2.
Понадобилось всего минут пятнадцать, чтобы собрать топливо для костра, благо в лесополосе, отделявшей одно поле от другого, было вдоволь сушняка. Но ещё не вернулся Виктор, и путники не могли заняться костром и приготовлением еды.
- Пойди к отцу, узнай, скоро ли? – сказал Афанасий Арсентьевич.
Иван встал, сделал пару шагов, и споткнулся о корягу, чуть не упав. Удивлённо ойкнув, он восстановил равновесие, широко, просто, до ушей улыбнулся, и обернулся на деда, глядя своими ясными, смеющимися голубыми глазами, ожидая обычного в таких случаях замечания.
- Ну, что с дурачка взять? Головой думай, да под ноги смотри! – проворчал дед, и только по вибрациям его голоса было заметно – любит внука, ох, как любит, и переживает за него. – Иди уж, дурень…
Ванька хмыкнул довольный, словно дед похвалил его, и пошёл к отцу. Ремонт общими усилиями был завершён, и мужчины вытирая ветошью руки, обменивались последними замечаниями. Подошла женщина с букетом васильков, и они с мужем стали без конца благодарить Виктора за помощь. И было за что, тот в машинах разбирался, как заправский автомеханик, и был мастер на все руки. Но принимать благодарности, как и разливаться в них, не любил, поэтому по-деловому и достаточно суховато простившись, он, подтолкнув сына за локоть, пошёл в сторону дуба.
Позавтракав, чем Бог послал, и чуть отдышавшись после чая, путники вернулись к своей машине. Виктор включил зажигание и машина, поднимая клубы пыли, тронулась с места. Росы по обочинам дороги уже как не бывало, в машине было жарко, и вокруг в природе чувствовался зной. Проехав с километр, Виктор стал принюхиваться и искать глазами что-то вокруг себя. Через пару минут все отметили запах горелой резины, и поскольку ни в поле, ни на лугу ничего не горело, значит оставалось только одно, это было в машине, и это была проводка. Они снова остановились и вышли.
- Вот незадача… - проговорил Виктор.
- Ну, Ваня, что я говорил? - победно дёрнул бородкой Афанасий Арсентьевич.
- А, что ты говорил, отец? – спросил Виктор.
- Да, зяблик рябой крутился всё вокруг нас… Я его гнал, а Ванька-дурень не стал, хоть я и приказывал ему!
- Какой, на х…, зяблик? Ой, я не могу, - насмешливо хмыкнул Виктор.
- Примета такая, сто процентов, жди беды!.. – воскликнул обиженно дед.
- Отец, сколько раз я тебе говорил, не впутывай меня в свои приметы, и в свои старые басни, как и во все твои старорежимные истории! Я в это не верю!
- А во что же ты веришь?
- Только в то, что имею в руках!.. – ответил Виктор и нахмурился.
Афанасий Арсентьевич промолчал, при этом, как-то странно подёргивая одной ногой и крутя головой, как будто он что-то искал у себя под ногами. Ваня знал, что дед не понимает, откуда в сыне взялось столько этого, как он говорил, нового безбожного нахрапа. Но, глядя на деда и отца, он не мог сдержать улыбки, и не насмешливой, и не ироничной, и не презрительной, и не дурашливой, просто улыбки, в которой проскальзывало, может быть, некоторое сочувствие к ним, ко всему, что окружало, и которая словно говорила: «Ну, как же вы не понимаете?.. Ведь ничего плохого не случилось… Может это всё вовремя произошло, и нам всем на благо?..»
- Нужно менять проводку, а то ещё закоротит где-нибудь, - раздражённо сказал Виктор, - А сейчас придётся толкать нашу тачку до ближайшей деревни, так что, братцы, засучивайте рукава! Сегодня воскресенье, да и утро ещё, и вряд ли кто проедет скоро. Пока будем ждать, дотолкаем сами.
По карте примерно в двух километрах была деревня, и путники дружно взялись за дело. Дорога была достаточно ровной, мужчины были все не слабого десятка, и машина неплохо катилась туда, куда её толкали. Правда, солнце уже пекло нещадно, и по спинам, и по лицам тёк обильный пот, попадал в глаза, заставляя их одной рукой вытираться, что несколько сбивало синхронность усилий и тормозило движение.
- Вот оно, яичко не золотое, а простое… - пробормотал Афанасий Арсентьевич.
- Отец, ты опять завёл шарманку?!.. – цыкнул Виктор.
- Деда, не надо! - попросил Ваня.
- Всё молчу, молчу…
Так или иначе, два километра это не двадцать, да и карта не обманула, и они скоро уже въехали в деревню и остановились у ближайшего дома. Виктор пошёл узнавать, где тут можно достать провод соответствующего диаметра в оплётке, несмотря на то, что он был достаточно рачительным хозяином, в багажнике у которого чего только не было, но, как назло, такого провода не оказалось. От нечего делать Афанасий Арсентьевич с Ваней решили прогуляться, познакомиться с деревней.
Стоял жаркий полдень то ли поздней весны, то ли раннего лета этой южной полосы, тягучий душный воздух, как бы застыл, ещё достаточно яркая растительность чуть поникла, не слышно кузнечиков и медведок, всё вокруг затихло, сберегая силы в жару, и прозрачное бездонное небо не обещало ни капли влаги и прохлады. По деревне то тут, то там росли стройные тополя, а за ними до горизонта тянулась пшеница, жёлтым ковром устилая землю. Высунув язык, подбежала овчарка, и остановилась, внимательно, чуть сбоку, глядя на них, словно в раздумьи, лаять или не лаять, и, решив не лаять, улеглась недалеко в тени куста.
Дед с внуком шли по деревне, с удовольствием оглядывая красивые резные ставни и наличники, петушков и коньков на крышах, открытые взору, по хозяйски устроенные дворы, зелёной палитрой раскинувшиеся огороды, встречая редких в полдневную жару прохожих, которые здоровались с ними, как будто знали их не первый год. Откуда-то послышалась музыка и пение, и путники пошли на звуки, поневоле прислушиваясь к ним.
У открытого окна в тени кустов сирени сидел мужчина с темными с проседью волосами, с большими внимательными и спокойными глазами. Было слышно пение многоголосого хора, по всей видимости, воспроизведение шло на хорошей аппаратуре, ибо качество записи было первоклассным.
Они познакомились. Мужчину звали Василий Степанович, он работал учителем в школе в большом селе Вантеевке в пяти километрах от Емельяновки, так называлась деревня, в которой они сейчас находились. Он совмещал, как это водится сейчас на селе, несколько учительских специальностей, в том числе, вёл уроки пения, благо хорошо играл на аккордеоне и в юности пел в хоре, когда жил в районном центре.
- Видно любите вы хоровое пение, - то ли спросил, то ли констатировал Афанасий Арсентьевич.
- Вы правы. Да, и как не любить такую красоту! – воскликнул Василий Степанович. – Вот слушайте, это пошли подголоски и все разные. Какой спектр! А вот вступил запевала. И дальше, слушайте, слушайте, дальше постепенно подключаются другие голоса хора!..
- И каждый по-своему ведёт основную мелодию, да? – восхищённо слушая, спросил Афанасий Арсентьевич.
- Да! А вы замечаете, как переплетены партии исполнителей? Но, при этом, всё звучит совершено гармонично и чудесно, так как единство достигается не внешними приёмами и рамками, а внутренним взаимопониманием исполнителей.
Иван также был очарован пеним, его чистотой и душевностью. И чем больше он слушал, тем больше росло ощущение некой силы, которая крепчала и поднималась из глубин сердца до самой макушки и выше, и опускалась мурашками по затылку и спине.
Путники заслушались и пением, и комментариями, а Василий Степанович настолько был увлечён, что забыл даже пригласить их в дом.
- Ох, да, что ж это я?.. Заходите, люди добрые, заходите!.. – вскочил он, и побежал к двери.
Но Афанасий Арсентьевич извинился, сказав, что они оставили машину, да и Виктор, сын, вернётся, а их нет, и, пообещав непременно зайти, когда всё будет в порядке, путники вернулись на околицу. Ваня улыбался и загадочно поглядывал на деда.
- Что ты? – спросил тот.
- Значит, деда, утром было яичко золотое?.. Ты говорил…
- Ну, да, всё было хорошо…
- А потом «пёстро, востро, костяно, мудрено»?..
- Ты же сам знаешь, что случилось, после зяблика!
- А пасхальное, откуда тогда взялось?
- Какое такое пасхальное? Ты сам понимаешь, что говоришь? – близоруко щурясь без очков, спросил Афанасий Арсентьевич.
Иван ничего не ответил, светясь улыбкой и глядя поверх деда вдаль.
- Что мужик то вера, что баба, то толк, - произнёс дед себе под нос.
- А вот ты в Бога веришь, и молишься, да? – спросил Ваня.
- Верю, ты же знаешь, мы уже говорили об этом не раз. А молюсь, редко правда, когда причина есть.
- А как ты молишься? – пристал внук.
- Ну, что я тебе сейчас молиться буду?
- Например, деда, ну, пожалуйста!
- Ну, «Господи, помилуй меня грешного…» - ответил Афанасий Арсентьевич.
- А я бы, если бы молился, не так говорил! – сказал тот.
- А как? - недоумённо глядел на Ваню дед.
- Я бы просил: «Господи, помилуй нас грешных…»! – улыбнулся Иван.
- Ну, что грешники, вот и я!.. – раздался голос Виктора весело размахивающего мотком провода.
© Яков Шафран