Мы осторожничать парой или мурлыкать так любим! Что все дни напролёт я волнуюсь как юнкер. Каждый наш взгляд разноцветный, двух цветов сплетенье, из наших глаз выползает, будто ища себе жертву. Я танцевал с ней на крыше. Она обнимала на лестнице, я покорённый был вздохом, мы пережили страх к солнцу. Ночь поглощала нас всех, нас вместе с ней, в поцелуе. И сколько лун побывало на каблуках моих, шпильках, что мы с тобой не любили, но каждый раз надевали на твои ноги любимые, как их нам не было жалко. Нам и труда не стоило в миг протереть сотни дырок в толстом ковре у друзей. И уходя под их взглядами, мы поражались безмерностью их жадной общей всем жалости. Жесть крыш будто прыгала, нам помогая проснуться, в чём мы тогда лишь нуждались, когда опускались с высот.
Я вдруг беру свою руку, ею беру твою руку, и наши руки в мгновенье сами с собой расстаются. Сами собой они жалят, друг с другом спорят, кто жарче. Мы же краснеем и мчимся до нашего времени танцев. Ты так легка как снежинка. Я так боюсь, что растаешь. Ты улыбаешься хищно, но опасаешься жара. Я хочу раз прикоснуться, ты их запрятала снова. Руки я не опускаю, я, ко всему так готовый. Пусть наши дни стали жарче, с ними разговор тут короткий. Дней не бывало на крышах, ночью пускали мы ноги жесть разноцветную ржавую и коробить и царапать. Я подарил тебе ленточку, чтобы ты в волосы прятала цвет не взошедшего солнца. Ты повязала на локоть, мне подарив свою руку. Я продолжаю смотреть, как лента мелькает во тьме. Ты убегаешь, шутя, будишь ленивых рабочих. Крыша, скрипя, провожает, смех твой чудесный, распевом.
Мне ловушка непонятной остается до сих пор тех прелестнейших улыбок, что ты подарила ночью, под которой мы плясали, превращая крыши в лом. И сказать тебе «не снишься» мне не стыдно никогда. Ведь совсем уж я не сплю, а кружусь с тобой. О том, как когда-нибудь признаюсь, думать мне не хочется никак. И любви моей немая предназначена судьба. Мы танцуем словно птицы, иногда и на столе. Привлекают нас не крошки, а блестящие глаза. Каждый видит, что хочет в танце нашем, всё в нём есть. Я предпочитаю думать, что у правды перевес. И не знаю, сколько мыслей подтверждают наш порыв, но огромным ночным танцем мы подчеркиваем синь. Синь большого того неба, под которым все живут. Я под ним считаю звёзды, что запомнились вчера. Ты готовишь свои шпильки забивать на крышах жесть. Я с глубоким сожаленьем отпускаю твою руку. Ты дрожишь и на мгновенье отворачиваешь лик.
В стиле песен под гитару мы уходим не прощаясь, потому что эти танцы разделили нас на два. Я и мой дневной товарищ, как же мы нелепы вместе. Ты и твоя тёска утром разрешаете конфликт – что же было этой ночью, почему же голову кружит.
И встречаясь каждый раз, мы немного постоим. Мы не смотрим ни на тьму, нет, ни на приглушенность звёзд. Мы бросаемся глазами отыскать ответный блеск в глазах. И, кружась, мы позабудем, что последний ночи час – последний час для нас. Скажешь ли ты «Да»?