Сорахон Ахмедова
" Мы с Вами одной крови "
Памяти прекраснейшей Женщины, слепой, но зряче многих зрячих, немощной - сломанной природным недугом -- но сильной беспредельной человечностью и сердобольностью, бедной, но богаче многих богатых своей духовностью и внутренней чистотой, истинной Женщине — моей тете — Шахринисо, и памяти чужой, но роднее многих родных, женщине, показавшей мне образец узбекского человеколюбия и милосердия, разделившей со мной свой кров -- Чулпон-опе, а также всем обездоленным детям-сиротам посвящается эта книга.
Сорахон Ахмедова
П Р Е Д И С Л О В И Е
Я не писатель и не поэт. Может быть мне не под силу создать художественное произведение... Может быть история, о которой мне хотелось бы рассказать, заслуживает, чтобы о ней написал профессиональный писатель... Но вряд ли кто мог бы рассказать об этом лучше, чем я.
Мысль написать когда-нибудь книгу об этой истории пришла мне давно, еще в детдомовские годы, когда я там воспитывалась.
Речь пойдет о жизни маленькой девочки, оказавшейся по воле судьбы бездомной, никому не нужной, брошенной на произвол судьбы, вернее о трех сестрах, которые при живом родителе оказались сиротами, пережили многие тяготы жизни.
Старшей - Зухрахон пришлось взять на себя не по годам весомую отвественность за себя и за своих младших сестренок, будучи буквально выброшенными на улицу из собственного дома.
Она благодаря огромному желанию стать настоящим Человеком, плюс упорному труду, книгам, и всем хорошим, благородным и добрым людям, которые окружали её, сама вышла в люди и вытянула своих двух маленьких сестренок, не дав им упасть на Дно жизни.
Сейчас они взрослые, уважаемые люди, нашедшие своё место в жизни, получившие не только высшие образования, но и ученые степени... По написанным учебникам двух из них обучаются студенты в ВУЗах, одна из них член Парламента страны…
Как это было не просто! Зухрахон и мерзла, и голодала, ошибалась, и ушибалась,теряла и вновь обретала веру, карабкалась сквозь многие тяготы жизни.
Но мерзла она, чтоб добыть тепло! Голодала, чтоб создать изобилие! И мучилась долгими ночами за книгами, чтобы обрести знания, чтобы стать Человеком.
В ее жизни было все: и взлеты и падения, и радость и горе, и счастье высокой преданной любви и боль потери, разочарований. Она все перенесла достойно и гордо.
Сама она была полна противоречий: сильная натура с волевым характером и в то же время хрупкая и так легко ранимая; непреклонно жесткая порой, в сочетании с беспредельной добротой; благородна душой, но мстительна к своим обидчикам и при чём жестоко порой. И даже мужские манеры в сочетании с женственностью, с чувством собственного достоинства и справедливости.
Может быть благодаря всему этому она вышла в люди, вышла сама и потянула за собой своих сестер, обогревая двух сирот своим теплом.
"Ее руки, словно крылья птицы, оберегали своих сестер"— напи¬шут о ней позже в одной из республиканских газет...
Детский дом! Какое теплое родное слово и какое оно холодное и страшное!
А Вы были когда – нибудь в детском доме, общались с воспитанниками детского дома?
Мне бы хотелось рассказать вам, дорогие читатели, о судьбе Зухрахон, и о жизни в детском доме. О том, что судьба обездоленных детей так похожа друг на друга, и страшна как война, и в этой войне устоит только сильный, а сильным надо будет стать!
И это не просто, это большой, изнурительный, упорный труд, но посильный каждому, кто этого хочет сам!
Как нужна детдомовцу помощь окружающих, чтобы обрести силу, поверить в себя, устоять в этой сложной, безумно сложной жизни!
Нет, не материальная, вернее не столько важна материальная помощь, сколько они нуждаются в простом человеческом тепле, в понимании, сочувствии.
Если бы вы знали, как дорого они ценят это! Иной раз, если доморощенный ребенок как должное воспримет проявление Вашего внимания в виде родительских ласк, детдомовский же ребенок взглянет на Вас увлажненными глазёнками, полных молчаливой благодарности, готовых возвратить Вам простое человеческое тепло сторицей.
Если доморощенный ребенок избирательно оценит Ваш подарок, детдомовец же будет радоваться любому небольшому подарочку, и не столько за саму подаренную вещь, а сколько за то, что вы это сделали.
Почему я решила написать эту книгу? Вопрос не простой.
Может быть с надежной на то, что хотя бы один человек на свете, прочитав эту историю, призадумается прежде, чем бросит своего ребенка на произвол судьбы, о том что с ним станет, какие переживания ему предстоят?
А ещё хотелось бы всей душой остановить родителя - мать или отца, решившего сдать своего ребенка в детский дом, даже под давлением каких бы-то не было тяжелых жизненных обстоятельств.
Ведь не каждому удастся прожить жизнь так, как прожила её Зухрахон. Будучи маленькой несовершеннолетней девочкой, забрать своих младших сестренок из детского дома, поклястся, что пока она жива, ее сестренки не будут сиротами.
Несмотря на то, что они жили почти в проголодь, пока материально не встали на ноги, они все втроем были вместе и в холод, и в голод. Как это Важно, быть вместе пусть плохо, пусть тяжело, но вместе - одной семьей !
А может быть пишу потому, чтобы хотя бы один детдомовец, прочитав эту историю, обрел веру в себя! Обрел силу воли! Сумел противостоять жизненным невзгодам. Чтоб остановился прежде, чем он или она под бравадой ли сверстников, что часто бывает в детдомовской жизни, или под страхом и давлением "великовозрастных", пойдет впервые стащить булочку, отнимет у слабого, выдаваемую два раза в год обновку, или побьет другого, даже не давая себе отчет в том, что тот такой же обездоленный как и он.
Ведь доказала же моя героиня Зухрахон своим примером, что несмотря на все невзгоды и непогоды "шагая по тонкому льду" жизни, можно не опуститься на Д н о. Она, карабкаясь, стараясь и стремясь к светлому, лучшему, всем своим существом, упорством, достойно и гордо вышла в свет - в Люди!
Ее жизнь и "кидала" и "била ключом" "да чаще по голове", как она потом шутя выражалась.
Но она сумела выстоять стоически....
Почему пишу? Может быть, это крик моей души, вложенный в уста моей героини -- обращение ко всем людям Земли: "Я прошу Вас, Люди, заклинаю! Не бросайте своих детей! Не дайте им смотреть на мир сквозь горькие слёзы!"
А может потому, чтоб некто, уставший сопротивляться жизненным трудностям, бороться за выживание, разуверившийся в себе, опустивший свои руки в жизни— получил заряд бодрости духа?
А впрочем, судите сами. И так начнем.
ПЕРВАЯ КЛЯТВА
"Никогда не приду, никогда не приду, они сами еще попросят когда-нибудь, чтобы мы приходили к ним! Вот увидят..."
"Буду учиться лучше всех детей на свете, буду самым лучшим учеником, самым лучшим ребенком! Нет, и сестренки мои тоже будут самыми лучшими из всех лучших, уж я-то об этом позабочусь, вот увидят!"- повторяла Зухрахон про себя, шагая по дороге в детский дом, куда предстояло ей "сдать" себя и сестренку навсегда.
Она шагала, не видя дороги сквозь наполнившие глаза слезы, крепко держа в руках свои документы, и одной рукой таща за собой младшую сестренку. К горлу подступал какой-то удушающий, болючий ком, хотелось рыдать навзрыд, но рядом была младшая сестренка Лайло, она не должна была такое видеть и это как-то сдерживало её.
Только теперь, только сейчас Зухрахон почувствовала себя, свою младшую сестренку Лайло сиротами, полными сиротами.
Накануне вечером отец, уходя в дом укладываться спать, сказал Зухре, что не сможет завтра отвести “сдать” их с сестренкой в детский дом, документы в порядке - уже оформлены.
—Возьмешь вот эти папки и вместе с сестренкой пойдете в детский дом сами, помнишь куда я тебя водил, где нам сказали, какие бумаги надо готовить? Документы отдашь директору, он вас примет. Мне завтра с утра надо на работу...
Немного помолчав добавил: --Идите пешком по маршруту 2-го автобуса, от остановки "Газ вода" свернете налево и по дороге увидите ворота детского дома...
"У нас теперь нет никого, ни мамы, ни папы. Мы никому на этом свете не нужны! Ну почему, почему! Что же мы сделали плохого?"
Даже когда девчонкам сказали, что умерла мама не было так больно как сейчас.
- Лайло, запомни этот день,- сказала она сквозь слезы, еле сдерживая их,- мы никогда не должны забыть этот день.
Лайло шла рядом, маленькая, беззащитная, дюймовочка с большими карими влажными глазами, молчаливая и задумчивая, она следовала за сестрой, понурив голову, держа ее крепко своей маленькой левой ручонкой, словно боясь потерять и эту, последнюю свою опору.
Большие старые, стоптанные шлепки, переделанные из чьих-то выброшенных на мусорку мужских туфель, с вырезанными задниками, то и дело спадали с ее маленьких ног. Она шла на встречу с неизвестностью, не зная что их ждет впереди...
Зухрахон не чувствовала себя еще полной сиротой ни полтора месяца назад, когда в их дом вошла мачеха — ни год назад, когда она последний раз находилась в дошкольном детском доме, пока тяжелобольная мама находилась на лечении. А именно сегодня, поняла и душой, и разумом, что уходит из этого дома навсегда, что теперь никому они не нужны. Что не без ведома папы мачеха говорила, чтобы они не приходили в этот дом, забыли о нем,” если папа сочтет нужным, сам к вам придет и навестит в детском доме”.
Воспоминания этого несчастного дня в Зухрахон долгие годы пробуждали бурю чувств боли и обиды, слёзы душили её …
А пока она шла, не видя под ногами дорогу, спотыкаясь о камни. Тогда мало было асфальтированных тротуаров, обочины дорог города Коканда считались пешими. Благо хоть центральные улицы города были ровными.
...Накануне вечером впервые за все время пребывания девчонок в доме отца с мачехой она раздобрилась (что на нее нашло?) велела расстелить дастархан в передней комнатке старого дома. Там сидела "аммашка", тетя по линии отца Зухры, которая беспомощна, потому как была слепа.
Она сидела в уголке передней комнаты на курпаче, погруженная в тяжелые раздумья. Как сложится жизнь этих несчастных сиротинушек при живом-то родителе... Как жаль, что сама она немощна и не может помочь своим любимым племянницам. Что же им ещё должна сказать, кроме того, что уже сказала, от чего предостеречь, ведь кроме неё никто за них душой не болеет, никто не скажет добрых напутствий и не даст необходимых в жизни советов.
Зухрахон, получив распоряжение мачехи расстелить дастархан, со стопочкой только-что вымытых пиялушек вошла в переднюю комнату. Амма по шагам и звукам достаточно хорошо ориентировалась.
- Зухрахон, сенмисан, "Ке кизим" , где Журахон? - спросила она. Зухрахон ответила, что та пошла в новый дом, где прятала явства и сладости. Амма подозвала к себе Зухру и чуть понизив голос, поглаживая голову, прильнувшей к ней племянницы,
тихо начала:
- Эна кизим , ты умница, да, да не по годам умница, и очень отважная девочка. Помнишь, как ты защищала свою сестренку Зульфию, когда мачеха хотела напоить её чем-то, чтоб от неё избавиться. Я верю,что ты не пропадёшь. У тебя и у твоих сестренок добрые сердца. Бог вам во всем поможет, безгрешным Бог всегда помогает и я в своих молитвах буду за вас просить Бога быть милосердным к Вам, - голос её дрогнул, губы чуть-чуть затряслись, она на ощупь нашла свой носовой платок, вытерла глаза и лицо, затем чуть помолчав, глубоко вздохнув, продолжила:
- Послушай, что я тебе скажу, если не я, тебе никто об этом не скажет, некому о вас позаботиться. - Амма смотрела прямо перед собой словно видела лицо своей племянницы.
- Самое главное для девочки — её достоинство и честь, ты подрастёшь, поймёшь о чем я. Честь девушки, добрая слава о ней самое главное для её будущего счастья, помни об этом доченька. В нашем роду все женщины были порядочными, уважаемыми, не запятнанными. Лучше умереть, чем быть опозоренной. Молва о непутёвой пойдёт повсюду и всегда будет её сопровождать, помни об этом деточка. А ещё запомни, подойдёшь к казану и запачкаешься, так говорят у нас в народе. В детском доме будь очень осмотрительна, со всякими девочками не дружи, да и о своих сестренках позаботься.
В это время послышались шаги мачехи.
- Мы ещё потом с тобой об этом поговорим, хоп доченька, - сказала амма, понизив голос и тут же, повернув тему разговора, продолжила, - Журахон, можно было бы, как обычно, постелить дастархан на "сури" (топчане), ну ладно, сегодня дети последний день здесь. Гости можно сказать, попьём чай здесь (под этим подразумевалось поужинаем).
Мачеха подхватила разговор аммы.
- Вот я тоже подумала так. Завтра они уйдут к себе в детский дом, а "там" - учеба, нельзя отвлекаться, надо будет, соблюдать режим. А оттуда уходить нельзя, пока учеба не закончится, до самого окончания 8 класса, по-моему.
Положила на дастархан одну черную буханку хлеба, две лепёшки и сахар комковый с щипцами, предназначенными для его ломки на мелкие кусочки.
- Когда учеба закончится, они будут уже совсем взрослыми, а там видно будет как быть с ними, - продолжила она.
- Журахон, а разве девочки не будут приходить домой из детского дома по выходным? - спросила амма, уставившись в одну точку как всегда, с тех пор как ослепла.
Мачеха передёрнулась недовольная такому вопросу и зло посмотрела на Зухру:
- Знаете, дети должны воспитываться в одних руках, в одном направлении. Если они будут приходить-уходить, пусть даже только по выходным, их воспитание может испортиться. Я решила они будут там, для их же блага. Еды там много, одежду дают, что им ещё нужно.
- Они же будут скучать по папе. Да и я буду тосковать без них. Мой брат говорил, что все выходные и праздники дети будут здесь, разве он передумал?
- А ты, что уши развесила? Слушаешь разговоры взрослых, иди-ка завари чай и принеси сюда, - повысив голос, недовольно прикрикнула мачеха на Зухру, которая стояла рядом, как вкопанная, после услашынных слов.
"Значит у них всё решено, они не будут забирать нас в выходные и в праздники...Ну и пусть, больно нужно нам видеться с этой элюкой, ненавидящей нас мачехой."
При этих мыслях сердце у Зухры сжалось и защемило.
"А как же папа? И с ним мы не будем видеться, а где же будет наш дом?... Нигде. У нас и папы даже не будет...".
Зухра тихо подошла к Лайло, которая кипятила чай в учаке, подкладывая дрова и увеличивая огонь в нём.
- Чай вскипел? - спросила Зухра.
Лайло вздрогнула, очнувшись от своих мыслей. Она, вероятно, тоже думала о предстоящем дне, о детском доме, смутно представляя, что это такое, (хотя девятимесячным младенцем она уже побывала в таком заведении — в "доме грудного ребёнка", затем воспитывалась в дошкольном детском доме) Но она уже помнила это отдаленно, словно это был сон и словно что-то прошлое и давно позабытое. А теперь ей предстояло идти учиться в школу, в первый класс - в детский дом.
- Закипает, ещё чуть-чуть осталось. Что на ужин?
- "Она" (подразумевалась мачеха) большой кусок сахара принесла, ещё не разломала. Знаешь, "она" сказала, что нас не будут по выходным забирать.
- А мы сами не можем по выходным приходить?
- Так в том-то и дело "она" не хочет, чтобы мы во–о-бще приходили сюда, понимаешь, "она" нас выгоняет из дома совсем, говорит "повзрослеют, там видно будет".
Лайло и Зухра встретились взглядами. В эту минуту обе подумали "Как же это не справедливо, почему нет нашей мамы с нами? Почему она оставила нас здесь с "ней"? "Она" же страшно ненавидит нас, её всё раздражает даже наше присутствие".
При этих мыслях какой-то ком подступал к горлу, глаза невольно наполнялись влагой.
- Я пойду соберу "олхури" - сказала Зухра, отвернувшись в сторону,чтобы Лайло не заметила её увлажнённых глаз.
- Не надо, "она" запретила - предупреждающе сказала Лайло.
- Так я же опавшие на землю соберу, всё равно они у неё сгниют.
Пока Зухрахон собирала сливы, чай у Лайло вскипел, она осторожно погасила огонь вокруг "кумгона" , взяла прихватку и осторожно, придерживая с двух сторон, вытащила его из очага и стала наливать кипящую воду в заварочный чайник.
Лайло понесла чайник в дом, следом за ней Зухрахон, помыв водой из под крана, собранные с земли сливы, понесла тоже в дом к дастархану.
И сразу с порога Зухра, как бы оправдываясь:
- Я собрала с земли вот эти сливы, они всё равно сгниют же.
- От вас ничего не останется целым, - проворчала мачеха.
Затем все, кроме отца, он был на работе, сели за дастархан.
На сей раз мачеха, не поделила "норму" для каждого (она обычно отрезала определенное количество одинаковых ломтиков буханки, которые можно было каждой из детей съесть. Большего просить не разрешалось, лепешка предназначалась исключительно взрослым. Даже сахару сегодня можно было брать с дастархана сколько хочешь, но почему-то есть не хотелось. Вернее, есть-то хотелось, но не шло. Кусочки хлеба застревали у Зухры в горле...
Сердобольная аммашка, как всегда спрашивала "Зухрахон, деточка, ты взяла хлеба,бери, а ты Лайло? Берите деточки, ешьте".
За дастарханом мачеха завела странный разговор. Во время разговора взрослых детям не полагалось вмешиваться, и тем более разговаривать меж собой. Поэтому Зухрахон и Лайло, медленно и неохотно разжевывая хлеб с сахаром, невольно слушали разговор мачехи, которая обращалась как бы к аммашке, но все время поглядывая на Зухру и Лайло, давая понять мимикой "послушайте-ка вам это полезно будет знать".
- Шахринисо опа, интересные у нас поверья существуют, не правда-ли? Не знаю, помните ли вы племянницу двоюродной сестры Санобар опы, которая выдала дочку в Джамбай?
- Нет, не знаю таких, - ответила амма.
- Так вот, говорят нельзя верить суевериям, однако как не поверишь, если они сбываются. Например, у нас существует такое поверье (ирим), если кто-то тебе не по душе или просто не хочешь с этим человеком видеться, или чтоб нежеланный человек не приходил в твой дом, оказывается надо собрать 40 штук мелких камней в подол платья и вслед такому человеку по выходу его из дома надо раскидать во все четыре стороны, с причитаниями, и этот человек действительно не переступит порог этого дома никогда, даже если захочет, интересно, не правда-ли?
- Да-а... - протянула амма, чтоб поддержать разговор, но не понимая, к чему же та клонит.
- Санобар-опа сильно не любила свою племянницу, дальнюю родственницу, а та была такой навязчивой. Как бы Санобар -опа не говорила ей "не приходи", она нахалка, все равно приходила. Оказывается, потом Санобар-опа, провожая в последний раз свою племянницу, решила от неё избавиться "суеверным" способом. Не поленилась собрать 40 камушек и рано утром, выпроваживая её, раскидала их на все четыре стороны. И что вы думаете, бог ты мой! В очередной раз, когда племянница собралась ехать к своей тете "палакат уриб" ее машина сбила.
- Э-э, товба, Худо асрасин, э, товба1, неужели такое было, какая же Ваша знакомая Санобархон жестокая, как она не побоялась божьего гнева? - взяв себя за воротник, говорила амма.
- Так, если б Вы знали племянницу Санобар-опа, так Вы бы о ней так не говорили, ведь сколько раз она ей говорила, не приходи,не приходи к нам больше, а она все равно приходила как "сурбет" - продолжила Журахон, время от времени поглядывая на Зухру.
- Куйинг. Оставьте их, давайте поговорим о чем-нибудь хорошем. Когда мой брат придёт с работы?
- Он сегодня сказал, что немного подзадержится на работе.
- Он сам, наверное, отведет девочек в детский дом, да?
- Нет, он не сможет. Неудобно часто с работы отпрашиваться. При оформлении документов младшей из них, Зульфии, сколько раз пришлось отпрашиваться. А потом, чтобы ее сдать опять отпрашивался. Зухре отец уже показывал, где находится детдом. Они вместе ходили туда узнавать, какие необходимо собрать документы, всё как надо собрали. Они вполне сами справятся, тем более дорога туда одна.
- Журахон, побойтесь бога, тогда хотя бы вы сами отведите, разве можно так, а? - забеспокоилась амма.
- Ох, если б я была зрячей, - прослезилась она, - разве я отдала б их в детдом.
- Дети, вы уже попили свой чай, а ну иди-те ка, посмотрите за барашками во дворе, все-ли там в порядке.
- Шахринисо опа, Вы такая интересная! Взрослая женщина, а ведете себя как ребёнок, ведь Вы так на их воспитание повлияете, они с удовольствием идут туда, зачем Вы портите все? - последние слова мачехи, которые успели услышать
Зухрахон и Лайло, быстро уходя туда, куда им было велено.
Во дворе в хлеву у барашков все было нормально. При виде детей барашки "забекали".
- А как мы доберемся одни в детдом? - спросила Лайло. - А вдруг нас в пути "жугуты" заберут?
- Не бойся, я с тобой же буду, будем идти по многолюдному месту, если что, я буду сильно кусаться и царапать тех, кто подойдет к нам, а ты за это время убежишь звать на помощь и кто-нибудь из добрых людей спасет нас.
- А если нас "там" не примут и отправят обратно, тогда что?
- Не знаю - протянула Зухрахон, задумчиво.
Через несколько мгновений Зухрахон сказала:
- Лайло, ты помнишь, когда Зульфия совсем обессилела от болезни и почти умирала, и как мачеха ее хотела напоить хлопковым маслом? Я увидела это и сшибла из её рук и пролила кружку с маслом, а она настаивала на том, что это был чай, помнишь. Тогда ещё папа с ней сильно ругался, помнишь, а на следующий день она нажаловалась своему сыночку, а он выпивший ещё был? Тогда ведь он чуть не убил меня. Я стояла около крана и мыла посуду, а он после жалоб мачехи как побежит за кетменем и с кетменем на меня, весь злющий такой…
- Да, я тогда сильно испугалась, думала он тебя точно зарубит кетменем,- подхватила Лайло.
- В тот день мне Бог действительно помог. Мне аммашка по секрету несколько волшебных слов сказала, которые помогают в самую трудную минуту. Я тогда повторяла: "Авзу биллоху рахману рахим. Бисмиллоху рахмону рахим. Ло иллоха, иллолаху мухаммаду расурулло. Валлам юлак, Валам якуллаху кубан ахат"1. После этих слов я стояла как вкопанная, никуда не шелохнулась и кетмень пролетел прямо перед моим носом. Даже сама мачеха перепугалась тогда, она побежала отбирать кетмень у своего сыночка.
Чуть помолчав, добавила:-Я тогда сказала: "Иллоха илоим Уктам жувармак булсин, туккиз йилу туккиз ойда"2. И его и мачеху Бог ещё накажет, вот увидишь за то, что она нас оставляет бездомными и запрещает сюда приходить даже по выходным. Она все время об этом твердит, ты заметила?
- Да, - с сожалением ответила Лайло и добавила, - а давай скажем об этом папе.
- Нет, не надо. Потом "она" будет зло срывать на папе. Мы же не хотим, чтобы было плохо папе. Он не виноват, я все равно люблю папочку.
- Мне жалко ещё аммашку, кто ее будет потом, когда нас не будет здесь купать, водить в туалет, поможет умыться, подаст с дастархана еду. Как ей будет тяжело без нас!- сказала Лайло.
- Когда я вырасту стану Б-о-льшим-большим человеком, очень Большим и вылечу аммашку. Ее будут лечить и вернут ей зрение, скорее бы стать большой.
Девочек позвала мачеха, она велела убрать дастархан и полить двор водой. Пока девочки работали, мачеха с аммашкой о чем-то беседовали.
Пришел с работы отец, усталый, хмурый. Девочкам, как прежде, хотелось бежать папе на встречу, обнять его, но под тяжелым
__________________________
1. Слова из молитвы, но в том виде, как запомнились они героине книги.
2. Причитания проклятия.
взглядом мачехи они остановились. Мачеха запретила "так себя вести", это не прилично,говорила она, "вы уже взрослые девочки, разве красиво вешаться на шею у папы".
Мачеха с папой ушли в новый дом.
Она ему обычно накрывала дастархан отдельно и готовила тоже отдельно. Они вместе ужинали и завтракали внутри дома, туда заходить детям было не положено.
За весь период, с тех пор, как к ним в дом переехала мачеха (почти полтора месяца), дети ни разу не спали в комнате, ни разу не были внутри дома. Им разрешалось есть,находиться, спать на "сурышке" (топчане) во дворе.
Первые дни пока аммашки ещё здесь не было, девочки втроём, оставленные во дворе на ночь, плакали по ночам и со страха обмо-
чившись, засыпали, прижавшись, мокрые друг к другу.
Когда стало известно аммашке, что ее любимые племянницы с тех пор, как переехала к ним мачеха, они спят на "суры", и что скоро их "сдадут" в детский дом, она попросила своего сына незамедлительно отвезти ее (хоть и слепую, немощную) к осиротевшим детям, "они же ночью будут бояться темноты одни во дворе! Я должна быть рядом с ними"-говорила она.
С приездом аммашки спокойней стало девочкам, они засыпали прижавшись к ней. Она на ощупь их укрывала одеялом ночью, гладила их головы, говорила им добрые слова. Всячески, как могла, она поддерживала их, наотрез отказавшись от предложения
Журахон сделать ей место в доме. "Я буду вместе с девочками" - заявила она безапеляционно.
Все дни и ночи, пока девочки находились в доме мачехи, амма старалась сказать девочкам что-то полезное, что пригодится им в дальнейшем, в жизни, в детском доме, словно она боялась, что больше не представится такая возможность.
После ужина последнего дня пребывания девочек в своём дроме Зухрахон спросила аммашку можно ли стелить постель, что уже стемнело. Получив утвердительный ответ, она постелила, как обычно на "суры": сначала аммашке, потом рядом с ней Лайло (чтобы она была посередине, более защищенней), а потом себе. Привела за руки аммашку, сначала сводив ее по надобности. Когда они уже укладывались спать, папа вышел из дома, подошел к "суры".
- Девочки, я завтра не смогу вас отвести, придется пойти самим,- сказал он тяжело вздыхая, затем добавил:
- В дороге будьте осторожны, идите прямо по маршруту второго автобуса. "Там" (имелось ввиду в детском доме) ведите себя хорошо, учитесь хорошо, я буду к вам приходить, навещать. Самовольно, пока я сам не приду за вами, оттуда не уходите, ладно.
Все замерли. Отец,обращаясь к сестре, сказал:
- Шахринисо, что молчите, как себя чувствуете?
- Маззам йук (с узб.Что-то себя неважно чувствую).
Она бедняжка сама была на птичьих правах в этом доме, не смела возражать хозяевам дома, и неизвестно что еще могла Журахон наговорить брату.
Отец, пожелав всем спокойной ночи, ушел в дом, а утром спозаранку ушел на работу, девочки так с ним и не распростились...
Ночь была кошмарная, что-то ужасное видимо снилось детям, они по нескольку раз переворачивались, просыпались, во сне что-то бормотали. Амма, так и несомкнувшая глаз, то молилась, прося Бога быть милостивым к этим несчастным детям, то прося "Его" облагоразумить брата и невестку Журахон, то садилась, ожидая утра.
Под утро аммашке понадобилось в туалет, она осторожно нащупала голову Зухрахон, поглаживая её, "Энакизим" встань, своди меня в туалет". Зухра проснулась, взяла аммашку. "Пойдемте".
Уже светало. В пути, ведя за руки аммашку к туалету, она захватила обдасту1 для тората2 амме. Она спрашивала: - "Светает? Где восход?" Зухра ответила, что ещё рано. Возвратившись, Зухра снова легла, но уснуть уже не смогла.
Утром девочки собрали постель и занесли в переднюю комнату, куда полагалось их сложить, затем нужно было полить двор и под¬мести его. Едва, наскоро, умыв лицо под краном без мыла (тогда зубные порошки, щетки, туалетное мыло были роскошью, они ещё не всем были доступны, видимо пасты ещё не было вообще, во всяком
случае о них тогда в этом доме не знали), девочки приступили к работе.
Пока Лайло дометала двор, Зухрахон разожгла огонь в очаге, поставила кумгон3, в котором обычно кипятили чай. В доме была единственная "керосинка" примус, в котором были фительки, заправляемые керосином, им пользовалась только мачеха, внутри дома для кипячения чая папе или для приготовления завтрака ему.
Зухра периодически подкладывала в очаг дрова и продолжала подметать оставшийся участок. В это время Лайло уже собирала в ведро кучки сметенного мусора.
После утреннего чая они должны были убраться в курятнике и в хлеву, где были барашки, но девчонки решили сделать эти дела до
_____________________________
1. Посуда для омовения
2. Омовение перед молитвой.
3. Посуда в котором кипятили чай в очаге
завтрака и после уйти куда им предстояло.
Амма сидела на сурышке, на постеленной для нее курпаче, перебирая чётки. Мачеха еще не выходила из дома после того, как проводила рано утром отца. Пока она сама не выйдет из дома беспокоить ее не полагалось, об этом она строго предупредила детей с первых дней. Окна её комнат выходили во двор и оттуда она все могла видеть.
Когда все дела были закончены, стали накрывать дастархан, с разрешения мачехи. Она сказала Зухре взять пиалушку, которую она протянула, там был загустевший каймак. Завтрак был "царский": никакой черной буханки, как прежде, всегда это было принято у мачехи, вместо этого лепёшки с каймаком, сахар и густо заваренный чай! Видимо на последок мачеха раздобрилась, решила угостить своих падчериц. И даже немного подобрело ее лицо.
Журахон как никогда была с девочками мягкой. Поэтому видимо Зухре подумалось: "Все, что мачеха говорила до этого утра, наверное уже не имеет такого значения". И облегченно вздохнув, успокоила себя мыслями:" Может быть "она" хотела вчера попугать девочек чуть-чуть. Наверное папа потом всё же велел, чтобы нас по выходным всё-таки забирали домой". От этих мыслей на сердце Зухры стало легче и вселилась хорошая надежда, настроение поднялось.
Все вчетвером: Зухра, сестренка Лайло, мачеха и аммашка си-
дели в приподнятом настроении бодрые, как настоящая добрая семья, были предупредительны и вежливы к друг другу, предлагая, "ешьте","пейте чай", "берите".
"Было бы так всегда - подумала Зухра. - Как тяжко, когда знаешь, что ты обуза, тебя не любят, терпят временно, по необходимости, и как легко и приятно, когда тебя покидает эта тяжесть" - с облегчением вздохнула она.
После завтрака мачеха велела расчесать волосы и дала даже свою расческу. Деревянная расческа с зубчиками с обоих краев: с одной стороны густыми, с другой - редкими. Девочки расчесали свои короткие волосы, затем мачеха дала в руки Зухры скоросшиватель, открыла его и показала в нем прикрепленные бумаги: справки о состоянии здоровья Зухры и Лайло, о месте жительстве, копии метрик, и разрешение ГорОНО на прием детей в детский дом.
- Эти документы тебе вчера отец уже обьяснял, не оброни, - сказала она, - отдашь директору детского дома, скажешь, что отец на работе, занят не смог сам привезти.- Сказала мачеха, протягивая скоросшиватель Зухрое.
-"Там" вас примут, это теперь будет ваш дом. Если папа захочет вас увидеть - сам к вам придет. Без разрешения оттуда не уходите, и сюда больше не приходите, поняла? Сюда не ходите, ясно? На,возьми.
Зухра остолбенела, ее словно облили горячей водой, в это время Лайло около "суры" разговаривала с аммой, получая от нее последние напутствия и прощаясь с ней.
- Что с тобой, не поняла что ли, что я тебе сказала? Учитесь хорошо, ведите себя в детском доме прилично, когда, вырастете после 8 класса посмотрим, что дальше делать с вами.
Сердце Зухры сжалось, подступил к горлу какой-то ком, к глазам слезы.
"Только ни это, только не заплакать, я не буду при "ней" плакать, не буду!" Она отвернулась в сторону сидящих на суры, ничего не говоря подошла к ним, положила документы.
- Держи, Лайло, сейчас подойду - еле выдавила она и побежала в туалет.
Только там! Только там она могла дать волю своим слезам. "Неужели это правда, за что? Неужели наш папа мог позволить такое. Значит он тоже так решил, значит нам нет больше места в нашем доме, нас выгоняют! Сдают в детский дом!” Она подняла голову глядя в небо словно обращась к небесам взмолила: «Мамочка, почему ты оставила нас, почему? Ну появись же мама, появись, забери нас, мамочка!" Слезы фонтаном лились, она еле сдерживала звуки своего рыдания. Она открыла дверь туалета и вбежала, чтоб укрыться там…
Вот так прошел последний день пребываяния Зухрахон и ее сестренки Лайло в родном, но отныне с появлением в нем мачехи, чужом для них доме. А дальше они становились "бездомными", "детдомовцами", "сиротками при живом родителе".
- Опа, где ты, что так долго ты там? - послышался голос Лайло. Зухра быстренько вытерла слезы подолом своего длинного платья.
- У меня болит живот, сейчас выйду, ты иди к амме, - сказала она изнутри туалета. Затем добавила: - Принеси мне воды в обдасте.
Лайло принесла воды.
- Полей мне, - попросила Зухра. Лайло увидела покрасневшие глаза сестры и грустно, догадываясь спросила:
- Опять "она" что-то сказала тебе, да?
- Да, нас и в правду по праздникам и выходным не будут забирать. Мы им не нужны. Ну ничего Лайло, не переживай об этом, мы же с тобой будем вместе. Нам вместе не страшно ничего, да вот как там наша малышка, сестреночка Зульфия. Она совсем маленькая и совсем одна "там", - и не сдержавшись, снова заплакала. При этих словах и у Лайло глаза увлажнились слезами.
Неделю назад самую младшую из них, трехлетнюю Зульфию "сда- ли" в дошкольный детский дом.
Перед глазами как в киноленте промелькнуло как Зухрахон вместе с отцом отвели ее туда. Зульфия крепко вцепившись в старшую сестру плакала и не хотела оставаться "там"…
-"Как она там, бедняжка," - тяжело вздохнула Зухра.
Лайло наливала ей воду из обдаста, лицо ее было грустное грустное. Она была почти на два года помладше Зухры, только пойдет в первый класс, поэтому острота, происходящих событий ею не в такой степени воспринимались, как Зухрой.
Умыв лицо и вытерев об подол платья, Зухра взяла себя в руки и уже решительно:
-"Пойдем. Где документы?"- сказала она решительно.
- У аммы на сурышке.
Они подошли к аммашке. Зухра крепко-крепко обняла свою любимую тетю.
- Вы самая-самая лучшая на свете амма! Когда я вырасту, вас обязательно вылечу. Не плачьте, - сдержанно сказала Зухра, успокаивая и обнимая аммашку.
В это время вышла из дома мачеха.
- Ну что, вы готовы? Давайте побыстрее, уже поздно, опаздываете. Ну что вы, Шахринисо опа, как будто они умирать едут. "Там" знаете как всё хорошо, чистая постель, еды сколько хочешь, одежда новая, не то что вот в лохмотьях ходят. У отца денег не хватит на них тратиться. Всё, хватит, пойдемте.
И мачеха, взяв Зухру за локоть, отняла ее с объятий аммы...
- Пойдем, возьми свои документы. Посмотри какая Лайло послушная, умница, не распускает нюни, как ты.
- Энакизим, яхши боринглар1. Будьте осторожны в пути, если
смогу, и если буду жива, обязательно я вас навещу, деточки. До
свидания - со слезами выговорила амма, оставшаяся сидеть в одном
месте.
- Пусть Бог к вам будет милостив, да сохранит вас Аллах. Ох горе мне, горе, почему я слепая, да разве я бы вас отпустила! - были слышны вслед слова аммашки.
Когда девочки перешагнули порог калитки, мачеха держа в подоле платья что-то, строго сказала:
- Послушайте-ка вы оба, внимательно, амма уже старая, она сама
----------------
1.С узб. Пожелание хорошо добраться до места.
не понимает, что говорит. Если вы хотите своему папе добра, если вы его любите, вы не смейте больше сюда приходить, поняли?! Ваш д о м от ныне "там". Если папа сочтет нужным, он сам придет к вам навестить. А теперь идите, - сказала мачеха, пренебрежительно выпроваживая девочек.
Зухрахон крепко сжала в руках "свои документы" - свернутый скоросшиватель и взяла за руку свою сестренку.
- Пойдем скорее Лайло, - сказала она и большими резкими шагами потопала вперед.
…Только они успели пройти шагов десять-пятнадцать, послышались сзади звуки, летящих на дорогу, камней...
Девочки невольно, как по команде, обернулись...
У них в памяти на всю жизнь запечатлелась э т а н е з а б ы в а е м а я картина:
Мачеха одной рукой держала что-то в подоле платья, другой вытаскивала оттуда горсточки мелких камушек и бросала их вслед, уходящих в неизвестность девочек, что-то при этом причитая.
Она бросала камни то в одну сторону, то в другую.
"Вот почему "она" вчера рассказывала про случай с племянницей по линии дальней родственницы Санобар опы, - сразу промелькнуло в голове Зухры. Сердце больно защемило, к глазам подступили слезы.
Собравшись духом, она сделала несколько шагов назад в сторону мачехи и, со слезами в голосе, сказала:
- Вы… в ы ... не старайтесь кидать камни. Мы и так... и так... - захлебываясь, подступившими слезами, - и без этого к вам сами не придем. Вот увидете! Никогда! Мы сами… Слышите! Мы сами не придём... Никогда я к вам не приду, вот увидите! Если даже будете умолять, просить нас, вот увидите, я никогда не приду, не кидайте свои камни... - голос ее обрывался, она резко повернулась, схватила растерянную Лайло и решительно потащила её за собой.... . ….
****
Они молча шагали по дороге, не слыша и не видя вокруг себя ничего.
"Теперь лишь бы нас приняли, лишь бы только приняли..." - твердила про себя Зухра, как бы повторяя заклинание.
Горечь обжигала душу, словно вложили горящую уголь внутрь груди.
Захлёбываясь слезами, Зухра обратилась к сестренке.
- Лайло, мы должны учиться и вести себя так хорошо, так хорошо, чтобы когда-нибудь, когда к нам "туда" (имелся в виду детский дом) придёт наш папа, а он, вот увидишь, когда-нибудь всё равно придет, ему взрослые (имелись в виду учителя) сказали "Как Вы могли таких хороших девочек сдать в детский дом", поняла? Мы будем учиться лучше всех, будем самыми лучшими детьми,самыми лучшими людьми, поняла?
- Да-а, - не совсем всё осмысливая, растерянно глядя на сестру, протянула Лайло.
Те слова, сказанные моею героиней Зухрахон, когда она с младшей сестренкой уходила из дома, ставшим для них теперь чужим, "сдать" себя в детский дом (в последний раз) были как бы клятвой, которой она была верна всю свою жизнь и которая помогала ей в жизни выстоять и выйти в Люди.
П р о д о л ж е н и е с л е д у е т...