Глава 23
Впереди нас ожидала сложная и долгая дорога…
Собравшись, и тепло попрощавшись с директором пансионата, мы отбыли в Киев, воспользовавшись своим и его автотранспортом. А следом за нами, на маленькой украинской машинке под названием „Таврия”, устремилась странная женщина, получившая от монаха такие необходимые ей благословения. Сразу же после ее и нашего отъезда к директору пансионата подъехала машина российскими номерами и с очень странными гостями. Двое молодых спортивного вида парней настойчиво поинтересовались у директора Петром и его окружением. На что он уклончиво им ответил:
– Уехали, все уехали уже давно, – и показал на дорогу в противоположном направлении.
Парни, пообещав, что еще вернуться кинулись в свой автомобиль и помчались вглубь поселка, видимо не зная, что другой дороги на выезд просто нет.
Два автомобиля след в след мчались по направлению к Киеву. Петр сидел со мною рядом, а Люда с Санькой и Яной расположилась на заднем сиденье. Во второй машине ехал администратор Петра с остальными девчонками.
– Почему же столько лет прошло, а разделившееся царство держится? – спросил Петр, вспомнив мой ответ на его недавний вопрос. – Неужели столь сильны эти царства, или здесь что-то совсем другое?
– Многочисленные попытки объединения церквей, практически ни к чему не привели из-за непомерной амбициозности их иерархов. Сами же эти попытки показали, что силы иссякают и все держится, как правило, на страхе неведения. В основном это - страх суда и страх кары, которая ожидает человечество, заставляет быть поближе к посредникам. Они-то, эти посредники, и нагоняют страх, придерживая паству в темноте и сохраняя таинства, как эффективный способ вызвать этот самый страх перед неизведанным будущим. Новоявленные церкви пошли другим путем, улавливая современные тенденции к упрощению жизненных устоев. Они включили в свой арсенал весь необходимый набор средств шоу-бизнеса для привлечения людей, вдобавок к все тому же набору таинств для поддержания интереса и страха к непознанному. А вернее сказать к загадочному явлению, как у знаменитого иллюзиониста Коперфилда, – сказав это, я взглянул на Петра.
Он, видимо, мысленно сопоставлял услышанное со своими догадками, а затем медленно спросил, вглядываясь в бесконечную дорогу:
– Неужели только страх и фокусы способны удерживать такое огромное количество народа вокруг прежних шаманов и новоявленных иллюзионистов? Есть еще что-то?
– Конечно же, есть, – ответил я, выводя его из оцепенения. – Это слова Христа, так сказать, его прямая речь, сохраненная в текстах канонических евангелий. Его слова практически не претерпели изменений, и за этим очень строго следили все без исключения конфессиальные богословы. Так как только в них и содержится вся притягательная сила, а вернее чистота помыслов Его учения.
Я замолк, давая возможность Петру определиться соглашаться со сказанным, или нет.
– Не мудрствуй лукаво: пусть твое „Да” будет „Да”, а твое „Нет” будет „Нет”, а все, что сверх того – от лукавого, – пересказал слова Христа Петр. И добавил, – А ведь и действительно от лукавого: и проповеди, и обряды, и праздники… Практически все построено на банальном товарном обмене. В ответ на просьбу „позолоти ручку” – священное яблочко или пасхальное яйцо. – Петр сам остановился от неожиданности сделанного открытия.
Я продолжал путь, наблюдая в зеркало заднего вида за второй машиной, которая мчалась за нами, стараясь не отстать. Выбравшись за Симферополь, мы пересекали степной Крым с юга на Север. Дорога в сто километров до Красноперекопска шла в обход населенных пунктов, поэтому ехать можно было практически без ограничений в скорости, но очень однообразно.
– Николай Федорович, – вернувшись из задумчивости, обратился ко мне Петр, – как же могло так получиться, что чистое Его учение так обросло наростами, а Его самого распродали и оптом, и в розницу в изображениях и словесах?
Петр уставился на меня с немым укором, ожидая ответа на свой нелегкий вопрос.
– С тех пор как Ессейство, проделав свой многовековой эксперимент по очищению небольшой группы людей, проживающих в городе Солнца, вышло с ним к людям и получило огромную по тем временам популярность своей чистотой помыслов, оно встретило огромное сопротивление со стороны традиционного иудаизма: фарисеев и саддукеев. „Не пущать!” – кричали первые. „Запугать и растоптать!” – им вторили вторые. Но удержать процесс уже было невозможно. Тогда фарисеи стали требовать подтверждения истинности учения Ессеев. Сами же утверждали истинность своего учения явлением Господа Моисею, склеенными Аороном скрижалями и написанным его учениками Талмудом и Каббалой. Саддукеи вторили им, показывая храмовое богатство, накопленное во имя Господа. Полуправда и золото, а также гонения усложняли путь Ессейства, но не останавливало его. „Явите мессию, – кричали фарисеи, – явите его нам, и мы вам поверим”. „Покажите нам Царя Небесного и его богатства”, – вторили им саддукеи. Вот тогда-то к больному и прогнившему обществу и явился лекарь в образе Сына Божьего, – сказал я и снова остановился.
Петр поддержал меня словами Христа:
– Не здоровому, а больному нужен лекарь.
Я кивнул ему в благодарность за понимание мною сказанного, а перед моими глазами постепенно сквозь бесконечную степную дорогу стали проступать очертания далекого прошлого…
„Эбоним!” – обратился Учитель праведности, к слушающим его людям. – „Наши поступки и сама наша жизнь подобна жизни альбиноса в стае черных птиц, которые стараются нас сделать серыми и незаметными, чтобы наш путь к свету преградить всем, кто захотел бы очиститься. Наша белая светлая птица воспарит над черной стаей и миру явится Сын человеческий в образе своего Отца Небесного”, – замолчав, Учитель праведности простер свои руки к Солнцу и Небу. Все слушающие его присоединились к нему в своем молчаливом обращении к солнцу и небу…
Я медленно возвращался в мир сегодняшний. И у меня создалось впечатление, что Петр был со мной в моем видении…
– Вот лекарь и пришел, – сказал он, видя, что я его уже слышу.
– Да пришел, только на сто лет раньше библейского Христа и звали его Ешуа. С этого и начинается самое главное таинство Его появления на свет. Таинство непорочного зачатия, к попытке разгадки которого ты и преступил своим рождением гениев.
Я остановил машину у придорожного кафе-столовой, находящегося в стороне от небольшого населенного пункта и предложил размять ноги и перекусить. Общий ропот остудил мое доброе намерение в отношении еды, но от небольшой прогулки и минеральной воды мои попутчики отказываться не стали. Санька сразу же потребовал: „Папа, пить!”, указывая на маленькую бутылочку колы, стоящую за стеклянной дверцей холодильника.
Усевшись по своим местам, мы продолжили движение и начатый разговор.
– Действительно, рождение гениев предполагало отсутствие чувствительного наслаждения в процессе их, гениев, зачатия. Оно также предполагало длительную духовную и физиологическую подготовку будущей матери к зачатию и вынашиванию будущего гения, что значительно снижало вхождение порока отсутствием соблазнов, окружающего мира, а незнание матерями донорных отцов снимало тягу к ним как таковым источникам не только гениальности, но и пороков. При этом я сам ставил себе задачу не знать будущего отцовства гениев, – Петр остановился, ожидая прочесть удивление на моем лице и, не найдя его, спросил, – Примерно также поступили и Ессеи. Или нет?
И опять посмотрел на меня в ожидании удивления.
– Ну не совсем, или совсем не так, если исходить из полученного результата. А вот техника проведения эксперимента могла быть схожей в той части, которая касается отсутствия чувствительного плотского наслаждения и отсутствия вхождения пороков. И сегодня на Тибете есть народ, который сохранил традицию многомужства по причине своего горного расположения и отсутствия в достаточном количестве пропитания. Проблема пропитания с приходом цивилизации на Тибет уменьшается, а вот традиция остается пока неизменной. Вызвана она, прежде всего тем, что мужская физиологическая способность к проведению акта зачатия напрямую связана с эрекцией, а значит с энергетической составляющей и с калорийностью пищи. Вот женщина этого племени и выбирала себе того мужа, который в данный момент накопил достаточно энергии для эрекции. Но самое удивительное то, что даже в голодные с точки зрения урожая годы, когда отсутствие эрекции у мужчин было повсеместным, женщины рожали детей, продолжая свой род, – теперь уже я посмотрел на Петра, ожидая от него все той же удивленной реакции. Он действительно удивленно смотрел на меня, а затем почти прокричал шепотом:
– Они использовали искусственное оплодотворение законсервированными мужскими гормонами! Но где и как они их сберегали? Даже сегодня создание банка спермы очень дорогостоящий и очень хлопотный проект. Я знаю его в тонкостях, однако самое сложное найти среду, в которой при определенных температурах и давлении ее можно было качественно сберечь. Даже взвешенное ее сохранение в автоклаве или в замерзшем состоянии значительно снижает активность сперматозоидов. Неужели у этих тибетцев и сегодня есть свой метод этого не технически сложного хранения? – спросил Петр и уставился на меня.
– Вероятно, не только есть, но они им изредка даже пользуются. Что касается условий, то, скорее всего, это возможно известные тебе, пещеры Сомати, хорошо описанные в книгах российского профессора-офтальмолога Мулдашева. Соотношение объема-давления и температуры в этих пещерах позволяют приостанавливать течение органических процессов, а значит и изменения состояния гормонов, а естественная среда дикого пчелиного воска – уникальное, нейтральное, природное, органическое соединение для их длительного хранения, – ответил я, вспомнив о том, что до сего дня в этом племени существует традиция рождения царственного ребенка.
Об этом я и рассказал Петру.
– Хранение законсервированной спермы очень сложный технологический процесс, а поэтому – весьма избирательный. Посвященными в него являются единицы, а способными провести уникальный эксперимент зачатия детей и того меньше. По все той же причине хранения таинства, как средства своей уникальной избранности, – я остановился, а Петр, посмотрев внимательно на меня, тихо сказал:
– Я понял. Вероятнее всего и наши исключительные иерархи церкви посвящены в условия его проведения, но удерживают все в секрете, боясь потерять эту самую исключительность и главное посредничество между тайной и паствой, удерживая последнюю в темноте неведения.
Я благодарно посмотрел на моего собеседника. Он самостоятельно сделал тот вывод, к которому я сам шел долгие-долгие годы познания. Я продолжил рассказ, представив, что сам участвую в этом вселенском эксперименте.
– Лишь однажды, после смерти царственной особы мужского пола этого тибетского племени происходит обряд чистого зачатия. В качестве матери будущего венценосца выбирается самая юная на тот момент девушка способная к рождению ребенка и воспитанная в аскетических условиях в монашеской среде. Обряд чистого зачатия проходит тайно только в узком кругу посвященных монахов, один из которых и доставляет сохраненное семя из глубины пещеры в закрытом сосуде из пчелиного воска. Семя это драгоценно так, как имеет начало от Будды – человеческого воплощения божества. Он же растворяет содержимое восковой семенной капсулы в чистой родниковой горной воде, находящейся в чаше. Молодая девушка в течение длительного времени молитвенно готовится другими монахами к предназначенной роли. В момент ее наивысшего духовного подъема солнце в своем зените проникает в единственное отверстие в своде пещеры. В пещерный зал, где иные участники действа оставляют ее одну, стоящую посредине в просторной чаше, входит в белом балахоне монах, держа в руках драгоценную чашу с этой необычной водой. Он в коротком промежутке солнечного света, который бликами отражается на стенах пещеры от его белых одежд, и солнечном нимбе присаживает девушку в чашу, покрывая ее до пояса этой необычной родниковой горной водой. Монах кружится вокруг нее в своем таинственном танце до тех пор, пока не исчезнет солнечный свет, а пещера не покроется полумраком. Монах бережно выводит девушку из пещеры, где ее подхватывают другие монахи и уводят в монастырь. Теперь до самого рождения младенца девственная мать будет находиться в молитвенном послушании в полном отсутствии прямого людского контакта, кроме единственного того из монахов, который и посвящен в проведенный обряд царственного рождения – я замолчал, видя, что Петр зачарован услышанным.
Он очень тихо только губами прошептал: „Я догадался!?” – то ли утверждая, то ли спрашивая, сам у себя… Я не стал ему мешать в выборе решения.
Мы очередной раз въезжали в Татьянин и Аннушки город. Я позвонил. Таня ответила, что находится в больнице. Последние волнующие события сказались на ее сердце, и оно потребовало немедленного профилактического обследования. Коронография, кажется, звучало это так. Новые Танины знакомые, соседки по больничной палате, настойчиво советовали сделать эту процедуру в столице. Связавшись по телефону с моим добрым знакомым – хирургом по профессии, к тому же академиком, я предложил Татьяне ехать с нами, чтобы столичные светила ее и меня просветили и сделали все необходимое с ее наболевшим сердцем.
Усадив ее на переднее более удобное место и взяв все необходимые выписки, мы все вместе двинулись дальше – на Киев, остановившись лишь единожды в небольшом городке, в котором продолжали жить Танины родители и мои прежние тесть и теща.
Вечер и ночь опустились быстро. В свете встречных фар мы продолжили свой путь…
„Словно чья-то сигарета стоп-сигнал в ночи,
Кто-то тоже держит путь.
Незнакомка – незнакомец, здравствуй и прощай,
Можно только фарами мигнуть”.
Пришла мне на память любимая песня.
Глава 24
Мы въезжали в свой город полный огней и одиноких парочек влюбленных.
Высадив и отправив всех в дом, мы с Петром и его администратором Юрой, поставив автомобили на стоянку, возвращались ко мне домой.
Вот тут-то Петр и вспомнил наш прерванный разговор и уже вслух утвердительно сказал:
– А ведь я догадался. Догадался о том, что так мне не давало покоя в моем эксперименте, – он остановился. Остановился и я.
– Гены живущих гениев несут и их несовершенство, а сами они не прошли чистилища, которое уготовано каждому при переходе в мир иной. Гениальность в таком случае получается ущербной. Николай Федорович, о каком тибетском племени идет речь? Я постараюсь найти все известное о них и обязательно к ним поеду, – спросил Петр и, ожидая ответа, задумался.
А я и не спешил с ответом, глядя на звездное небо…
– Племя, о котором ты спрашиваешь, такое лишь одно на Тибете и на всей Земле. Правда, обряд царственного рождения ребенка проводят, если мне не изменяет память, еще и жрецы в Индии, немного изменив сам обряд – и подтолкнув Петра по направлению к дому, тихо спросил: – А меня с собой в Лхасу возьмешь или самому добираться?
– Это Вы меня возьмите с собой, и Яну тоже, – попросил Петр.
Подходя к двери квартиры, я ответил:
– Я подумаю…
Наш дом, словно улей, наполнился обитателями. Они, забившись ко мне в кабинет, стали строить свои планы в отношении, тех двух дней, которые отвел Петр для посещения Киева. Напомнив ребятам о том, что время позднее, и напоив чаем того из них, кто этого хотел, Люда стала их рассредоточивать спать, кого в детскую, кого в кабинет, а кого в зал. Угомонились девчонки не сразу, так как в дороге слегка подремали, но все же угомонились.
Мы с Петром стояли на балконе и вслушивались в тишину, которая окутала столицу.
– Сынок, – нарушил молчание я, – ты Аннушке пока ничего не говори о нашем знакомстве, а то неизвестно как она отреагирует, ведь столько лет прошло. Всему свое время…
– Не волнуйтесь, Николай Федорович, мы с Яной об этом договорились еще в Новом Свете, а остальные девчонки и Юрий не посвящены в истоки нашего знакомства. Для них Вы – добрый наш попутчик, не правда ли? – спросил он и, улыбнувшись, глянул на меня.
– Надеюсь, что и для вас с Яной также, – пошутил я и уже серьезно продолжил, – для продолжения дальнейшего пути необходимо основательно подготовиться и не только практически, но и методологически. Для этого, я думаю, есть необходимость посидеть над книгами и покопаться в Интернете. Тибет – дело достаточно тонкое
Петр, не торопясь, начал было рассуждать вслух:
– Визы для путешественников на Тибет открываются там на месте, поэтому вся задержка только в получении загранпаспортов для девчонок. Мои покровители обещали с этим помочь. Именно поэтому Аня и осталась в Москве. В отношении же методологии и философии нашего путешествия, так оно определенно не нами, а Николаем Нотовичем и его книгой „Исчезнувшие годы Христа”, которую собственно и подарила мне Аня, – закончил он, видя, как Люда машет нам рукой, приглашая спать.
– Утро вечера мудренее! Не мои это слова, а народная мудрость, цитируемая регулярно некоторыми полуночниками, – встретила она нас и погрозила пальцем.
Мы послушно подняли руки и стали расходиться по своим комнатам.
– А племя, одно единственное на земле, мы найдем и обязательно у них побываем, – сказал Петр, а я добавил:
– Утро-то вечера действительно мудренее.
Рано утром мне позвонил директор Новосветского пансионата и сообщил о том, что нас настойчиво разыскивают некие ребятки спортивного телосложения, и что они от его дежурного администратора узнали, куда мы собственно поехали. Я поблагодарил моего приятеля за предупреждение, но Петру об этом пока не стал говорить, решив, что сам попробую себя и ребят обезопасить.
Выйдя из спальни, я увидел, что вся группа уже в сборе. Они только не хотели разбудить хозяев.
– Для ваших занятий, – начал говорить я, – есть одно очень красивое место на высоких отрогах Днепра в самом центре Киева, Мариинском парке. Я покажу…– на ходу, впрыгивая в башмаки, предложил я.
Ракушка летней эстрады Мариинского парка встретила нас приветливо, широко раскрыв свои объятья. Именно о ней я вспомнил не случайно.
Чуть больше четырех лет назад в ее служебных помещениях – артистических гримерных – по доброй воле моего приятеля Тараса Николаевича располагался офис моей общественной организации, а в ее кинобудке на втором этаже располагался архив и наш с Людой первый, семейный уголок, который продувался весенними, еще весьма прохладными ветрами, насквозь. Именно сюда мы вернулись из Тулы, где были на выставке одни из „зарубежной” Украины, и именно здесь и началась наша счастливая семейная жизнь на стареньком диване и флагах нашей Украины вместо простынь. Может поэтому и Санька – типичный русич, блондин с волнистыми волосами и голубыми глазами. Здесь, на чердаке, я натирал простывшую Людмилу водкой и поил горячим вином, купленным за последние деньги, оставшиеся от поездки…
Девчонки кружили вокруг Петра в своем загадочном хороводе, а я стоял и смотрел на ракушку не в силах оторвать свой взор от маленьких киношных окошек, из которых вместе с Людой мы наблюдали необъятный мир им свет.
«Как тела ваши возрождены были через ангелов Земной Матери, так и дух ваш пусть возродится через ангелов Отца Небесного…», - произносил Петр и слова его плавно растекались по парку, - «...С сего дня живите в мире с вашим Отцом Небесным, и с вашей Матерью Земной, и с вашими братьями, Сынами Человеческими. Даю мир вашей Матери Земной телу вашему и мир вашего Отца Небесного духу вашему. И пусть мир их обоих царит меж Сынами Человеческими».
- Да будет мир вам!
Я тихонько оставил Петра и девчонок, а сам вернулся домой и, забрав Татьяну, отправился в клинику имени знаменитого кардиохирурга Амосова. Дружеское содействие знакомого академика позволило достаточно успешно решить нужную задачу, а время прохождения необходимой процедуры было назначено на послезавтра.
Таня осталась в клинике для оформления каких-то бумаг, а я, заехав на свою работу, с удивлением узнал, что следом за мной в срочный отпуск по личным обстоятельствам отправилась наша бухгалтер Раиса Борисовна. Я опять не придал этому должного внимания, а только пошутил с моим помощником, напомнив песенку о неразлучных друзьях. Предупредив его о том, что мой отпуск еще не окончен и что мне предстоит далекая поездка, я откланялся. Но тут же в дверях кабинета столкнулся с Раисой Борисовной, которая прошмыгнула в свою комнату. Что-то очень знакомое было в этом движении, я не удержался и зашел в бухгалтерию.
– Ой! – от неожиданности воскликнула Раиса Борисовна и тут же добавила, – Здравствуйте, Николай Федорович! Вы уже на работе?
– Еще нет. А Вы отдыхаете, воспользовавшись моим отсутствием? – спросил полушутя я, вспомнив о ее многочисленных родственниках. – Опять племянники досаждают?
– Да, нет…. Все больше дальние родственники беспокоят. Почти детективная история. У них пропал ребенок. Отец пустился его искать, а те, кто заинтересован в его пропаже, очень бы этого не хотели. Вот и понадобилось мое вмешательство, чтобы не очень мешали отцу, – осторожно сообщила моя сотрудница.
– Какой ребенок? – вырвалось у меня, и я странно посмотрел на нее. Предчувствие чего-то очень знакомого повеяло от ее рассказа, и я спросил дальше: – Ребенок-то маленький?... Его что, украли?
– Да не совсем маленький, школу уже закончил. И вероятно не украли его, а сам в поход собрался. С ними в этом возрасте это бывает… – Раиса Борисовна сочувственно глянула на меня.
Меня прямо передернуло, а в голове промелькнуло: „Откуда она знает о пропаже Ани?”, но ее акцент на мальчика меня немного успокоил. А того, что мужской род относился просто к ребенку, я не заметил.
– А почему отцу мальчика грозит опасность? Он что спутался с сомнительной кампанией? И как Вы можете его защитить? – глянув на хрупкую фигуру моего бухгалтера, спросил я. И снова, что-то в этой фигуре мне показалось до боли знакомым, но виденным мною в совершенно другой обстановке.
– О-о! Николай Федорович, Вы еще очень мало меня знаете. Ребенок действительно попал в очень сомнительную кампанию, а вот отца его эта кампания основательно начала обрабатывать и, насколько я догадалась, он почти отказался от его спасения и возвращения к матери. Весьма опрометчивый поступок. Можно и ребенка потерять, и отцу голову снимут. Может в переносном, а может в прямом смысле… – Раиса Борисовна замолчала.
Замолчал и я, подумав о том, что какая-то очень странно похожая история произошла с ее дальними родственниками. Я уже было собирался более подробно расспросить Раису Борисовну, но в этот момент зазвонил мобильный телефон.
– Ты где запропастился? Мы ведь собирались к маме – забрать Артема. Завтра ведь все-таки три года Саньке, – напомнила мне в трубку Люда, что и помешало мне выяснить более подробно историю пропавшего ребенка.
– Скоро буду, – выпалил я и, обратившись к Ларисе Борисовне, пристально пожелал, – успешного Вам поиска и главное сберегите их и свою головы. До встречи!
Я вышел, так и не услышав ее ответного пожелания:
– И вам того же…
Моя теща жила в 170 км от столицы, поэтому стоило поспешить, чтобы до темноты, вернуться домой. А то полон дом гостей, а хозяева сами собрались в гости.
Маленький дворик в селе Репки встретил нас новыми еще невыкрашенными воротами, которые в честь будущей женитьбы младшей дочери установил мой тесть.
Навстречу нам еще издалека заслышав шум мотора, выскочил Артем и повис на шее у мамы Люды. Теща, а особенно тесть обрадовались возможности потискать Саньку, который в свою очередь спешил сообщить свои новости:
– Дида, би-бип, кап-кап, папа.
– Мы с папой были на море, – перевела его нескладушки Люда, а Санька согласно закивал головой, подставляя губы под поцелуи деда и бабы.
Наскоро перекусив картофельных дранников, и, поговорив о наших планах в отношении Артема, которого мы обещали прислать в скорости обратно, мы отправились в Киев.
Дома нас уже ждали Петр с девчонками и Татьяной. У администратора Петра в Киеве нашлись друзья-однополчане, и он до утра ушел в увольнение.
– Ну что набрались духу матери городов русских? – заходя в комнату, спросил я.
– Не только духу, но и впечатлений. Киев действительно духовная столица. Вот только обилие рекламы и денег его не красит, – ответил Петр.
В этот момент в комнату забежали Санька с Артемом и направились к девчонкам.
Мы с Петром не стали им мешать. Шум и гам поднялся до потолка.
Люда даже выглянула из кухни, где с Татьяной готовили нам всем „легкий” ужин с украинским борщом, который очень по-особому вкусно готовит Люда, и запеченными „вытребеньками” или картошкой в мундирах с салом по-Таниному.
Мы с Петром, предвкушая вкуснятину и глотая слюну, вышли на балкон.
– Киев перегружен деньгами, – продолжил Петр со знанием того, о чем говорит, – это чувствуется повсеместно. Даже в Москве так часто не встречаются дорогущие иномарки. Киев ими просто утыкан. Вся денежная рать собралась в нем. Я был в пещерах Лавры. Так вот, даже тамошние мумии пищат от привалившего их груза презренного металла. Долго город так не выдержит. Либо рухнет, а симптомы этого видны во множестве провалившегося асфальта и трещинах высоток, либо спасение придет неожиданно и может заключаться в распределении тяжести столичного бремени, – он вопросительно глянул на меня.
Не увидев в моих глазах догадки, он пояснил:
– В свое время, Москва испытывала нечто подобное. Вот тогда-то Петр Алексеевич Романов, Петр Великий, перенес столичные функции в Санкт-Петербург, – он снова взглянул на меня.
– Я все понял, – утвердительно кивнул я, – Киев – духовная столица, Харьков – административная государственная канцелярия, а Севастополь – экономический центр государства.
И в свою очередь, посмотрев на удивленного Петра, спросил:
– Годится?
– Даже с перебором, – ответил он. – А впрочем, перебора то и нет. Харьков уже был административной столицей, а Севастополь – это южные экономические ворота государства. Все точно по Петру Алексеевичу, только исходя из местных условий.
– Ну что уже все распределили? Пора и чай пить…, – сказала Люда, протиснувшись в дверной проем балкона.
– Пошли, – сказал я Петру, – а то ни борща с чаем, ни чая с „вытребеньками” не достанется. В большой семье знаете… всякое бывает.
Петр улыбнулся в ответ. Видимо слова о большой семье напомнили ему о его заботах и хлопотах.
Наша маленькая кухня едва вмещала всех пришедших на „легкий” ужин, но, как говорится, в тесноте да не в обиде. Мы дружно уничтожили все приготовленное на ужин. И, попив таки чай, все разбрелись по раннее намеченным спальным местам. Нет, не все…
Мы с Петром опять тихонько уединились на балкон, видимо не наговорились еще.
– Москве тоже не помешало бы административные функции передать Санкт-Петербургу в точности по Петру,– продолжил я начатую до ужина тему и глянул на Петра, – пора отбояриваться и казной и мошной. Сейчас самое время власть передать Матвиенко, она разительно отличается от Путина во всех отношениях. Значит, на ее фоне он будет особенно заметен через один президентский срок.
– Мысль свежая и очень интересная, но я, Николай Федорович, стараюсь не утруждать себя думами о власти других. Богу – Богово, Кесарю – Кесарево, а слесарю – слесарево, – желая сменить тему разговора, аккуратно намекнул Петр.
Я ее сменил.
– Ну что ж, слесарить, так давай слесарить… На Тибете, в Индии, в Непале еще остались племена, которые используют многомужество в чисто экономических целях сохранения имущества одной семьей. Братья подбирают себе одну жену именно для того, чтобы не делить и без того малое наследство. Но не только это, а и физиологическая неспособность чахлых мужичков к деторождению обусловливает многомужество. Большинство из них скрывается за их монашеским предназначением, а именно отсутствие созидательного начала в их повседневной жизнедеятельности, и определяет необходимость царственного рождения чистого ребенка. Правда, многие из этих племен, вследствие прихода цивилизации, увидели именно в ней образчик материального благосостояния и превратили обычай в экзотический ритуал для туристов. Но в том племени, о котором я слышал, и которое практически закрыто природой и своими устоями от резкого проникновения цивилизации, сохранилось чистое зачатие, царственное рождение и закрытое воспитание ребенка до его тридцати летнего совершеннолетия, – я остановился и, переведя дыхание, продолжил. – А в случае рождения девочки, она является первейшей претенденткой на будущее чистое царственное рождение сына.
Я замолк.
Петр, видимо, переваривая услышанное, неожиданно спросил меня:
– Откуда? Откуда Вы об этом знаете? Я очень настойчиво и скрупулезно искал всю имеющуюся литературу по этому поводу, и в Интернете все пересмотрел тоже, – он замолчал и уставился на меня.
– О Шамбале, которую искал Рерих и многие-многие другие исследователи ты наверняка слышал? – спросил его я и, увидев утвердительный кивок его головы, продолжил, – По настоящему долину КУ-ЛУ, видимо, нашли нацисты. Они открыли только для себя это единственное племя. Их экспедиции на Восток длились довольно долго, а вот об их результатах почти ничего неизвестно. Подумай: либо результатов нет, но тогда участников экспедиций уничтожили бы; либо результаты были ошеломляющими, вот тогда истинные Арийцы и скрыли их вместе со своими сокровищами, которые так и не найдены и как утверждают некоторые из них, ждут своего часа.
Петр еще более внимательно всматривался в меня и опять повторил свой вопрос, практически крича шепотом:
– Откуда Вам это известно? Вы знаете их тайну? Но тогда… – он закрыл рот рукой. В глазах его был ужас.
– Нет, – спокойно ответил я, – Не знаю.
И также спокойно убрав руку со рта Петра, я добавил:
– Я только пытаюсь найти это племя. Индусы, рожая царственного ребенка, соблюли лишь внешнюю обрядовость этого действия. Они почти сохранили его. Но вот этого почти, а именно чистого зачатия, и не хватает. Их обряд не включает омовения девушки необычной горной родниковой водой. Они потеряли навсегда Соматический природный способ консервирования жизни, – я остановился.
– Мы обязательно должны с Вами, Николай Федорович, их найти, выпалил Петр,-. иначе весь мой эксперимент – не то. Гений может и будет, а Созидателя не получится…
Он замолк. Помолчал и я, а затем предложил:
– Пойдем спать, –хлопнул его по плечу я, – утро-то мудренее.
– Спокойной ночи, – ответил он, и мы разошлись.
Я тихонько разделся и лег на кровать, где сладким сном спали наши детки Санька и Артем.
Где-то в полудреме мне начали показываться горы Тибета, на которых я никогда еще не был…
Тщедушный монах в белом, неся в руках глиняную чашу, осторожно ступая, заходил в пещеру, на которой каким-то замысловатым шрифтом едва заметно читалось „СОМАТИ”. Я попробовал позвать монаха, но голос застрял в груди. Рядом с монахом появились неизвестные люди в черных балахонах со свастикой на спине. Они закрыли вход в пещеру, приняв хорошо известную позу с руками в боки и широко поставленными ногами. Не хватало только привычных овчарок. Один из них, которого я даже узнал, стал махать мне усыхающей рукой. Он подзывал меня к себе, показывая, что меня готовы пропустить вслед за монахом. Я уже было сорвался с места, но меня кто-то остановил…
Я обернулся. Люда трепала меня за плечо и тихо звала:
– Коля, проснись. Коля!
Я открыл глаза, весь еще находясь в плену увиденного и в холодном поту.
– Я его найду… обязательно.
– Кого? – поинтересовалась она.
– Монаха! – ответил я и опять закрыл глаза, проваливаясь в темноту.
Глава 25
Проснулся я рано и тихонько выскользнул из спальни.
В коридоре перед входной дверью осторожно ступая и стараясь не шуметь, собрались девчонки, возглавляемые Петром.
– Доброе утро! Куда это ни свет, ни заря? – поинтересовался я у притихшей кампании.
– Доброе утро, – полушепотом ответили они в разноголосье, а Петр добавил:
– Юра уже приехал, и мы хотели бы воспользоваться возможностью закончить свои занятия именно на склонах Днепра.
В это время из-за двери показалась сонная мордашка Саньки.
– Папа би-бип на-на, – скороговоркой выдал он, а мы дружно улыбнулись, так как перевода не требовалось.
– Саньке сегодня в 5 утра исполнилось ровно три года. Вот он и побоялся, что вы удерете его не поздравив, - сообщил я, чем вызвал дополнительное всеобщее оживление.
Со всех сторон на Саньку шквалом посыпались поздравления и он благосклонно позволял себя целовать. При этом каждый раз в знак благодарности наклонял голову.
Пообещав вернуться, вся кампания удалилась на склоны Днепра, а я, забрав Саньку в свой кабинет, улегся с ним на любимый диванчик досыпать. Но досыпать не пришлось.
В комнату заглянула Люда, а за ней и Татьяна. Вместе они начали Саньку тискать и тоже поздравлять.
– Так боялась проспать – ведь он то ровно в пять появился на свет. Наш папочка спросонья, даже сразу и не понял, что собственно тогда произошло. Правда? – полушутя спросила Люда и опять принялась целовать Саньку.
Татьяна из-за спины достала заводной вертолет, чем вызвала неописуемый восторг Саньки.
– Папа, вив! – закричал он и подскочил к Татьяне, подставляя ей щеку для очередного поцелуя.
– Так парню понравится целоваться, что потом от невест не отобьемся, – подытожила Люда, а сам Санька уже кружился с вертолетом вокруг Татьяны.
Оставив их с Артемом, который также проснулся под настойчивым требованием Саньки срочно оценить его вертолет, мы с Людой и Татьяной отправились на рынок обеспечивать наше вечернее застолье.
Ближе к обеду вместе с девчонками приехал Петр. Его администратор Юра затаскивал в дверь новенький двухколесный с дополнительными опорными колесиками велосипед. Санька сиял от счастья и свалившихся на его голову подарков.
Еще раз поздравив Саньку и поцеловав его, девчонки зашли в комнату, а Петр сообщил о том, что они сегодня вместе с администратором уезжают поездом в Москву. А он остается еще на один день. Накормив дружную кампанию, мы с сожалением попрощались с ними. Яне же я успел тихонько сказать:
– Аннушке пока не говори обо мне и о том, что ее мама в Киеве из-за сердца. Образуется …
– Хорошо, – только и ответила она.
Уже на улице, перед тем как уехать на вокзал провожать девчонок, Петр меня спросил:
– Если я вечером приду не сам, а с очень любимым мною человеком, Вы и Людмила не будете против?
– Лихо ты! Полтора дня в Киеве и уже с любимым человеком? А девчонки не побьют? – спросил я и взглянул на Яну, которая к счастью не слышала наш разговор.
– Не-а, я с очень любимым… – многозначительно сказал Петр.
– Ну, если только с очень любимым… Давай! – ответил я и пожал плечами…
Вернулся Петр часа через два, когда у нас в доме творилось настоящее светопреставление, возникшее по причине подготовки к предстоящему празднованию Санькиного дня рождения. Я открыл входную дверь и …
На пороге, также обомлев, стояла та, другая, Татьяна – мама Петра.
„Так вот о каком очень любимом человеке он говорил”, – пронеслось у меня в голове, а подошедшей Люде я представил:
– Это мама Петра, Татьяна Ивановна, – и чтобы снять напряженность, шутя, добавил, – а это сам придумщик Петр.
Петр же не скрывал своей радости.
– Мам, а это именинник – Санька, – доставая из-за спины джип с антенной, и передавая его маме, сказал он.
– Давай знакомиться, – выдавила, еще не пришедшая в себя от неожиданности, мама Петра и протянула джип Саньке.
– Папа, би-бип! – обрадовано произнес Санька и наклонил голову в знак благодарности. Вышло очень эффектно, так что мы засмеялись. Что, собственно, понемногу и сняло напряжение.
– Проходите пожалуйста, – предложила Люда и открыла дверь комнаты, где мы на некоторое время благоразумно оставили одних Петра с его мамой. Им было о чем побеседовать.
Спустя короткое время они вышли, и вторая Таня предложила свою помощь в подготовке к застолью. От лишних рук ни первая Таня, ни Люда не стали отказываться. Тем более что время прихода гостей неумолимо приближалось.
Я стоял в стороне и тихонько наблюдал, как моему сыну готовят праздник три очень близкие в разное время мне женщины…. Они как-то сразу подружились, наверное, оттого, что каждая из них могла, а одна таки стала матерью моего кровного сына. Если первая Таня не смогла это сделать по причине болезни, которая ее преследовала после первых родов, вторая Таня не сделала этого только по моей необузданности, то третья – Люда подарила всем нам этого чудесного мальчишку Саньку.
Что было в душе каждой из них, мне трудно вообразить, но я очень-очень благодарен им всем за то, что они приняли друг друга и меня с Санькой, Артемом и Петром заодно. Не хватало только Аннушки… И все мы были бы в сборе.
Увидев мое бездельничанье, все трое дружно нахмурили брови и Люда, шутя, потребовала:
– А ну быстренько с Петром ставьте столы и помогайте их накрывать!
– Есть, – почти по-военному ответили мы. В этот момент в дверь опять позвонили, и на пороге оказалась одна из четырех сестер Людмилы, тоже Татьяна. И уже третья в нашем доме.
– Вот теперь повезет точно, – сказал я, представляя ей незнакомых ей женщин.
Татьяна тут же подключилась к привычному и хлопотному делу. Она принесла с собой свой фирменный печеночный торт и теперь его украшала зеленью. Узнав со временем, кто есть кто, третья Татьяна никак не могла свыкнуться с тем, что две другие Тани и Люда дружно соседствуют в одной кухне…, помогая друг другу.
Застолье получилось знатное…
Вот только из всех присутствующих мужиков, а их было восемь, к спиртному никто не прикоснулся. Зато наши многочисленные дамы с удовольствием по чуть-чуть пили сухое вино и совсем не удивлялись тому, что мир перевернулся, и мужики совсем не употребляют.
– Да, девчата, – сказала моя кумушка, которая пила, но не ела по причине своего голодания, – водку и сигареты женщины у мужиков забрали, штаны тоже, так может и это…, забрать?
Все они дружно рассмеялись, глядя как мужики, балуются сочком и минералкой.
– Осторожно! – предупредил ее муж - настоящий полковник. – А кто тебя чуть живую домой повезет?
И каждый из мужиков выразил свое возмущение, подобным: „А кто тебя…” И далее по тексту : „спать уложит”, „сказку на ночь расскажет”и „приласкает, в конце концов”.
– Так, что не спешите все забирать, и нам чего-то оставьте для полной комплектности, – закончил наше дружное возмущение все тот же кум - полковник.
Наши женщины охотно согласились с нашими доводами и выводом кума. И только, опоздавшая к началу разговора, Раиса Борисовна невпопад сострила:
– А чего? Я бы так совсем и не отказалась бы.
Мы дружно грохнули смехом, каждый для себя представив эту картинку.
А Раиса Борисовна не унималась:
– Пусть бы после этого и спать укладывали, и сказку рассказывали … – договорить ей не дали, теперь уже взорвавшись по настоящему смехом.
Расходились все как-то вместе под звуки дождя, который по причине мытья автомобиля кумом должен был обязательно состояться. Мы с Петром убирали посуду, а две Тани и одна Люда ее дружно перемывали….
День рождения Саньки окончился, и он мирно спал в нашей спаленке, обнявшись с Артемом.
День был хлопотный, но счастливый… Мы с Петром, поставив столы на их привычное место, выскользнули от женщин на знакомый балкон. После дождя было свежо и прохладно.
– Здорово дышится, – начал разговор Петр.
Я с ним согласился, кивнув в ответ, а затем, глядя прямо в глаза, спросил:
– Ты когда решил маму позвать в Киев? Или это…?
– Не совсем…, - опередил он меня,- я понял, что вам обязательно нужно увидеться и возобновить добрые дружеские отношения, которые собственно и не были плохими, – он замолчал, подбирая слова.
– Скорее, после моего отъезда и возврата к Аннушке и ее маме, никакими, – продолжил за него я, – вот тогда-то твоя мама мне и сказала о том, что и старое не склеишь и настоящее потеряешь, а дальше еще труднее будет новое найти. Как в воду глядела: и старое не вернулось, и настоящее уплыло. А нового пришлось так долго ждать…,- и задумался.
– Николай Федорович, мама очень часто и по-доброму Вас вспоминала, и даже мой теперешний отец ее немного ревновал к этим воспоминаниям. Она предчувствовала, что Ваша встреча обязательно состоится, – спокойно сказал Петр.
– Слава богу, что она состоялась. Ты снял крест с моей души, – поблагодарил я его.
К нам на балкон заглянула Люда, и тихо просовывая в дверной проем гитару, умоляюще глянула на меня:
– Про пирожки, пожалуйста…
Обе Тани, просочившиеся следом, дружно спросили:
– Про пирожки? – и, глянув друг на друга понимающим взглядом, и, блеснув глазами, рассмеялись. – Не знаем, это что-то совсем новенькое.
Эту песню, ставшую для Люды любимой я узнал гораздо позже…
– Для приезжих гостей, – начал, было, я, а Люда добавила:
– Исполняется впервые!
Я перебирал пальцами струны гитары.
„На перроне разлук тишина, Пахнет осенью и пирожками…”– начал я петь песню, поглядывая на кучно устроившихся Татьян, и совсем рядом со мной Люду.
„И ни год ни число не имеет значенье”, – продолжал я ее петь. А Люда тихонько мурлыкая, стала подпевать…
„Ты приехать должна к окончанию фильма”, – допел я последний куплет и мы дружно посмотрели на вторую Таню.
– Вот и приехала… – в свою очередь сказала она, и пальчиком погрозила Петру, который расцвел в обворожительной улыбке.
„Изгиб гитары желтой, Ты обнимаешь нежно”… – запел я любимую песню второй Тани. Она тут же ее подхватила, приглашая подпеть остальных.
„Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! ” - закончив петь, мы дружно рассмеялись, а первая Таня тихонько спросила:
– А виноградную косточку еще не забыл?
Я вместо ответа перебрал струны:
„Виноградную косточку в теплую землю зарою…”, – а две Тани и Люда без приглашения ее подхватили, моргнув обоими глазами мне и Петру.
„И друзей созову на любовь свое сердце настрою, А иначе, зачем на земле этой грешной живу”, – допел я и отложил гитару.
Мы стояли на балконе, и улыбались друг другу, повторив еще раз последнюю строчку:
„А иначе, зачем на земле этой грешной живу?”
Глава 26
Встав снова спозаранку, я опять выскользнул со спальни и удивился: вторая Таня стояла на том же балконе. Как будто, и не ложившись спать. Я тихонько протиснулся в балконную дверь и спросил:
– Зорьку встречаешь? Как в школе на выпускном?
– Волнуюсь, вот и не спиться. Петя совсем двинулся со своим проектом. Какие гении – его уже спонсоры ищут. К нам домой приходили, спрашивали, где он и что с этим проектом. Муж культурно их выставил, но думаю ненадолго. А если до него доберутся? Может, он тебе чего говорил? – спросила, волнуясь, она.
– Самое трогательное, что моя Аннушка с ним, а твой муж меня убеждал, что если она с ним, то ничего не случится, – нескладно попробовал ее успокоить я и добавил:
– Я и сам толком до конца во всем не разобрался, а об обязательствах Петра вообще ничего не знаю.
Я посмотрел на Татьяну и, увидев, что ее плечи слегка подрагивают, тихо и спокойно сказал:
– Я его одного не оставлю. Ты не переживай. Запутался он, но слегка, и, я думаю, очень скоро распутается. Я помогу. Что будет в моих силах – сделаю.
Татьяна повернулась, в ее глазах стояли слезы:
– Коль! Ты только осторожно. Петр, знаешь какой, самоуверенный. Мой муж так его с первых дней нашей совместной жизни воспитывал, прививая ему свой дворянский стиль поведения. У него от первого брака две дочери, вот он Петру, как сыну, и старался дать достойное образование и благородное воспитание, – немного успокоившись, проговорила она.
– Заметно. Парень действительно очень выдержанный и толковый. Я думаю, он отдает себе отчет в тех обязательствах, которые на себя принял, – мне приятно было сказать хорошие слова о Петре его маме, тем более что я ей не льстил.
– Он взрослый уже, а, видишь, тебя сразу вспомнил, – неожиданно перевела разговор она.
„Детская память цепкая, поэтому и признал…” – вспомнил я слова Петра.
Татьяна меня тихонько перебила:
– Что тогда, что сейчас. Он вчера в разговоре со мной иначе как „батей”, тебя не называл. Слава Богу, и моего мужа тоже отцом признал. Вот только с родным папой так и не получилось, и не получится. Его уже нет, – она опять отвернулась, и ее плечи опять слегка задрожали…
Я повернулся и тихо вышел с балкона. Любые мои слова были бы лишними по причине прошлого, хотя и косвенного моего вмешательства в ее с родным отцом Петра жизнь.
…Они уже практически разводились. Своим появлением я только ускорил этот процесс. Ее первый муж не проявлял практически никакого интереса к сыну, к Петру. Может, поэтому Петр и принял легко вначале меня, а потом теперешнего своего отчима...
Я осторожно позвал Татьяну ранним утром пить чай, по старой нашей памяти.
В кухне с полной кружкой душистого чая мы застали Петра и улыбнулись такой преемственности привычек.
– Доброе утро, – практически одновременно поприветствовали мы его.
– Я чай уже приготовил, – сказал Петр и также улыбнулся. – Доброе утро!
Мы уже допивали чай, когда на кухню заглянула другая Таня:
– Вот так всегда, – шутливо возмутилась она, – надеялась первой чайник захватить, и не успела. Она улыбнулась добавив:
– Общий привет!
А мне тихонько сказала
– Мне утром рано в больницу, Расскажешь, Коль, как доехать?
– Не расскажу, а отвезу, – ответил я и затем, глянув на Петра, махнул головой в сторону стоянки.
– Пройдемся?
Он также кивком головы согласился. Мы вышли, оставив двух Тань на кухне.
– Что-то серьезное? Сильно беспокоит? – участливо спросила мама Петра.
– Да не так, чтобы очень, но врачи предложили обследоваться по поводу сердца и назначили на сегодня коронографию. Там что-то со слабой раскрываемостью сердечного клапана, а от этого – любая маломальская перегрузка и уже тяжело и ходить и дышать, – ответила мама Ани .Она присела на табуретку и добавила:
– Вот как-то не вовремя и Аннушки рядом нет.
– Мне Николай говорил, что она каким-то странным образом оказалась участницей Петиного проекта и сейчас в Москве. Может ее надо отозвать, я с ним поговорю, – предложила мама Петра.
– Не надо. И так хорошо, что она нашлась, и мы знаем, что она жива и здорова. Да и Петр знает, что она ему… не чужая, – слово „сестра” чуть не сорвалось с ее губ.
– Она в Николая. Уж если что втемяшит в голову – не отступится. А если она решилась на такую тайную поездку, значит, действительно хочет помочь Петру… разобраться, – чуть запнувшись, тихонько добавила первая Таня. И продолжила, – мне Николай рассказывал об этом необычном проекте – о рождении гениев. Запутался немного парень, а вдвоем им будет легче разобраться, чтобы не было беды.
Мама Петра внимательно смотрела на свою собеседницу и когда та замолчала, она продолжила затронутую тему:
– Девчат надо отпустить по домам, – и, задумавшись, глядя куда-то в сторону, тихо добавила, – а что с этими „малиновыми” делать? Они-то его не оставят в покое. Еще немного и сорвутся…
Потом она глянула на маму Ани, и, вздохнув, сказала:
– Маленькие дети – малые хлопоты, а большие дети – большие хлопоты.
– Я Вас очень понимаю, да и Вы меня также, – подбодрила ее первая Таня.
– А с Анечкой все будет хорошо, да и с другими девчонками тоже, не волнуйтесь. Я вчера долго об этом говорила с Петром, и мы обо всем договорились. Вот только нельзя резко их оставить – все-таки полгода они вместе занимались и проектом и подготовкой, – вторая Таня утвердительно кивнула головой и добавила:
– Вот чем он дальше займется? Переживаю, чтобы еще чего не „втемяшил”, – она глянула на собеседницу и слегка улыбнулась, вспомнив это ее выражение в отношении дочери, – а то ведь с Николаем всегда…
– С ним правда тяжело, но очень интересно, – за нее договорила ее же фразу первая Таня.
– Правда-правда…, а Вы, Татьяна, если понадобиться, обязательно приезжайте к нам в Москву. Муж не практикующий, но все-таки врач и в его окружении есть и хорошие кардиологи. А впрочем, не нужно, чтобы понадобилось. Вы лучше в гости приезжайте… Я буду очень рада и Вам, и Аннушке, – мама Петра улыбнулась, – а сегодня все будет хорошо, не волнуйтесь, мы все дружно за Вас будем держать кулаки.
– Спасибо. А вы с мужем к нам приезжайте летом. Море-то совсем рядом, а лиман прямо под окнами, – ответила мама Ани и ушла собираться, услышав ответное:
– Спасибо.
Выйдя из дому, мы с Петром неторопливым шагом направились к стоянке, понимая, что мамам надо поближе познакомиться и, конечно же, подружиться.
– Николай Федорович, а можно Вас звать как тогда просто „батя”? – неожиданно спросил Петр.
Я кивнул в ответ, а на глаза навернулись слезы. Я не хотел их показывать своему, неожиданно вернувшемуся сыну.
– Можно, сынок, – выдавил я из себя, проглатывая застрявший в горле ком.
– Бать, я вчера о многом говорил с мамой и она, как ни странно, была солидарна с Аней в том, что проект нельзя продолжать, и что девчонок необходимо отпустить… – он замолк и спустя минуту добавил, – искать свою судьбу и свое счастье. Контракт может быть выполнен, и они могут родить гениев, вот только как им жить дальше, сознавая то, что где-то находится их частица… Я раньше об этом как-то не задумывался.
Петр замолк. Молчал и я. И благодарил судьбу за то, что он этот вывод сделал сам, и моего совета не понадобилось.
– Батя, и еще одно: в этом проекте, может гений и получится, а вот без любви созидателя не будет точно. Я принял сложное для себя решение. По приезду в Москву я отпущу всех девчонок на время домой, с тем, чтобы в дальнейшем им помочь с устройством в жизни. Если, конечно, они ко мне вернуться или когда-либо обратятся, – он отчетливо произносил, как чеканил, фразы. Я искренне рад был тому, что его решение твердое, и он не отступиться.
– Сынок, а насколько трудны твои обязательства перед дорогими заказчиками? – прямо в лицо задал ему вопрос я и добавил, – они в принципе выполнимы?
Петр, как мне показалось, был готов к такому вопросу.
– Николай Федорович, обязательства действительно сложные и финансовая составляющая не самая большая их часть. С ней я постараюсь справиться. У меня есть несколько незаконченных программ, которых очень ждут мои прежние клиенты. Они будут рады их получить. Я, отвлекшись на этот проект, не только не потерял квалификации, но и, как мне кажется, приобрел - свежесть восприятия, – он перевел дыхание. А потом, как бы сам у себя, спросил, – а вот как быть с моральными обязательствами? Ведь они поверили, что я им предоставлю гениальных детей, а деньги для них только средство к решению этой задачи.
Петр умолк, задумавшись. Задумался и я, вспомнив своего Норильского знакомого и заказчика Петра.
– Я одного из них знаю. Он тебе дачу предоставлял в Солнцеграде. Я думаю, мне необходимо с ним объясниться, и он своим отказом от результата проекта поможет и с остальными… – сам, еще сомневаясь в сказанном, но, все же желая помочь, сказал я.
– Вряд ли, – также засомневался Петр. – Батя, у твоего знакомого просто тупиковая ситуация. Для них я – практически последняя надежда на ребенка. Решение где-то в другой плоскости. Они не отступятся, и возврат издержек их не очень волнует. Главное – надежда на результат. Нужен какой-то совсем неожиданный выход.
Я невольно вспомнил Санькино „дюмай, папа, дюмай” и попробовал остановить Петра.
– Знаешь, сын, уже то хорошо, что ты принял основное решение, и девчонки поедут домой. Моральные обязательства, конечно, тягостны, но и их разрешение придет, может и не сразу. Главное, что у нас с тобой есть время для нахождения пути этого их разрешения. Вот только будь, сынок, крайне осторожен и постарайся со всеми заказчиками встретиться, чтобы они тебе в последствии не навредили и не помешали нашей поездке на Тибет.
При этих моих словах Петр оживился:
– Я обязательно с ними встречусь после того, как отправлю девчонок по домам и перекроюсь финансово. На это потребуется недели две, не больше. Решая первыми финансовые задачи, я попробую решить и вторые, – он подмигнул мне и спросил:
– Вот в этом поможешь, батя? – и, не ожидая ответа, уже спокойно сказал, – Я очень хочу с тобой на Тибет.
– Помогу, а пока у меня тоже найдутся необходимые дела и в Австрии, и, возможно, в Германии, – я остановился и глянул на Петра. Он все понял, а я лишь добавил:
– Я еще очень мало знаю о этой долине Ку-Лу и о последней нацистской экспедиции на Тибет.
Петр тихо попросил меня:
– Бать, тоже будь осторожен.
– И ты тоже, и не огорчай больше маму, – ответил я, добавив, – следующими гениальными проектами.
– Бать, – с легкой иронией в голосе Петр ответил, – тебя ж не было рядом.
Я резко повернулся к нему, сообразив, о чем собственно он говорит, и подумал: „Умеет парень держать удар… Один – один”.
Под домом уже стояла мама Петра в полной готовности стартовать на Москву. Из подъезда дома высыпалась вся наша большая семья, провожая гостей.
Прощаясь, мама Петра, перекрестив всех нас, мне тихонько сказала:
– Он очень тебе верит,– и еще тише добавила, – Не потеряйся опять.
Я кивнул в ответ:
– Михаил Николаевичу от меня большой привет. Он будет рад, что Петр хотя бы на время вернулся к прежнему занятию, – закончил я, закрывая дверцу автомобиля.
Они отъехали, следом отъезжали и мы с Аниной мамой, сопровождаемые Людой, Санькой и Артемом, для ее, Тани, моральной поддержки. „Кучок-кучок”, – не переставая, повторял Санька, показывая Татьяне свой крохотный кулачок.
И вот только тут я заметил, что следом за моей машиной из-за угла выехала еще одна. Я специально подгадал перед светофором, чтобы зажегся красный свет, и машина Петра ушла из поля нашего зрения. После зеленого света светофора, я специально замешкался на старте, чем только увеличил разрыв.
Я был спокоен, поскольку сомнительная машина, не отрываясь, двигалась за нами. Но оказалось, что совсем другая машина, управляемая странной женщиной, уже мчалась за Петром…
Глава 27
Через день, таким же утром, мы забирали Таню из больницы, чтобы проводить ее на поезд. В родном городе ее должна была встретить Аннушка, уже вернувшаяся также поездом из Москвы.
Танины глаза сияли от счастья и от благодарности.
– Если Петр не проболтался, не говори пока Аннушке о моем участии в ее поиске, – попросил Татьяну я, – она сама во всем разберется. Я буду ждать.
– Хорошо, – просто сказала она и, глянув на Саньку, который все так же держал кулачок, разжала его, – Все будет хо-ро-шо, а всех вас я очень жду в гости, особенно этих, просто замечательных мальчишек, с мамой и папой. Спасибо за все.
Поезд тронулся, а мы еще долго стояли на перроне, провожая его глазами…
Меня, Люду и Саньку ждали в посольстве Австрии по вопросу получения визы для поездки в гости по приглашению моей старшей сестры. Она именно там, в Австрии, помогала своей дочери, а моей племяннице Леночке, ухаживать за только что появившемся на свет Никиткой, которого они с ее мужем австрийцем давно ждали.
Артема мы сегодня отвозили в деревню к бабушке на каникулы. Там на лето собирались все пятеро, за исключением Саньки, их внуков. У родителей Люды было пять дочерей и ни одного сына, при этом они имели шесть внуков и ни одной внучки. Так что зятьям настоящим и одному будущему я предложил необычное соревнование на Машеньку – первую внучку для тещи с тестем.
Несмотря на возникающие затруднения и формальности, в ближайшее время дорога к сестре в Австрию, а, значит, и в Германию должна была открыться.
Я позвонил Петру и обрадовался, услышав бодрый его голос:
– Привет, батя! Не поверишь, сижу, как проклятый, ни ем, не сплю. Отец сияет от счастья, что не надо перебираться на дачу, а мама только вздыхает и вздрагивает от дверных звонков, постепенно отходя от всего и видя, что я при деле, – он остановился, а затем продолжил, – Девчонки разъехались пока в отпуск, видимо догадавшись, что что-то изменилось. Вот только Яна ни в какую... Наверное, придется отвезти с личным сопровождением.
– Здорово, – отозвался я, – сначала звонок, потом жарки, а следом и личное знакомство. А потом и…
– И не надейся в ближайшее время. Разве что после Тибета и то, как говорится, по результатам экспедиции, – перебил меня Петр.
– Яна, я так полагаю, едет с нами, – еще раз попытался его подколоть я.
– Нет. Яна остается у своей мамы с папой. Я так решил, – твердо сказал Петр.
Но в трубке внезапно послышался голосок Яны:
– А я еще нет!
Я рассмеялся, да и Петр тоже.
– Сынок, есть одна просьба: пробей, пожалуйста, по Интернету профессора Мулдашева и узнай его координаты. Может тебе или нам придется с ним увидеться. А пока по возможности просмотри его книжки о пещерах Сомати. Они меня очень интересуют, и если он действительно заходил в эти пещеры, то его опыт для нас просто необходим, – попросил Петра я.
– Я все понял, бать. Я попробую сделать все по максимуму. Ты то как? Санька, Артем… Людмила? – немного замявшись, ну не тетей же ее называть, спросил он.
– Все в порядке. Артема везем к бабушке, а мы втроем – на запад. Постараюсь из этой поездки извлечь максимум полезного для дальнейшего нашего путешествия на Тибет, – ответил я и пожелал Петру скорейшего завершения его титанического труда и поста.
-Заказчики-то тебя не тревожат в связи с технологическими изменениями в проекте? – спросил я напоследок.
– Нет. Я побеседовал с каждым, и они без особых претензий согласны ждать столько, сколько понадобиться… – Петр замолчал на мгновение и закончил, слегка смутившись, – до успешного завершения проекта для каждого из них.
– У меня появились некоторые мысли, в отношении этой успешности, – сказал я.
– У меня тоже, но нужно додумать – продолжил Петр.
– Тогда при встрече, перед путешествием, – сказал я и попрощался.
Он, также попрощавшись, согласился со мной.
Приехав домой, я сам засел за книги, но то, что я находился в Киеве весьма мешало сосредоточиться. Звонки по разным поводам требовали моего вмешательства. То звонил мой помощник, советуясь о неотложном деле, то руководители организаций. И так бесконечно…
Забрав Люду с Артемом и с Санькой, я умчался в село к ее родителям. Там, забившись в пустой дом ее бабушки Маши, которой уже три года как не стало, я засел за привезенную с собой из Киева литературу. Под рукой как всегда был и ноутбук, связывающий меня при необходимости с Интернет.
Я сознательно провалился в виртуальный мир, наполненный призраками живших ранее людей.
…В комнате приглушенно слышны голоса, самих же обладателей этих голосов не видно. Хриплый мужской голос чего-то настоятельно требует.
– Раджа, ты ведь все знаешь, только почему-то уходишь от ответа. Я – Байнер, сын того самого Байнера, с которым ты в тридцатом году отправился в совсем необычный путь в долину Кулу. Вспомнил? Я должен знать все об этом походе.
Но Раджа или тот, кто скрывался под этим именем, покуривая кальян, нараспев мурлыкал себе под нос бесконечную восточную мелодию: „А-а-ях! Ба-да, ма-да-а-ях!”
На старческом лице уже неопределенного древнего возраста не выражалось ничего. Старик сидел в позе лотоса и беззубым ртом удерживал мундштук кальяна.
– Я так невероятно долго тебя разыскивал! Если бы не моя мать, которая спасла записи погибшего отца, я бы вообще не догадался о твоем существовании и о том, куда вы с ним ходили, а главное зачем. Меня интересует только одно – почему вы скрыли то, что были в пещерах Сомати? – не унимался хриплый немолодой голос.
При слове Сомати старик вздрогнул и оторвался от трубки, его потухшие глаза просветлели, и он тихонько начал произносить какие-то заклинания.
Обладатель хриплого голоса, которого, как я понял, звали Байнер, стал напряженно вслушиваться в отрывистые звуки заклинаний, как бы желая уловить в них нечто важное. Постепенно звуки стали приобретать смысл, и из уст древнего старика послышались вполне внятные отдельные фразы.
– Уже скоро… Осталось только подождать… Седьмая жизнь грядет… И придет… Я встречу… Сам пойду… А-ях! Ба-да, ма-да-а-ях!
Старик замолк, а Байнер не стал его больше тревожить. Видимо он понял, что старик обязательно вернется из забытья и вот тогда может быть удастся еще что-то услышать.
Действительно, через какое-то время глаза старика открылись и он, не обращая никакого внимания на собеседника, вначале совсем тихо, а затем громче и громче заговорил.
– Трижды я побывал в подземном городе. Никто не может туда войти. Боги охраняют покой спящих. Трижды я приносил им себя, и трижды они отправляли меня служить миру. Ждать прихода Солнца и Света. Приходившие со мной отправлялись на покой, а я искал других, способных нести Свет и Солнце. Они уже близко. Я отведу их туда, и когда предки примут их, я отправлюсь на покой…
Старик замолчал и вроде уснул, а обладатель хриплого голоса, зная, что это только транс, терпеливо ждал. Спустя несколько минут губы старика снова зашевелились и послышались тихие слова:
– С тех пор как они ушли на север, прошло много времени, и они возвращаются. Должен спешить и я. К их приходу все должно быть готово. Я вижу их… Они уже близко.
Старик поднял глаза к свету, льющемуся из небольшого оконца. Свет заполнил все пространство комнаты, и фигуры исчезли…
Я возвращался из забытья, сидя за столом и перелистывая бесконечные страницы пожелтевших от времени книг. В моих ушах еще звучал голос древнего старика Раджи: „Они возвращаются…”
Я задумался , а перед глазами возникли образы Петра и девчонок, которые подняли свои руки к Свету и Солнцу, торжественно произнося слова из послания Ессеев: „ И расставаясь, они говорили друг другу. ДА БУДЕТ МИР ВАМ …”.
И тут меня прервали. Открылась входная дверь, и на пороге показался Санька, а следом за ним появилась Люда и извиняющимся голосом, прошептала:
– Извини, но его удержать больше не было сил.
Тем временем Санька уже повис у меня на шее. Я понял, что мне не отвертеться. Закрыв очередной ветхий фолиант и подхватив сына, а по пути и Люду, я выскочил на свежий бодрящий воздух…
Мы возвращались в Киев, оставив Артема у бабушки. Дед, прощаясь с Санькой, даже прослезился, чего за ним никогда не водилось, а бабушка, прижимая внука к себе, не уставала повторять: „Мой ангелочек!” В лучах утреннего солнца, которое расположилось как раз над Санькой, он действительно казался ангелочком с голубыми, как небо, глазами и светящимся солнечным нимбом над его светлой головой…
„Именно такими должно быть и были арии!” – пронеслось у меня в голове. И тут я вспомнил слова Раджи: „Они возвращаются…” Меня как будто пронзил электрический разряд. Я глянул на Саньку, сидящего на руках у Люды … Разряд повторился с новой силой и я едва удержал руль в руках.
Люда испуганно глянула на меня и спросила:
– Коль, ты спишь?
– Наверное, – ответил я, не отрываясь глядя на дорогу, и добавил – Обними Саньку покрепче. Я боялся, что при взгляде на него разряд может повториться….