Алле А. посвящается.
Хлопают крыльями птицы. Падают листья, рыжие, красные, зеленые. И каждый взмах крыльев птиц, каждый шорох листа врезаются в сердце.
У меня на балконе живут птицы, очень много птиц. Голуби, воробьи, синицы и даже невесть откуда взявшиеся совы. Как они соседствуют с воробьями и прочими мелкими птичками, я, хоть убейте, не знаю.
Я смотрю на Твою фотографию. Поверь, более доброго и красивого лица я на свете не встречала. И более глубоких и внимательных глаз тоже. Они у Тебя странного цвета – то ли зеленые, то ли синие.
Когда мне становится очень больно, я ковыряю пилочкой для ногтей наложенные швы. Они раскрываются, и вытекает кровь, ярко-красная, - значит, не попала по венам. Хорошо, есть надежда, что совсем я не умру. А больно-то как, мама…
Я произношу это слово очень тихо, одними губами. Мама.… Это так, восклицание от отчаяния, еще один штамп нашей речи. Я бы никогда не пришла к своей матери с такой болью…
Еще один… Противно. Боль притупляется, становится неощутимой. Просто появляется отвращение. К себе самой. За свою кровь, некрасивого цвета, и несоленую на вкус. Фу, какая гадость. Почему мне не больно? Боль души перекрывает даже эту, должно быть, очень сильную боль.
Какая же я некрасивая, как же раньше-то не догадалась! У меня отвратительные черты лица, тусклые волосы. Я, конечно же, недостойна даже самого мимолетного взгляда Твоих прекрасных глаз!
Какие уроды меня спасли в ту ночь?! А, главное, зачем?!
Пусть Настена твердит мне, что некрасивую не взяли бы петь в клуб, и что я лучше многих в сто раз. И что, что ко мне после выступления ломятся пьяные посетители, требуя продолжения вечера?
Да я не могу вызывать никаких чувств, кроме отвращения!!!
И произошло со мной тоже все очень мерзкое. В это могла попасть только я, и никто иной.
Он пришел ко мне домой и в сотый раз спросил, собираюсь ли я делать аборт. А я в сотый раз ответила, что нет. Тогда они с другом привязали меня к моей же кровати, завернули в белую простыню и сделали аборт. Без наркоза и даже без анальгина. Я помню, что у меня не было сил кричать. Я никак не могла понять, что это происходит со мной – я все видела и чувствовала как сквозь экран. А они смеялись. Смеялись, отжимая в ванной простынь, насквозь пропитанную моей кровью. .смеялись, тыкая пальцами в то, что на тот момент представляла собой я. Им было весело и радостно смотреть на мою кровь, струящуюся по ткани.
Перед уходом они снова закутали меня в ту мокрую простынь, связав руки. Наверное, чтобы я не смогла позвать на помощь. А я смогла. Я не помню, как.
Просто сначала боль была где-то извне, потом – внутри меня, а позже ушла вовсе. И тогда, жить стало еще страшнее.
Я вздохнула. Из швов больше не сочилась кровь – хорошо, заживают.
И я снова смотрю на Твою фотографию. Ты улыбаешься. У Тебя все хорошо, так дай Бог, чтобы было еще лучше. Я счастлива, когда и Тебе тоже хорошо. Я обязательно встречусь с тобой после этой ужасной болезни. И расскажу Тебе все, что со мной было. Ты не поверишь, я знаю. Но мне не важно. Я рада, если Ты просто об этом узнаешь.
Мне бы очень хотелось поговорить с Тобой. Но пока это невозможно, к сожалению.
Я разговариваю сейчас с Богом. Он – единственный, кто мне может хоть немного помочь. Он есть, я знаю.
А Твое лицо излучает свет. И глаза у Тебя – тоже светлые…