Саша на войне. Он способен фантазировать, у него развито воображение, и он влюблен в Любу. Причем от нее он ничего не требует, но лишь желает ей счастья и дарит свою душу – полевой цветок. Для него Люба – символ света, точнее, через нее он способен видеть свет и музыку своей души. Она высвобождает Сашин потенциал. А у кого есть потенциал? У творца, т.е. у творческой личности. А через кого творец видит свет своей души? Через то, что он способен поднять до уровня искусства. Таким образом, Саша – творец, а Люба – то стихийное и жизненное начало, которое он доводит до уровня искусства. Об этом нам говорит первая (военная) часть фильма.
Вторая часть фильма повествует об уже мирной жизни. Статика утверждения в первой части переходит в динамику поиска во второй. Поиска чего? Поиска смысла фильма.
В мирное время Саша живет со своей женой Верой. Она его опекает и оберегает, но относится к нему как-то несерьезно, не как к мужчине. И на его призыв сделать ребенка, она всего лишь отшучивается. Вера бывшая дворянка, и живут они в комнате той старой квартиры, которая когда-то вся принадлежала ее семье. Таким образом, Вера олицетворяет собой весь багаж прошлого, который довлеет над человеком и определяет многие его поступки. Иными словами, Вера – культура в чистом, обобщенном виде. Она снисходительна к творцам и заставляет их постоянно обращать на себя внимание. Не зря же она направила Сашу учиться на исторический факультет, на котором смотрят все больше назад, на то, что было, чем вперед, на то, что будет. Вера любит старое, а все новое для нее непонятно. Поэтому она сама по себе лишена творческого начала и противится созданию чего-то стоящего, своеобразного ребенка, в конечном счете – нового произведения искусства. Вера самодостаточна, и новое ею отвергаемо. Действительно, новое произведение лишь постольку является настоящим произведением, поскольку содержит в себе некий нетривиальный, необычный, новый момент. По этому моменту истинное новое совершенно не похоже на старое. Вера-культура нужна Саше-творцу для подготовки к творческому рывку, но она начинает мешать, стоит ему только пожелать такой рывок совершить.
Но все же Саша вновь встречает Любу. Она уже другая, с ребенком, но он все равно видит в ней тот кристалл, который следует поднять на должную высоту, освободив предварительно от ненужных вещей-лохмотьев, скрывающие кристалл от публики. Он приводит ее в свою кинобудку, где подрабатывает, и предстает перед нами в облике кинорежиссера, намеревающегося создать из простушки Любы великую актрису-звезду. Люба явно вдохновляет Сашу и его творческий рывок по превращению ее в произведение искусства явно удается. При этом он пренебрегает общепринятыми правилами, он их ломает. Например, ради Любы торгует пирожками, будучи солидно одетым, в разрез с обычными представлениями об одежде уличных торговцев. Собственно, потому у него и получается, что он ломает старые правила. Но Вера это не понимает. Саша, ломая старое, удаляется от нее, и она начинает беспокоиться. Ведь без творцов культура обесценивается. В итоге, переведя внимание с существующих правил, созданных другими, на новые правила, которые он сам и создает, Саша заставляет Веру сдаться, просить его вернуться, понять свою вторичность относительно него. Культура без творца оказывается той формой, лишенной содержания, которая моментально угасает, стоит только сейчас-творящему процессу отвернуться от нее.
Мы пришли к тому, что Саша превращает Любу в произведение искусства, отдаляясь от Веры. Поэтому Люба не похожа по своему внутреннему содержанию на все то, что принято считать официальным, общепринятым искусством. Она не понимает Шостаковича, но любит простые народные песни. Она несет в себе народную дикость, которое есть жизнь, и представляет собой новый стиль в искусстве, произошедший из народа и потому фундаментальный. Она может себе это позволить, поскольку, осознав свое различие от существующего, осознала свою самостоятельность и ценность. И когда Люба и Вера встречаются, то встречаются на деле не две женщины, а две ипостаси творца. Вера – это его корни, Люба – это его вдохновение. При этом обе эти формы важны для него, так что он не в состоянии выбрать, кто важнее. Конечно, поначалу Вера не понимает, что же нашел Саша в этом восходящем кристалле, который как-то необычно, по-особенному блестит и совсем не соответствует ее представлениям о прекрасном. Однако уже во второй встрече, когда Люба приходит к Вере, они поняли друг друга. Люба фактом того, что выходит замуж за начальника-потребителя (обычного обывателя), во власть которого попала по своему же желанию, утвердилась как неотъемлемая часть культуры, и, следовательно, вошла в соответствие с Верой, с ее устремленностью на общепризнанные, т.е. на принятые большинством обывателей, стандарты. Вера же, такая вся жеманная и изысканная в начале фильма, вобрала в себя Любин феномен и приблизилась к ней, выпив вместе с ней не дорогого вина, а простой и дешевой водки. Да иначе и быть не может: оригинальное, т.е. настоящее произведение искусства привходит в культуру всегда сложно, с потоком критики и отрицания, но, в конце концов, всегда становится ее частью.
Саша, узнав о замужестве Любы, заревновал, но когда пришел в ее новый дом, на высокий этаж, то все понял. Он увидел Любу с ее дочкой и мужем потребителем в естественной обстановке, уютной и складной. А тут и гости подвалили и стали поздравлять и восхищаться Любой. В общем, Саша увидел, что результат его творчества полностью стал самостоятельным, что называется, вознесся, вошел в народ. Люба теперь не нуждалась в его заботе, в его душе, и он так и не передал ей принесенных для нее цветов. Она его уже больше не вдохновляет и он ее, нынешнюю, не любит (в смысле – не озабочен ею). Поэтому он развернулся и пошел прочь. Тем самым он отказался от опекунства над своим творением. Конечно, Любе-творению стало страшно. Ведь без творца произведение теряет свою уникальность, оно становится в ряд с другими произведениями. Став произведением вследствие своей уникальности, оно перестает быть уникальностью, попав вряд с другими уникальностями. Оно перестает выделять себя от других, без творца оно слепнет. Крик Любы: «Я тебя не вижу!» – это именно об этом. Но тот неумолим и окончательно уходит, оставив Любу там, где ей и надлежит быть – у потребителей.
И вот он ушел. Он колотит ногами по водосточным трубам и оттуда сыплется один холодный лед, обнажая пустоту труб. Так и на душе у Саши – холодная опустошенность. Он сделал свое дело и сел на коня с милиционером. Он как-бы на коне – на высоте, среди властей. В общем, этакая тихая слава. Вместе с милиционером они степенно и не суетясь едут куда-то. Вроде бы должны ехать в милицейский участок, но как-то мирно они едут, не похоже, что едут именно туда. Скорее, они направляются в какое-то безмятежное спокойствие, почивание на лаврах, где творчества уже нет. Конечно, это милиционер (власть) увозит с собой творца, чтобы превратить его в скучного обывателя.
Вера увидела это, и пытается этому помешать. Культура без мастеров обречена на умирание, она борется за себя, следовательно, борется за то, чтобы творец не стал обывателем, а чтобы остался верен себе и ей. И после того, как из окна молодой парень, вкусивший любви, кричит о своем счастье, Саша получает от него импульс продолжения жизни и оставляет спокойное благополучие, слезает с коня. Культура и жизнь возвратили творца к себе. Он встал недалеко от Веры. Культура возвратила к себе творца, но он уже, единожды познав власть над ней, познав ее вторичность относительно себя, не сближается с ней окончательно. Они стоят на некотором расстоянии друг от друга, не желая слиться, но и не имея сил, да и желания тоже, разойтись. И вот они стоят так напротив храма, обдумывая произошедшее, и готовясь к новому рывку, который они должны совершить вместе во имя того, чтобы поведать о жизненной правде бытия.
Таким образом, в фильме возвышается творец – носитель смысла, а культура и искусство оказываются лишь формами его самовыражения, которые обессмысливаются, как только творец отдаляется от них, и которые расцветают и приобретают в себе ценность, стоит только ему оживить их своим потенциалом (талантом).