и различные яды. На этот раз, именно яды интересовали Берию. И такие, действия которых нельзя было бы обнаружить при вскрытии трупа.
- Вот последнее, новейшее средство, - завлаб подошёл к застеклённому шкафу и показал невысокую, пузатую бутылку из тёмного стекла с широким горлом, закрытую притёртой стеклянной пробкой. - Кровь обретает повышенную сворачиваемость, что приводит к образованию тромбов и, если человек страдает повышенным давлением, инсульт или инфаркт обеспечен через пару часов после приёма. Причём, невозможно отличить от естественного приступа болезни.
- Это интересно! – Берия высыпал на ладонь несколько маленьких таблеток, замаскированных под кусочки сахара рафинада. – Ловко придумано. Вижу, зарплату свою вы отрабатываете достойно. Можете рассчитывать на хорошую квартальную премию. А это что такое? – шеф МВД указал на другую бутылочку, тоже из тёмного стекла, стоящую на следующей полке шкафа.
- Это, тоже, интересная разработка, - сказал зав.лаб. и начал объяснять, но Берия уже не слушал, потому что спросил, чтобы отвлечь внимание. Зажав один из кусочков рафинада под мизинцем, остальные высыпал обратно в бутылочку так, чтобы они произвели шум при падении. Получив то, что ему было нужно, Лаврентий Павлович, для виду, ещё около часа интересовался работой спецлаборатории, после чего покинул её, вежливо попрощавшись.
На следующий день, 2 марта, Сталин не вышел из своей комнаты к 10 часам утра, как делал это обычно.Охрана, состоящая из офицеров МВД Старостина, Тукова и Лозгачёва, забеспокоилась. Сообщили коменданту Орлову. Посовещавшись, договорились ещё подождать час – полтора. Когда время вышло, беспокойство возросло. Тем не менее, тревожить вождя без его звонка не решались. Лишь после 3-х часов дня, когда подошло время обеда, Орлов осторожно постучал в дверь его комнаты. Ответа не последовало. Дверь была заперта на ключ. Орлов, очень взволнованный, вернулся в комнату охраны:
- Не отвечает на стук. Что-то непонятное. Надо вскрывать дверь. Ищите запасные ключи или отмычку.
Охрана засуетилась. Когда вскрыли дверь, Сталин лежал на полу возле тахты, без сознания, в луже мочи.
Существует несколько версий, достаточно противоречивых, изложенных в различных мемурах о том, как умирал Сталин. Трудно сказать, какая из них достоверная. Во всяком случае, от свидетелей постарались избавиться. Почти сразу после смерти вождя, его ближайшая обслуга и охрана были отправлены либо подальше от Москвы, либо, вообще, неизвестно куда, возможно, что и на «тот свет». Говорят, что первым исчез начальник выездной охраны, полковник Иван Хрусталёв, якобы, последний человек, видевший Сталина живым.
Так закончил жизнь этот загадочный человек, сосредоточивший в своих руках необъятную власть, достигший небывалого могущества, уничтоживший всех своих мыслимых и немыслимых конкурентов и, по вине которого, погибли миллионы невинных людей.
Но на даче, в 30 километрах от Москвы, в первых числах марта 1953 года умер не Сталин???

2.
В середине декабря 1917 года, в Мурманске, с трапа английского крейсера «Королева Мария» спустился мужчина лет 40 – 45. Он был одет в кожаное пальто на меховой подкладке, на лоб глубоко надвинута армейская фуражка без кокарды, на ногах – хромовые сапоги. Выше среднего роста и хорошо сложённый, англичанин шёл твёрдой, уверенной походкой военного человека.
Крейсер «Королева Мария» пришвартовался в Мурманске, якобы, для пополнения запасов пресной воды. Но на самом деле, находящийся на нём генерал-майор Френсис Пуль решил провести рекогносцировку местности, т.к. готовилась высадка британских экспедиционных сил в Мурманске и Архангельске. Советское правительство во главе с Лениным объявило о выходе из войны с Германией. Такая позиция новых властей России явно не устраивала Англию. Первая Мировая война была ещё в самом разгаре и английская разведка знала, что немцы готовят большое наступление на реке Марне. Задачей десанта было повлиять на решение Советов.
Мужчина, сошедший в группе нескольких матросов с крейсера, отнюдь не являлся туристом. Это был не кто иной, как знаменитый суперагент Сидней Рейли, имевший определённый инструктаж от английской разведки «Сикрет Интеледжис Сервис» (СИС), направленный в Россию с особым заданием.
В Мурманске стояла необычно тёплая погода для декабря. С залива дул ветер, подогреваемый водами течения Гольфстрим. Под ногами крутились лёгкие крупинки снега, и Рейли шагал по, уложенной брусчаткой, территории порта, размышляя о том, что погода в любой момент, как это бывает на севере, может измениться, и неплохо было бы обзавестись меховой шапкой, тем более, что зиму ему придётся провести в холодной России.
Выйдя из порта, он отделился от компании матросов, разыскивающих увеселительные заведения и, потолкавшись в очередях на вокзале, направился в центр города, к городской управе. Рейли и не думал скрываться от властей. Нестандартность мышления, напор и дерзость были его стихией. Он попытается выполнить поставленную задачу, но помимо её суперагент имел и собственные планы, настолько грандиозные, что даже у него, человека необычайно одарённого, захватывало дух. Тем не менее, он собирался привести их в исполнение и мысленно смаковал результаты.
Подойдя к часовому у двери каменного двухэтажного здания, с красным флагом на крыше, он представился английским дипломатом и потребовал встречи с руководством.
Вскоре, Рейли был приглашён к председателю мурманского Совдепа, Алексею Юрьеву. Советский руководитель сидел за широким столом, покрытым зелёным сукном, в мягком удобном кресле. Мебель в просторном кабинете сохранилась ещё от царского градоначальника.
Алексей Юрьев, молодой человек лет 30-ти, одетый во френч, который в те времена назывался «керенка», внимательно прочитал документ, предъявленный Рейли.
- А вы очень хорошо говорите по-русски для англичанина. У вас совершенно не чувствуется акцент.
- Да, я наполовину русский, - ответил Рейли, - моя мать родилась в Одессе, в 25 лет вышла за англичанина и приехала в Англию, от неё я и научился русскому языку. Но вообще, у меня способности к языкам. Свободно владею, кроме английского, естественно, ещё немецким, французским, испанским, польским, и даже китайским и японским.
Суперагент хотел произвести впечатление на председателя Совдепа, в чём и преуспел. Юрьев, недоучившийся студент, которому иностранные языки давались с трудом, посмотрел на англичанина с явным уважением.
- Вы пользовались услугами преподавателей?
- Нет. Я самоучка. Должен вам сказать, что даже сам не понимаю, как, но языки буквально лезут мне в голову.
Следует сказать, что по поводу владения языками Сидней Рейли говорил правду, а насчёт своего происхождения лукавил.
Алексей Юрьев внимательно изучал, сидящего напротив, человека. Худощавое лицо, довольно смуглое, с покатым лбом, ровным, немного удлинённым носом и раздвоенным подбородком, выражало энергию и могло принадлежать как уроженцу юга, так и северянину.
- Так что вы, господин дипломат, хотите от нас, от новой Советской власти?
- Только одного. Прошу мне помочь добраться в Петроград, где я смогу приступить к своим обязанностям в английском консульстве. Известно, что транспорт ходит плохо, нерегулярно, да и дорога небезопасная.
- Предположим, я вам помогу. Что мы можем получить взамен? – Юрьев смотрел прямо в глаза.
«Разговор приобретает правильное направление», - подумал Рейли и вынул бумажник, но не раскрыл его:
- Я надеюсь, вам не нужны деньги? Это выглядело бы, как взятка.
- Ну, что вы! Деньги – это бумажки. Сейчас на них у нас мало, что купишь. Здесь же не Англия.
- Я понимаю, - Рейли спрятал бумажник. – Могу вам обещать следующее. Время тревожное и смутное. Будущее представляется мне весьма неоднозначно. Всё может измениться коренным образом. Нам известно: на юге, востоке и западе России собираются контреволюционные силы. И бывшие союзники России не могут примириться с тем, что она вышла из войны. Смутное время в вашей стране вступает в силу и продлится довольно долго. В Петрограде наше консульство имеет большие связи и возможности. Поможете нам, - мы,естественно, не забываем друзей и, при случае, а он весьма вероятен, поможем вам. Вам лично и вашей семье. Даю слово офицера и дипломата.
Вечером Сидней Рейли был устроен в местную гостиницу, и на следующее утро ему выписали билет на поезд, до Петрограда (чтобы купить билет в кассе, люди сутками толпились в очередях).
Суперагент ехал в общем вагоне (купейных в поезде не было), в обществе заросших и дурно пахнущих людей, среди мешков, узлов и чемоданов, перевязанных верёвками. Он старался, по возможности, не соприкасаться с пассажирами, опасаясь набраться вшей.
За разрисованным льдинками окном проплывали карельские пейзажи – равнины, лежащих подо льдом, заснеженных озёр, обвеваемые северными ветрами скалистые холмы с кучками сосен на склонах, тёмные массивы вечнозелёных лесов, чёрные срубы редких, унылых деревень.
Он и не предполагал, что уже в мае 1918 года, снова проделает этот путь туда и обратно под видом сербского офицера (Сидней был мастером перевоплощения, легко вживался в любой образ). Он будет перевозить с «белого», восставшего против Советской власти, Дона в заполярный, оккупированный англичанами Мурманск, Александра Керенского, спасая бывшего правителя Росии от неминуемой расправы, как красных, так и белых. И Керенский в очередной раз выкрутится, уехав из Мурманска на британском эсминце от ужасов гражданской войны.
Прощаясь на корабле, Керенский долго жал руку Сиднеи и, даже расчувствовшись, обнял его. Он искренне восхищался находчивостью и бесстрашием суперагента, который, не моргнув глазом, хладнокровно преодолевал любые опасности и преграды на нелёгком пути, пересекая беспокойную, охваченную революционным вихрем Россию с юга на север.
На обещание вознаградить его, Рейли, улыбаясь, ответил, что просто выполнял приказ и старался делать это хорошо.
Керенский эмигрировал в Соединённые Штаты Америки. Он прожил долгую жизнь и, даже, через много лет, когда суперагента давно не было в живых, с благодарностью вспоминал о нём в своих трудах.
Сидя на жёстком сиденье, Рейли ушёл в себя и, прикрыв глаза, чтобы не видеть серые, тусклые лица соседей, думал о том, что обязательно напишет когда-нибудь книгу о похождениях суперагента. И, единственно, чего он постарается избежать в мемуарах, это воспоминаний о своём происхождении.
 
Не только его мать, но и сам он, Семён Маркович Розенблюм (именно таким было его настоящее имя), родился в Одессе 24 марта 1874 года. Отец, Марк Розенблюм, поменял несколько профессий: квартирный маклер, судовой агент. Мать – полька по имени София, с редкой для поляков, девичьей фамилией Массино, что свидетельствовало об испанских или итальянских корнях, была из обедневшего дворянского рода. Семья Розенблюмов проживала в доме номер 15 по Александровскому проспекту, расположенному в престижном районе, недалеко от Греческой площади. Мать называла сына Зигмундом.
Он провёл в Одессе детство и юность. После окончания 3-ей Одесской гимназии, проявив редкие способности, поступил на физико-математический факультет Новороссийского университета, где проучился два семестра. Вернувшись не надолго в Одессу, Семён внезапно исчез, оставив родителям записку, которая повергла их в глубокое уныние. Молодой авантюрист писал, что тело его следует искать на дне одесской гавани. Этой запиской он рассчитывал навсегда покончить с прошлой жизнью и принадлежностью к еврейскому народу.
Проявился Зигмунд Розенблюм в Германии, в Гейдельбергском университете на факультете философии, затем перебрался во Францию, а через несколько месяцев – в Лондон, где принял католичество, получил в университете диплом химика и женился на ирландке Рейли-Келлегрен. Вскоре он развёлся и, с великолепной для него, фамилией жены, - Рейли пустился в желанный мир приключений и авантюр. Суперагент обладал не только способностями к наукам и языкам. Бизнесмен и авиатор, прекрасный стрелок из любого оружия, тренированный боксёр и неутомимый любовник, он имел необычайную силу воли и решимость. Его неудержимо тянуло ходить по краю пропасти, играть с опасностью в прятки и он много раз смотрел смерти в глаза. Рейли считал, что он неуловим не только в силу своей везучести и, поразительно счастливом для него стечению обстоятельств. Он хорошо просчитывал ходы своих оппонентов и врагов, успевая опережать их.
Природа щедро одарила этого человека. Настолько щедро, что его достоинств хватило бы на десятерых, причём, каждый из них считался бы талантливым. В 20 лет он знал шесть европейских языков. Хорошо сложённый юноша, с приятной внешностью и изысканными манерами, неизменно пользовался успехом у женщин всех сословий, как у простых горничных, так у аристократок и именитых писательниц. Именно Сидней стал прообразом знаменитого «Овода» для, влюблённой в него, Лилиан Войнич. Но он не желал пользоваться отблесками чужой славы. Обладая массой достоинств и сознавая это, будущий суперагент хотел покорить и Англию, и даже весь мир.

На станции Кандалакша Рейли вышел подышать свежим воздухом, немного размяться. В деревянном станционном здании был небольшой буфет со скудным набором продуктов. Зато кипятка имелось вдоволь. Отстояв очередь и немного согревшись чаем (колбаса и хлеб у него были с собой), Сидней направился в небольшой сосняк, зная, что представляют собой русские туалеты.
Когда он вернулся в вагон, на его месте сидел бородатый верзила в шинели и папахе. Судя по всему, вставать он не собирался. Быстро оглядевшись и убедившись, что у наглеца нет сообщников, Рейли подошёл к нему и бесцеремонно ударил носком сапога в колено.
- А ну, вставай, быстро!
Бородач схватился за колено, охнул и вскинул на Сиднея злые белёсые глаза.Рейли сунул ему в лицо дуло пистолета, который всегда носил в кармане пальто.
- Хочешь дырку в голове? Быстро вставай!
Верзила, молча, встал и, хромая, двинулся в конец вагона.Рейли уселся на своё место, а соседи, с опаской и уважением, поглядывали в его сторону. Происшествие взбодрило Сиднея, разогрело кровь, избавило от скуки. Поезд медленно катился, постукивая на стыках рельсов, и суперагент опять погрузился в воспоминания. А вспомнить было о чём...

Он с отличием оканчивает Девонширскую шпионскую школу и поступает в СИС, но первое задание едва не заканчивается трагически. Рейли принимает участие в этнографической экспедиции в Бразилию. Цели этой экспедиции так и остались неясными, но её ожидал трагический финал. Большая часть людей погибла от неизвестных тропических болезней, укусов змей и скорпионов. В живых остались только Рейли и двое англичан, которых ему удалось, преодолевая неимоверные трудности, буквально вынести на своих плечах.
Вернувшись в Лондон, Семён-Сидней занимается устройством личных дел. Несколько месяцев подряд, он ухаживает за, очень симпатичной, молодой женой богатого пожилого священника Хью Томаса. Однажды, после, затянувшейся до утра, вечеринки с участием обходительно гостя, хозяин дома скоропостижно скончался.
Рейли умел писать любым почерком, и не только любовные письма. Ему не составляло никакого труда подделать и завещание, и свидетельство о смерти...
Получив наследство, 24-летняя Маргарет Томас, не считаясь с трауром и не обращая внимания на косые взгляды родственников покойного мужа, вскоре вышла замуж за Рейли. В доме, купленном в центре Лондона, устраивались роскошные приёмы и жизнь шла на широкую ногу. Рейли стал членом Британского химического общества и, словно в насмешку над слухами, ходившими вокруг молодой четы, организовал фирму по производству патентованных лекарств. Но праздная жизнь тяготила Сиднея. Вскорее, спецслужба внедрила его в «Общество друзей свободной России», собиравших в Лондоне деньги для русских революционеров.
Западные губернии России оказались наводнены фальшивыми рублями очень высокого качества, т.к. печатались в окрестностях Лондона, на вилле члена Британского химического общества. Царская охранка сбилась с ног, безуспешно разыскивая фальшивомонетчиков. Но печатались там не только фальшивые рубли, а также американские доллары и фунты стерлингов.
В начале 20 века, Рейли появляется в стратегическом нефтеносном районе Баку под видом инженера-исследователя нефтяных залежей, чтобы определить возможности для совершения диверсий. А накануне Русско-Японской войны, он уже действует в Порт-Артуре, в самом центре военно-морской базы. Натянув личину крупного лесоторговца и, в течение нескольких месяцев, овладев китайским и японскими языками, Сидней проникает в высшее военное руководство русской армии. Ему удаётся выкрасть планы укреплений и щифры, чтобы продать японскому командованию за большие деньги. Таким образом, можно утверждать, что он определил исход Русско-Японской войны, что, возможно, и послужило толчком к началу русской революции.
Перед Первой мировой войной, Сидней снова в Петербурге. Он проживает в дорогих отелях, обедает в самых лучших ресторанах, закручивает романы, заводит знакомства, стараясь обрасти, как можно большим, количеством приятелей; становится одним из учредителей общества «Крылья». При желании, его следует считать основателем русской авиации.
Удачливый разведчик, добывает и переправляет в Лондон секретные чертежи русских военных кораблей, что строились на германских верфях.
Во время войны, в окупированной немцами Варшаве, в гостинице «Бристоль», он развернул подпольный штаб агентуры английской разведки.
В 1916 году, через Швейцарию, Рейли проникает в Германию и похищает военно-морские коды.
Между этими и другими шпионскими подвигами, он успевает ещё несколько раз развестись и жениться в Лондоне, а также прослужить в звании лейтенанта и командора в английском авиационном корпусе, и получить высокую награду «Военный крест».

Через несколько дней пути, поезд, двигавшийся до сих пор с длительными остановками, пошёл быстрей. Замелькали пригороды Петрограда. Этот город, столица бывшей, необъятной Российской Империи, был горошо знаком суперагенту. Противоречивые чувства теснились в его груди. Он, одновременно, любил и ненавидел и город, и страну, которая была его родиной и которой он нанёс так много вреда.
Петроград встречал порывистым, промозглым, холодным ветром. Мороз усугублялся характерной, для этого города сыростью. Небо, затянутое грязными клочьями лилово-сизых облаков, висело прямо над головой. Солнца не было видно, тусклый полдень быстро катился к вечеру.
На, обычно оживлённом, Невском проспекте люди жались к домам и двигались, как тени. Рейли обратил внимание, что необычно много на улицах матросов и солдат. То и дело попадались навстречу фигуры, одетые в чёрные бушлаты и серые шинели. Закрытые жалюзи больших магазинов свидетельствовали, что со снабжением в городе не благополучно.
Сидней направился в английское консульство, надеясь, что большевики его ещё не закрыли. Дорогу он знал и, свернув с Невского в знакомый переулок, вскоре подошёл к трёхэтажному массивному зданию старинной постройки, с забором из чугунной решётки.
В деревянной будке за воротами, находился часовой в зелёной английской шинели. Рейли постучал в небольшое окошко и, когда оно открылось, протянул своё удостоверение.
Военно-морской атташе, капитан Аллен Кроми сразу узнал Рейли, поскольку тоже заканчивал курсы разведчиков в Девоншире, только на год раньше. Он, безусловно, был наслышан о подвигах супершпиона.
В уютном кабинете было тепло, и Кроми предложил Сиднею снять кожаное пальто и шапку, которую тот успел приобрести на последней остановке перед Петроградом. Торговец уверял, что шапка из енота, но скорей всего, мех был собачий. Шапка имела чуть кисловатый запах, но грела хорошо.
Рейли разделся, осмотрел добротную массивную мебель из чёрного дерева и, усевшись в широкое, удобное кресло, обтянутое чёрной кожей, закинул ногу на ногу.
- Отлично живёте, Кроми, надеюсь, и для меня найдётся место. Сейчас хорошую гостиницу найти в городе, наверное, невозможно.
- Как ни странно, несколько гостиниц есть, и в них даже работают рестораны с неплохой кухней. Но, конечно, вы можете расположиться у нас. Кстати, вы, наверное, проголодались с дороги. Нам сейчас подадут ужин, как раз, из ближайшего ресторана. Найдётся для вас и комната. Отдыхайте, располагайтесь, можете принять ванну.
Переодевшись, после ароматной ванны, Рейли поужинал, в обществе Кроми, в столовой посольства, снедью, доставленной курьером из ресторана. В комнате, предоставленной ему, Сидней, с наслаждением, растянулся на двухспальной кровати, ощутив под собой мягкую перину. Запах свежих простыней довершал чувство комфорта и покоя. Глядя на, украшенный лепкой, потолок, слабо освещённый керосиновой лампой, суперагент подумал о том, что этой зимой ему не часто придётся ночевать в подобных условиях. Но это не пугало. Профессия требовала, и он легко переносил любые неудобства. И, тем приятней было, смыв с себя пот, кровь и грязь, сбросить дикое напряжение борьбы с ежесекундной опасностью, расслабиться и забыться в сладостном, умиротворённом сознании выполненной задачи.
На следующее утро, после завтрака, состоявшего из традиционной английской овсянки и чашки кофе с печеньем, они опять встретились в кабинете.
Аллен Кроми, высокий, немного сутулый, в темно зелёном френче сидел за столом. На гладко выбритом энергичном лице застыла лёгкая улыбка, но светло стальные глаза смотрели на собеседника сосредоточенно и твёрдо.
- Вы надолго прибыли в Россию? Можете поделиться, какими полномочиями вас наделили? Не сомневаюсь, что потребуется наша помощь.
Рейли сидел напротив, в том же широком кресле, что и накануне. На нём тоже был френч из добротного сукна, но серого цвета, и серые галифе, заправленные в хромовые сапоги.
- Безусловно, ваша помощь потребуется. И не только ваша. Прежде всего, хочу лично ознакомиться с обстановкой. Понять, кто такие большевики и их руководители – вожди. С какой целью произошёл весь этот бедлам, который они называют «русской революцией». Кто они: фанатики, романтики или просто авантюристы, захватившие власть.
- Наших сообщений, видимо, недостаточно? – улыбнулся Кроми.
- И не только ваших. Вся информация, поступающия из Росии, противоречива. Сеть нашей агентуры разрушена, её следует восстановить в возможно короткие сроки.
- Но разведовательной сетью в России занимается Бойс. После переезда правительства большевиков в Москву, наша дипломатическая миссия и господин Локкарт тоже перебрались в новую большевистскую столицу, Бойс и Хилл вместе с ними.
- Мне предписано помочь им, подтолкнуть к более энергичным действиям, связаться с французскими агентами и постараться внедриться в советские правящие органы.
В моих инструкциях – главная задача для наших представительств и, естественно для меня, - выведение большевиков из состояния нейтралитета в войне с Германией. Россия должна снова открыть восточный фронт. Если они откажутся, их следует просто свергнуть любым способом. Я не исключаю террора. И думаю, что именно террор должен всколыхнуть это большевистское болото, прекратить спячку, разрушить все легенды о их победе, бросить искру. Крупный терракт произвёл бы потрясающее впечатление и возродил по всему миру надежду на близкое падение большевиков, а, вместе с тем, деятельный интерес к происходящему в России.
- Не кажется ли вам, что планы выглядят по-наполеоновски? – продолжал улыбаться Кроми.
- Наполеон всегда был моим кумиром.

И это, действительно, было так. Если, никому не известный офицер-артиллерист родом из Корсики, – этой отсталой провинции Франции, стал её повелителем и покорил пол Европы, то почему бы ему, обладающему массой талантов и чувствующему в себе несокрушимую энергию, не стать правителем России. Сам бог послал ему такую возможность, создав в этой полуазиатской, но сказочно богатой огромной стране смутное время, когда рухнул, веками правящий, царский трон, свергнуто временное буржуазное правительство и во главе отсталых, бурлящих масс оказались случайные люди. Нужно только их убрать и занять освободившееся место. Он будет новым лже-Дмитрием, только более талантливым и удачливым. Важно не упустить момент, который судьба подбросила ему.

- Большевики пока делят власть с левыми эсерами, имеющими похожую программу. Долго ли продлится их сотрудничество – неизвестно, - сказал Аллен Кроми. – Опыт французской революции показывает, что, ощутив вкус власти, революционеры, как хищники, начинают рвать друг друга на части. Но уже зашевелилась контрреволюция. Российская империя распалась. Отделились Украина, Прибалтика, на Кавказе образовались самостоятельные республики. За Волгой, в Сибири и на Дону царские генералы собирают ополчение. Правда, большевики тоже не дремлют. Они создают свою Красную Армию. Пока её части формируются на добровольческой основе. Но мобилизация неизбежна, а это обязательно вызовет недовольство населения. Кроме того, нужно снабжать и армию, и города, а есть все признаки, что в стране назревает разлад, разруха и, следовательно, голод. Сейчас, самой надёжной опорой большевиков являются латышские стрелки, расквартированные и здесь, в Петрограде, и в Москве. Они были ещё сформированы царским правительством, когда немцы наступали на Латвию. Латыши поддались на агитацию большевиков, восприняли их идеологию и остались верными, даже, когда им пришлось из Латвии отступить в Россию. Я знаком с несколькими командирами. Есть среди них и романтики, но есть и такие, с которыми можно провести соответствующую работу.
- Вам приходилось встречаться с Лениным или Троцким? – Рейли встал с кресла и подошёл к высокому окну, с сетчатой шёлковой занавеской.
- Лично, нет, - Кроми достал из ящика стола коробку с сигарами, вынул одну и подвинул коробку к, повернувшемуся к нему, Сиднею.
- Я не курю. Вернее, курил, но бросил. Говорят, большевистские вожди часто выступают на митингах?
- Их хорошо охраняют. У Ленина охрана из латышей, а у Троцкого – китайцы, - Кроми пустил кольцо дыма.
- Вот как?! – Они взяли пример с европейских монархов. Тех охраняли наёмники-швейцарцы. Иностранцы надёжней местных. Недоверчивы. Плохо знают язык. С ними трудней договориться заговорщикам, – Рейли опять сел в кресло. – Я рассчитываю после обеда выйти в город. Хочу завести новые и оживить старые связи. Посоветуйте приличный ресторан.
- Хороший ресторан в гостинице Англитер. Но советую не засиживаться допоздна. Освещение улиц плохое. В городе разгул бандитизма. Раздевают догола. Ваше кожаное пальто может привлечь налётчиков.
- У меня есть хороший защитник, - Рейли вынул из кармана небольшой чёрный браунинг.
- Я знаю, вы хорошо стреляете, но бандиты тоже вооружены.

Сидней Рейли сидел за столом в ресторане гостиницы Англитер. За две недели пребывания в Петрограде, он побывал почти во всех действующих кабаках, но чаще всего посещал именно этот. Рейли помнил его с тех времён, когда, десять лет назад, был одним из учредителей общества «Крылья». Никого из бывших приятелей и знакомых он не встретил, но успел завести новых, представившись им негоциантом Паоло Массино, уроженцем Одессы итальянского происхождения.
Годы войны и двух революций, февральской и октябрьской, наложили свой отпечаток на интерьер, когда-то роскошного ресторана. Половина люстр не горела. Стены и колонны, подпиравшие потолок, давно требовали ремонта. Но посетителей было достаточно. На сцене выводила трели бывшая оперная певица, с обнажёнными плечами. Она зябко куталась в меховое манто. Администрация ресторана экономила дрова. Затем, под музыку поредевшего оркестра, энергично задрыгали голыми ногами четыре солистки кардебалета.
За столом, напротив Рейли, сидевшего в пол оборота к сцене, расположился полноватый субъект с обвисшими чёрными усами, некто Грамматиков-Чёрный, бывший большевик, но после революции, оценив её результаты, выразительно сказавшиеся на сервировке стола, стал ярым противником своей партии. По правую руку от Сиднея, обосновался Владимир Орлов-Орминский, крупный, рано поседевший мужчина, лет 35 – 40, служивший в большевистском Наркомюсте. Он состоял в партии левых эсеров, но скрывал, что был товарищем Савинкова, знаменитого эсера-заговорщика, противника большевиков. И, кроме того, являлся тайным белогвардейским разведчиком, имевшим связь с, восставшим против Советов, Доном.
Увидев, что Рейли поглядывает на девицу из кардебалета, Грамматиков-Чёрный сказал, погладив свои пышные усы:
- Отощали бабы на большевистских хлебах. Противно смотреть на их сухие ляжки. Не советую вам заводить с ними шашни. Мой приятель, после свидания с одной, вынужден был обратиться к врачу-венерологу. Кстати, чем будем сегодня расплачиваться? Говорят, что «керенки» уже не берут.
- Советскими рублями, - Орлов-Орминский загадочно улыбался.
- Ну, вам, как советскому служащему платят зарплату рублями. А нам что делать? – усатый ткнул вилкой в селёдочный хвост.
- Надеюсь, валюту берут. Сегодня плачу я, - сказал Рейли, не сводя глаз с девиц кардебалета, которые, вопреки мнению Грамматикова-Чёрного, отнюдь не были худыми. – Вон та, крайняя справа, совсем неплохо смотрится, - продолжал Рейли.
– Пожалуй, ей можно уделить внимание. Кстати, вы обещали мне в ближайшее время устроить встречу с Бонч-Бруевичем, - он глянул на сотрудника Наркомюста.
– Мне есть, чем его заинтересовать.
- Да, я уже, было, условился о встрече, но он неожиданно уехал в Москву. Это вызвано тем, что правительство перебирается в старую столицу. Столицей России теперь будет Москва.
- Ну, а как насчёт документов, о которых мы договаривались? Я заплатил валютой, сколько вы запросили... Вы обещали, что сегодня будут готовы, - Рейли продолжал смотреть на кардебалет.
- Раз обещал, значит, выполню. Я слово держу. Должны принести. Немного подождём.
- Говорят, что на Дону формируется Добровольческая Белая армия из царских офицеров, - сказал Грамматиков-Чёрный. – Можно себе представить: полки сплошь из офицеров. Все имеют боевой опыт. Сила страшная. Они сметут всё.
- Если белые смогут контролировать порт Новороссийска, считайте, решено дело, - новоявленный негоциант оторвал глаза от кордебалета и глянул на собеседников. – Людей, при всём их боевом опыте, нужно одеть, накормить, дать им патроны, пушки и снаряды. Где их взять? Заводы выпускают боеприпасы для большевиков. Всё снаряжение должны доставить страны Антанты.
- Генералы Алексеев и Корнилов затеяли серьёзную игру, - сказал Орлов-Орминский. – Они опубликовали воззвание, что добровольцы обязаны стоять на страже гражданских свобод, которые обеспечит свободно избранное Учредительное Собрание, разогнанное большевиками.
- Это только прикрытие, - заметил Грамматиков-Чёрный. – Если они возьмут Москву, будет диктатура.
- В России необходима диктатура, - сказал Рейли. – Эта страна ещё не доросла до демократии.
- А большевики и не скрывают своих целей, - процедил сквозь зубы Грамматиков-Чёрный. – Они уже объявили о диктатуре пролетариата. Что это – диктатура масс? Профанация. Это будет диктатура тех или того, кто встанет во главе революционеров. Пока большевики держат власть. Но неизвестно, сколько времени Спиридонова будет сидеть на вторых ролях у Ленина и Троцкого. Столкновение неизбежно. Они, как пауки в банке. Кто кого съест, тот и будет диктатором в России.
- Скорей всего, диктатором станет кто-либо из царских белых генералов. Кто первым освободит Москву от красных, - Орлов-Орминский поглядывал на часы и на вход ресторана.
- А, возможно, какой-нибудь ловкий и бесстрашный авантюрист, типа Савенкова, или новый лже-Дмитрий, может быть, иностранный подданный, - Рейли намекал на себя, зная, что никому из собеседников не придёт подобное в голову.
- Нас ждут тяжёлые времена: гражданская война неизбежна. Интересно, какая часть России сыграет роль Вандеи*, - вздохнул Грамматиков-Чёрный.
- Наверное, это будет Дон и Кубань. Казакам чужды идеи большевиков, - в тон ему заметил сотрудник Наркомюста.
В это время к нему подошёл официант и, наклонившись, сказал:
- Вас ожидают у входа в ресторан.
- Ну вот, я же говорил, что не подведу, - победно вскинул брови Орлов-Орминский. – Подождите минуту, я сейчас, - он встал и поспешно направился к выходу, одернув свой китель.
И, действительно, вскоре вернулся и протянул Рейли небольшой серый конверт.
Сидней, прикрывая салфеткой конверт и, покосившись по сторонам, открыл его и вынул небольшую книжечку в твёрдом картонном переплёте. Это было удостоверение сотрудника Петроградской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, на имя Сиднея Реллинского, подписанное, вновь назначенным её руководителем, Урицким и заверенное печатью. Такое имя назвал Рейли, когда заказывал удостоверение.
- Всё подлинное, даже подписи. Подсунули подписывать это удостоверение, вместе с двадцатью другими. Урицкий подмахнул, даже не глядя, - уверенно сказал Орлов-Орминский.
- Этот Урицкий, конечно, еврей, - съязвил усач, - как убрали черту оседлости, евреи ринулись в большие города, как клопы. Куда не ткнись, наступишь на еврея.
- Да, у большевиков евреи в почёте. И, конечно, латыши, литовцы, всякие там венгры, китайцы – интернационал правит бал, - подхватил Орлов-Орминский и, глянув на смуглое лицо мнимого негоцианта, подумал: «Уж не еврей ли он».
У Рейли на щеках обозначились желваки и он, сузив глаза, посмотрел на собеседников...
Выйдя из ресторана, суперагент двинулся к особняку английского консульства. Уличные фонари не горели. Мрак холодной, ветренной ночи тускло освещали окна домов: в квартирах зажигали керосиновые лампы и свечи, электричества не было уже несколько лет.
«Скоро начнётся яростная борьба за власть в этой стране, - думал Рейли, ступая по обледенелому тротуару. – Большевики схлестнутся с эсерами. Белые генералы тоже не захотят уступать друг другу. Важно умело стравить их между собой, чтобы очистить место. Главное, не упустить момент».
--------------------------------------------------
*Вандея – департамент в северо-западной Франции, один из главных очагов контрреволюции в период Французской революции 1789. С тех пор это название стало нарицательным для обозначения очагов контрреволюции.
Было довольно скользко и Рейли пришлось отказаться от привычной походки широким, военным шагом. Он внимательно смотрел под ноги. Подошвы сапог предательски теряли устойчивость, приходилось вынимать из карманов пальто руки и расставлять в стороны, как бы балансируя для равновесия.
Ему не привыкать балансировать. Рейли давно уже балансировал между жизнью и смертью, играя в рулетку с опасностью и, до сих пор, эта игра была беспроигрышной. Он получал острое наслаждение от такой игры и, побеждая в ней, каждый раз утверждался, что выигрыш был не слепой случай, а результат отваги, смекалки и точного расчёта.
Холодный воздух, охвативший его после выхода из ресторана, постепенно отступал, и под пальто, от движения, накапливалось тепло. Он надвинул шапку поглубже, прикрыв уши. Проходя мимо большого, монументального здания, занимавшего весь квартал, Сидней почувствовал опору под ногами. Видимо, здесь проживали состоятельные люди, и дворник очистил тротуар. Очертания громадного дома терялись в ночной мгле. Огни горели лишь в нескольких окнах и едва просматривались серые гранитные плиты цокольного этажа. Суперагент перешёл на привычный широкий шаг.
Улица была пустынной, лишь ветер завывал, подымая поземку. Из подворотни, навстречу, вышли двое. Словно поджидали. Одеты в шинели, на глаза надвинуты папахи. Лиц не видно. У одного, возле рта огонёк папиросы.
- Слышь, ты, господин или товарищ, снимай пальто, если жить хочешь...
Рейли увидел, направленное на него, дуло нагана. Он всегда, когда шёл ночью по Петрограду, держал в правой руке, в рукаве, у запястья наготове браунинг, снятый с предохранителя и с патроном в стволе.
- Вы что, ребята, если будете стрелять, испортите пальто! Дорогое, кожаное.
- Давай, сымай! Не разговаривай много!
Рейли, вдруг, резко упал на землю, стреляя на лету.
Бандит тоже выстрелил, но пуля пролетела над упавшим Сиднеем. А его пули точно попали в цель. Оба налётчика корчились на снегу и нечленораздельно хрипели.
Суперагент встал, хладнокровно добил обоих выстрелами в голову, поднял, лежавший на земле, наган и положил в карман.
Всё произошло мгновенно. Улица, по-прежнему, была пустой. Рейли оглянулся и, убедившись, что свидетелей нет, двинулся дальше, ускорив шаги.
Показывая Аллену Кроми наган, он сказал:
- Первый военный трофей, добытый этой зимой в Петрограде. Неплохое оружие: безотказное и не оставляет гильз, но тяжёлое и громоздкое.
- Я знал, что вы решительный человек и прекрасно стреляете, но не стоит зря рисковать и устраивать перестрелки с бандитами, - заметил военно-морской атташе.
- А я не рискую. Я всегда стреляю первым, - отпарировал суперагент.
- Кстати, не хотите ли посетить Одессу. Миссия полковника Бойля направляется туда на французском фрегате «Виктория», - сменил тему Кроми.
- С какой целью? – спросил Рейли.
- Как мне известно, программа довольно обширная. Им предстоит, также, посетить Крым и Кубань. Обмен военнопленными и их эвакуация, посреднические услуги в переговорах между румынским командованием и Советами, отслеживание политической и экономической ситуации на юге, воссоздание агентурной сети. А главное – поиск сил антигерманской направленности, способных отвлечь часть немецких войск с западного фронта. Для вас есть широкое поле деятельности. По сути, это ваша программа. Вопрос, как пересечь большевистскую Россию с севера на юг.
- Доберусь. Я уже начал оформлять проездные документы, - Рейли показал удостоверение сотрудника Чрезвычайной комиссии. – Это то, что мне нужно.

Одесса! – что-то шевельнулось в очерствевшей, за годы рискованных приключений, душе Сиднея. Ему и хотелось увидеть город своего детства и юности, но и какое-то неприятное и непонятное чувство удерживало от этого. Он не раз бывал в России, выполняя задания английской разведки, но всё время уклонялся от посещения родного города. Может потому, что часто видел его во сне, где проходила вторая его жизнь, которую он не контролировал. Рейли, и по сей день, иногда, снились знакомые улицы, его дом, комнаты и их старинная мебель с узорами.
Когда ему было 12 лет, умер отец и мать снова вышла замуж. С отчимом отношения не сложились. Иногда доходило до рукоприкладства. Мать, хотя и любила сына, но, не желая портить отношения с новым мужем, брала его сторону и требовала от своего отпрыска уступчивости и покорности. Сидней, тогда его звали Семён, не мог простить матери ни её поспешного замужества, ни того, что она несправедливо (по мнению Семёна), поддерживала в их конфликтах нового супруга.
Это и было основной причиной того, что Сидней, недоучившись в университете, притворился утопленником и пустился в одиночку, без документов, в рискованное странствие по миру. Кто знает? Если бы отчим оказался более покладистым, существовал бы одессит Семён Маркович Розенблюм, но не было суперагента СИС Сиднея Рейли...

При помощи того же Орлова-Орминского, он достал бланки командировочных документов, заполнил их на новое имя и выехал в Одессу. К началу февраля, обойдя заставы петлюровцев, зелёных и прочих банд, Рейли прибыл в свой родной город.
Сидней хорошо помнил Одессу конца 19-го века:суетливый и орущий Привоз, торжественное открытие Днестровского водовода, основание Черноморского яхтклуба, строительство военного госиталя; появилась канализация, мощённые гранитом мостовые, первые парки, засаженные каштанами и акациями улицы.
Одесса сильно изменилась. Это был, словно другой, чужой город, лишь иногда слышался знаменитый одесский говор. Не в пример Петрограду, было тепло, лишь со стороны моря дул пронзительный ветер. Сидней раздувал ноздри, вдыхая знакомый солёный воздух своего детства.
Дома стояли блеклые, с обсыпавшейся штукатуркой, обнажившей крупные кирпичи из ракушечника.
На Дерибасовской оживлённо сновал народ, проносились пролётки, запряженные упитанными лошадьми, иногда, сигналя, проезжали автомобили с большевистскими руководителями.
Сидней подошёл к своему бывшему дому на Александровской. Там обитали незнакомые люди. Стены, прежде белые, потемнели, окна тускло светились немытыми стёклами.
Оказалось, мать его умерла лет десять назад, а отчим жив, но давно съехал и живёт в другом месте. Рейли не пожелал навестить его, но через несколько дней встретил на улице, узнав по орлиному носу. Он сильно постарел и двигался, опираясь на палку. Пройдя мимо, Сидней обернулся и долго смотрел ему вслед. Старик, естественно, не узнал пасынка.
Полковник Бойль и его люди, активно включились в работу. Желая завершить дела до прихода немцев, Рейли прилагал усилия, чтобы добиться встречи с председателем Одесского Совдепа и командующим красными войсками, левым эсером, бывшим полковником Михаилом Муравьёвым. Попав на заседание Совдепа, он сразу обратил внимание на диктаторские замашки председателя. Наиболее часто произносимым словом Муравьёва было «Я». «Я приказал». «Это моё распоряжение», «Мои люди», «У меня есть», «Я знаю» и «Берите пример с меня».
Муравьёв чувствовал себя очень уверенно и довольно резко высказывался против заключения с Германией Брестского мира.
Встреча произошла в ложе Одесского оперного театра, где местная труппа, дополненная приезжими актёрами, давала оперу «Аида».
Оперный театр, несмотря на все невзгоды военного времени и гражданской войны, продолжал работать, хотя краски в убранстве лож поблекли, а лепнина частично осыпалась. Но, кто бы не захватил власть в Одессе: белые, красные и в моменты безвластия, когда магазины и лавки подвергались разграблению,
Оперный не трогали. Оказалось, в приморском городе все любят театр. Артистов, тех, кто не покинул сцену, знали в лицо. Билеты и контрмарки продавались даже на Привозе по тройной цене.Народу в зрительный зал набивалось больше, чем было мест. Сидели в проходах, толпились у дверей. Навести порядок было невозможно, но гул в зале мгновенно стихал, едва поднимался занавес. На апплодисменты зрители не скупились.
Представившись служащим Британской миссии, что, действительно, было так, Рейли предложил помощь союзников, если «красный диктатор» выступит против немцев, объеденившись с силами петлюровцев и атамана Григорьева.
- Мы обязуемся договориться с французами и поставлять всё необходимое для борьбы с наступающими немцами, - пообещал Рейли. – Как вы думаете, союз с националистами и, даже, с откровенными бандитами против Германии возможен?
- Мне понадобится снаряжение для сто-тысячой армии, - чётко сказал Муравьёв, и на скулах заиграли желваки. Это был рослый, плечистый человек с крупными чертами лица. Китель обтягивали новые, пахнущие свежей кожей и поскрипывающие, ремни. Синие бостоновые галифе заправлены в жёлтые, щегольские с кисточками сапоги.
- Я считаю, что в Бресте заключён не мир, а подписана капитуляция. Я думаю, что смогу объединить силы антигерманской направленности. Если мы остановим немца, Москва будет только приветствовать такие действия. Победителей не судят, - подитожил красный военачальник.
Рейли даже не ожидал, что Муравьёв так быстро примет его предложение. Продолжая увещевать его всяческими посулами, Сидней намекнул, что, в случае гнева Москвы, председатель одесского Совдепа может рассчитывать на прикрытие британских спецслужб. Муравььв криво усмехнулся, и его реакция на такое предложение осталась неопределённой.
Но неожиданное решение Москвы нарушило планы англичан. Вскоре, Муравьёв был отозван, переведен на восток и назначен командующим советским восточным фронтом. Всё же, диктаторские замашки дорого обошлись ему. Узнав об аресте в Москве руководителей своей партии, после эсеровского путча 10 июля, он объявил себя в Симбирске главнокомандующим Красной Армией и телеграфировал в Совнарком и германское посольство об объявлении войны Германии. Затем, приказал войскам продвигаться на запад. Однако, на следующий день был застрелен большевиками на заседании местного совета.
План создания на Украине сил антигерманской направленности не удался. Внимание миссии полковника Бойля и, естественно, Сиднея Рейли, который играл в ней ведущую роль, переключилось на Дон и Кубань, где формировалась и готовилась к выступлению против большевиков Добровольческая Белая Армия.
В последние дни пребывания Сиднея в Одессе, он встретил своего старого знакомого, и эта встреча имела далеко идущие последствия...
Рейли прогуливался по одесскому базару, знаменитому Привозу. Человек, впереди него, выторговал две банки импортных рыбных консервов, обернулся и они встретились лицом к лицу.
Суперагент узнал Иосифа Немировского, жившего по соседству на Александровском проспекте и учившегося в той же, 3-ей гимназии, но классом ниже. Иосиф до 12 лет жил в Грузии и оказался в Одессе потому, что его отца, еврея, принявшего христианство, преподавателя русской словесности, перевели в эту гимназию.
Одно время ребята дружили, несмотря на разницу в возрасте. Иосиф был не по годам умён, ловок, смел, неистощим на различные выдумки. Ему прочили большое будущее. Но к учёбе он относился прохладно и, хотя мог быть отличником, едва переходил из класса в класс. Отец частенько наказывал сына, пытаясь наставить на путь и привить прилежность в учёбе. Иногда даже выгонял на несколько дней из дома. И здесь у них было много общего с Семёном-Сиднеем, поскольку и тот не ладил с отчимом.
Немировский хотел было пройти мимо, но Рейли легонько толкнул его в плечо.
- Не узнаёшь?!
Иосиф уставился на Сиднея сердитым взглядом, что-то соображая.
- Ну, ну, шевели мозгами. Напрягайся! – Рейли разглядывал бывшего соседа. На щеках трёх-четырёх дневная щетина. Военная фуражка без кокарды. Серое, поношенное пальто, не чищенные сапоги. Самая заурядная внешность. Всё говорило о том, что этот человек не достиг того положения в обществе, которого был достоин.
- Постой. Никак, Сеня Розенблюм? Так ты же утонул в гавани много лет назад!
- Да, пролежал на дне гавани около 20-ти лет, да взял и выплыл, - улыбнулся Сидней.
- О, да ты в морской воде неплохо сохранился.
- Может, попробуешь по моему примеру, а то я вижу, захирел ты тут, на свежем воздухе.
- Поздно уже. Нужно было нырять в молодости.
- Ну, расскажи, как живёшь, чем занимаешься? Как дошёл до жизни такой, что на Привозе рыбными консервами запасаешься. Покажи-ка, у них срок годности на исходе, нужно срочно употребить.
- Что же! Давай, употребим. Идём ко мне, отметим встречу. У меня и самогон есть.
- Пошли, но лучше в ресторан или кафе. Где тут ближайший?
- Днём рестораны не работают. Времена не те пошли. Зайдём ко мне. Это недалеко.
Немировский проживал в однокомнатной квартире на втором этаже. Они прошли захламленный коридор, одна дверь которого вела на кухню, другая – в ванную. Жилая комната была квадратной, с двумя окнами на улицу. Разнокалиберная мебель: шкаф, трюмо, широкая кровать, под окном – письменный стол.
Бывшие соседи расположились за круглым столом, стоявшим посреди комнаты. Выпив самогона и закусив рыбными консервами, разговорились.
- Где же ты был всё это время? Чем занимаешься сейчас? Давно ли в Одессе? – спрашивал Немировский.
- Долго рассказывать. Побывал во многих странах. Повидал свет. Был несколько раз женат. Сейчас разведён, детей нет. Служу в Петроградской Чрезвычайной комиссии, - Рейли вынул и развернул удостоверение. – Правда, я уже не Семён и не Розенблюм. Всё! Забудь это имя. Я его оставил на дне гавани. В Одессе по делам службы. Разбираемся в обстановке. Что к чему. Но, вообще, командировка моя подошла к концу. День – два, и отбываем. А как у тебя дела, как выживаешь? Работаешь или служишь?
- Я, в отличие от тебя, за границей не был. Но по России поездил. Был даже в Сибири. Гимназию, всё-таки, закончил. Хотя и отчисляли, и восстанавливали... Потом, экстерном, сдал с отличием экзамен на адвоката. Был женат, но давно разведён. Детей тоже нет, насколько мне известно. Хотя, кто знает? Подруг было достаточно.
- А помнишь, - Рейли широко улыбнулся, - как мы с тобой забрались на дерево и в бинокль наблюдали, как раздевается и готовится ко сну Раечка Оксман? Столько лет прошло, а помню, какие у неё грудки.
- Помню прекрасно. Ей же было всего 13 лет, а какие у неё были бёдра, попа. Загляденье.
- И когда она дала тебе от ворот, ты подбросил ей в кровать дохлую кошку, – Рейли засмеялся. – Вот был крик, шум. Вызывали полицию. А где она, жива? Замужем? Хотелось бы её увидеть.
- Закончила гимназию, вышла замуж и уехала в Америку.
- А как ты обтрусил сад у Грушевского и, чтобы отвлечь внимание, бросил во двор дымовую шашку, - продолжал вспоминать проказы Иосифа Рейли. – И где ты её достал, так и не сказал никому.
- Где! Выменял за почтового голубя на Привозе, а до этого обчистил голубятню на Лузановке.
- А как ты прибил гвоздями к полу ботинки старого Перельмана; а развесил объявления, что продаётся дом у Черкасских, и цену указал такую, что к ним ломились толпы...
- Если б только это, - махнул рукой Немировский. – Такого натворил в молодости, порой вспоминаешь, и смешно, и грустно.
- А что успел, когда повзрослел? – Рейли подлил себе немного самогона.
- Пробовал открыть дело. Торговал. Контрабанда. Работал адвокатом. Есть у нас тут такой Моисей Винницкий, по прозвищу Мишка Япончик – бандит, налётчик. Так вот, был я у него адвокатом, отмазывал его в суде после грабежей и налётов. А он, скотина, платил гроши...
- Ты был только адвокатом?
- Да, не только. Приходилось быть и наводчиком. А что делать? Жить-то надо. У меня тогда крутились две любовницы. Бабы – просто сказка, но любили кутить в ресторанах, стервы. Еле от них отмазался. Сейчас есть одна, приходит убирать. Иногда готовит и ночует. Замужняя. Я бродячих проституток боюсь. У каждой второй – триппер или сифилис.
- Сейчас чем занимаешься?
- И сейчас, потихоньку, продолжаю то же. Поругался с этими бандитами. Вот, сегодня вечером приглашают на сходку. Стрелка называется. Могу и не вернуться...
- Много их будет?
- Трое или четверо.
- Всего-то. Хочешь, пойду с тобой... Я их перестреляю.
- А сможешь? Ты хоть в ЧК, но бандиты – народ ушлый.
- Ничего, я похитрей буду.
- Да нет, не надо. Как-нибудь, сам выкручусь. Этих перестреляешь, другие найдутся. Ты уедешь, а мне тут оставаться. Они на мне отыграются. Но всё-таки, интересно, много ты перестрелял бандитов?
- Без счёта! Нет, шучу. Но приходилось бывать в переделках, повидал я мир. А он жестокий, страшный. Слабым места нет. Ещё совсем молодым оказался я в Бразилии, в составе экспедиции на Амазонку, нанялся поваром. Еле выбрался оттуда, и ещё вытащил на себе двух англичан, один из них – начальник. Молод был, силён и здоров. Никакие болезни меня не брали.
Жара стояла страшная. Весь день ходишь липкий от пота. Москиты, пауки, змеи. Река рядом, но купаться нельзя. Несколько человек в этом жестоко убедились. Местные индейцы предупреждали, но они не послушались. Водится в Амазонке червячок такой небольшой, называется кондиру, длиной сантиметр – полтора, толщиной со спичку. Идёт он на запах мочи. Если помочился недавно и зашёл в воду, этот кондиру проникает в половой член, в мочеточный проход. Выпускает там шип, и баста. Вытащить его можно только хирургическим путём. У индейцев есть свои методы, тоже очень жестокие. Но я хочу рассказать не только об этом ужасном кондиру. Заночевал я, как-то, в одной хижине. Наутро смотрю, на стене сидит чёрно-жёлтый паук величиной с ладонь. Шевелит лапами, иди знай, что ожидать от него. Взял я палку и попытался пригвоздить паука к стене. Но тот, в самый последний момент, увернулся в сторону и опять сидит. Попробовал ещё раз – результат тот же. И сколько не пытался проткнуть его палкой, не удавалось. Тогда я взял пистолет, прицелился и выстрелил. Думал, от пули не увернёшься. Но паук опять сделал неуловимое движение, и пуля вошла в стену рядом.
- А, может быть, ты просто промахнулся, - Иосиф смотрел недоверчиво.
- Нет, я стрелял с растояния, примерно, в метр, промахнуться не мог. Этот паук обладал какой-то дьявольской реакцией. Совершенно непостижимо, как он увернулся от пули, выпущенной с такого близкого расстояния. И тогда я подумал: вот бы так научиться! Смотрел неотрывно на паука и, мысленно, просил передать мне магические способности. С тех пор всегда, в минуту опасности, вспоминаю этого паука и убеждаю себя, что он мне послал сверх естественную силу. И помогает. Я много раз бывал в безвыходной ситуации, но, как видишь, выжил. Убеждение имеет огромное значение. Даже в самый трудный момент умудряюсь быть таким пауком.
- Пожалуй, ты прав, тоже возьму себе на вооружение этого паука и попрошу передать мне его способности. Неважно, что он в Бразилии. Для мысли расстояние не играет роли.
Допив самогон, бывшие соседи расстались. И каждый из них подумал, что в надвигающемся смутном времени, когда придётся, напрягая все силы, бороться за выживание, вряд ли они встретятся снова. Но они ошибались. Встреча состоялась и повлияла на судьбу миллионов людей, подняв одних на вершину власти и материального благополучия, а других, не менее, и даже более достойных, обрекая на десятки лет бесправного и голодного существования в обледенелых магаданских лагерях. Но злая ирония состояла в том, что самые благополучные, в любой момент, по воле властвующего злодея, могли оказаться среди самых бесправных и испить до конца их участь...

3.
Сопроводив Керенского в Мурманск на британский военный корабль, стоявший в порту, Рейли, в начале мая 1918 года возвратился в Петроград. Встретившись с атташе Кроми, суперагент узнал, что переговоры с командирами латышских красных стрелков вышли на новую стадию. Если раньше, Кроми осторожно прощупывал ситуацию, то теперь он уже откровенно предложил латышам сотрудничество в деле свержения большевистского режима, обещая помощь Британии и Антанты в освобождении Латвии от Германии и создания независимого латышского государства.
Необходимо было выяснить положение в столице. Между Москвой и Петроградом, двумя самыми большими российскими городами, где власть прочно удерживали большевики, железнодорожное сообщение более или менее было налажено. Власти прилагали большие усилия для регулярного движения поездов.
Сидней предъявил начальнику станции удостоверение сотрудника Петроградского ЧК и получил билет в купейный вагон. Поезд отбыл из Петрограда точно по расписанию и, к удивлению суперагента, остановился на пероне столицы лишь с небольшим опозданием.
Прибыв в Москву, Рейли поступил решительно. Он считал, что только личная встреча с руководителями большевиков может подсказать пути свержения их режима. Не согласовав свои действия с генеральным консулом Британии в Москве, Робертом Локкартом, Сидней направился прямо к кремлёвским воротам.
Подойдя к красноармейцу-часовому, стоявшему у входа с винтовкой со штыком, Рейли потребовал встречи с начальником караула. К нему вышел рослый, затянутый ремнями латыш и, глядя в упор серыми глазами, строго спросил, с сильным прибалтийским акцентом:
- Кто вы такой? Что вам угодно?
Рейли, сначала по-английски, а затем по-русски, сказал, с твёрдыми нотками в голосе:
- Я являюсь эмиссаром премьер-министра Англии Ллойда Джорджа, у меня есть его личное послание к господину Ленину.
- Предъявите документы, - латыш смотрел не мигая, словно гипнотизировал.
Рейли предъявил документ, выписанный на его имя, где он значился советником английской дипломатической миссии.
- Покажите письмо
У Рейли в правой руке была элегантная кожаная папка коричневого цвета, специально приобретённая для этого случая. Он раскрыл её и показал латышу, запечатанный сургучом, конверт.
В конверте, действительно, находилось письмо, на бланке из кабинета Кроми, но составленное и напечатанное на машинке самим Сиднеем.
- Подождите здесь, - латыш исчез за воротами.
Через некоторое время, Рейли ввели во двор Кремля, обыскали и, в сопровождении уже знакомого латыша, он вошёл в белое здание на внутреннм дворе.
В просторном помещении, но с низким потолком и сводчатыми окнами, у входа, возле небольшого стола, стоял часовой с винтовкой. Этот зал, видимо, служил приёмной. Из боковой двери вышел военный, тоже латыш, потому что с характерным акцентом сказал:
- Вам придётся немного подождать. Вас вызовут. Садитесь, - Он не ушёл, а сел рядом с Рейли. Ряд железных стульев тянулся вдоль стен.
О посланнике английского премьер-министра доложили одному из главных помощников Ленина, Бонч-Бруевичу, который очень удивился столь неожиданному визиту. Сотрудники наркомата по иностранным делам связались по телефону с Робертом Локкартом, справляясь о посетителе Кремля. Во время звонка, как раз в кабинете Локкарта находился главный резидент английской разведки Бойс. Узнав у Бойса, что Рейли является агентом СИС, Локкарт, после некоторой паузы, подтвердил, что он направил его в Кремль и извинился, сославшись на отсутствие связи, что не предупредил об этом визите заблаговременно. После чего, разведя руками, недоумённо посмотрел на Бойса. Тот ухмыльнулся, мол, это ещё тот тип!
Рейли уже довольно долго находился в приёмной и, ничего не зная о переговорах с Локкартом, немного забеспокоился. Но тут, из той же боковой двери вышел высокий, хорошо сложенный мужчина в военной форме, которая сидела на нём, как влитая. Правильные черты лица, серые строгие глаза. Подойдя к Рейли, он представился, поднеся руку к козырьку фуражки:
- Начальник охраны Кремля, Берзинь, - едва заметный акцент указывал, что он тоже латыш.
- Представитель английской дипломатической миссии Рейли, - сначала на английском, а затем по-русски сказал Сидней и подал ему паспорт.
Берзинь пролистал документ и произнёс:
- Идёмте со мной. Товарищ Ленин ожидает вас
Рейли внутренне вздрогнул. Он не ожидал, что так легко попадёт к главному большевику.
Берзинь что-то быстро спросил по-латышски у, сопровождавшего Рейли, военного. Тот утвердительно ответил.
Суперагент догадался, что вопрос был о том, обыскали ли его.
Они шли по широкому коридору, освещённому узкими стрельчатыми окнами, то и дело встречая вооружённых людей. Сидней и Берзинь остановились у высокой, белой двустворчатой двери, возле которой, за столом с телефоном, сидел военный с кобурой у пояса.
- Нам можно войти? – спросил у него Берзинь.
- Сейчас узнаю, - секретарь встал, приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Там ему что-то сказали и он, повернувшись к Рейли и Берзиню, пригласил войти.
Они оказались в большом кабинете. У стены, между двумя сводчатыми окнами, стоял чёрный кожаный диван. Напротив – застеклённый книжный шкаф. В углу – чёрная чугунная печка-буржуйка с трубой, выведенной в окно. Посреди кабинета был, довольно широкий, стол, за которым сидели трое. В центре, мужчина лет пятидесяти, с оголённым до затылка черепом, небольшие усики и бородка, широкое лицо с татарским прищуром глаз. Справа от него, человек, несколько моложе, с буйной чёрной шевелюрой. Слева, - тоже черноволосый, лет тридцати пяти, в очках-пенсне со шнурочком. Эти двое, скорей всего, были евреи. Все в гражданской одежде: чёрные пиджаки, белые рубашки, с галстуками, вид вполне интеллигентный. Они больше напоминали, учителей, чем руководителей грозных большевиков, захвативших власть в России.
Человек с оголённым черепом встал из-за стола, приветливо улыбнулся:
- Товарищ Берзинь, можете остаться. А вы кто, господин? По какому вопросу? Представтесь, пожалуйста, - он слегка картавил.
- Я Сидней Рейли, член английской дипломатической миссии, - опять, сначала по-английски, а затем по-русски сказал Рейли, - вот мой дипломатический паспорт.
Лысый взял документ, внимательно просмотрел.
- А вы отлично говорите по-русски, - он глянул суперагенту в лицо пытливым взглядом. – Я – Владимир Ленин. Это, - он указал на мужчину с шевелюрой, - Лев Троцкий и Яков Свердлов, - молодой человек в очках-пенсне улыбнулся и кивнул головой.
- Моя мать из России, до двадцати лет она жила в Одессе, а затем вышла замуж за англичанина и уехала в Англию, - изложил проверенную версию Рейли.
- Значит, вы наполовину русский, - Ленин продолжал дружелюбно улыбаться. – Позвольте узнать цель вашего визита?
- У меня к вам письмо от премьер-министра Англии Ллойда Джорджа.
- Вот как? Любопытно. Мы, кажется, чем-то заинтересовали Антанту, - Ленин повернулся к Свердлову и Троцкому. Те, в ответ, слегка иронично улыбнулись.
- И что же в этом письме?
- Мне неизвестно. Я имею поручение лишь доставить его, - отвечал Рейли, стараясь придать своему глосу как можно больше официальной вежливости. А мысли его были заняты совсем другим...
Хотя латыши и обыскали его, но почему-то не предложили поднять вверх руки. И это обстоятельство просто спасло Рейли. Дело в том, что в правом рукаве кителя, под мышкой у него находился небольшой браунинг с семью патронами в обойме, на резинке, пришитой к нижней рубахе. Предохранитель был снят, патрон – в стволе, оружие готово к стрельбе. Одно движение руки, лёгкий взмах, - резинка, под тяжестью браунинга, растянется и он окажется в ладони. За несколько мгновений можно уложить всю эту компанию. Его мечта о террористическом акте осуществится. Вот так легко и просто, мир избавится от главных возмутителей спокойствия. Но в коридоре вооружённый секретарь и полно людей, которые услышат выстрелы и ему, скорей всего, не уйти. Суперагент не раз рисковал жизнью, но на сей раз риск слишком велик. У него нет шансов выйти живым или не быть схваченным. А, может, стоит всё-таки рискнуть? Какой соблазн. Подобный случай ему вряд ли представится. Рейли чувствовал, что он колеблется.
В этот момент открылась дверь. Голос, с грузинским акцентом, произнёс:
- Можно, товарищ Ленин?
- Да, да! Пожалуйста, товарищ Сталин, - сказал Ленин.
В комнату вошёл человек невысокого роста, в кителе царской армии, но без погон, галифе и сапогах. В том, что он выходец с Кавказа, не оставалось сомнений. Его внешность, лицо и даже голос с акцентом показались Рейли очень знакомыми. Он, определённо, недавно где-то видел его и даже с ним разговаривал. Но что-то в облике грузина не позволяло вспомнить, на кого же он так похож.
- Можно ознакомиться с письмом? – спросил Ленин.
- Конечно! Пожалуйста, - Сидней расстегнул свою кожаную папку и достал конверт, запечатанный сургучем.
Ленин вернулся к столу, распечатал конверт и достал письмо.
- Не ознакомите ли с его содержанием. У нас тут никто бегло не читает по-английски, - он обратился к Рейли. – Хотя, может быть, вы, Лев Давидович, - глава большевиков обернулся к Троцкому.
- Нет, не берусь, стиль письма, видимо, канцелярский. Это мне не под силу, - уклонился Троцкий.
- Я охотно помогу, - Рейли шагнул к столу, взял письмо и пробежал глазами сверху вниз. Естественно, что текст письма был ему прекрасно знаком.
- Смысл письма таков. Господин премьер-министр Соединённого Королевства предлагает правительству большевиков в России начать снова военные действия против Германии. За это гарантируются военные и продовольственные поставки, а также дипломатическое признание и поддержка.
Возвращая Ленину письмо, суперагент рассуждал: «Их здесь уже пятеро. Пока всех застрелю, охранник за дверью успеет вытащить револьвер. А если, через дверь, пристрелить прежде его? Пожалуй, не получится. Дверь толстая и пуля браунинга может её не пробить. Придётся, наверное, отказаться от этой затеи».
Он на секунду представил заголовки в лондонских газетах, да и всего мира:
«Английский агент Сидней Рейли покончил с большевистскими руководителями ценой собственной жизни». Заманчиво,очень заманчиво.Такой триумф, но ценой собственной жизни. Если и отдать жизнь, то за такую цену?..
Мгновение-другое он колебался: «Нет, пожалуй, не стоит. Найдём другие пути покончить с ними, но без такого риска для жизни. Кроми утверждал, что он уже почти договорился с командирами латышских стрелков».
Ленин о чём-то говорил со своими соратниками вполголоса, но суперагент не прислушивался, поглощённый своими мыслями.
Но вот вождь большевиков повернулся к Рейли:
- Мы обдумаем предложение господина Ллойда Джорджа и, через наш Наркомат иностранных дел, дадим ответ. Можете быть свободны, - он протянул руку.
Рейли пожал руку большевистского вождя. Небольшая кисть его была сухой и крепкой. Ленин и не подозревал, что несколько секунд назад был на волосок от смерти.
Кивнув остальным, суперагент вышел и, в сопровождении Берзиня, по коридору направился к выходу.
Он опять отметил, что вокруг много вооружённых людей и ему не удалось бы выбраться живым.
Оказавшись за воротами Кремля, Рейли облегчённо вздохнул, оглянулся и вдруг почувствовал, что у него по спине текут струйки пота, хотя небо заволокли тучи и было совсем не жарко.
Май в этом году в Москве был холодным, и неспроста в кабинете Ленина ещё не убрали чугунную печку-буржуйку.
Шагая по булыжной мостовой, Рейли вдруг понял, что ему мешало вспомнить, на кого похож грузин, вошедший в кабинет. «Товарищ Сталин», - так его назвал Ленин. Странная фамилия для грузина... Усы... Если убрать усы, то этот Сталин окажется точной копией его соседа Иосифа Немировского. И грузинский акцент, тоже... Ведь Иосиф 12 лет жил в Грузии и, владея грузинским языком, иногда балуясь, говорил с грузинским акцентом. Его отец, Григорий Немировский, родился в Одессе, в семье выкрестов, то есть евреев, принявших христианство. Закончил университет и, в молодом возрасте уехал в Грузию, получив там место преподавателя. Женился на грузинке, и от этого брака родился Иосиф. Когда мальчику исполнилось 12 лет, они вернулись в Одессу. Мать умерла от неизвестной болезни, а отец, вскоре, женился на молодой вдове-одесситке. У подростка отношения в семье стали очень напряжёнными. Рейли помнил, как его сосед, который был весьма изощрён на всякие проделки, придумал способ, как отомстить папаше за жестокие попытки приструнить разболтанного сына. Узнав, что у отца есть любовница, Иосиф выкрал её записку к нему и, подделав почерк, написал целую пачку, якобы любовных писем. Затем положил их в карман отцовского пиджака, который мачеха собиралась отдать в чистку. Разразился дикий скандал, едва не закончившийся разводом.
Рейли пожал плечами: «Этот сын выкреста-еврея и грузинки был на многое способен. То, что он так и остался серой посредственностью, каким-то там адвокатом и наводчиком у бандитов, вызывало удивление и сожаление».
Роберт Брюс Локкарт получил направление в Россию, для вступления в неофициальный контакт с большевистским режимом после того, как британского посла отозвали из-за октябрьского переворота. Главная цель его миссии: убедить большевиков продолжать войну с Германией. Несмотря на то, что мирный договор в Брест-Литовске всё же был подписан, он докладывал в Лондон, что существуют значительные возможности организации сопротивления немцам.
Холёный мужчина, сорока с небольшим лет, с чисто английской внешностью, любитель любовных похождений, Локкарт отдавал должное русским женщинам. Он находил их весьма привлекательными и считал, что они обладают напускной холодностью, со скрытым жаром англичанок, заманчивой покорностью азиаток и яркой страстностью красавиц востока. Все эти достоинства Роберт Локкарт видел в своей любовнице, 27 летней солистке кардибалета Муре Бенкендорф, голубоглазой блондинке с роскошной грудью и стройными длинными ногами, которая, однако, происходила из семьи обрусевших немцев.
Мура не только прекрасно удовлетворяла все его эротические фантазии, но и служила отличным гидом, ловко ориентировалась в светской жизни и международной обстановке, давала чёткие, бескомпромисные характеристики ведущим политическим деятелям России и Европы.
Узнав, что Рейли, без его ведома, отправился в Кремль с каким-то там письмом от премьер-министра Англии, Локкарт был взбешён. Вызвав Сиднея к себе, он повысил тон:
- Что за мальчишество! На каком основании вы предстали посланником Ллойда Джорджа? Вы что, хотите устроить дипломатический скандал? Что ещё за письмо? Откуда вы его взяли?
- Я сам его и написал, - невозмутимо отвечал Рейли.
- То есть, как это, сам?! И что же в том письме? – холёное лицо Локкарта с пышными, аккуратно подстриженными усами, налилось краской.
- Успокойтесь, Роберт, - сказал Сидней. – В письме именно то, чего вы так добиваетесь. Предложение большевикам вступить в войну с Германией и обещание за это наладить поставки оружия и продовольствия.
- Но кто вас уполномачивал? Большевики не предсказуемы. Тем более, действовать от имени премьер-министра Британии. Вы много на себя берёте. А что, если...
- Да никаких «если» не будет. Большевистские вожди – это калифы на час. Какие-то интеллигентные хлюпики. Я же их видел. Обменялся рукопожатиями лично с Лениным. Они долго не продержатся. Им просто не хватит времени, чтобы устроить скандал. Их скинут либо левые эсеры, что нас вполне устроит, либо латыши, которыми битком набит Кремль, а с ними Кроми почти договорился, либо царские генералы, контролирующие юг и восток России. Да я сам, лично, чуть было не покончил с главными большевиками, - Рейли взмахнул рукой, и в его ладони появился чёрный, небольшой браунинг.
Локкарт и, стоявший рядом Бейс, застыли в изумлении. Глаза Локкарта стали квадратными.
- Имея при себе оружие, вы проникли на большевистский Олимп. Вы что, спятили? А если, если бы вас обыскали и нашли?..
- А меня и обыскали...
- И???
- И не нашли. Как видите. Но там очень много вооружённых людей. Мне не удалось бы уйти.
- Но если бы браунинг обнаружили, вам наверняка бы не уйти... Английский дипломат проникает с оружием в Кремль? А что прикажите, в таком случае, делать нам? С нас бы спросили! И что?!
- А вы просто отказались бы от меня. Сказали, что это какой-то сумасшедший.
- Да вы, и вправду, сумасшедший. Ну, Рейли, знаете... мне говорили, что вы отчаянный человек. Но решиться на такое... Это чисто ирландское безразсудство.
Рейли внутренне усмехнулся, потому что в его жилах не было ни капли ирландской крови.
- Мне звонили из большевистского Наркомата, от Бонч-Бруевича, помощника самого Ленина, и спрашивали о вас, - лицо Локкарта продолжало наливаться кровью и полные губы слегка дрожали, - и я подтвердил, что вы член нашей миссии. А что мне оставалось делать? М не и в голову не пришло, что вы можете там открыть стрельбу! Вы что, не понимаете, чем рисковали? Нас всех арестовали бы и расстреляли без суда в этой варварской стране!
«Меня ваша судьба мало интересует», - подумал Рейли, но вслух сказал, разведя руками, - но я же не стрелял...
- А зачем вы взяли с собой оружие? – вмешался, молчавший до этого Бойс.
- Решил проверить, на что способна охрана большевитских вожднй, - невозмутимо сказал Рейли.
- Ничего себе, проверка! Вы опасный авантюрист! – Локкарт сверкнул глазпми и переглянулся с Бойсом. Тот утвердительно кивнул.
- Я отстраняю вас от работы в нашей миссии! – продолжпл кипеть Локкарт. – Свалились сюда на нашу голову, без вас забот не было...
-Меня в Россию направила британская разведка СИС, и только она может меня отстранить или отозвать, - спокойно отвечал Рейли.
- Где ваши инструкции? – спросил Бойс, - разведывательной сетью в России руковожу я, и вам это должно быть известно.
- У меня инструкции устные и они касаются только меня. И вам не советую связываться с СИС, при всех ваших полномочиях. У меня своё задание, кстати, в том числе, и оказывать помощь вам.
- Ничего себе, помощь, - Бойс сложил руки на груди.
- Ну, хорошо... – Локкарт гначал остывать и голубые глаза его приняли спокойное и слегка надменное выражение.
- Раз уже всё произощло и обошлось, мне хотелось бы знать результаты вашей авантюры. Что же вам большевики ответили на письмо? Они что, приняли его за чистую монету?
- А как же! Ни тени сомнения. Работа проделана чисто. Обещали подумать и дать ответ.
- А вдруг они согласятся! – настроение у Локкарта заметно улучшилось. – Вот это будет номер. Придётся, Рейли, вместо взыскания писать на вас в Лондон хвалебное донесение. Ха-ха-ха! – может, и сам Ллойд Джордж выразит вам благодарность, когда узнает о таком письме и его результах.
- Вряд ли большевики нарушат Брестский мирный договор, - сказал Бойс, человек невысокого роста, неопределённого возраста, с мрачным лицом. – Германия – единственная страна, с которой у них налажены нормальные дипломатические отношения. В конце апреля, в Москве открылось германское посольство, во главе с графом Мирбахом. Наши агенты доносят, что разведка большевиков уже пытается внедрить в него своих людей. Ставка только на латышей.
- Я тоже придерживаюсь такого мнения, - сказал Рейли. – Что латышам Россия? Империя, в которую входила их родина. Это просто наёмники, но, в то же время, единственная организованная военная сила, которая есть у большевиков. Если мы склоним латышей на свою сторону, а лучше всего, как это делает Кроми, пообещать им свободную, независимую Латвию, они покончат с большевиками. Оказавшись хозяевами положения, сможем передать власть в России либо эсерам, которые хотят воевать с немцами, либо белым генералам. У них на немцев тоже большой зуб, поскольку те оккупировали Украину, что идёт в разрез с имперским взглядом о единой, неделимой Россие.
- Рейли и Бойс, я поручаю вам конкретно заняться разработкой латышского варианта борьбы с большевиками. Совершенно ясно, что они не согласятся нарушить мирный договор с Германией, - заключил Локкарт. – А вас, Сидней, прошу воздержаться от опасных авантюр.
Направляясь к себе, в небольшую квартиру на Мясницкой, которую он снял, как командированный из Петрограда сотрудник уголовного розыска Константинов (документы формил всё тот же Орлов-Орминский из Петрограда), Рейли строил планы захвата власти: «Латыши покончат с большевиками и, одновременно, с остатками левых эсеров, которых Ленин изгнал из Совнаркома. Эсеры лишь в ЧК. В Москве установится безвластие. Латышские стрелки будут сохранять нейтралитет, дожидаясь возвращения в, обещанную им, Латвию. И тут Сидней Рейли, при помощи эмиссаров-боевиков Савенкова, с которым налажены прекрасные отношения, берёт власть в Москве и объявляет себя Правителем России. Савенков получает пост либо премьер-министра, либо какой-нибудь другой на выбор, чтобы удовлетворить амбиции. Потом, конечно, следует его каким-то ловким приёмом устранить, или убрать. Такой опасный и амбициозный конкурент не нужен. Время и обстоятельства покажут и подскажут, как это сделать. В стране восстанавливается власть буржуазии и белым генералам нет нужды вести свои армии на Москву. Все они получат хорошие должности. Уцелевшие руководители большевиков отдаются под суд. Их следует просто опозорить, например, провести без штанов по улицам Москвы и лишённые, таким образом, всякого авторитета, они уже обезоружены».
Рейли шёл по вечерней Москве, строя свои, воистину, наполеоновские планы, которые казались ему вполне реальными. Этот человек, в минуты конкретной опасности трезво оценивавший ситуацию и всегда находивший правильное решение, в мечтах и грандиозных планах мог позволить себе расслабиться, и ему доставляло большое удовольствие создавать воздушные замки. Впрочем, иногда его расчёт оказывался довольно точным.
Москва, в отличие от Петрограда, казалась ему более провинциальной. Воздух в северной столице, влажный и свежий, здесь был затхлым и спёртым. Фасады домов имели мрачный вид, облупленные и обшарпанные. На тротуарах и мостовых зияли выбоины и даже глубокие ямы, следовало внимательно смотреть под ноги. Городской транспорт, в основном, был на конной тяге. Автомобили проезжали довольно редко, вызывая всеобщее внимание прохожих. По центральным улицам слонялось много людей, одетых довольно бедно. Из этого Сидней заключил, что большая часть заводов простаивает. За хлебом тянулись длинные очереди. Окна домов тускло освещались, изнутри, керосиновыми лампами и свечами. Уличные фонари не горели.

4.
На улице Большая Лубянка, в доме N 11, который раньше занимала страховая компания “Якорь» и лондонская фирма «Ллойд», расположился штаб Российской Революционной Чрезвычайной Комиссии. В большой комнате на втором этаже, за длинным узким столом сидел руководитель ЧК Дзержинский и его заместители: Александрович, Триллисер, Петерс, Лацис и начальник охраны Кремля, Берзинь.
Поляк, два еврея и три латыша стояли на страже русской революции. Впрочем, эти люди, революционеры-интернационалисты, не имели ни национальности, ни религии. Все их помыслы, стремления, смысл жизни были направлены на достижение прекрасной и благородной, по их глубокому убеждению, цели – создания нового общества социальной справедливости, в котором не существовало угнетение ни по национальному, ни по расовому, ни по социальному или какому-либо иному признаку. Разрушить старый гнилой мир и построить новый, где бы люди могли жить свободно и счастливо. Именно так: осчастливить весь мир, всё человечество, пусть даже насильно, не считаясь ни с какими жертвами, ибо поставленная великая цель оправдывала любое средство. Но недаром народная мудрость, основанная на вековом опыте, гласит, что благими намерениями устлана дорога в ад. Никому не дано постичь законы развития человеческого общества, и самая благородная цель, в процессе воплощения, может обратиться в свою противоположность. А её самоотверженные и бескорыстные герои, оклеветанные под пытками и затравленные, станут доходягами в сибирских лагерях, и своими истощёнными и измученными телами заполнят рвы безымянных могил.
Докладывал Петерс, человек среднего роста, бледный, с зачёсанными назад длинными чёрными волосами, - он не был похож на прибалта, но выдавал характерный акцент.
- Из Петрограда поступили сведения: английский военный атташе Аллен Кроми нащупывает связи с командирами кораблей Балтийского флота, бывшими царскими офицерами. Он, видно, опасается, что флот может быть захвачен немцами и, возможно, планирует какие-то диверсии с целью повредить корабли. Не жалеет денег на подкуп. Правда, эти данные противоречивы и требуют проверки, - свои слова Петерс сопровождал скупыми жестами, в движениях чувствовалась большая физическая сила, гимнастёрка скрадывала ширину плеч и мощь мускулистого тела. – Достоверно, - продолжал он, - что Кроми вступил в контакт с некоторыми командирами латышских стрелков, расквартированных в Петрограде, пытаясь выяснить их приверженность новой власти, то есть нашей власти. Нити по подготовке заговора тянутся в Москву. Получены данные, что глава английской дипломатической миссии в Москве Роберт Локкарт и французский генеральный консул Гренар подключены к подготовке переворота и реставрации власти капиталистов и помещиков.
- Им мало было снабжать деньгами контрреволюционный «Национальный центр», который был связан с Савенковым и Добровольческой Белой армией генерала Алексеева на Кубани, - резко сказал Дзержинский, - послы Антанты затеяли игру по крупному. Что ж, мы им подыграем. Используем тактику царской охранки, которая засылала в ряды революционеров своих агентов. Я думаю, эти господа с такими методами не знакомы и легко попадутся на нашу удочку. Это называется ловля на живца.
- Эти господа правильно оценивают ситуацию, - вмешался Триллисер, мужчина 35-ти лет, небольшого роста, худощавый. Очки и небольшие чёрные усы выделялись на его блеклом и маловыразительном лице. – Латышские стрелки, действительно, наши самые надёжные воинские части. Враги хотят нанести удар в сердце революции, но им это не удастся. Мы упредим господ. Я думаю, среди латышских товарищей найдутся такие, что возмут на себя роль живца.
- Товарищ Лацис, подберите двух надёжных товарищей. Мы их направим в Петроград, к этому агенту Кроми, как представителей контрреволюционного подполья, якобы существующего в московских латышских воинских частях, - распорядился Дзержинский. Он встал, одёрнул гимнастёрку и сделал несколько шагов вдоль стола.
Руководитель ЧК в раннем детстве мечтал стать католическим священником, но однажды, услышав рассказ местного ксёндза о том, как господь явился, в образе ангела, в дальнем селе трём землепашцам, спросил: «А почему он явился трём безземельным батракам? Почему бы ему не предстать во время крестного хода перед тысячами людей? Ведь не осталось бы ни одного неверующего».
Ксёндз изменился в лице и, многозначительно подняв палец, произнёс: «Пути господни неисповедимы».
«В таком случае, зачем все эти молитвы, крестные ходы и храмы? Всё равно он поступит, как посчитает нужным, - подумал молодой Феликс. – И, вообще, что это за бог, который нигде и ни в чём себя не проявил. Есть ли он»?
После двадцати лет неволи, долгих ссылок, поселений и трёх побегов, Дзержинский считал себя «лютым врагом религии и национализма», присоединился к большевикам, был избран в ЦК и принял активное участие в Октябрьской революции. Пройдя суровую школу противостояния царской охранке, руководитель ЧК не сомневался, что заговорщики неминуемо попадут в расставленную ловушку.
- Такие люди есть, товарищ Дзержинский, - сказал Лацис, голубоглазый блондин с квадратным, раздвоенным подбородком. – Для такого ответственного дела вполне подойдут мои заместители: товарищ Ян Буйкис и Ян Спрогис, преданные делу революции большевики, отважные и хладнокровные, не раз проверенные.
- Вы можете за них поручиться? – Дзержинский погладил узкую бородку.
- Вполне, твёрдо ответил Лацис.
- Ну, что ж, тогда пригласите их сюда и мы приступим к детальному рассмотрению операции. Товарищ Берзинь, я вас неспроста пригласил. Вы тоже, если не возражаете, примете личное участие в контактах с послами Антанты, - продолжал Дзержинский.
- Охотно, с большим удовольствием, - серые глаза Берзиня сверкнули сталью.
- Не слишком ли много внимания мы уделяем дипломатам Антанты, - вмешался Александрович, единственный представитель партии левых эсеров, находящийся в руководстве Чрезвычайной Комиссии. – Недавно открытое Германское посольство – настоящее гнездо по распространению вражеских агентов. Я считаю, что будет недопустимой ошибкой ослабить внимание к немцам,.. – Александрович посмотрел на присутствующих голубыми, на выкате глазами. Несмотря на светлые волосы и горлубые глаза, черты лица этого, ещё совсем молодого, человека не оставляли сомнения, что он еврей.
Германия – единственная западная держава, с которой у нас нормальные дипломатические отношения, - сказал Дзержинский. – Пока мы будем смотреть на возню немцев сквозь пальцы.Брестский мир – тяжёл, но у нас нет другого выхода. Из двух зол выбирают меньшее.
Руководитель ЧК немного насторожился, услышав реплику Александровича по поводу Германского посольства. Он знал о негативном отношении левых эсеров к миру с Германией, но всё же доверял Александровичу, который неплохо себя зарекомендовал. Но дальнейшие события показали, что было большой ошибкой доверять левым эсерам.
4 июля 1918 г., ЦК партии левых эсеров одобрил план покушения на немецкого посла в Москве. Эсеры считали, что, убив посла, они сорвут Брестский мир, вынудят большевиков прекратить ублажать немцев и возобновить против них военные действия, а это, по их мнению, подтолкнёт развитие мировой революции. Покушение было поручено двадцатилетнему, чрезвычайно активному, решительному Якову Блюмкину и его помощнику Николаю Андрееву.
В начале июля, в Москве, после холодного мая и, затянутого облаками, июня, установилась жаркая погода. Утро 6 июля было ясным и безоблачным. Уже с утра воздух стал накаляться. Во второй половине дня, к 2-х этажному особняку Берга по Денежному переулку, где находилось германское посольство, подошли два человека в полу военной форме. Один – высокий, черноволосый, спортивного сложения, второй среднего роста, шатен. Это были Блюмкин и Андреев. Дорогой между ними состоялся разговор:
- Яша, скажи откровенно, тебе по душе то, что мы собираемся сделать? – взволнованно, чуть шепелевя, спросил Андреев.
Блюмкин молча шагал широким, походным шагом, каблуки хромовых сапог с небольшими подковками с цокотом постукивали по каменному тротуару.
- Почему ты молчишь? Мне повторить свой вопрос? – настойчиво сказал Николай.
- Нам поручено ответственное дело. Это решение ЦК партии, считай, что приказ. А по душе или нет, не имеет значения. Если ты колеблешься, скажи прямо. Я могу справиться и сам, - отвечал Блюмкин, поглядывая по сторонам.
- Не думай, что я боюсь. Мне приходилось бывать и в более опасных делах. Просто есть кое-какие правила морали. Ух, сегодня очень жарко, - Андреев расстегнул две верхние пуговицы кителя.
- Тебе нужно было сразу отказаться. Нашли бы кого-нибудь другого. А теперь я в тебе не уверен. Дело ответственное. Возможна любая неожиданность.
- Мне кажется, это просто авантюра, - Николай шепелявил всё сильнее. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Большевики нам не простят.
- Согласен. Работа мало приятная, - Блюмкин ощупывал в кармане револьвер. – Мне нравятся рискованные задания. А большевики проглотят эту пилюлю. Деваться им некуда. Мир с немцами – предательство дела революции, и многие из них это понимают, у нас среди них найдутся сочуствующие. Нужно действовать безкомпромисно.
- А если не проглотят? Мы вступим с ними в вооружённую борьбу. Это на руку врагам революции. Две главные партии революционеров схлестнутся между собой.
- Вот ты о чём. А я-то подумал ненароком, что ты просто размяк и не хочешь проливать невинную кровь, - Блюмкин понизил голос опасаясь, что редкие прохожие могут услыхать его слова.
- Революций без крови не бывает. Будет пролито очень много крови и, по большей части, невинной, - Андреев перешёл почти на шёпот. – Но я имею в виду неизбежное столкновение с большевиками. Они не потерпят нашего вероломства.
- Неужели ты думаешь, что ЦК нашей партии не обсуждал этот вопрос? – Яков быстро и остро глянул на своего собеседника.
- Я там не присутствовал.
- Я тоже не присутствовал. Но мне кажется, мы бросаем большевикам перчатку. Две партии – это плохо. Должна быть одна. Мы или они. Предстоит война с врагами революции, а на войне долно быть единоначалие. Наши хотят сыграть на противостоянии Ленина и Троцкого.
- Ты думаешь, это противостояние серьёзное?
- А как же?! Идёт борьба за лидерство. Но мне больше нравится Троцкий, - Блюмкин повысил голос, так как вокруг никого не было. Жаркий полдень разогнал прохожих. – Он не хотел подписывать Брестский мир. Это Ленин настоял на таком мире. У них спор идёт и по сей день. Видимо, Спиридонова желает их стравить между собой. Так что хочешь, не хочешь, а мы обязаны выполнить задание. И я должен знать, можно ли на тебя надеяться, или ты не решил ещё. Времени уже не осталось. Да или нет!
- Да! - сказал Андреев. – Можешь на меня положиться. Моя рука не дрогнет.
Распластанное в небе солнце плавило синеву неба, полыхая жёлтым ослепительным пламенем, как гигантская доменная печь. Раскалённые лучи рассыпались в атмосфере на мельчайшие капли зноя, и они проникали в окна домов, в дверные проёмы, под одежду, в лёгкие; воздух слегка гудел, насыщенный густым, липким жаром.
На входе посланцы эсеров предъявили документы на бланках ЧК, с поддельной подписью Дзержинского. Печать же была настоящая, и поставил её Александрович.
Вышедшему к ним секретарю они объяснили, что хотят встречи с послом, чтобы обсудить вопрос, связанный с задержанием ЧК его родственника Роберта Мирбаха. Их впуститли и велели подождать в вестибюле. Ждать пришлось недолго. Когда на широкой лестнице, ведущей в вестибюль, показался посол, полноватый, седовласый мужчина средних лет, Блюмкин и Андреев выхватили револьверы и открыли стрельбу. Получив несколько смертельных ранений, граф Мирбах скатился по лестнице, обливаясь кровью. Блюмкин и Андреев, оттолкнув, растерявшихся, привратника и охранника, поспешно скрылись.

Русская революция послужила активным катализатором появления ярких личностей, которые, без её мощного стимулятора, никогда не пробились бы сквозь серую толщу мещанских, обывательских слоёв общества. Именно такой личностью оказался Яков-Симха Блюмкин, родившийся в Одессе в конце 19-го века. Он закончил 4-х классную школу талмуд-тору и перебивался посыльным в магазинах и конторах. Поступив в техническое училище, Яков сблизился с группой анархистов-коммунистов, затем присоединился к левым эсерам.
После «октября» Одесса объявила себя отдельной советской республикой. Девятнадцатилетний Блюмкин с головой окунулся в волны революции. Он – активист формирования красногвардейского «Железного отряда», состоящего из добровольцев. Этот отряд явился основной ударной силой 3-ей Украинской Красной армии, сражавшейся на румынском фронте.
Проявив умение ориентироваться в боевой обстановке и прирождённое ораторское искусство, рослый, крепкий и отважный парень пришёлся по нраву своим товарищам, и вскоре был избран командиром отряда. Военная карьера одарённого революционера – блестяща и молниеносна: член военного совета армии, помощник начштаба.
После отступления красных, под натиском немцев, с Украины, Блюмкин, в Москве, служит в охране ЦК партии левых эсеров, принят в ЧК на должность завотделом по борьбе с международным шпионажем. Таким образом, в 20 лет он стал родоначальником советской контрразведки.

Покушение на немецкого посла поставило большевистскую Россию, буквально, на волосок от войны с Германией. На следующий день Ленин, в сопровождении своих соратников, прибыл в Германское посольство с глубокими, унизительными извинениями и обещаниями найти и наказать виновников. ЧК начало аресты. В ответ, партия левых эсеров подняла восстание, с целью захвата власти. Здание ЧК на Лубянке оказалось в их руках, а Дзержинский арестован. Части Красной Армии находились на фронте, рабочие дружины заводов сохраняли нейтралитет, но некоторые приняли сторону левых эсеров. Для большевиков наступил критический момент. Соотношение сил в Москве сложилось в пользу мятежников. Но у них не было чёткого плана действий. Не сумев распорядиться сложившимся, неожиданно, перевесом сил и проявив растерянность, они упустили время и свой шанс. В город вошла, расквартированная в подмосковье, преданная большевикам дивизия латышских стрелков, и мятеж левых эсеров в 24 часа был подавлен.

Дальнейшая судьба Николая Андреева неизвестна. Яков Блюмкин, получивший широкую известность, как убийца германского посла, графа Мирбаха, спасаясь от преследования, бежал на Украину. Он и там проявил склонность к политическому экстримизму. Скрываясь под именем Григорий Вишневский, он собирался убить гетмана Украины, германского ставленника Скоропадского. Покушение не удалось. Возглавив отряд красных, Блюмкин боролся с Петлюрой и атаманом Григорьевым.
В апреле 1919 года, он явился в ЧК с повинной, к своему бывшему начальнику Мартину Лацису. В мае был амнистирован, принят в партию большевиков и сразу оказался под прицелом, ушедших в подполье, левых эсеров. Они трижды, но безуспешно, покушались на него, считая ренегатом.
ЧК, в лице Блюмкина, обрело очень ценного сотрудника: инициативного, смелого, работоспособного. Он выезжает на Южный Фронт и, после беседы со Сталиным, возглавляет контрразведку в 13-той Армии, затем был направлен в Северный Иран, где служил советником в отрядах красных персов. Позже, Яков занимается ликвидацией антисоветских восстаний на Тамбовщине и в Забайкалье. Именно под его началом, воевал против повстанцев Антонова командир эскадрона Георгий Жуков, в последствие, прославленный маршал Победы.
ЧК посылает своего успешного сотрудника на горячий Кавказ. Блюмкин подавляет восстание меньшевиков в Грузии, дашнаков в Армении, преследует банды головорезов-горцев в Чечне.
Свои служебные командировки, супер-чекист совмещает с учёбой на восточном отделении Академии Генштаба Красной Армии. Это весьма пригодилось ему при экспедиции, по заданию ЧК, на Тибет и Ближний Восток. Яков не лишён поэтического дара: он сближается с Есениным и другими поэтами, творящими в духе мировой революции.
И, если кумиром суперагента Рейли был Наполеон Бонапарт, то «Наполеон революции», Лев Троцкий, являлся кумиром суперчекиста Якова Блюмкина, что в итоге и погубило его.
Возвращаясь, в 1930 году, из командировки на Ближний Восток, Яков нелегально посетил опального Троцкого в Турции, возведённого Сталиным из своего личного врага в ранг главного врага Советской власти.
В Москве он рассказал об этом своей любовнице, служившей секретным агентом ЧК. Вскоре, по её доносу, был арестован и, в духе того времени, расстрелян без суда и следствия. Связь с Троцким перечеркнула, для Сталина, все прежние заслуги.

Развернувшиеся, в начале июля, в Москве, события, ещё раз подсказали английским, да и другим западным дипломатам, что свержение власти большевиков в России зависит от командиров латышских войск.
Между тем, в Петроград, к военному атташе Аллену Кроми, прибыли два латышских чекиста: Ян Буйкис и Ян Спрогис, под фамилиями Шмидхен и Бредис. Встреча происходила на, арендованной для этой цели, явочной квартире, в присутствии Рейли, возвратившегося на время в северную столицу. Разговор шёл на русском языке, поскольку Кроми владел им уже вполне прилично.
- Немецкое наступление во Франции, на реке Марна, захлебнулось окончательно, - сказал Кроми, разворачивая на столе карту Западного фронта. – Французы и англичане начали контр наступление, которое поддерживают тысяча самолётов и пятьсот танков. Немцы отходят к линии рек Эна и Вель, - он указал на карте, и оба латыша внимательно следили за его рукой.
- Появились признаки деморализации германских частей. Они сдаются целыми батальонами, чего раньше не было и в помине. Но самое главное, началось массовое прибытие американских войск в Европу. Их численность будет доведена до миллиона. Таким образом, к концу года Германия, скорей всего, капитулирует.
Дележём её владений займёмся мы. Если латышские части выступят против большевиков, Британия даст гарантию, что Латвия будет независимым государством, а те, кто поддержат нас, получат приоритет при распределении высших должностей в новой администрации вашей страны.
Слова Кроми звучали очень убедительно. Он не сомневался, что такой пирог, как независимая Латвия, не может быть отвергнут.
Оба латыша, светловолосые, в гимнастёрках с портупеей, чем-то похожие друг на друга, сидели молча, с каменными лицами. Но вот, в глазах одного из них зажёгся неподдельный интерес. Буйкис-Шмидхен медленно произнёс:
- Независимость – давняя мечта нашего народа. Мы неоднократно уже обсуждали этот вопрос, и сейчас ваше предложение даёт нам реальную надежду.
- Дело в том, что среди командиров, да и рядовых стрелков, много убеждённых коммунистов и предстоит ещё работа, чтобы склонить их на нашу сторону, - сказал Спрогис-Бредис.
Латыши говорили правду, тем более, что оба были убеждёнными коммунистами. В душе они смеялись над жалкими потугами этого англичанина, предлагающего независимость Латвии. Они, конечно, любили свою маленькую страну, свою родину. Но их жизни предназначались великому делу – освобождению всего мира от тирании капитала. Миру, где не будет ни Латвии, ни России, Германии или Англии. Это будет великое царство справедливого труда, братства и счастья для всех людей, независимо от рас и национальностей. Они считали себя солдатами этой идеи, этой мечты, ради неё готовы были пожертвовать и своей жизнью, и независимостью Латвии.
Но на строгих, словно высеченных из камня, лицах латышей, их мысли не отобразились, они продолжали разыгрывать из себя заговорщиков.
- Нами создан подпольный, антикоммунистический центр, - продолжал Буйкис-Шмидхен. – Мы действуем очень осторожно. Известно, что и в Петрограде, среди наших стрелков имеются единомышленники. Связь налажена. Действия будут скоординированы. Вопрос в том, чтобы вовлечь как можно больше командного состава. Стрелки дисциплинированы, они поступят так, как прикажут командиры.
- Есть ли в вашем центре кто-либо из высшего командного состава? - спросил Рейли.
- В Москве есть, да и в Петрограде, тоже, - невозмутимо сказал Спрогис-Брадис.
- Вы можете их назвать? – вмешался Кроми.
- Пока, в целях конспирации не стоит это делать, - Буйкис-Шмидхен заложил большой палец правый руки за ремень портупеи. – Всё решает количество, перешедших на нашу сторону, командиров и стрелков.
- Сколько, примерно, их сейчас? – перебил Рейли.
- Сейчас, можно сказать, процентов пятнадцать - двадцать командиров, т.е. каждый пятый, и столько же солдат, - отвечал Буйкис-Шмидхен. – Агитация идёт довольно успешно, хотя большевики и обхаживают нас: хорошее питание, снабжение и т.д. Но это делается за счёт других боевых частей и нам такое не нравится. Руководство считает, что, если в подпольный центр войдёт пятьдесят - шестьдесят процентов лиц высшего командного состава, то можно поднять людей на анти большевистский мятеж.
- Предположим, мятеж удался, вожди большевиков захвачены, что дальше? – спросил Рейли. – Вы обсуждали этот вопрос?
Латыши немного замялись.
- Вы знаете, вот тут расходимся во мнениях, - нашёлся Буйкис-Шмидхен. – Конечно, обсуждения были, но мы не пришли к однозначному решению. Некоторые считают, что их следует тут же расстрелять. Другие предлагают передать в руки наших союзников для суда.
- Я думаю, и передайте это вашему руководству, - улыбнулся Рейли, - что надо их высмеять, прилюдно опозорить. Тогда они навсегда потеряют авторитет в среде, поддерживающей их. Ленина, Троцкого, Свердлова, Дзержинского следует просто провести без штанов, голыми по улицам Москвы. И всё. С ними будет покончено. А если расстрелять их или посадить в тюрьму, они превратятся в мучеников, обретут толпы последователей.
Посланцы Дзержинского переглянулись и на их лицах промелькнула ироническая улыбка.
- Предложение интересное, - заметил Спрогис-Бредис.
- Мы ознакомим с ним наших руководителей, - поддержал товарища Буйкис-Шмидхен.
- Кстати, - сказал Кроми, – у нас есть возможность передать вашему центру деньги. И сумма довольно большая: полтора миллиона рублей. Деньги понадобятся. Не все сражаются за идею. Некоторых можно и нужно просто подкупить.
- Да, деньги пригодятся. Они просто необходимы, - заявил Буйкис-Шмидхен.
- Но мы не можем передать деньги просто так. Мы должны знать, что они пойдут по назначению. Необходимы гарантии. Назовите фамилию руководителя. Именно ему доверим такую сумму.
- У нас нет полномочий назвать фамилию руководителя, но если речь идёт о таких деньгах, то, видимо, придётся, - переглянувшись с товарищем, сказал Буйкис-Шмидхен. – Вы будете удивлены. Это – Эрнест Берзинь, начальник охраны Кремля.
На лицах Кроми и Рейли отразилось приятное удивление.
- Подумать только, - сказал Рейли, - ведь он мог быть моей мишенью. – Сидней вспомнил фамилию высокого, статного латыша, который сопровождал его в кабинет Ленина.
- То есть, как мишенью?- удивился Буйкис-Шмидхен.
- Не удивляйтесь, - развёл руками Кроми, - для этого господина найти мишень очень просто, - он указал глазами на Рейли.
Будто тень пробежала по лицам чекистов. Оба, словно, обшарили Рейли оценивающим взглядом. Но не увидев у него на ремне кабуры с револьвером, успокоились, и одновременно ощутили свои заряженные револьверы на боку.
Они и не подозревали, какой отличной мишенью являются. Одно мгновение, и в руках у Рейли может появиться готовый к стрельбе браунинг. Но пока латыши не вызывали у него подозрения.
- Когда пуля попадает в голову, - вдруг сказал Сидней, - то вся идеология и вся политика уже не имеет никакого значения.
- Мы солдаты, - парировал Буйкис-Шмидхен (он чуть было не сказал солдаты революции), - и пули нам не страшны. А в голову или в грудь – как получится. Мы выполняем свой долг.

К августу 1918 года, положение Советской России заметно ухудшилось. Она оказалась в кольце фронтов. Поволжье полыхало пламенем антибольшевистских восстаний, поддерживаемых чехословатским корпусом. На юге, готовилась к прыжку на Москву Белая Армия Деникина. На Петроград наступал с запада Юденич.
В начале августа Советская власть была свергнута на севере России, при поддержке англо-французских войск, высадившихся в Мурманске и Архангельске, будто бы для защиты этих портов от германской угрозы. Общая численность десанта достигала, примерно, 25 тысяч человек. К счастью для Красной Москвы, англичане не предпринимали наступательных действий.
Несмотря на тревожное положение на фронтах, части латышских стрелков оставались в Москве, как последний главный резерв.
Рейли и Берзинь встретились на конспиративной квартире суперагента, которую он снимал на Мясницкой. Когда, после условленного стука, открылась дверь и Берзинь увидел на пороге Рейли, он застыл в нерешительности. В правой руке его был кожаный портфель.
- Входите, не стесняйтесь, - пригласил Сидней. – Шмидхен и Бредис указали вам адрес правильно. Тем более, что мы с вами знакомы.
Услыхав фамилии, которые должны были служить паролем, латыш шагнул через порог.
- А мы с вами, действительно, знакомы. Я вас сразу узнал, - Берзинь прошёл в комнату и огляделся.
- Располагайтесь, - Рейли указал на потёртый диван. – Живём, как видите, не богато, но просторно.
Комната была большая, с высоким потолком.
- Спасибо, рассиживаться некогда, я к вам по делу.
- Всё будет в порядке. А, кстати, мы так и не получили ответ на письмо, которое мы с вами доставили Ленину.
- Мы с вами?
- Будем считать, что так. Ведь вы меня сопровождали.
- Да, я помню. Откровенно говоря, не ожидал увидеть вас здесь. – Берзинь всё ещё был насторожен. Ему, конечно, сообщили, что он мог стать мишенью для этого человека.
- Я тоже не ожидал. Но вашу фамилию назвали посланцы латышского подпольного центра. И я очень рад, что в его состав входят такие люди, как вы. А насчёт моих слов о мишени, то это лишь пустая бравада.
Передав латышу деньги, один миллион двести тысяч рублей, Рейли потребовал чтобы он подписал ведомость.
- Мне нежелательно ставить свою подпись, - разглядывая платёжку с печатями английского казначейства, сказал Берзинь. – Кто знает, кому и куда попадёт эта бумага.
- Не волнуйтесь, - успокоил его Сидней. – Ведомость, дипломатической почтой, будет направлена в Англию. Нам же нужно отчитаться за потраченные средства. Деньги не малые. У нас всё учтено. Иначе в казначействе могут подумать, что мы с Кроми их присвоили. А это – деньги налогоплательщиков Англии.
- Хорошо, я подпишу, - сказал Берзинь и поставил свою подпись. Он знал, что уже сегодня передаст эту пачку с деньгами Дзержинскому, в ЧК.
- Когда вы расчитываете начать выступление и захватить Кремль? – спросил Рейли.
- Планы уточняются. Мы согласовываем свои действия с частями, расквартированными в Петрограде, - латыш упаковывал деньги в большой кожаный портфель. – Но, примерно, к концу августа, началу или середине сентября.
- Смотрите, не опоздайте. Как бы Белая Армия Деникина не успела захватить Москву раньше вас.
- Наступление белых остановлено.
- Надолго ли? Советую поторопиться. – Рейли свернул вдвое платёжную ведомость и положил в нагрудный карман кителя. – Лучше всего арестовать большевитских лидеров 28 августа, во время заседания, так называемого, Совета народных комиссаров. Одновременно следует захватывать Государственный банк, не медля, Центральный телеграф, телефон и все другие важнейшие учреждения. В случае успеха, лично вы получите ещё несколько миллионов, но уже в валюте. Какую предпочитаете, - фунты стерлингов, доллары?
- Доллары. Но больше всего, я предпочитаю независимость Латвии, которую вы обещаете.
- Можете не сомневаться. С разгромом Германии Латвия получит долгожданную свободу. А вы, на эти доллары, сможете приобрести имение у себя на родине. Обеспечить себя, своих детей и внуков, что может быть лучше! Службой у большевиков вы такого не добьётесь. Зачем воевать за чужие интересы, - Рейли казалось, что его слова звучат очень убедительно.
- Буду весьма благодарен. Ваше предложение заслуживает внимания. У нас уже составлен план действий, и что интересно, он во многом совпадает с вашими предложениями. Обстановка может внезапно измениться, поэтому есть несколько вариантов. Но к 28 августа мы, наверное, не успеем. Многое зависит от Петрограда. Важно скоординировать действия и выступить одновременно и согласованно.
«Кого ты хочешь подкупить, буржуйский выкормыш, - подумал Берзинь, - меня, железного рыцаря революции без страха и упрёка?».
Родная Латвия осталась в сладких снах. Он, сын рыбака, там был простым учителем, а затем, когда началась война, дослужился до офицера царской армии. Сейчас его страна – огромная Россия, которая решительно поднялась на последний бой для построения свободного мира, в котором, кто был никем, тот станет всем. И он – бывший прапорщик, теперь – командир корпуса, начальник охраны Кремля.
- После свержения власти большевиков, латышским стрелкам следует сохранять нейтралитет, - сказал Рейли. – Свято место пусто не бывает. Начнётся отчаянная борьба за власть. Белые генералы, эсеры, савинковцы, различные авантюристы. Это дело – кровавое, грязное. Зачем вам проливать кровь за чужую страну, чужие интересы. Германская армия рассыпается. Месяц-другой, и с ней будет покончено. В Европу прибыло уже свыше миллиона американских войск. Стоит только немного подождать, и ваши части отправятся домой. Солдаты, наверное, тоскуют по родным местам, по семьям. Для вас война закончена, и эта ужасная революция с, выползшей со всех нор, грязью, не должна интересовать. Пусть русские сами расхлёбывают кашу, которую заварили.
- Да, это так, - согласился Берзинь. Нам, действительно, тут, в России, нечего делать.
- Я очень рад, что вы понимаете это, - Рейли глянул на наручные часы. – А сейчас позвольте вас проводить. Совсем заговорился. Мне срочно нужно явиться в наше консульство.
На самом деле, у суперагента была назначена встреча с, прибывшим в Москву, эмиссаром Савенкова, который должен был доставить несколько миллионов фальшивых долларов США и фунтов стерлингов. Этими фальшивыми, но очень высокого качества деньгами, изготовленными ещё в те времена, когда он был фальшивомонетчиком, Рейли рассчитывал расплатиться с Берзинем и провести другие финансовые операции.
«Пусть отправляются в свою Латвию и покупают там поместья. А пока разберутся, что к чему, я уже буду правителем России и обрету такую власть и силу, что они, эти латыши, меня не достанут», - рассуждал суперагент.
Вместе с посланцем Савинкова, приезжали и первые два десятка боевиков, из числа нескольких сотен, что по плану должны были контролировать государственные учреждения и Кремль после того, как латыши свергнут власть большевиков.
Витая в своих грандиозных планах, Рейли и не догадывался, что Дзержинский просто выжидал, давая возможность заговорщикам в Москве и Петрограде крепко увязнуть в расставленных сетях, а затем вытащить, как можно больше рыбёшки, и покрупнее. Действительно, в заговор оказались втянуты французский военный атташе и американский консул.
Эта игра внезапно оборвалась, когда в Петрограде, 30 августа, студент-эсер Каннегисер, выстрелом в упор убил главу местного ЧК Урицкого. Дзержинский немедленно выехал в Петроград, но вынужден был вернуться, т.к. получил сообщение о покушении на Ленина, и уже на следующий день сотрудники ЧК начали ликвидацию заговора Локкарта-Рейли, потому что посчитали их причастными к покушениям.
Первым был арестован американский консул Каламатиано, на квартире которого чекисты нашли банку со списками, с указанием сумм, переданных его агентам.
У Локкарта было дипломатическое прикрытие, но, несмотря на это, в половине шестого утра, он был разбужен грубым окриком. Открыв глаза, англичанин увидел, прямо перед носом, железное дуло револьвера. В спальне находилось около 10 вооружённых чекистов. Лежащая рядом Мура Бенкендорф в ужасе вскрикнула. Её большие голубые глаза, остекленев, уставилась на мужчин, окружавших постель.

- И вы, тоже, мадам, одевайтесь, придётся пройти с нами.
Поскольку Мура лежала в постели совершенно обнажённая, она, натянув одеяло до подбородка, пролепетала:
- Отвернитесь, пожалуйста, мне нужно одеться.
Несколько чекистов отвернулись, но главный, в кожанке, с небольшой бородкой, вертя в руке наган, сказал:
- Я видел вас на сцене, почти без одежды, так что ничего нового не увижу. Одевайтесь, мы при исполнении служебных обязанностей.
Мура фыркнула и, отшвырнув одеяло, предстала перед чекистами во всём своём великолепии.
- Одевайтесь, мадам, поторапливайтесь, время дорого!
Едва Мура оделась, её тут же увели. Она лишь успела махнуть Локкарту рукой.
Вместе с помощником, капитаном Хиксом, глава английской миссии был доставлен на Лубянку.
Допрашивал англичанина заместитель Дзержинского, Петерс. Откинув рукой назад чёрные длинные волосы, он вонзил в Локкарта пронзительный, устрашающий взгляд:
- Вы знаете женщину, по имени Фани Каплан?
С трудом выговаривая русские слова от волнения, Локкарт заявил:
- У меня дипломатическая неприкосновенность и вы не имеете никакого права меня допрашивать. Я нахожусь под защитой Британской империи, вы дорого ответите за мой арест.
- Британия далеко. Вы подозреваетесь в заговоре против российского правительства и в покушении на его главу. Повторяю. Вы знаете Фани Каплан?
- Не понимаю, о чём вы говорите. Причём здесь какая-то Фани Каплан?
- Где находится Сидней Рейли?
- Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Прошу немедленно отпустить меня в туалет. Ваши агенты столь стремительно подняли меня с постели, что я утром не успел сходить по естественным надобностям.
Англичанина беспокоила мысль о том, что в любой момент его могут обыскать, а в кармане находилась записная книжка, где тайнописью были указаны суммы, переданные Рейли для подкупа латышей, а также Савинкова и других агентов.
Петерс кивнул двум чекистам:
- Отведите его в туалет.
Локкарт поспешно направился в туалет и, в присутствии двух вооружённых охранников, хладнокровно вырвал из записной книжки, опасные для него, листки, использовав их по назначению.
Примерно в 7 утра, в комнату, где находились Локкарт и Хикс, ввели женщину, одетую во всё чёрное. Волосы у неё были, тоже, чёрные, завязанные в узел на голове. Под глазами чернели синяки. Это была Фани Каплан. Расчёт чекистов заключался в том, что она узнает англичан и чем-то выдаст.
Сохраняя подчёркнутое спокойствие, женщина подошла к окну, не обратив внимания на Локкарта и Хикса, и стала неподвижно, безмолвно, глядя невидящим взором, видимо, смирившись со своей судьбой.
Через пол часа пришли охранники и увели её.
Фани Каплан расстреляли 4 дня спустя во внутреннем дворе Кремля. Она так и не узнала, удалось ли ей убить Ленина.
В 9 часов утра, Локкарт и Хикс были отпущены на свободу. Через пару дней, после настойчивых требований Локкарта, была освобождена и Мура Бенкендорф. Но её постигло глубокое разочарование, ибо вскоре Локкарт, Хикс и, последовавший за ними Бойс, отбыли на родину. Правда, значительная сумма, оставленная Локкартом, и золотой браслет послужили ей утешением.
Об этой женщине следует сказать особо. Она была ярким продуктом того, насыщенного событиями времени, породившего множество неординарных личностей. О Муре Бенкендорф сохранилась масса воспоминаний, и она прожила очень большую жизнь, не оставив, однако, никаких мемуаров и унесла с собой в могилу ни одну тайну, которая могла бы стать захватывающей интригой для интереснейшего романа. Все, кто общался с этой женщиной, признавали её удивительное обаяние и притягательность. Не будучи роковой красавицей, она, тем не менее, влияла на окружающих мужчин необъяснимым образом. Возможно, Мура была единственной женщиной, которая достойно сыргала смертельно опасную игру с ЧК, не проиграв её. После отъезда Брюса Локкарта в Англию, Мура становится объектом внимания ЧК. Но каким?! Её любовниками были руководители этой всесильной большевистской инквизиции: Петерс, Ягода. По их заданию она становится гражданской женой Максима Горького. Для Сталина Мура являлась тем человеком, который должен был "помогать" пролетарскому писателю "правильно" себя вести и "правильно" писать. Влюблённый Горький доверил ей вести его переписку, творческие и финансовые дела, заниматься хозяйством большого дома, прислушивался к её политическим советам. Всё это нужно было Сталину, но и совпадало с её интересами. По существу, она играла особую роль агента влияния и, возможно, писала тайные донесения на Лубянку, получая за это деньги. И, самое страшное, многие из современников считали её убийцей Горького, хотя никаких доказательств этому нет.
После смерти Горького, Мура, скорей всего, по заданию ЧК, оказывается в Лондоне. И здесь, будучи человеком редкого обаяния, создаёт вокруг себя определённую атмосферу, особый круг общения с выдающимися и влиятельными людьми. Кое-кто считал её агентом всех, существующих в Европе, разведок. Но, по-видимому, "красная Мата Хари" оставалась тайным агентом ЧК. Под её чары попали такие значимые фигуры своего времени, как Фрейд, Рильке, Ницше, Герберт Уэллс. Великий фантаст признавался: "Мура, это та единственная женщина, которую я, действительно, люблю".
Она прожила долгую жизнь и в Россию уже не возвращалась. Считают, что единственной её настоящей любовью был Брюс Локкарт.
В 1974 году, незадолго до смерти Муры, в Лондоне сгорел её личный архив, за который заплатили бы немалые деньги многие разведки. Возможно, пожар возник по её инициативе. В некрологе "Таймс" назвал Муру "интелектуальным вождём современной Англии, которая в течение сорока лет находилась в центре лондонской аристократической жизни".

Обстановка в Петрограде накалялась. Толпа, во главе с агентами ЧК, возбуждённая слухами о том, что убийца Урицкого скрывается в посольстве Великобритании, блокировала его и ворвалась в здание. Ален Кроми и двое охранников пытались остановить разбушевавшихся матросов и солдат. Раздались крики, чтобы он освободил дорогу, или же его застрелят, как собаку. В ответ, Кроми сам открыл огонь и был убит в перестрелке.
Об аресте Локкарта и гибели Алена Кроми Рейли узнал, когда вышел из поезда Петроград – Москва на станции Клин.
А тем временем, в обеих столицах бывшей Российской империи агенты ЧК проводили облавы в поисках именно его, суперагента Сиднея Рейли. Но он, как это часто бывало, находился в нужный момент в нужном месте.
- Арест английского шпиона Роберта Локкарта, - закричал, рядом с ним, мальчик-продавец газет. Купив газету и прочитав статью о разгроме «Заговора послов», Рейли понял, что ему следует немедленно скрыться. Оглядевшись, он увидел недалеко, на скамейке, ожидавшего свой поезд, католического священника. Рейли подошёл к нему, предъявил удостоверение сотрудника уголовного розыска и потребовал документы. Священник подчинился. Обнаружив среди документов билет до Риги, Сидней спросил:
- Когда прибывает ваш поезд?
- Через час.
- Ваши документы поддельные, вы арестованы! Следуйте за мной.
Он отвёл, ошалевшего от неожиданности и страха, служителя церкви в, стоявший неподалёку, сарай среди каких-то развалин. Приказав снять сутану, сказал:
- Хотите остаться живым, сидите здесь и ждите. Если документы окажутся в порядке, вам их вернут.
- Почему здесь? – удивился священник.
- Так надо, - Рейли пригрозил пистолетом.
Облачившись в сутану, Сидней сел на поезд, идущий в, оккупированную немцами, Ригу, а оттуда, по фальшивому немецкому паспорту, купленному в порту, отбыл в Голландию и далее в Англию.
В конце ноября 1918 года состоялся судебный процесс, на котором Рейли и Локкарта судили заочно, в числе 24 обвиняемых. Оба были приговорены к расстрелу при первом обнаружении на территории Советской России.
Но недолго суперагент пребывал в туманном Альбионе. Его мятежная душа искала риска, действия, приключений. Да, попытка захвата власти в России оказалась неудачной. Но кто знает, какую рыбу можно поймать в омуте смутного времени. Не всё ещё потеряно. Его неудержимо тянуло на свою бывшую родину. Там, в подмосковном лесу, на тридцатом километре по дороге на Коломну, под приметным кряжистым дубом в фибровом крепком чемодане хранятся, завёрнутые в прорезиненный мешок, з миллиона долларов США. Правда, деньги фальшивые, но определить это можно лишь в лаборатории, настолько качественно они сработаны. Они ждут своего часа, своего времени. Ждут и несколько законспирированных савинковских боевиков, надёжных, толковых, а также и другие агенты. И их время придёт. Власть большевиков ненадёжна. Долго не продержатся.
Летом 1919 года, Рейли объявляется в родной Одессе, находящейся ещё под властью белогвардейцев и французов. Хорошо информированная, одесская газета «Призыв» сообщает: «В Одессу прибыл морским путём лейтенант английской дипломатической службы С.Рейли, командированный британским правительством для ознакомления с политическим положением на юге России». Тогда Одесса была местом, где ангел смерти витал над, поставленным к стенке, городом. Аферисты всех мастей, шпионы, биржевые маклеры, спекулянты, банкиры, французские, польские оккупанты, - кого только не было. Здесь наживались и проигрывались огромные состояния, прокручивались афёры и разворовывались миллионы. Рейли остановился в фешенебельной гостинице города «Лондон сити» и первый визит нанёс своему давнему приятелю – начальнику деникинской контрразведки Орлову. Да, тому самому Владимиру Орлову-Орминскому, который, являясь работником большевистского Наркомюста, выписал ему подлинное удостоверение сотрудника петроградского ЧК, на имя Сиднея Рейлинского.
Орлов, в английском мундире, но с русскими погонами полковника, принял Рейли в своём просторном кабинете, восседая за широким дубовым полированным столом. Он почти не изменился. Лишь прибавилось седины, на щеках горел румянец. После взаимных, дружеских приветствий и рукопожатий, Орлов сказал:
- Присаживайтесь. Надолго ли вы к нам пожаловали?
Рейли уселся в широкое удобное кресло с мягкими подлокотниками, напротив стола.
- Прибыл оценить положение дел, а также провести некоторые переговоры, с целью укрепить и объединить силы, которые могут противостоять красным. Ну и, конечно, позаботиться о будущем пост имперского пространства. Кто здесь будет править бал, если красные всё-таки возьмут верх. Французы проявляют интерес к Петлюре, возможно, союз националистов с Францией и составит противовес Москве?
- Ваш приезд не остался незамеченным, - Орлов достал из ящика небольшую местную газету «Призыв» и положил её перед Сиднеем. – Статья анонимная: «Иностранец, который знает Россию». Здесь ваша биография есть и то, что вы организатор «Заговора послов», за что большевики приговорили вас к расстрелу.
- Ничего удивительного. Об этом писали все газеты красных. Надежда на то, что с ними скоро будет покончено, не оправдалась, к сожалению. Эта чума распространяется по России с поразительной скоростью. В Москве растёт и набирает силу архивраг человеческой расы. Самые грязные и гнусные страсти, подавляемые и удерживаемые в узде здравомыслием цивилизованных правительств, захватили власть и пытаются насадить её по всему миру. Любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена. И поэтому я опять здесь.
- Я думаю, этот год будет решающим в борьбе с красными, - уверенно сказал Орлов. – У большевиков значительный перевес в силах. Под руководством Троцкого им удалось создать почти регулярную армию. Исход войны может решить надёжный контингент, подлежащий мобилизации, как у них, так и у нас. Если крестьяне-середняки легко дезертируют и проходят туда и обратно, то рабочие, безземельные батраки и бедняки явно на стороне красных, обещающих им всяческие блага. Тем более, что наши силы действуют на всех фронтах без связи друг с другом. А у большевиков единство командования и возможность действия по внутренним операционным линиям. Брестский мир после поражения Германии утратил силу. Немцы убрались, и красные двинулись на Украину, Белоруссию и Прибалтику. По приблизительным подсчётам, около 80 тысяч бывших царских офицеров находятся в рядах красных. Их армия укрепила дисциплину, удовлетворительно налажено снабжение продовольствием, оружием, боеприпасами. Так что исход ясен. Рано или поздно придётся, либо капитулировать, либо убираться за границу.
- Я думаю, когда эта зараза только зародилась, если бы Антанта высадила в районе Петрограда две – три боеспособных английских или французских дивизий, сняв их с фронта, то с коммунистами было бы покончено, - произнёс Рейли.
- Да, русская армия тогда уже почти рассыпалась, но кто знает, она могла выступить против интервенции. И где было взять даже две – три дивизии? Оголять фронт с немцами?
Рейли покинул Орлова с мыслями, вопреки мнению деникинца, что не всё ещё потеряно.
Он видел, что на юге России скопилось много антибольшевистских сил. Суперагент развил активную деятельность, пытаясь установить, насколько они способны противостоять натиску красных. Но встречи с губернатором Одессы, генералом Гришиным-Алмазовым, разномастными российскими и украинскими политиками, краткосрочные визиты в Крым и на Кубань оставили у него тяжёлое впечатление. Рейли успел провести в Одессе «Вечер встречи бывших портартуровцев», наладить агентурные связи, заседал на съезде «Украинского союза хлеборобов», надеясь выяснить, насколько они готовы на решительные действия.
В те дни Одесса жила, как на вулкане, сознавая приближающуюся «красную» опасность. Кто-то ухитрялся «ковать» огромные капиталы; золото, бриллианты, антиквариат, меха империи вывозились за границу, и агенты иностранных разведок уходили в бизнес. Контрразведке Орлова удалось арестовать несколько банкиров-аферистов, конфисковать у них миллионные суммы, но никто не знает, куда они делись. Спекулянты ловкие и безжалостные, до последней нити обирали голодных, обнищавших одесситов, с нетерпением ожидавших, что красные, наконец, наведут порядок в этой вакханалии всеобщего грабежа.
Сидней тоже, было, попытался включиться в дело, видя, какие суммы прилипают к рукам удачливых дельцов, но он так и не сумел поймать птицу удачи. Разведчик не мог тягаться с прожжёнными аферистами финансовых махинаций. Его умело и ловко отстранили от денежных кормушек, и все его старания обогатиться в родном городе оказались тщетными. Пришлось ни с чем возвращаться в Англию.
1919 год стал решающим годом гражданской войны. По фронтам разъезжал бронепоезд председателя Реввоенсовета Льва Троцкого, своеобразный филиал генерального штаба Красной Армии. В поезде находились: радиостанция, типография, вагон-гараж с тремя автомобилями, в экипаж входила ремонтная бригада. Несколько вагонов предназначались для запаса боеприпасов, оружия, обмундирования и продовольствия для полевых частей в экстренном порядке. Троцкого сопровождало свыше десятка сотрудников и военспецов, для замены отстранённых или выбывших из строя командиров, прямо в боевой обстановке. Направляясь в проблемные места, Троцкий и его штаб оперативно разбирались в причинах неудач и устраняли недостатки. И зачастую, только прибытие бронепоезда, изменяло положение на фронте в пользу красных.
На руку большевикам было то обстоятельство, что солдат и офицеров Антанты, уставших от войны в Европе, трудно было убедить воевать в Росии. Войска союзников оказались очень восприимчивы к большевистской пропаганде. Привлечённые идеологией интернационала, за красных сражались бывшие пленные – австрийцы и венгры, а также латыши и эстонцы, китайцы и корейцы. Интернациональные части отличались высокой боеспособностью. Их легко перебрасывали с фронта на фронт и использовали для подавления мятежей и восстаний.
Армии Колчака были разбиты, и красные направили основную массу войск против Деникина, наступавшего на Москву. Чтобы справиться с казачьей кавалерией, Троцкий бросил лозунг: «Пролетарий, на коня» и началось усилинное формирование кавалерийских частей. К ноябрю была создана 1-ая конная армия Будённого.
На Украине против Деникина действовали повстанческая банда Махно и армия украинских националистов Петлюры. Поддерживающие белых, зажиточные крестьяне и казаки за пределами своей губернии воевать не хотели.
Осенью началось советское контрнаступление. Интернациональные части освободили Орёл. Конница Будённого нанесла поражение донскому корпусу Мамонтова и кубанцам генерала Шкуро. Добровольческая армия покатилась назад. Ряды белых косил сыпной тиф, процветали пьянство и грабежи. Кубанцы разбежались по домам. Одновременно, произошло крушение других белых фронтов. Интервенты Антанты эвакуировались с юга и севера Советской России.

5.
Апрель 1922 года в Лондоне был прохладный. Затянутое беспросветными облаками, небо сыпало мелкий нудный дождь, которому, казалось, нет конца. Вялое солнце растворилось в белёсом, влажном тумане, висевшем над городом, как дымовая завеса.
Рейли проснулся поздно в своей лондонской квартире.Справа, на широкой кровати из чёрного дерева, на кружевной подушке красовалась черноволосая голова его новой жены, - бывшей вдовы знаменитого драматурга Чемберса, Пепиты-Жозефины Боабодильи. Она ещё спала. Веки с пушистыми ресницами прикрывали большие выпуклые глаза; от неё исходил приятный тонкий запах дорогих духов.
Сидней встал, накинул халат, подошёл к окну, выходящему на Темзу, и слегка приоткрыл. С реки тянул свежий ветерок, доносивший солёное дыхание Ламанша, но оно не могло сравниться с родным запахом Чёрного моря. Рейли оделся и, не будя жену, которая любила понежиться по утрам в постели, спустился вниз, в столовую. Его ждал обычный завтрак: варёное яйцо, поджаренный хлеб, бутерброд с ветчиной. Кофе и на десерт, - нарезанные мелкие кубики ананаса.
В последнее время суперагент вёл беззаботную жизнь рантье. Перед женитьбой ему удалось, наконец, немного разбогатеть. Используя старые связи, он перепродавал чешский радий; наладил торговлю чудо-лекарством гумагсоланом; заключил с видным издательством выгодный договор на издание книги о своих полуфантастических подвигах.
Но то, что он отошёл от активных дел и потерпел неудачу в попытках пробиться к власти в России, удручало. Неуёмная душа требовала решительных действий, связанных с острыми ощущениями, искала опасности, риска. Подобно боксёру-профессионалу, покинувшему ринг, но кружащему возле спортзалов, пахнущих потом и кровью, он каждое утро просматривал газеты, набрасываясь на сообщения о переворотах и конфликтах в разных районах земного шара. Он шёл на запах пороха, подобно тому, как амазонский кондиру устремляется на запах мочи, как акула на запах крови.
И это утро принесло многообещающие вести. В газете английских консерваторов, в глаза бросилось объявление: «Новый генеральный секретарь коммунистической партии России». Далее следовало: «На заседании Пленума ЦК РКП (б) 3-го апреля 1922 года, генеральным секретарём коммунистической партии (большевиков) избран Иосиф Сталин». Статья печатала краткую биографию нового вождя-избранника и помещала его фотографию.
С фотографии на Сиднея смотрел человек, как две капли воды похожий на Немировского, и даже усы не ставили под сомнение это сходство. Рейли пробежал глазами биографию: родился в декабре 1878 года, город Гори Тифлиской губернии, сын сапожника, учился в Тифлиской духовной семинарии, исключён за вольнодумство... А Немировский, кстати, тоже Иосиф, родился в 1876 году, то есть, на два года старше и наполовину грузин, наполовину еврей-выкрест. Разница в два года совсем незначительна.
Решение пришло мгновенно, сразу. Оно, видимо, зрело где-то внутри, подспудно уже давно. Сейчас выкристализовалось, обрело чёткое, ясное значение: «Обменять.. заменить Сталина на Немировского... Поставить своего агента влияния на второй, после Ленина, должности в большевистской Росии. Генеральный секретарь единственной правящей партии в этой огромной стране. Это же власть! И какая власть! Практически, не ограниченная в умелых руках.
Вот он, ещё один шанс оказаться во главе России. Первый раз не прошло, но стоит попробовать ещё раз. Если только Немировский жив и здоров. Как жаль, что не удосужился его навестить, когда был в Одессе в девятнадцатом году. Совсем забыл про него. Я думаю, он согласится. Это человек очень больших и неиспользованных возможностей. Неужели он откажется от подарка судьбы. Для меня, если поставлю его на такую высоту, тоже найдётся высокое место. А там посмотрим, кто взлетит выше. Местами можно и поменяться».
За дело, немедленно за дело. Запахло сталью и порохом. И властью, неограниченной властью над огромной страной и миллионами людей. И нет силы, способной удержать его.
Тут он вспомнил тонкий, пикантный аромат духов своей жены, с которой живёт лишь несколько месяцев: «О, Пепита-Жозефина! В свои тридцать лет ты свежа, как семнадцатилетняя. Как прекрасны и соблазнительны твои созревшие женственные формы. Белоснежная ровная спина без торчащих лопаток. Лебединая шея, округлые плечи и предплечья, упругая пышная, большая грудь с выпирающими жадными сосками. Гладко-бархатистая кожа округлого нежного живота, выпуклых бёдер и тяжёлых, эффектных ягодиц. А тонкая, гибкая податливая влекущая талия. О, моя Пепита-Жозефина, когда ты закидываешь свои божественные, стройные ножки мне на плечи, я попадаю в рай. Но никакой рай не может сравниться с острым наслаждением встречи с опасностью, с чувством смертельного риска, его преодолением и желанием власти».
Когда он сообщил жене, что отбывает в длительную служебную командировку, она удивлённо вскинула тонкие выщипанные брови:
- Какая командировка, Сидней? Ты ведь отошёл от дел в разведке.
- Временно, моя милая, временно. Разведчик не может навсегда отойти от дел. Пока есть силы, я обязан служить нашей Британии. Долг солдата превыше всего.
Пепита-Жозефина молча согласилась. Она знала, что скучать не будет и всегда найдётся желающий полакомиться её роскошным телом.
В середине лета 1922 года, советско-польскую границу в районе Мозыря, стремительно перешёл конный отряд савинковцев, в количестве 150 сабель.
Большая часть всадников этого отряда раньше служила в войске батьки-атамана Станислава Булак-Булаховича. О нём шла слава, как о безрассудно храбром, но невероятно жестоком человеке, известном кровавыми расправами над большевиками и сочуствующему им населению. Когда в составе армии Юденича, весной 1919 года, части атамана захватили Псков, там до середины лета, каждый день происходили публичные казни в центре города. Причём, Булак-Булахович часто вступал в издевательский диспут с жертвами, заставляя обречённого самому делать петлю и повеситься. И, лишь по требованию стран Антанты, эти казни были прекращены.
Поступив на службу к Борису Савенкову, уже после советско-польской войны, в которой атаман участвовал на стороне поляков, Булак-Булахович, со своим добровольческим войском вторгся на советсткую территорию, захватил несколько районов и даже провозгласил независимость Беларуссии. Но затем его армия была разбита красными и её остатки укрылись в Польше. Советское правительство потребовало выдачи атамана, но Пилсудский ответил отказом и даже предоставил Булак-Булаховичу польское гразданство.
Пограничная застава красных была застигнута врасплох. Большая часть личного состава разбежалась, десять человек были убиты, а семеро пограничников, вместе с командиром, оказались в плену. Начальник савинковцев, бывший козачий хорунжий, приказал, чтобы пленные перед расстрелом сами рыли себе могилы. Командира заставы, перед казнью ещё подвергли порке шомполами. На Рейли, который находился в составе банды с целью перейти границу, это зрелище произвело тягостное впечатление. Сразить противника в бою – в порядке вещей, но садистски издеваться над безоружными пленниками противоречило всем его моральным устоям. Он подошёл к хорунжему, долговязому мужчине лет сорока с длинным лицом и кадыкастой шеей, и сказал:
- Послушайте, вы поступаете не по-солдатски. Савинков такого дела не одобрил бы...
Хорунжий, со злостью измерил Сиднея с головы до ног холодными светлыми глазами и, выплюнув папиросу, ответил:
- Мне сказали, что вы англичанин, хоть и говорите по-русски не хуже нас. Так вот, господин хороший, не вмешивайтесь в наши русские дела. Вам этого не понять. Мне приказали вам всячески содействовать. Иначе, мы поговорили бы по другому.
«Да и я поговорил бы с тобой по другому при иных обстоятельствах», - подумал Рейли, но промолчал и отошёл подальше, чтобы не видеть и не слышать... И вдруг он услыхал:
«Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов.
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой идти готов!»
Это запел высоким, ещё юношеским фальцетом, избитый шомполами, с окровавленным ртом красный командир пограничной заставы. Он был на 5 – 6 лет старше своих красноармейцев, ещё почти мальчишек, которые босые, в одном нижнем белье, обречённо, с потухшим взором копали себе могилы.
Сидней обернулся. Савенковцы, с оружием в руках стоявшие вокруг пленного, с удивлением, а некоторые с усмешкой смотрели на его разбитое лицо.
- Заткните ему рот, - сказал один.
- Ничего. Пусть споёт на последок большевистскую панихиду, - процедил хорунжий.

«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья. А затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!»

Командир заставы, рабочий парень с окраины Москвы, прошёл всю Гражданскую войну. Был несколько раз ранен, чудом уцелел, но на этот раз понял, что пришёл его час. И решил встретить его достойно. Он поднял вверх связанные руки и закричал страшным голосом последнюю команду:
- Вперёд, товарищи! В атаку! Бей беляков-гадов!
И, казалось бы, потерявшие всякую волю к сопротивлению, красноармейцы его заставы вдруг, как один, выскочили из недокопанных могил и, взяв лопаты наперевес, словно винтовки со штыками, устремились на своих палачей. Загремели выстрелы...
Шагах в пятидесяти (ближе их не подпускали), стояла небольшая толпа женщин и детей белорусской деревеньки, тёмные деревянные избы которой виднелись невдалеке. Когда стали стрелять, они разбежались.
Ярко светило солнце. Был полдень. С пригорка, вниз, к блестевшей узкой ленте извилистой речушки сбегала, хорошо протоптанная, тропинка. В пойме реки желтели, ещё не убранные, пшеничные поля. На другом берегу, до самого горизонта тянулся хвойный густой лес.
«Глубоко проникла в сознание людей идея разрушения мира, - подумал Рейли. – Нелегко будет справиться с ней. Нельзя позволить им разрушить этот мир. Другого у нас нет»...
Банда двинулась рейдом по советской территории, врываясь в сельсоветы, грабя магазины, громя и поджигая учреждения, убивая захваченных работников советской администрации. Она даже приблизилась к Мозырю. В городе была объявлена мобилизация. Конный эскадрон войск особого назначения, в составе 250 сабель, двинулся навстречу савинковцам. Но те, не приняв боя, повернули на запад, стремясь покинуть советскую территорию. Настигнутая у самой границы, в жестоком бою банда потеряла половину состава, остальные, во главе с хорунжим, всё же прорвались и ушли. Отстав от банды вблизи Мозыря, Рейли, в небольшом лесочке, отпустил коня, переоделся и, с документами агента по снабжению заготовительной конторы, направился к железнодорожной станции. Купив билет, он сел на поезд, идущий в южном направлении.
И вот, он снова в Одессе. Город ещё не оправился после разрушительной гражданской войны. Обветшалые здания требовали ремонта. Но раскинувшиеся кроны каштанов украшали улицы, на которых бойко сновал разношерстый народ. Знакомый с детства говор ласкал слух. Пошатавшись по Привозу, Рейли свернул на улицу, где должен был ещё жить Немировский. А вот и его дом, во дворе, за невысоким каменным забором. Всё, как прежде, только на деревянной галерее ещё больше потемнели некрашенные доски. Он постучал в дверь, обшитую старым коричневым сукном. Подождал. Постучал ещё раз.
- Кто там? – раздался глухой голос.
- Немировский здесь живёт? – громко спросил Сидней.
Лязгнул засов и дверь открылась. На пороге стоял Немировский. У Рейли отлегло от сердца. Жив.
Хозяин квартиры не сразу узнал гостя, одетого в дешёвый, серый в полоску мешковатый костюм и, тёмного цвета, рубаху-косоворотку. Но вглядевшись в лицо с недельной щетиной, под мятой фуражкой, удивлённо произнёс:
- Розенблюм? Семён? Каким ветром? Входи.
Они прошли по коридору в квадратную комнату, в которой ничего не изменилось с тех пор, как суперагент был здесь незколько лет назад.
- Ну, рассказывай, как живёшь, чем дышишь? – Рейли поставил на стол свой портфель и стал выкладывать из него рыбные консервы (которые, как он помнил, любил Иосиф Немировский), круг хорошей, копчёной колбасы, бутылку водки, помидоры, лук, огурцы, связку сушёных бычков, буханку хлеба.
После нескольких рюмок водки, разговор пошёл более оживлённо.
- А я видел тебя летом 19-го года, когда здесь ещё были белые, - Немировский наколол вилкой кружок, толсто-нарезанной, колбасы. – Ты щеголял тогда в красивой, отутюженной форме английского офицера на Дерибасовской, а вокруг шастали французики, деникинцы... Но подойти не решался, думал, ты сам заглянешь. Просто, маскарад какой-то. То ты красный работник ЧК, а то англичанин. Так кто же ты на самом деле?
- Ну, вот и заглянул. А красным я никогда не был. Маскировался.
- Но только форма на тебе не та. Давно утюга не пробовала. Да и времена не те. Тогда ты был побогаче, посолидней. Тогда такие, как я, тебя не интересовали. А сейчас, когда обнищал, то Немировский, старый друг-приятель тебе понадобился. Да, я не в обиде. Раз пришёл, будь гостем. Можешь и пожить у меня, если негде тебе остановиться. Денег с тебя не возьму, только харч. Но догадываюсь, что неспроста ты явился.
- Правильно догадываешься, неспроста я к тебе заглянул. Дело есть. Но, прежде, расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься? Опять у бандитов наводчиком подрабатываешь?
- Нет, с этим давно покончено. Только не я завязал. Дело было прибыльное, доходное, но советская власть стала порядки наводить. Наши-то налётчики, всю местную ЧК и милицию купили, хозяйничали себе преспокойненько. Но народ возроптал и в Москву, видимо, жалобы пошли. И вот, зимой из Москвы и Питера скрытно прибыл отряд чекистов. Покрутились здесь, переодетые, немного понаблюдали и, в одну прекрасную ночь, накрыли все малины и перестреляли бандитов наших прямо в ресторанах, во время пирушек. Без всякого суда и следствия. Видят, что это бандит, налётчик, - бац и всё... Трупы потом на телегах вывозили и закапывали за городом. Местной милиции также досталось. Многих убрали, заменили, посадили. Навели порядок, но думаю, не надолго.
- Ты как уцелел?
- Я же не бандит. Я себе втихую. С ними не якшался, не пировал. Мне, по моим занятиям, подальше от них держаться нужно было.
- Сейчас что делаешь?
- Сейчас я служу судебным исполнителем. Всё-таки у меня юридическое образование. Так какое дело у тебя ко мне? Ты меня заинтриговал.
- Дело есть, и не простое. И потому, прибыл я к тебе прямо из Лондона. Оставил квартиру, не чета твоей и жену-красавицу. Догадываюсь, что не одна она на кровати широкой моей сейчас ночи проводит. Но дело стоит того. И цена его настолько велика, что трудно представить.
Рейли вынул из бокового кармана пиджака фотографию, купленную недавно в газетном киоске, и положил на стол перед Немировским. Это было фото Сталина.
- Кто это?
- Правда, похож на тебя?
- Да, очень похож, только у него усы.
- Это – новый Генеральный секретарь ВКП(б), правящей партии у вас, Иосиф Сталин.
- Мне говорили, что я похож на одного из нынешних вождей. Так это на него... Я, как-то, не задумывался об этом. Такое сходство может быть опасным? Вообще, я далёк от политики. И лучше держаться от неё подальше. Потому и уцелел во время гражданской войны: то приходят белые, то красные, то зелёные и начинают резать друг друга. Кто знает? Может, эта власть красных не надёжная и не надолго.
- Получается, что красные пришли надолго. Они победили белых и выставили их из России. Теперь они хозяева страны. Тебе не хотелось бы поменяться с ним, со Сталиным местами. Ты – Генеральный секретарь, а он? Он – никто! Ты представляешь, какая у тебя в руках будет власть?
- Ты думаешь, это возможно?
- Ради этого я здесь.
- И бросил Лондон, и красавицу-жену в объятия любовников?
- Да, бросил. Ты знаешь, сколько красавиц могут попасть в объятия того, у кого власть? Власть над огромной страной и миллионами людей?
В карих, с желтинкой, глазах Немировского начал разгораться огонь, и он отвёл взор в сторону, чтобы его гость не почувствовал силу этого огня. А на побледневшем лице отчётливо проступили оспинки, поскольку он переболел оспой в семилетнем возрасте, в Грузии.
- У тебя следы оспы на лице? – озабоченно сказал Рейли. – Я, как-то, раньше не обращал внимания.
- У него тоже! – Немировский указал пальцем на фотографию Сталина. – Посмотри внимательно. Эти точечки – следы оспы. В те годы, в Грузии, оспа покосила многих людей. А на тех, кто выжил, оставила свой след.
Рейли внимательно вгляделся в фото, которое оказалось, на редкость, удачным и контрастным, снятом на близком расстоянии. На лице большевистского вождя, действительно, были какие-то, едва заметные, точки. Но определить, что это такое, мог лишь тот, кто был знаком с оспой.
- Если это так, то вас не различит и родная мать, - Рейли потёр руки. – Редкостная удача. И мы обязательно воспользуемся таким сходством. Так ты согласен? Я уверен, что тебе это по силам. Вот, где сможешь развернуться, показать, на что способен.
- Я согласен, - сказал Немировский. – Только, как это сделать?
- Если есть согласие и стремление, то нет ничего невозможного. Я же знаю, что ты не промах.
- А какая польза тебе? – Немировский прищурил один глаз и смотрел пристально, не мигая.
- Ну, если тебе в руки попадёт такая огромная страна, разве ты не поделишься со мной, старым другом и помощником, какой-нибудь окраиной. Например, Украиной, Кавказом или Дальним Востоком. Зачем тебе так много?
- Поделюсь, – Немировский расслабился и откинулся на спинку стула. – Конечно, поделюсь. Если ты мне поможешь заиметь эту огромную страну. Ну, ладно, пошутили и хватит. Если серьёзно, зачем ты всё-таки оказался здесь? А вдруг за тобой идёт ЧК? Тогда и мне не поздоровится, эти товарищи не шутят. Раз-два и к стенке.
- За мной пока следа нет. Я зверь опытный, следы заметаю. И предложение моё вполне серьёзное. Если согласен, то выпьем за нашу удачу, - Рейли добавил себе водки и подлил хозяину квартиры.
На дороге, ведущей из Москвы в небольшой город Коломну, примерно на 30-ом километре, остановился автомобиль. Из него вышел человек, оглянулся и махнул рукой водителю, чтобы тот продолжал путь. Место было пустынное, глухое, вдоль дороги стеной стоял лес и водитель, недоумённо пожав плечами, нажал на газ.
Пассажир был одет в плащ, на ногах – сапоги, на плече – продолговатый свёрток, а за спиной большой, но почти пустой солдатский вещмешок. Мужчину можно было бы принять за грибника, но погода стояла сухая, середина лета, грибная пора ещё не наступила. Он немного прошёл вперёд, потом вернулся, внимательно осматривая деревья, стоявшие вдоль дороги. Затем, уверенно прошагал метров сто вперёд и, развернув листву придорожных кустов, свернул в лес. Место, видимо, было ему знакомо.
Подойдя к большому, широко раскинувшемуся дубу, мужчина остановился, огляделся и прислушался. Вокруг никого, лишь лёгкий ветерок шевелил листву и она глухо роптала, осуждая вторжение в своё безмятежное царство. Человек этот был никто иной, как суперагент Сидней Рейли. Он развязал продолговатый свёрток и вынул лопату с коротким черенком. Отмерив десять шагов в сторону севера, который определил по мху на коре дуба, Сидней вонзил лопату в землю, покрытую редкой травой и усыпанную прошлогодними крупными желудями. Копать было легко и Рейли понял, что не ошибся. Углубившись, примерно, на метр, наткнулся на большой прорезиненный мешок. Расширив яму, он вытащил мешок, в котором оказался, хорошо сохранившийся, фибровый чемодан. Рейли раскрыл чемодан. В нём лежали, перевязанные бечёвкой, пачки американских долларов и английских фунтов стерлингов: в купюрах различного номинала, но, в основном, крупные. Сидней аккуратно сложил их в вещевой мешок, а чемодан с мешком бросил в яму и закопал. Выйдя на дорогу, он пошёл в сторону Москвы, высматривая попутную телегу или автомобиль.
Прошёл почти год, с момента последнего прибытия суперагента в Россию, и всё это время продолжалась подготовка по осуществлению замысла подмены генсека большевистской партии его двойником, Немировским. Первое время Рейли и Немировский были заняты тем, что превращали фальшивую валюту в настоящие советские деньги. Иосиф уволился с работы и переехал в Москву. Они сняли небольшую квартиру в центре, на Арбате. Двойник Сталина, чтоб не привлекать внимание к своей внешности, ходил с наклеенной бородой и в парике. В нос закладывал небольшие комочки ваты. Почти пол лица закрывали большие тёмные очки. Несколько месяцев они разъезжали по крупным и портовым городам, меняя на «чёрных» рынках валюту, долго нигде не задерживались, чтоб не примелькаться, и не появлялись по два раза. Намётанным глазом, безошибочно находили воротил-валютчиков, но никто из них, несмотря на богатый опыт в подобных делах, так и не смог определить, что меняют рубли на фальшивые доллары. Рейли, не допуская в этом деле ни малейшего риска, вёл себя очень осторожно и осмотрительно, опасаясь нарваться на агентов уголовного розыска.
Лишь имея на руках большую сумму советских денег, они приступили, непосредственно, к подготовке операции. Рейли связался с законсперированными савенковцами и несколькими другими агентами, выдал им аванс и, пообещав хорошее денежное вознаграждение, приобщил к делу.
Дочери одного из савинковцев, за взятку, удалось устроится на работу в Кремль, на должность одной из секретарш Совнаркома и, таким образом, суперагент мог получать самую свежую информацию.
Некоторое время Немировский, изменив внешность, провёл в городе Гори, в Грузии, изучая и запоминая названия и расположения улиц и местных достопримечательностей. И Рейли, и Немировский понимали, что самым проблемным местом их плана было то обстоятельство, что Сталин женат. Ведь жена лучше всех знает своего мужа, в том числе, его интимную сторону.
- Внешнее сходство, конечно, поразительно. Рост твой, правда, выше на сантиметр – полтора, но можно подобрать каблуки, - рассуждал Рейли. – Кроме того, мы не знаем, какая у него растительность на теле, какого размера половой орган, какие он предпочитает позы, как часто имеет половую связь с женой. Утром или вечером, и какой продолжительности половой акт. Жена сразу почувствует подмену.
- Основное, какой у него член, - заметил Немировский. – Если средних размеров, как у меня, то всё остальное можно как-то или узнать, или уладить. Но если он у него очень большой или маленький, то здесь мы ничего поделать не сможем. Придётся жену убрать, а это чревато большими осложнениями и вызовет дополнительные трудности.
- Какая и где растительность на теле? - добавил Рейли. - Лишнюю можно сбрить, но на пустом месте волосы не вырастишь. Он грузин, а у кавказцев обильно растут волосы по всему телу.
- Я тоже наполовину грузин, - сказал Немировский, - и волос у меня достаточно, даже на спине растут.
- Вдруг, у него на спине волос нет, - заметил Сидней, - а родинки или шрамы?
- Не стоит впадать в панику, скоро всё станет известно, если дело пойдёт по намеченному плану, - успокоил Немировский.
Разговор происходил в квартире, снятой заговорщиками на Арбате. Подготовка к осуществлению плана подходила к завершению. И когда, казалось, всё готово, обнаруживалось какое-нибудь новое, важное обстоятельство, требовавшее доработки.
Весь год Немировский тщательно прочитывал советские газеты, обращая особое внимание на партийные сообщения о совещаниях и пленумах. Изучал биографии и отыскивал подробности личной жизни большевистских вождей. Много времени проводил в библиотеках, штудируя марксистскую литературу, просиживал часы над подшивками старых газет и времён гражданской войны.
И вот, однажды вечером, засидевшись допоздна за газетами, Немировский вдруг почувствовал, навалившуюся на него, усталость. Сдавило тяжело сердце, руки и ноги стали какими-то чужими, ватными, его охватил страх, какого раньше никогда не испытывал. Лоб мокрился испариной. Немировский был человек далеко не робкий. Имея дело с бандитами, встречался, не однажды, с серьёзными ситуациями и риском, но сохранял хладнокровие. А сейчас осознал, что дело, за которое он взялся, безнадёжное и чрезвычайно опасное.
Выйдя на улицу, Иосиф вдохнул свежий влажный воздух, почувствовал облегчение и направился домой, в квартиру на Арбате. Подойдя к двери парадного входа, он немного постоял и прошёл дальше несколько кварталов, после чего повернул обратно.
- Почему так поздно? Что-то случилось? – встретил его Рейли, заметив на лице своего подельника какую-то перемену.
- Да так. Засиделся и решил пройтись Есть что-то кинуть в глотку? Жрать охота! – ответил Немировский, снимая пальто и галоши.
- На плите яичница. Чай уже остыл. – Рейли направился к столу, стоявшему в центре комнаты. На столе, недалеко от керосиновой лампы со стеклом, лежала стопкка каких-то бумаг, и Сидней придвинул их к себе. Лампа хорошо освещала лишь стол и иего волевое лицо, черты которого казались жёстче и резче. Углы довольно большой комнаты, с видавшей виды мебелью, оставались затемнены.
Поужинав на кухне при свете свечи яичницей и запив холодным чаем с кусочеом сахара, Иосиф вернулся в комнату и сел за стол напротив Сиднея. Он подкрутил немного колёсико фитил лампы, и пламя поднялось и стало светлее.
- Так в чём-же всё-таки дело? – спросил Рейли, не отрываясь от бумаг. – Тебе что-то не понятно, нужна помощь?
- Да, Семён, мне стало многое не ясно!
- Я же просил тебя не называть меня Семёном. Я давно уже не Семён и сто лет, как забыл это имя.
- Прости, просто мне как-то стало не по себе.
- Что случилось? Говори! Я вижу, что с тобой какие-то премены.
- Да никаких перемен нет. Просто я понял, что мы взялись за безнадёжное и очень опасное дело. И добром это не кончится.
- Значит, решил соскочить с коня?
- Выходит, так. Безнадёга это! Такая крупная игра нам не по карману. ЧЕКА – она не шутит. Вспомнил я, как в Одессе трупы бандитов телегами вывозили в овраги и закапывали. Без суда. И над нами суда не будет. Оврагом дело и кончится...
- И что же ты будешь делать? Вернёшься в Одессу?
- Вернусь! Денег дашь? У тебя же много, поделись.
- Деньги дам. Мы их вместе обменивали. Так что ты заработал. И чем же займёшься?
- А что делал раньше, тем и займусь.
- Значит, испугался крупной игры? – Сидней перекладывал бумаги, тасуя их, словно карты. – Если играть, то по-крупному. На кону стоит банк, какого не видел ни один игрок в мире. А ты пасуешь. Вот уж, не ожидал от тебя. Иосиф, ты же смелый и рисковый человек, и тебе судьба даёт в руки невиданный шанс. А ты его упускаешь! Это на тебя не похоже и даже тебе не идёт. Я же знаю, на что ты способен и наша игра тебе вполне по карману. Ты знаешь, что это за бумаги у меня? Копии протоколов заседаний ЦК, Катюша их передала мне, та, что мы устроили секретаршей в Совнарком. Так вот, пустая болтовня. И здесь нужно навести порядок. Как в народе говорят: «ЦК только цыкает, а вот ЧК – чикает». Так вот, ЦК будет цыкать по твоей указке, и ЧК будет чикать того, на кого ты укажешь. Так разве не стоит ради этого рискнуть. Тем более, что у нас карты ложатся хорошо. Все козыри у нас. Твоё лицо – точная копия нынешнего генсека. Разве можно отказаться от невероятно редкой удачи?!
- Ну, а тебе какая корысть?
- Не люблю повторяться. Я уже говорил. Тебе – вся страна, а мне – пост партийного вождя на Дальнем Востоке, или на Кавказе, или ещё где...
- Но каким образом? Ты, по документом, рядовой сотрудник ЧК.
- Документы сделать не так сложно. Но не это главное. У большевиков как говорят: «Кто был никем, тот станет всем». Прапорщики командуют армиями, а бывший слесарь ходит в партийных боссах. Так что всё можно устроить, если у тебя власть в руках. А власть, это блюдо невероятной сладости. И стоит пойти на любой риск, чтобы вкусить его.
- А ты пробовал? – Иосиф уже смотрел на Рейли другими глазами. В них зажглись искры и они всё разгорались. Сиднею показалось, что комнату освещает уже не керосиновая лампа, которая вдруг погасла, а искры, горящие в глазах Немировского.
- Пробовал, но с самого края, а тебе предстоит насладиться полностью!
Меняя внешность по документам, выписанными женщиной-агентом в секретариате Совнаркома, присутствовали на московском партхозактиве, где выступал Сталин. Необходимо было услышать его речь, ознакомиться с манерой выступления с трибуны перед людьми.
Голос Сталина оказался, по тембру, похожим на голос Немировского и, небольшой тренировкой, двойник Генсека добился, почти полной, идентичности, тем более, что грузинский акцент был ему знаком с детства.
- И как ты начнёшь свою карьеру в должности Генсека большевиков? – интересовался Рейли. – Я думаю, что первое время, несколько месяцев, а может и больше, следует просто входить в роль и сидеть тихо.
- Согласен, но очень важно разобраться, кто на какой позиции, за кого мазу тянет. Стоит опереться на старых сослуживцев по Царицинскому и Польскому фронту, - рассуждал Немировский. – Нельзя действовать в одиночку. Постепенно сформировать группу своих сторонников, своих людей, группу поддержки. Имея в руках руководство партийным аппаратом, можно начать тасовать колоду, но медленно, осторожно. Дашь человеку хорошую должность и, если он будет знать, что потеряет её, как только тебя скинут, постоит за тебя горой. Большевики, тоже люди, хотят вкусно есть, мягко спать, иметь сладких женщин, и побольше, и напрасно они кричат о своей беспредельной преданности марксистской идее.
- Да, идеи согревают, когда человек нищ, гол и бос, - вставил Сидней. – Но стоит подобраться поближе к кормушке, и сразу своя рубаха становится ближе к телу, - так говорят у русских. В многовековой истории Египта, не раз нищие рабы восставали и свергали фараонов. Но получив власть, сами становились фараонами, ещё более жестокими, чем те, которых свергли.
- Умно поступил Иван Грозный: организовал опричину и она, по его указу, секла головы непокорным, - жёстко сказал Немировский.
- А разве ЧК не та же опричина? Убери романтиков, вроде Дзержинского, и гильотина в твоих руках. И пусть косит головы большевистским Робеспьерам, Дантонам и Сен-Жюстам, - подитожил Рейли и тут же добавил. – Главная проблема – Ленин и Троцкий. Пока их не уберёшь, будешь на задних ролях. Здесь нужно исхитриться. У них огромный авторитет. Удивляюсь я Троцкому, Держит человек в руках руководство Красной Армией и не берёт власть. Романтик-идеалист.
- Романтик-идеалист, - словно сомневаясь, повторил Немировский. – Этот идеалист, во время подавления кронштадского мятежа, шёл с наганом в руке по, пробитому снарядами, льду, впереди атакующих цепей... Я многое узнал об этом «романтике». Характерен такой случай. В восемнадцатом, когда красных поджимали со всех сторон, Дыбенко, гигант-матрос из ЦК, и большевистская примадонна, утончённая Коллонтай, закрутили любовную интрижку, в самые горячие денёчки сбежали, и около месяца наслаждались, где-то, в уединении. По их возвращении, Троцкий потребовал объявить Дыбенко дезертиром и привлечь к ответственности по законам военного времени. Тот, конечно, испугался и обратился за защитой к своей братве. Собралась огромная толпа вооружённых, озлобленных матросов и двинулась с Смольному с криками: «Жида Троцкого к ответу! Не дадим нашего братишку Дыбенко в обиду». Остановить их и поднять стрельбу никто не решался. Сотрудники в Смольном обратились к Троцкому с призывом, чтобы он где-нибудь скрылся от озверевшей толпы. Ну, и как бы ты поступил на его месте?
- Не знаю. Всё зависит от конкретных, сиюминутных обстоятельств, - уклонился от ответа Рейли.
- Вот, и я не знаю.
- И что же сделал Троцкий?
- А он вышел к этой, орущей и потрясающей оружием, толпе со словами: «Вам нужен Троцкий? Он перед вами». Ответом была немая сцена. Вся толпа вдруг стихла и опустила винтовки. «Кто здесь главный? – спросил Троцкий. Матросы молчали. – Вот, вы! – Троцкий обратился к, стоявшему в первых рядах, крупному матросу, перепоясанному крест-накрест патронташами. – Я назначаю вас старшим. Постройте этот отряд революционных матросов и направляйтесь к месту несения службы. Выполняйте!».
- Ну, что было потом? – поинтересовался Рейли.
- А потом, они построились и двинулись в полном порядке к кораблям. Так что, со Львом Давидовичем нужно держать ухо востро. Он спуску не даст.
- Тем более, - рассуждал Рейли. – Имея такое влияние на армию – он в стороне. Я бы давно, на его месте, стал бы диктатором.
- Нет, тут дело в другом, - сказал Немировский. – Троцкий еврей, и сколько бы он не бил себя в грудь, что его национальность – коммунист, всё равно остаётся евреем в глазах своих подчинённых и народа. А в такой стране, как Россия, где евреи жили в черте оседлости и подвергались всяким унижением, к ним пока будут относиться с предубеждением, тем более, что на них клеймо предательства Иуды и распятия Иисуса Христа. И, если Троцкий станет правителем России, весь интарнационализм большевиков лопнет, как мыльный пузырь. Предреввоенсовета это понимает. Но в дальнейшем, он, действительно, может оказаться претендентом. Большевики проводят грандиозную антирелигиозную кампанию. И тут фактор распятия Христа может отпасть. Люди очень легко поддаются внушению. У него огромный авторитет и он может подавить в народе остатки национализма и антисемитизма. С таким авторитетом бороться можно. Но очень умело, как говорится, вода камень точит.
- Да, твоя проблема Ленин и Троцкий, - повторил Рейли. – Ленин болеет, и хорошо бы помочь его болезни. То, что главный вождь часто бывает не у дел, станет твоим главным козырем. Используй свои знания в юриспруденции. Ты же адвокат. Организуй громкие судебные процессы над теми, кто может тебе помешать, чтобы придать законность их уничтожению.
Если наш план удастся, мы нанесём большевикам огромный урон. С истреблением красной элиты, их власть может развалиться и выиграет тот, кто сумеет её подхватить при помощи своих людей. Важно не упустить момент...
И вот, этот момент настал!
От женщины-агента Рейли, работающей в секретариате Совнаркома, поступило сообщение, что Сталин запросил машину на второе августа, для посещения государственной подмосковной дачи в лесу, в районе Сергиева Посада.
Эта дача служила профилакторием для кремлёвских руководителей. Срок их пребывания составлял от нескольких дней до недели. Обычно, это был краткий отдых после болезни, либо подготовка к совещаниям и пленумам.
Заговорщики давно ждали этого сигнала, и у них всё было под рукой. План операции проработали в деталях очень подробно и тщательно. Именно дорога на эту дачу являлась очень удобным местом для осуществления задуманного.
В августе, в Москве почти всегда стоит тёплая, хорошая погода. Земля, накопившая за два летних месяца солнечную энергию, щедро делится с городскими улицами, домами и парками. А дыхание, маячившей уже где-то, за горизонтом, осени, ещё не заметно. Но природа не знает покоя. И, хотя трава и листва ещё нежатся в тепле, в корнях и капиллярах деревьев уже идёт, невидимая глазу, перестройка, подготовка к долгой суровой зиме.
Второго августа из ворот Кремля выехал чёрный закрытый роллс-ройс и, проехав через город, направился на северо-восток, в сторону Сергиева Посада. В машине, кроме Сталина, был шофёр и два охранника. Когда автомобиль свернул с главного большака на лесную дорогу, ведущую к даче, на третьем километре появилась встречная легковая автомашина. Она затормозила, перегородив дорогу. Из неё вышли двое, в форме сотрудников ЧК, и направились к остановившейся машине Сталина.
Сталин насторожился и сказал охранникам:
- Приготовьте оружие...
Чекисты отдали Генсеку честь:
- Товарищ Сталин, мы находимся здесь по распоряжению товарища Дзержинского, - из наружных карманов гимнастёрок они вынули и предъявили удостоверения членов ЧК.
- В чём дело? – удивился Сталин.
- Положение очень серьёзное, - сказал один из мнимых чекистов, пряча поддельное удостоверение. – Мы прибыли по срочной тревоге. Поступило сообщение, что на вас готовится покушение.
В это время, вдалеке, на дороге, со стороны дачи показался ещё один автомобиль, идущий, по-видимому, с большой скоростью. Он быстро приближался.
- Товарищ Сталин, - заволновались чекисты, - к вам убедительная просьба. Выйдите из машины и скройтесь, на некоторое время, в лесу. Из этой машины может быть открыт огонь.
Сталин переглянулся со своими охранниками.
- Они могут оставаться в машине. Вдруг потребуется помощь в задержании тех, кто к нам приближается, - сказал мнимый чекист и расстегнул свою кобуру.
- Мне, как раз, нужно по малой нужде, - ответил Сталин, выйдя из машины и, бросив взгляд на, мчащийся в их сторону, автомобиль, поспешно углубился в лес. Густой кустарник в этом месте примыкал прямо к дороге, и ветви сомкнулись за его спиной.
Неизвестный автомобиль приближался. И охранники Сталина, и чекисты вынули револьверы и, прикрываясь дверцами машин, замерли в ожидании. Автомобиль подъехал и остановился, взвизгнув тормозами. Из него вышли два чекиста, козырнули и сообщили:
- Всё в порядке, можете ехать. Тревога оказалась ложной. Просто, двое незнакомцев заблудились и оказались возле дачи. А где товарищ Сталин?
- Сейчас выйдет! - охранник кивнул в сторону леса. И, действительно, через несколько минут из кустов вышел Сталин, слегка отряхиваясь.
- Ну, как там дела? – спросил генсек у вновь прибывших, застёгивая нижнюю пуговицу кителя.
- Да, всё в порядке, товарищ Сталин. Перестраховались. Там двое незнакомцев, без документов. Наверное, просто заблудились. Задержали их и выясняют. Можете ехать. Дорога совершенно безопасная. Счастливо отдыхать, - они поднесли руки к козырькам фуражек. Сталин козырнул в ответ, сел в машину и сказал водителю:
- Поехали.
Автомобиль набрал скорость и быстро стал удаляться. А четверо мнимых чекистов закурили и, улыбаясь, посматривали друг на друга. Потом из леса вышли ещё двое. Вся компания рассмеялась. Мужчины стали обниматься, пожимали руки.
Одним из них был Рейли. Всё произошло, как нельзя лучше, по первому, самому удачному варианту плана. Если бы Сталин отказался выйти из машины и пойти в лес, пришлось бы иммитировать автокатастрофу, убить и шофёра, и охранников, но не из револьвера, а ударами свинцовой трубы по голове. Отрезки такой трубы были у каждого из савинковцев в рукавах гимнастёрок. Лишь, чудом уцелевший, Сталин –Немировский, с незначительными травмами, оказался бы в изуродованной машине.
Сейчас он, вместо Сталина, с его водителем и охранниками, не заметившими подмены, подъезжал к правительственной даче-профилакторию, с планом которой ознакомился заранее.
Настоящий Сталин с кляпом во рту, связанный, с мешком наголове лежал в лесу, в кустах, недалеко от того места, куда он зашёл по малой нужде. Затем его, что-то мычащего, затащили в автомобиль и уложили на пол возле заднего сиденья. Машина, со связанным Сталиным, направилась в подмосковное село, неподалёку, где подъехала к деревянному большому дому на окраине, заранее арендованному, якобы, дачниками. В мешке, закрывавшем его с головы до ног, генсека внесли в дом и усадили на стул в большой комнате. Мешок сняли, глаза развязали и вынули кляп изо рта.
Увидев перед собой знакомых чекистов, которые предложили ему скрыться в лесу для предосторожности от покушения, Сталин вышел из себя и начал кричать:
- Кто вам дал право, засранцы поганые! Да как вы смеете. Не знаете, кто я? Генеральный секретарь ВКП(б). Да я вас, гады, в порошок сотру, вместе с теми, кто вас прислал. Я требую сюда Дзержинского, и немедленно! Развяжите мне руки!ъ
- Успокойтесь, товарищ Сталин, или кто вы там на самом деле? Руки мы вам развяжем, только обещайте, что будете вести себя смирно.
- То есть, как смирно. Я вам морды набью ваши поганые!
- Тогда не развяжем. Прошу вас, успокойтесь, - сказал Рейли. Именно он и ещё один савинковец находились в комнате со Сталиным.
- Что значит: «кто вы, на самом деле»? Кто я, по-вашему? Да вас Дзержинский к стенке поставит за такое самоуправство!
- Или вас, если окажется, что вы не тот, за кого себя выдаёте, не товарищ Сталин. - Рейли был невозмутим.
- Как это, - я не Сталин?! А кто же я, по-вашему?
- А по-нашему, вы можете оказаться его двойником, но разыгрывающем из себя настоящего товарища Сталина.
- Что за чушь вы несёте. Вам, засранцы, это так просто не пройдёт. Вы за это ответите. Век вам свободы не видать. Мать вашу, так... и разэдак...
- Ещё раз прошу, успокойтесь. Это в ваших интересах. Посмотрите вот сюда, - Рейли показал фотографию Сталина, сидящего в автомобиле. – Кто это?
- Как кто, я, конечно! Кто же ещё!
- А это кто? – Рейли показал фотографию Немировского, на фоне Кремля, в гражданском костюме.
- И это я, - но уже менее уверенно произнёс генсек.
- У вас есть такой костюм? – язвительно сказал Рейли. Он поднёс фотогорафию ближе.
- Нет, костюм не мой, но фотография моя.
- Как же так может быть?
- Не знаю, это какой-то фокус.
- Это не фокус. Это – ваш двойник или... вы его двойник. А, может быть, это, действительно, ваша фотография, и вы лукавите, что и предстоит нам выяснить! – голос Рейли зазвучал твёрдо и зловеще.
- Как вы собираетесь выяснять? – Сталин смотрел исподлобья, жёлто-карие глаза сузились в щёлки. – Проверьте документы, у кого подлинные, а у кого фальшивые. И сразу всё станет ясно! А то хватают, вяжут руки, затыкают рот! Что за бандитские замашки? Развяжите меня.
- Хорошо, развяжем, если обещаете вести себя спокойно, - Сидней кивнул помощнику и тот развязал генсеку руки.
- Всё не так просто, как вам кажется, - Рейли вынул из внутреннего кармана гимнастёрки, сложенную вдвое, купюру достоинством в 100 фунтов стерлингов.
- Возьмите, вы сможете определить, фальшивые деньги или настоящие?
Сталин взял купюру, повертел, посмотрел на свет в окно.
- Вроде бы, настоящая...
- То-то, фальшивая! Это вам английская разведка! Тот, кто может делать такие фальшивые деньги, и документы сделает. Отличить можно только в лаборатории, да и то, не всегда... Вам придётся ответить на ряд вопросов в анкете, в том числе, и интимного характера. А пока разденьтесь, мы вас сфотографируем. Снимите всё, даже нижнее бельё.
- Не собираюсь я раздеваться. Почему допрос происходит не в здании ЧК, на Лубянке, а здесь, в каком-то деревенском доме? – зло произнёс Сталин.
- Законный вопрос, - Рейли предвидел подобную реакцию, поэтому заранее продумал ответ. – А вдруг вы, действительно, товарищ Сталин. Тогда допрос генерального секретаря нашей партии на Лубянке вызовет недоверие к нему, подорвёт его авторитет, нанесёт непоправимый моральный урон всей нашей партии и советской власти. Так что, придётся потерпеть.
- Я требую сюда товарища Дзержинского. Без него не отвечу ни на один вопрос.
- Товарищ Дзержинский сейчас на добросе «второго» товарища Сталина, но он, или товарищ Лацис прибудут сюда для ознакомления с ответами на анкету. А сейчас раздевайтесь, или мы вас разденем насильно.
В комнату вошли ещё двое, один из них с фотокамерой со вспышкой. Сталин нехотя разделся и его сфотографировали спереди и сзади.
Когда он оделся, внесли стол, ещё один стул и керосиновую лампу, потому что темнело. Сталина усадили за стол, дали ручку с пером и несколько листов анкеты. Которую ему предстояло заполнить.
Генсек взял листки и пробежал их глазами. Анкета, довольно подробная, состояла из трёх частей. В первой были вопросы, касающиеся его биографии: где родился, учился, родители, родственники... Вторая часть включала революционную деятельность: где, когда и за что сидел, в каких конференциях, съездах участвовал, какую проводил работу, где выступал, где воевал во время Гражданской войны, какие труды написал. И третья часть посвящалась личной и интимной жизни. Где и как знакомился с жёнами, их родственники, подруги, вкусы в еде и в близких отношениях. Какой продолжительности и какие позы в половом акте. Прочтя последнюю часть, Сталин странно хрякнул, недобро усмехнулся и, с прищуром, посмотрел на трёх мнимых чекистов, находящихся в комнате.
- Пишите, пишите, - сказал Рейли. – Время дорого. Чем раньше ответите на вопросы, тем быстрей станет ясно, кто вы такой. И если вы, действительно, Генеральный секретарь, мы извинимся перед вами и вы поедете на дачу или домой, как пожелаете.
Сталин придвинул к себе чернильницу, взял в руки перо и начал писать.
- Пишите разборчиво, старайтесь не зачёркивать, - подсказал Рейли.
Сталин писал довольно быстро. Лишь иногда останавливался. Смотрел по сторонам, что-то обдумывая.
- А это ещё зачем? – сказал генсек, когда дошёл до интимных подробностей.ъ
- А это самое главное! – уточнил Рейли. – Всё, что вы писали до этого, известно из газет. Так что пишите всё, как есть.
- Интересно...Вы что, жене моей покажете, чтобы она оценила, правду ли я написал? С ума сошли!? - у Сталина вздулись желваки.
- Мы в норме! - отвечал Рейли. - Сравним с тем, что написал ваш двойник. И если надо будет, покажем жене. Тут стыдится нечего. Мы на страже завоеваний революции.
- Хотелось бы мне посмотреть, что он там написал. Это какая-то комедия. Смешней не придумаешь… - Лицо Сталина исказила злая гримаса.
-  Эта комедия превратится для вас в трагедию, если выяснится, что вы не тот, за кого себя выдаете. Так что пишите все.
- Ничего подобного писать не буду, - угрюмо сказал Сталин.
- Советую написать. Выбора у вас нет. Отказ свидетельствует против вас! - Рейли провел рукой, как бы подводя черту.
Сталин опустил голову и продолжал писать. Уже заканчивая анкету, интуитивно почувствовал, что все трое пристально смотрят на него, и от их взглядов исходит неприкрытая, смертельная опасность.
Рейли предполагал, что прошло достаточно много времени с момента их последней встречи в Кремле, тем более, что он был в обличии посланника Ллойда Джорджа, но Сталин никогда не жаловался на свою память. Генсек вдруг вспомнил, где он видел этого чекиста со смугловатым лицом и цепким взглядом, что вёл допрос и сразу показался ему чем-то знакомым: «Уже далёкий восемнадцатый год. Напряжённая обстановка. Колчак наступает на востоке, Добровольческая армия активизируется на юге. Его вызвал к себе Ленин и в кабинете, где находились Троцкий, Свердлов и начальник охраны Кремля Берзинь, был английский дипломат, чисто говоривший по русски. То же лицо, с решительным подбородком и цепкий, прощупывающий взгляд. Англичанин и...вдруг чекист?»..По спине, сверху вниз, пробежал холодный озноб. Он с трудом сдерживал мелкую дрожь в руках, опасаясь, что её заметят, но всё-таки перо дрогнуло несколько раз, исказив буквы. Колени дрожали, но под столом их не было видно. Всё тело похолодело и как-то ослабело, стало ватным, не послушным. Так страшно ему давно уже не было...Но усилием воли он взял себя в руки и слабость стала исчезать.
Сталин был далеко не трус, именно сильная воля и умение выходить достойно из сложных ситуаций и позволили ему, Иосифу Джугашвили, взять псевдоним «Сталин». Друзья и знакомые, соратники по партии, без иронии восприняли его новое имя, происходящее от слова «сталь», они знали его как человека несгибаемого и неустрашимого. Выполняя различные задания партии большевиков, в том числе по экспроприации денег, уходя от преследований царской охранки, Сталин не раз проявил завидную смелость, сноровку. Его действия отличались дерзостью, решительностью, продуманной организованностью. При побегах из сибирской ссылки и в тюрьмах, оказавшись в одной камере с отпетыми уголовниками, он не терял присутствия духа. Побеги заканчивались успешно и уголовники, встретившись со стальной волей, признавали его главенство и авторитет.
Во время Гражданской войны, находясь на командных должностях в Красной Армии, Сталин мог оперативно и, зачастую, правильно разобраться в сложной боевой обстановке, безошибочно найти верных и нужных людей, на которых можно было опереться, жёстко подавить оппонентов, гибко маневрировать в запутанных ситуациях и партийных интригах.
За эти качества, лидер большевиков, Ленин, называл его «чудесным грузином» и, благодаря им да ещё за проявленные способности в организаторской работе, Сталин был избран генеральным секретарём большевистской партии, когда Ленин заболел.
Сталин, заканчивая заполнять анкету, поборол страх и даже разозлился на тех, кто внушил ему этот страх. Он почувствовал прилив сил, сосредоточенность и чёткость мысли и, мельком поглядывая вокруг, генсек оценивал ситуацию: «Почти пустая комната, бревенчатые стены, одностворчатая дверь, небольшие окна, первый этаж. И эти трое в комнате, в форме чекистов, рослые, крепкие. Через дверь не пройти... Кто они? Бандиты, недобитые белогвардейцы, савинковцы или кто-то из своих завистников устроил адскую провокацию? Если так, то они жестоко поплатятся за это. Неужели не знают, с кем имеют дело?! Но если они осмелились так поступить с ним, то отступать им некуда, или чувствуют за собой большую силу...Эта фотография в чужом костюме... Что же это такое? Что они задумали? А, может быть, и в самом деле появился двойник? Двойник?.. Интересно, с какой целью? Если бы во мне, действительно, подозревали двойника, здесь был бы Дзержинский, или Лацис, или, во всяком случае, кто-нибудь из высших руководителей ЧК, а не неизвестные люди и англичанин в форме чекиста. А, может быть, они хотят вместо меня поставить двойника и для этого им нужна такая анкета с интимными подробностями?..»
Генсек понял, что находится в ловушке и что эти трое явно не чекисты. Всё, что происходит с ним в деревенской комнате, какая-то непонятная, но губительная инсценировка и, чтобы спастись, надо попытаться уйти, и немедленно. Сталин вдруг вскочил со стула и, рывком, швырнул на Рейли и его помощников письменный стол с анкетой, чернильницей и керосиновой лампой, которая, ударившись о стену, разбилась. Пламя разлитого керосина ярко вспыхнуло. Рейли и двое мнимых чекистов, едва успели отскочить в сторону. Генсек бросился к ближайшему окну и, сгрупировавшись, прыгнул головой вперёд, прикрывшись руками. Он пробил стекло и вывалился наружу. Упав на землю, ловко вскочил и быстро побежал к забору, ограждавшему двор.
На одном из савинковцев загорелась одежда, и он фуражкой сбивал пламя. Второй упал, Рейли, отпрянув к стене, остался на ногах. Мгновенно среагировав на происходящее, он, как кошка, выпрыгнул в окно вслед за Сталиным. Забор был не высокий, за ним дорога, а дальше – лес. Рейли понимал, что если генсек переберётся через забор, то в лесу, да ещё в темноте, настичь его будет очень непросто. Сталин уже подбежал к забору, подпрыгнул, ухватился за верх и занёс ногу. Суперагент взмахнул рукой, - и в ладони оказался верный браунинг, который не раз выручал его. Глухо прогремели три выстрела. Сталин дёрнулся и упал на спину. Когда Рейли подошёл к лежащему беглецу, тот уже не дышал. Сидней оглянулся и прислушался. В доме возились с небольшим пожаром. Где-то, в деревне лаяли собаки. Луна осторожно выглядывала из-за серо-тёмных облаков. За забором монотонно шумел лес под разгулявшимся ветром, размахивая мохнатыми ветвями. Дом стоял на окраине деревни и негромкие звуки выстрелов браунинга никого не встревожили.
В планы заговорщиков не входило убивать Сталина сразу. Он должен был служить заложником, в случае непредвиденных обстоятельств. Но и допустить, чтобы генсек сбежал, Рейли не мог. Он стоял над убитым. Луна освещала усатое лицо, на котором мгновенная смерть застала выражение отчаянной решимости.
Когда Сидней вернулся в дом, пожар уже потушили, благо, в керосиновой лампе горючего было немного. Анкета почти не пострадала, лишь кое-где обгорели края листов. Принесли новую лампу, зажгли её и Рейли, просмотрев анкету, остался доволен её содержанием.
- Сталин убит, - сказал он своим подельникам. – Лежит возле забора. Возьмите лопаты и закопайте тут же, во дворе. Только не подымайте шума и копайте поглубже.
Двое савинковцев взяли лопаты в хозяйственной пристройке дома и направились к трупу того, кто ещё сегодня утром был Генеральным секретарём ВКП(б).
Утром следующего дня, к воротам правительственной дачи-профилактория подъехал автомобиль и просигналил два раза. Из дома вышел Сталин-Немировский и, подойдя к часовому у ворот, сказал:
- Впустите. Это ко мне.
В автомобиле сидел савинковец, одетый в форму чекиста. Держа в левой руке портфель он, правой, козырнул часовому и, вместе с новым Сталиным, зашагал к дому.
Оказавшись в комнате наедине с Немировским-Сталиным, мнимый чекист вынул из портфеля и подал ему анкету, подлинные документы Сталина и его фото в голом виде. Рассматривая анкету, Немировский обратил внимание, что края листов немного обгорели, и спросил, слегка нахмурившись:
- Что, были осложнения? Всё в порядке?
- Не совсем. Он пытался бежать, но не успел. Убит и уже похоронен.
- Где?
- Там же, во дворе. А как у вас дела здесь? Как вас приняли? Подозрений нет?
- Здесь всё прекрасно. Никому и в голову не пришло. Нет никаких подозрений... Анкета останется у меня. Я её изучу и уничтожу. Передайте, что всё будет идти так, как мы и договаривались. Можете возвращаться. Передавайте большой привет.
Когда савинковец ушёл, Немировский сел за стол и внимательно прочитал анкету несколько раз. Потом взял спички, сжёг её и свои фальшивые документы. Он долго разглядывал фотокарточки голого генсека. Раздевшись, стал перед большим зеркалом, закреплённым на дверце платяного шкафа и, держа в руке фотографии Сталина, сравнивал себя с ним. Сложение и мускулатура, в основном, совпадали. Не было больших различий и в волосяном покрове. На фото он не заметил ни шрамов, ни родинок, а половой член грузина не превышал средних размеров.
Немировский оделся и сжёг фотографии.
«Поистине, редкостная схожесть, почти во всём, - подумал новый генсек, - и не воспользоваться таким совпадением недопустимо».
- Сталин убит! – проговорил тихо он, и в его карих с желтизной, точно таких, как у убитого Сталина, глазах, начал разгораться огонь, настолько страшный, что если бы кто-то встретился с ним взглядом, онемел бы от ужаса.
- Сталин убит, - медленно проговорил, ещё раз, Немировский. – Да здравствует новый Сталин! – он понял, разглядывая документы настоящего генсека, что уже никто не воспрепятствует ему занять место убитого. Претендентов нет. Он – единственный.
- Я уничтожу всех, кто может помешать мне взять власть в этой стране, - прошептал новый генсек.

Прошло несколько месяцев. В Москве стояла осень 1923 года. Сентябрь был относительно тёплым, но в октябре, с первых чисел, небо затянуло низкими, тёмными сырыми облаками и стало холодно. Пошли долгие дожди, по ночам переходившие в снежную крупу. Казалось, вот-вот грянет ранняя суровая зима, но небо вдруг очистилось, засияло солнце, природа смилостливилась и подарила, уже надевшим зимнюю одежду, москвичам ещё полторы недели тёплых дней!
Некоторое время назад, Рейли получил, на свой адрес, от Немировского шифрованное письмо. Его ставленник в Кремле сообщал, что главный вождь очень серьёзно болен и дни его сочтены. Сиднею предлагалось не покидать Москву и ждать важных сообщений в ближайшее время. О том, что Ленин болен, Рейли знал, и то, что послание пришло значительно раньше установленного срока, насторожило суперагента и он стал размышлять, что бы это значило. Вскоре всё стало ясно...
Сидней, проведя ночь у любовницы, возвращался в свою квартиру на Арбате поздним утром. С 35-летней симпатичной и стройной работницей Мосторга, Рейли познакомился в ресторане, пргласив её танцевать из многолюдной компании, отмечавшей какое-то торжество. Муж её, командир Красной Армии высокого ранга, часто разъезжал с инспекционными проверками по воинским частям, и молодая красивая жена скучала по мужской тёплой руке.
Блеснув остроумием, галантностью и щедростью, Сидней, без особого труда, покорил, приглянувшуюся ему, даму. Он представился профессором, учёным-химиком и, стоило её мужу отбыть в очередную командировку, проводил сней жаркие ночи, совмещая приятное с полезным. Осторожными, умело поставленными вопросами, разведчик добывал сведения, которыми делился с женой её неосторожный супруг, ни о чём не подозревавший.
Подъезжая на извозчике, за несколько сот метров от дома, Рейли попросил остановиться, поскольку ощутил какое-то беспокойство. Сработало, годами выработанное, чувство самосохранения.
Он зашёл в ближайшую пустую подворотню и постарался изменить свою внешность. Принадлежности для этого всегда были с собой. Рейли вставил в ноздри комочки ваты, а в рот, за щёки, положил небольшие стеклянные шарики. Надвинув на уши шапку, он сгорбился и, шаркающей походкой двинулся к своему дому. Уже на подходе, заметил нескольких мужчин, в которых безошибочно определил агентов ЧК. Суперагент прошёл мимо своей квартиры. Он понял, что там его ждут. На этот раз спасла простая случайность. Но везёт тем, кто предусмотрителен, ловок и смел. У Рейли, конечно, как у всякого опытного шпиона, было запасное лежбище, на другом конце города, ещё одна квартира, в которой хранились и деньги, и поддельные документы.
Поскольку его агенты на связь не вышли, Сидней понял, что в ту ночь, когда он ночевал у любовницы, все они были арестованы, в том числе и женщина, работающая в секретариате Совнаркома. Не оставалось сомнений, что это – дело рук нового Сталина, который, не желая делиться властью, решил убрать всех свидетелей, кто может способствовать его разоблачению. Рейли понимал, что арестованные сообщники долго не проживут, и что теперь идёт охота на него. Благо, никто не знал о существовании запасной квартиры. Но, в любом случае, оставаться в Москве, да и в России было уже опасно.
Запасная квартира находилась на юго-западе столицы большевиков. Это был отдалённый от центра, но не глухой, обжитый район. Недалеко, за два квартала была лавка, где, наряду с продуктами, продавались и промтовары и, несмотря на непростое время, выбор был относительно широкий. Набирал тэмпы НЭП и, имея деньги, можно было неплохо отовариться. У Рейли деньги были...
К тому времени уже вышел закон, что снимать квартиру без временной прописки строжайше запрещалось. У Сиднея такая прописка имелась на основную квартиру на Арбате, уже засвеченную, и на запасную под разными именами. Имелись и две справки с разных мест работы с указанием зарплаты. Зарплата была не маленькая, чтобы оправдать аренду квартиры и приличную одежду. В справке на прописку в запасной квартире на имя Преображенского Ильи Михайловича, он значился командированным из Питера в Москву на длительный срок художником-реставратором в один из московских музеев. Суперагент был мастером подделывать документы и составить такие справки для него не представляло труда.
Квартира была небольшая, 2-х комнатная с кухней и прихожей, и в ней имелся туалет, что для Сиднея было не маловажно. Именно такую он и искал, поскольку в Москве в этом районе, подобные удобства, как правило, располагались во дворе. И жильцы, особенно зимой, естественные надобности справляли в вёдра, а потом выносили и сливали в общественный туалет.
Квартира находилась на втором этаже каменного старого дома, построенного в прошлом веке. Был запасной, пожарный ход, но Рейли знал, что если его обнаружат, уйти будет невозможно.
Этот туалет был удобством, но и демаскирующим фактором. Рейли понимал, что его уже ищут и новый Сталин-Немировский дал, видимо, указание чекистам, искать его в съёмной квартире с туалетом, поскольку знал его пристрастие к удобствам подобного рода. Да, таких квартир в Москве было много, не одна сотня, но сыщики работали оперативно.
Суперагент стоял у небольшого окна, выходящего на улицу, на две трети прикрытого тяжёлой портьерой. Спрятавшись за портьеру, он осторожно выглядывал и внимательно осматривал редких прохожих, как мужчин, так и женщин, но пока не заметил ничего подозрительного. Рейли не ошибался: он моментально обнаружил бы агента ЧК, как бы тот ни маскировался. Одного неосторожного взгляда или движения было достаточно. Сидней стоял долго, несколько часов. Недвижимо. Он не только смотрел, а, казалось, нюхал воздух и весь превратился в слух, каждой ячейкой мозга и клеткой тела взвешивал и оценивал степень опасности, которая неотвратимо надвигалась на него.
Суперагент знал, что ему противостоит умный, коварный, изощрённый враг, ни в чём и ничем не уступающий ему. И этот враг имел огромное преимущество: в его руках был мощный, многочисленный отряд агентов, и Сидней не сомневался, что рано или поздно его найдут, если он не скроется и не покинет Россию, несмотря на то, что подобен иголке, которую ищут в стоге сена. Иногда мимо окна проезжали, запряжённые лошадьми повозки и даже автомобили, хотя их в Москве в те времена было мало. Он внимательно оглядывал проезжающий транспорт, и пока ничто не вызывало подозрений. Москва – огромный город, найти его не просто. Но всё равно, оставаться здесь уже не имело смысла. Ничто его не держало, разве что две приятные любовницы. Такие связи он обрывал легко и к женщинам старался не привыкать и не привязываться. Но странное дело. Что-то привлекало его в этой, разрушенной войной стране, которая едва начала подыматься и строить новую жизнь. Его в Лондоне ждала шикарная, прекрасно меблированная квартира, молодая изысканно-красивая жена; он в совершенстве владел английским языком и ещё пол-дюжиной других, но язык этой страны, его родной страны, которая была ему уже чужая, ласкал слух, как сладчайшая музыка. И суперагент иногда ловил себя на том, что, покидая Россию, испытывал чувство сожаления, ощущения какой-то утраты, словно обрывал что-то внутри себя. И, очутившись вдали, по прошествии даже небольшого количества времени, испытывал тайное, до конца не осознанное, но неукротимое желание вернуться вновь, несмотря на привычку к, казалось бы, въевшемуся в поры тела западному комфорту и смертельную опасность, откровенно поджидавшую его, едва стоило перейти границу.
У Сиднея всегда были подозрения, что Немировский не выдержит соблазнов высокого поста и постарается избавиться от опёки, контроля и обязательств. Но сама идея заменить Генсека большевиков двойником и, таким образом, дискредитировать эту бесовскую власть так захватила суперагента, что он уже не мог от неё отказаться. Всё же, предвидя подобный сценарий, он кое-что подготовил. Для шантажа Немировского были сняты копии с анкеты, заполненной Сталиным, и его фотографий в голом виде. Пока Рейли обдумывал, как представить, нарушевшему договорённость, двойнику, обличающие его, документы, тот нанёс упреждающий удар.
Обыкновенно, по утрам, суперагент покупал газету «Правда», чтобы быть в курсе политических событий в России и в мире. Они, конечно, излагались в искажённом виде, выгодном новой власти, но Рейли умел читать между строк. Через несколько дней, развернув утреннюю газету, он наткнулся на заголовок: «Планы врагов советской власти потерпели крах». Рейли почуял недоброе. Статья была набрана крупным шрифтом и в ней сообщалось, что разоблачена группа агентов мирового капитализма, которые распространяли фальшивую валюту, с целью подрыва экономики страны. Подчёркивалось, что фальшивки были очень высокого качества. Сообщалось, что враги имели план распространить также фальшивые материалы, порочащие доброе имя советских руководителей. Причём, эти фальшивки, как и деньги, должны были выглядеть, как настоящие документы, якобы, не вызывающие сомнения в их достоверности. Выражалась уверенность, что никакие ухищрения империалистов и их агентов не собьют с пути народ, строящий новое общество. Попытки врагов подорвать экономическую и политическую стабильность страны советов, обречены на провал, и т.д., и т.п.
На щеках у суперагента вздулись желваки: «Он развязал языки моим агентам и применил мой собственный приём. И историю древнего Рима знает, не хуже меня».
После Наполеона у Рейли был ещё один кумир: самый могущественный из римских императоров, Октавиан Август, который правил Римом с молодых лет до глубокой старости. И первым, кого он, оказавшись на троне, включил в поскрипции, то есть в списки, подлежащих уничтожению с конфискацией имущества, был его учитель и наставник, подсказавший пути прихода к власти, знаменитый философ и оратор Цицерон.
«Жаль ребят, - подумал Сидней о савинковцах, - их участи теперь не позавидуешь. Необходимо в самое ближайшее время покинуть Советскую Россию».
Было заготовлено, на такой случай, несколько вариантов. Самым надёжным считался Дальний Восток, с плохо охраняемой, протяжённой границей с Китаем. Но он остановился на Финляндии, где густые леса и озёра служили прекрасным прикрытием для действий контрабандистов. Расчёт суперагента оказался верным. По подложным документам инспектора торговли, он пробрался в приграничную деревню. Подкупил лодочника и ночью, по озеру, переправился в Финляндию. А далее, дорога в Англию уже не представляла трудностей.
Рейли прибыл в Лондон ночью, взял кэб и, ранним утром, сошёл возле своего дома. Ключом, который всегда имел при себе, открыл дверь, прошёл мимо спящего слуги-привратника, сняв пальто, шляпу, повесил их, и стал подниматься на второй этаж, в спальню. Подойдя к двери своей бесшумной, кошачьей походкой, Сидней услыхал какие-то звуки, напоминающие стоны. Осторожно приоткрыл дверь и то, что он увидел, заставило его криво улыбнуться.
А увидел он белоснежную, с неглубоким ровиком посредине, спину своей жены Пепиты-Жозефины. Немного склонив к левому плечу головку, с рассыпавшимися по плечам чёрными локонами, она сидела верхом на нижней части живота крупного, волосатого мужчины, лежащего на спине, на широкой кровати, и энергично двигалась вверх-вниз, словно насаживала своё тело на кол. Она издавала всхлипывания при движении вверх, и глубокий стон, когда опускалась, как будто испытывала острую боль.
Эти звуки были очень знакомы Рейли, он слышал их много раз. Сидней залюбовался пикантным зрелищем, потом прикрыл дверь и продолжал слушать, уже снаружи. Примерно, минуты через две всё затихло. Рейли открыл дверь и вошёл в свою спальню. Его жена лежала пластом сверху на мужчине, а он, большой волосатой рукой, гладил её по голой спине и выпуклому заду. Увидев мужа, Пепита-Жозефина вскочила на ноги, взмахнув большой, упругой грудью, открыв от удивления рот и вытаращив глаза. Мужчина продолжал лежать, не издав ни звука.
Рейли знал, что такая красивая женщина не сможет долго устоять перед атакой поклонников, да и сам он в Москве имел несколько любовниц, и принимал реалии жизни такими, какие они есть.
- Я иду в ванную, - сказал он спокойно. – Пусть этот тип немедленно убирается из моего дома. – А с тобой мы продолжим приятные занятия, - он улыбнулся жене, - я очень соскучился.
Вернувшись в Англию, Рейли, первое время, усиленно продолжал заниматься делами. Он писал отчёты, составлял таблицы, систематизировал полученные сведения: придавал им форму научного труда; прогнозировал ситуацию для СИС в Советской России; читал лекции. Его, за приличные гонорары, приглашали разные университеты. Он выявил у себя исследовательские способности и определённую склонность к аналитическому анализу. Ему казалось, что, не стань он профессиональным разведчиком, из него получился бы неплохой учёный-теоретик по очень широкому спектру научных направлений. Сидней даже, принялся было, писать учебник-пособие для разведчиков, но потом решил, что не стоит выдавать свои секреты и переключился на мемуары. Писал он на русском языке, но тут же делал авторизированный перевод на английский. Заключил договор с известным издательством.
Потом период бурной деятельности сменился аппатией и разочарованием. Видимо, сказалась накопившаяся усталость. Он долго сидел за утренним чаем и рассеянно смотрел перед собой невидящим взором, простаивал часами у окна или мерил комнату шагами. По ночам суперагента мучила бессонница, - он снова и снова возвращался ко всем эпизодам неудавшейся эпопеи захвата власти в Советской России, рассматривал и перетасовывал все варианты событий, пытаясь найти, где он ошибся, где дал осечку. И провалившаяся попытка подкупить командиров красных латышских стрелков, и сорвавшийся «заговор послов», и предательство Немировского... Неудача жгла его. Он видел, как тут, в Англии, ничтожные люди, сослуживцы в управлении СИС, которые уступали ему по всем показателям, поднялись гораздо выше его по служебному и общественному положению, благодаря интригам и связям. Все они снисходительно кивали при встрече и, наверное, думали, что если обошли такого талантливого и способного агента, то превосходят его по достоинствам. Жалкие карьеристы и интриганы, они никогда не нюхали настоящего пороха и не знали, как напрягаются нервы при встрече со смертельной опасностью. И какое наслаждение и удовлетворение приносит чувство преодоления этой опасности. Он блестяще выполнил множество ответственных заданий, но в том деле, что касалось лично его, потерпел фиаско. И как возвысился бы над всеми интриганами, если бы ему улыбнулась удача, и он стал бы во главе власти в Россие! Сиднею казалось, что задача была явно по плечу, и что-то случайно сорвалось, что-то не получилось, какой-то злой рок всё время ставил палки в колёса и мешал осуществиться чёткому, гениально задуманному плану. И в качестве главного врага выступал бывший друг детства Иосиф Немировский, теперь уже кремлёвский сиделец, злой гений и опаснейший враг. Но Рейли ловил себя на мысли, что не испытывает злобы к нему, потому что, наверное, на его месте поступил бы точно так же. Когда Сидней задавал себе вопрос, совершил бы он обмен настоящего Сталина на Немировского, если бы знал заранее о его последующем предательстве, то понимал, что не смог бы отказаться от этого плана, настолько он захватил его.
И, вообще, интересно, что этот новый генсек, этот коварный человек натворит там, в Советской России, сколько голов скосит его беспощадная рука в борьбе за власть. Скорей всего, он не будет бороться с идеей коммунизма, поскольку именно эта идея обеспечит ему единоличную и, практически, абсолютную власть, как вождю народа над огромной страной и миллионами людей. Возможно, что и он, Сидней Рейли, злейший враг коммунизма, ради власти действовал бы точно так же.
Жена его, обворожительная Пепита-Жозефина видя, что муж находится в состоянии, близком к тяжёлой депрессии, забеспокоилась. Она заговорила, что следует пригласить врачей или поместить его в клинику. Рейли отмахивался от неё, как от назойливой мухи. И, действительно, могучая воля и пробудившаяся энергия, снова заставили его проявить интерес к жизни.

В ноябре 1924 года, Рейли направляется в Соединённые штаты Америки. Он ездит по стране с антисоветскими лозунгами, призывая эмигрантские круги к борьбе против красной опасности, даже формирует «Филиал международной антибольшевистской лиги». Ему всё-таки удаётся собрать некоторую сумму на борьбу с Советами. Попутно, судится с крупной фирмой по вопросу комиссионных. Вместе с писателем Полом Дюксом, Рейли переводит на английский язык книгу своего сообщника, Савинкова.
Большевистское руководство, во главе со Сталиным, поставило задачу заманить суперагента на территорию СССР, считая его ключевой фигурой всех заговоров. Дзержинский, Ягода и Трилиссер разработали многофигурную операцию под названием «Трест». Было создано мнимое антисоветское подполье, якобы покрывшее широкой сетью всю страну. Рейли не смог устоять перед соблазном включиться в активную борьбу с «красной заразой» и попался на удочку чекистов.
В сентябре 1925 года, при переходе финской границы, у деревни Аллекюль, он наткнулся на засаду советских пограничников, и в перестрелке погиб. В «Московских Известиях» была опубликована заметка об этом, якобы, малозначительном событии, в которой сообщалось, что в одном из убитых нарушителей границы опознан известный заговорщик и террорист, английский шпион Сидней Рейли.
Есть и другая версия, более правдоподная, подкреплённая материалами из архивов КГБ. На финской границе, провокатор Якушев лично встретил Рейли, где мифический «Трест» имел «окно». Под видом инспекции московского, контреволюционного подполья, его отвезли в Малаховку, дачу под Москвой, где устроили «костюмированный» сбор руководителей «Треста». Рейли передал на нужды борьбы с Советами 700 тысяч рублей. После чего, его отвезли в Москву, на Лубянку. Арестовав Рейли, ЧК расчитывало выбить из него разоблачительные материалы о деятельности английской разведки. И, для маскировки добытых, таким образом, сведений и дезинформации, была и опубликована упомянутая статья в газете.
Между тем, жена Рейли, Пепита-Жозефина, которую ознакомили с заметкой в газете«Известия», очень обеспокоенная, обратилась с письмом к сэру Уинстону Черчилю, хорошо знавшему Сиднея. В письме, она умоляла использовать дипломатические каналы и как-то посодействовать в получении достоверной информации о судьбе мужа. К сожалению, эта красивая и умная женщина не знала основного правила разведки СИС, гласившего: «Если вы добьётесь успеха, никто никогда не скажет вам публично спасибо и не поднимет вас на щит. Если же вы попадёте в беду, никто не предпримет никаких официальных мер, чтобы вас выручить». Секретарь Черчиля, Эдди Марш прекрасно знал это правило. Сам Уинстон Черчиль был проинформирован о том, что Рейли находится в застенках ОГПУ, судьба его приятеля, скорей всего, решена и помочь он не в силах.
Эдди Марш пригласил Пепиту-Жозефину к себе на приём и, глядя в, горевшие надеждой, глаза молодой женщины, произнёс:
- Ваш муж, Сидней Жорж Рейли, отправился в Советскую Россию не по поручению британских властей, а по собственным, нам не известным, делам. Господин Черчиль сожалеет, что не может помочь вам в этом деле. Кроме того, имеются сведения, что он арестован в Москве и, судя по всему, его нет в живых.
Однако, в это время Рейли был ещё жив и, подвергаясь допросам на Лубянке, как профессионал, понимал, что ситуация, в которой он оказался, безнадёжная. И, всё-таки, он попытался вести игру с, допрашивающими его, Ягодой и Мессингом.
В архивах КГБ сохранилось письмо к Феликсу Дзержинскому, где арестованный Сидней Рейли пишет: «Я выражаю своё согласие дать вам вполне откровенные показания по вопросам, интересующим ОГПУ, относительно организации и состава британской и, насколько мне известно, американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело». Письмо датировано 30 октября 1925 года.
Руководство ЧК, убедившись, что явки, которые сдаёт суперагент, провалены и агенты, имена которых он называет, либо уже погибли, либо не существуют, а агентурные планы не соответствуют действительности, решило его ликвидировать.
Есть данные, что Иосиф Сталин интересовался расследованием и настоял на, именно таком, завершении дела.
В архивах можно найти рапорт об убийстве Сиднея Рейли, произошедшего 5 ноября 1925 года весьма коварным путём. Ему сообщили, что переводят в другую тюрьму. Вместе с ним, со двора ГПУ в 8 часов вечера выехало три сотрудника. Направлялись в Богородск. Дорогой оживлённо разговаривали и суперагент, видимо, ни о чём не догадывался. Как было условлено, возле моста машина остановилась. На вопрос, что случилось, шофёр ответил, мол, засорился бензонасос и минут через 10 – 15 можно будет ехать. Рейли предложили выйти и прогуляться. Когда отошли от машины на 30-40 шагов, шедший сзади чекист выстрелил Рейли в спину. Не издав ни звука, Сидней упал лицом вниз. Стрелок подошёл к нему, перевернул на спину и, ещё раз, выстрелил в грудь. Убедившись, что пульс не бьётся, тело втащили в машину и отвезли в морг санчасти ГПУ.
На следующий день Зигмунд (Семён) Маркович Розенблюм, он же, суперагент Сидней Джордж Рейли, был закопан во дворе для прогулок внутренней тюрьмы ОГПУ.
Иногда бывает бита и козырная карта...
Судьба суперагента сложилась трагически. Но дела его оказали значительное влияние на ход мировой истории. Рейли посадил на трон России своего ставленника, который стал самым могущественным человеком во всём мире. Его и по сей день проклинают, но ему и поклоняются миллионы людей. Он создал огромную сверхдержаву с необозримыми просторами и неисчислимыми богатствами. Но ни просторы, ни богатства не принесли процветания и счастья народам этой страны.
8 июля, 2007 года.