Над пропастью страданий лежит дорога к счастью…
А счастье было близко…
Они встретились, как когда-то хотели, мечтали, может, даже ждали этого момента…
Она быстрым шагом направлялась на второй этаж и, будучи мыслями далеко от реальности, ничего не замечала вокруг…
Он уже всё утро крутился, как белка в колесе, порядком устав официально улыбаться и отвечать на глупые вопросы. Помогало одно — мысль о конце рабочей недели, о двух выходных впереди и сорока восьми часах сна. Ещё один договор — и обед…
Бумаги, папки летели на пол, бестолково смешиваясь, создавая невообразимый хаос...
—Девушка, простите мою неловкость…
—Да ну что Вы, сама…
Их глаза встретились, ум лихорадочно стал воспроизводить картинки из прошлого, душа заиграла нежную мелодию, а сердце танцевало, не попадая в такт виолончели души.
—Здравствуйте, — сказала она, не ожидая такой встречи. И вот именно сегодня, когда у неё нет ни минутки времени, судьба решила над ней посмеяться. Мысленно окинув себя взглядом и не найдя ничего удовлетворительного, она улыбнулась.
—Какими ветрами в эти края? — спросил красавчик.
—По работе.
—Как так?
—Бухгалтер.
—А как же ин. яз.?
—Не сложилось.
—Номер 859, подойдите в кассу! — прозвучал приговор.
—Ну, мне пора.
—Да, конечно. Мне тоже. Удачи.
Она поднялась на второй этаж… Освободившись, ещё долго она металась по банку в его поисках, но сон оборвался.
Часть 1. Далеки друг от друга…
I
Галина
Щелчок замка… Хлопок двери… Шаги на лестничной площадке… Она чувствовала и понимала, что гибнет. Пустота? Нет, это было ожидание... Галина закрыла лицо руками, слёз не было, но горечь не покидала её все эти годы. Вскинув голову, она всмотрелась в пасмурное небо за окном. Ей не хватало воздуха в этих четырёх стенах.
«Будь сильной! Будь сильной!» — мозг упорно сверлила мысль.
Вяло поднявшись со стула и лениво поправив прядку, выбившуюся из наскоро уложенной причёски, Галина подошла к зеркалу и вгляделась в черты лица, смотревшего на нее внимательно и серьезно. Каждый сам рисует свой портрет всю жизнь. И теперь она смотрела на штрихи, которые сама наносила кисточкой времени, макая её то в радость и смех, то в слёзы и переживания, смешивая с горечью, влюблённостью, надеждами и воспоминаниями. И теперь Галина оценивала их, как художник, доставший своё незаконченное творение спустя много лет.
Настя
Воспоминания, такие тёплые… светлые… наполняли душу. Настя посмотрела на свечу, которая, как маленький кораблик, плавала по воде с парусом-огоньком, несущим надежду.
Ей нравилось перебирать старые фотографии, вскрывая в памяти ящички с пережитыми моментами.
«Мне одиноко!» — эта мысль разрушала гармонию, которую она создавала или пыталась создать в своей жизни.
Стас уехал, не сказав ни слова, лишь оставил записку: «Доброй ночи, Малышка! Я позвоню». Он исчез так же быстро, как появился в жизни Насти. Конечно, её одиночество пряталось прежде или за наигранной беспечностью, или за официальной серьёзностью, надевая разные маски, загоняя поглубже страх и страдания. Она была слишком самостоятельна, стремясь к этому и страдая от этого. Она хотела внимания, заботы, но всё чаще встречались мужчины, требующие к себе внимания больше, чем ребёнок. И не было чувств, а чистой воды эгоизм. И душу им не откроешь.
Днем Стас занят работой, и мысли о том, чтобы просто позвонить ей, ему даже в голову не приходят. А вечером он занят собой, жалостью к себе. Конечно, все разные, но молодые 25-35 лет всё чаще вот такие. И не было смысла о чём-то говорить, пытаясь достучаться до его внутреннего, нежного и ранимого Я:
—А ты не думал, что мы страдаем только до тех пор, пока нам кажется, что в этом есть смысл?
—Ты хочешь сказать, что моя жизнь не имеет смысла? А в чём же смысл твоей жизни?
—Я наполняю жизнь своими чувствами, отношением к людям, которые мне дороги. В этом вижу смысл. У меня есть цель, и я стремлюсь преодолеть хандру, хотя проблемы тоже бывают. А страдание, жалость к себе — это страх, испытание, но без сути, пустышка.
—Не начинай. Выдумает свою сказку и живёт в ней. Я занят, не мешай.
И углублялся в просмотр всех каналов разом, потягивая пиво и вздыхая от безысходности. О прогулке, театре или просто о гостях не могло быть и речи. Он не слышал и не слушал её. Не зря мудрый Конфуций говорил: «По своим природным задаткам люди друг другу близки, а по своим привычкам друг от друга далеки». И всё равно она хотела быть с ним, без него было плохо.
II
Галина
«Кого ты пытаешься обмануть? Себя? Других? Ну, других ещё можно, но себя!!!??? Ты стара! Смирись! Прими себя такой!» — говорило отражение.
—Нет! — воскликнула она, и, махнув щеточкой с тушью по ресницам, нежно коснувшись пудрой увядающей кожи, придав цвет губам, она улыбнулась себе новой, молодой, ухоженной с озорным блеском в глазах.
—Ну и что, что годы за плечами! Настоящая женщина не стареет!
Надев лёгкое осеннее пальто, она вышла из дома. Холодный промозглый ветер подул в лицо. Осень приняла в своё царство, как дорогую гостью. Лёгкая поступь и элегантность в движениях всегда были её визитной карточкой. И теперь, прогуливаясь по парку, усыпанному листьями, бесшумно ступая и ловя восхищённые взгляды мужчин и завистливые взоры женщин, она вдыхала чистоту воздуха, любуясь красотой падающих листьев, многообразием цветов. Казалось бы, ОСЕНЬ, всё увядает, но вот клён послал свой красный лист-письмо, а вдали тополь шепчет свою историю желто-зелёными листочками. Однако для осени было слишком хорошо.
Настя
Она ждала Стаса, пытаясь понять, где он, с кем и почему не торопится к ней. В любовь она уже не верила, убедив себя, что это сказка. Её любовь была безответна, удивительна, таинственна, а позже переехала в другой город, так и не узнав о чувствах девчонки. Да и пусть, первая влюблённость — самое удивительное в жизни, и каким бы ни было завершение, каждый помнит её до конца жизни. Взгляды, вздохи, мечты, ожидания… Ни одного свидания, ни одного прикосновения, но незримая нить была протянута, и нечто не отпускало её душу.
А к Стасу она почувствовала симпатию, уцепилась, боясь, что ничего лучше уже не будет.
Она хорошо помнила мать, у которой по этому поводу была своя теория. Они жили втроём: она, мама и бабушка, и мужчины боготворили маму. Насте запомнились вечера в кругу солидных мужчин и совсем молодых юношей, цветы, подарки, комплименты и восхищение, восхищение, восхищение… Настя не понимала этого тогда и не могла принять сейчас. Может, это и послужило причиной её отдаленности от матери, и уже лет пять они не общались совсем. После смерти бабушки их перестало что-либо объединять. Мама была занята собой, а дочь хотела учиться, строить карьеру, мать не вмешивалась в её жизнь, а дочь не тянуло к маме. Бабушка воспитывала её, заботилась, а мама оставалась в стороне от этого процесса. Настя её уважала, в глубине души любила, но… где-то очень глубоко.
Она сама переживала свои неудачи, радовалась успехам, только личная жизнь хромала. Парни не уходили от неё — их не было, или, лучше сказать, она никого не пускала в свою жизнь. Кроме Стаса.
Ф-р, ф-р, ф-р…
Кутаясь в бабушкин халат, Настя прислушалась к звукам.
Ф-р, д-р, ф-р, д-р…
Странно, но они ей ничего не напоминали. Может, машина на улице? Вряд ли, слишком глухо.
Ф-р, б-р, ф-р, д-р…
Правда, вспомнилось урчание «Опеля» Стаса. Уютное тепло салона, скорость, дорога.
Он любил машину больше всего, и, катаясь с Аськой по ночному городу, любил шутить, она же слушала его и улыбалась. Это их роднило. Только это? Нет. Много было общего, но не было магнетизма.
Ф-р, бз-з, ф-р, б-з-з…
Настя встрепенулась, компьютер ещё работал.
01:30. Неужели уснула? И что за противный звук? Ах, да, телефон на виброзвонке по столу прыгает.
—Алло!
—Ну, здравствуй! — тон был немного насмешлив.
—Я Вас слушаю!
—Не узнала. А номер сама давала…
III
Галина
Она никогда не чувствовала своего возраста. Её любили, баловали. И смириться со старостью Галина не могла. После гибели мужа в Афгане времени на переживания не было. Сразу переехала к маме, устроилась на хорошую работу. Главный редактор быстро обнаружил в ней не только прилежную работницу и «акулу на сенсации», но и привлекательное личико. Он делал знаки внимания, хотя все знали, что он женат. Она не отказывалась, боясь потерять такую прибыльную работу. Потом он стал знакомить Галину с друзьями. И это ей нравилось. Нравилось находиться среди «сливок общества», учиться манерам, смотреть на ухоженных, высокомерных женщин. Её это завораживало, затягивало, она стала чаще обращаться к зеркалу, следить за модой. На домашних времени оставалось всё меньше, а потом уже увидела, что в ней не нуждаются. И она хотела жить, жить по новому сценарию. Фортуна улыбалась Галине во всем. Мужчин было много, но лишь один смог удержать её надолго…
Когда они познакомились, ему было 23, ей 30. Он сдувал с неё пылинки, был наивен, романтичен, слишком порядочен, упрям и твёрд. Она же называла это юношеским кризисом. И тогда Галина решила его лепить для себя. Он только начинал свой карьерный рост. Педагог в институте. Ей нравилось проводить с ним вечера. Ради этого она купила отдельную квартиру, переехав от матери — хотелось готовить для него ужин, ждать у окна. И первые два года жили действительно, как в раю. Он работал, учился в аспирантуре. Часами по ночам корпел над книгами, а она его ждала в постели, звала, уговаривала бросить. Она могла ему дать всё, он хотел добиться всего сам. Ей это нравилось, потом раздражало, а после она начала скучать. Стали появляться мужчины, цветы, иномарки. Сначала надеялась, что он будет ревновать и бросит свою науку. А он становился замкнутым, неразговорчивым и всё чаще раздражался. Задерживался на работе. Она не беспокоилась, верила, что он любит её по-прежнему.… Но он взрослел слишком быстро…
Часть вторая. Живу для тебя…
Влад
Он шёл по улице, не обращая внимания на людей, снующих вокруг, на стоявшие в пробках и проносящиеся мимо машины. Просто бесцельно бродил по городу, который его учил жить. Да, когда-то 17 лет назад он сюда приехал мальчишкой, удивленно влюбленный в этот казавшийся тогда ещё большой город — неизвестный ему, но чем-то родной. Это уже потом он увидел большие и холодные города, в которых человек может потеряться. В городе никто никому не нужен. За эти годы он многому научился, многое увидел…
Проходя мимо магазина с огромными витринами, украшенными огоньками, он вдруг остановился и посмотрел на тонкую фигурку девушки, до странности ему знакомой. Следом шёл крепко сбитый парень, размахивая руками, и, видимо, в чём-то пытался убедить её. Девушка кивала головой, соглашаясь, но не поворачиваясь к нему. Не сделав ни одной покупки, они вышли из магазина, подошли к «Опелю». Парень спокойно, не суетясь, сел на место водителя. Девушка, с трудом открыв дверцу, замешкалась, поднимая полы длинного пальто и выслушивая ворчание своего хахаля (так Влад его уже окрестил для себя). Наблюдая за ней, он любовался тем, как аккуратно она всё делала.
—Насть, живей! Хватит копошиться!
—Стас, не рычи!
Она села, машина фыркнула и сорвалась с места.
«Настя?»…
Купив в булочной батон, он поднялся в свою холостяцкую, но уютную квартирку, которую приобрёл сразу, как только вернулся в город, и теперь наслаждался своим одиночеством. Его всегда угнетало, что нет своего жилья. Общаги, чужие квартиры, гостиницы… Всё это уже было не для него. Заварив чашку душистого каркаде, как учили китайские друзья, он включил компьютер. Умная машина незамедлительно уведомила хозяина о наличии писем в ящике, призывая принять и прочесть. Пробежав глазами несколько писем — поздравлений с возвращением, он закрыл ящик. И вдруг выплыла картинка «Дания — страна счастья!». «Там я ещё не был», — подумал он, убирая красочные приглашения.
Закончив факультет иностранных языков и отдав университету молодые годы, Влад был приглашен в большую компанию в столице в качестве переводчика. Уже тогда он мог рассказать историю многих стран, городов. Больше всего ему запомнилась первая командировка во Вьетнам. Эта страна очень отличалась от России. Во Вьетнаме не было тишины как таковой — ни утренней, ни дневной, ни вечерней.
Первыми шевелиться начинали строители. Скребли металлическими лопатами по бетону, гремели тачками и ведрами. Птицы могли бы, конечно, попытаться что-то пропеть, но что было толку щелкать клювом, если как не тужься, все равно рёв дряхлых грузовиков и тарахтенье мотоциклов забивали любое представление о лирике свежего утра. Да и не бывало утро свежим. Но, по привычке открыв окно, Влад вздрагивал, потому что в нашей русской голове никак не укладывается, что жара не боится ночи и шпарит круглосуточно. Запомнилось, что рассветов тоже не видел, потому что весь Ханой был покрыт пеленой из тумана и пыли. Про запахи травы, цветов и хвои тоже лучше промолчать. Откуда они появятся, если пыль ровным сантиметровым слоем давно покрыла всё — каждый листок на деревьях, каждую полузасохшую травинку на клумбе. Основным генератором запахов была канава по обочине дороги. Редкий дом поленился вывести канализационную трубу прямо на улицу, и поэтому пенистый смердящий ручей вился от одного квартала к другому, принося пищу и живительную влагу ленивым улыбчивым крысам, которые рождались и умирали на его берегу. В общем, страна настолько «красивая и счастливая», что даже домой возвращаться не хотелось.
Он увидел мир, показав себя в самом лучшем ракурсе. Однако на пике карьеры его потянуло в родной город. Влад попросил перевод. Ему не отказали, но вариант возвращения в столицу остался открытым: мол, отдохнёшь в провинции, а потом ждём тебя обратно с новыми силами. Никто не ожидал от самого перспективного сотрудника такого решения — уехать надолго.
I
—Стой! Ну подожди! Ты меня не так понял. Стой…
Слова растворялись в воздухе, не долетая до паренька, уходившего от родного села стремительным шагом. Он решил для себя, что ему делать и как дальше жить. А раньше всё было иначе…
Он жил с родителями и братишкой, в доме, оставшемся им после раскулачивания прадеда. У Пашки и Влада была разница в возрасте в три года. Но общались они всегда как одногодки. Паша, будучи младше, в решениях порой превосходил старшего брата. Влад был спокойнее, рассудительнее, а Пашка — полная противоположность. И по какой-то роковой случайности парадом всегда командовал он.
Они никогда не ругались, даже выручали друг друга, а если грозило попасть одному от отца, то получал и другой. Всё было на двоих. Вместе в школе, на тренировках. Школу заканчивали тоже вместе, только Влад доучился все одиннадцать классов, а Пашка всего девять.
—Влад, давай после школы со мной в мореходку.
—Я хочу на ин. яз. Чего я не видел в твоей мореходке?
—Мир посмотрим. На большее и рассчитывать не стоит. Там я тебе помогу. Устроимся. Кто поможет?
—Я сам.
—Это ты девчонкам потом расскажешь, без связей и денег ничего не выйдет. Да там и ум нужен, а ты? Мама денег не вышлет. И приедешь обратно. А нам позор на всё село.
Влад серьезно посмотрел на Пашку, встал и, не сказав ни слова, ушёл. В этот же день, попрощавшись с родными, он уже ехал в город — чужой и холодный. Брату он не мог простить, что тот в него не верил.
Воспоминания о мирном благополучии, о днях своего детства всё чаще посещали Влада во сне. Тихие тёплые дубравы, журчание ручья, деревянная скамья под ветвями старого развесистого дуба, церковь на холме. Всё это ему было близко.
Домой он ни разу так и не ездил, и, может, от этого мрачные мысли посещали всё чаще. А ночью мучили кошмары, в которых он видел, что родной край стал добычей запустения, дома разрушены, а вокруг ни звука, лишь немая тишина опустевших мест. Влад просыпался в холодном поту и тихо повторял: «Счастье заложено в нас самих и не зависит от внешних обстоятельств».
Но вскоре сны приобрели реальную основу, что и послужило причиной перевода обратно, поближе к маме.
II
—Здравствуй, милый! — произнёс знакомый голос, когда-то любимый, а теперь безразличный.
—Приветствую и тебя, Галина.
—Как здоровье? Работа? Наверно, уже пол-мира объездил.
—Вернулся из Китая.
—Пора бы тебе вернуться домой. Ты думал об этом?
—К чему это звонок, разговор? Мы уже всё выяснили. Или твои утехи тебе надоели? Даже если я приеду, нам нет смысла встречаться.
—Остался таким же принципиальным! Но не обо мне сейчас речь. У тебя брат погиб, мать в реанимации, инсульт. А ты сам думай, что делать.
Гудки вернули к действительности.
Это был слишком сильный удар. Он любил брата больше всех, несмотря на их последнюю ссору. Он не искал связи с ним, брат тоже проявлял характер. А, получается, страдала от этого мама. И вот результат. Пашка как-то сказал: «Если что-то со мной случится, не горюй, братишка. Потому что не верю, и не верил никогда в смерть. Оттого, что живу в ваших сердцах, а вы в моём, и даже такое дальнее путешествие не сделает нас чужими. Вот только общаться будем через ночное звёздное небо, через ветер, что шевелит волосы, прилетая с дальних полей, через шум листвы. Как у Шевчука в песне «Смерти нет. И всё ж един я с этими больными небесами, рябой луной, лесом, озером, и мертвецами. Не грусти — ведь мы близки бессмертными душами».
Но Владу было тяжелее ещё и о того, что не помирился с братом.
Теперь его дни были сотканы из работы и раздумий о выздоровлении мамы.
***
Увидев знакомую фигурку, Влад ещё долго думал, кого девушка ему напомнила. Такое давнее и милое. Но память решила поиграть, скрыв эти воспоминания. Немного поработав с деловой документацией, он потушил свет, собираясь отдохнуть, сна не было, но мысли и воспоминания переплетались, давая пищу для размышлений.
Вспомнился один из китайских партнеров, мудрый Да Хай, который говорил:
—Посмотри на мир. Он гибнет от проявлений разума, ибо разум даёт власть, а власть — это, кроме всего прочего, ещё особое чувство, которое над разумом запросто довлеет. Вот и выходит, что разум, будучи ВСЕГДА рабом чувств, обманывает самое себя и делает своего обладателя несчастным. Можно сколь угодно долго впитывать информацию, но ещё Конфуций сказал, что тот, кто много учится и не думает, теряет время зря. Я бы отметил, что тот, кто при этом не чувствует — и живёт тоже напрасно, хотя не мне, конечно, судить.
Бросай ты это дело — точить научные граниты, обратись внутрь себя, оглянись на тех, кто рядом с тобою, вспомни о родителях, о дружбе, о любви, наконец. Североамериканские индейцы Сиу (мне довелось общаться с некоторыми из них) считают, что зима — это время глубоких раздумий, когда всё внутреннее и внешнее объединяется. Так подумай о вечном! У вас там, в России, наверное, бывает снег — это же какое чудо!
Обо всём этом и ещё о многом другом я думаю здесь. Просыпаюсь в 9 утра, разбираю деловые бумаги и потом иду на ланч, а после занимаюсь самообразованием. Главное — мне нравится то, что я делаю, и я вижу, что это приносит реальную пользу.
Ты можешь сказать, что русские и китайцы абсолютно разные, даже в мышлении. И ты будешь прав. Китай — это совершенно не та страна, которую вы можете представить себе в России. Да и разве можно его описать, если здесь на деле существуют сотни древних государств, которые объединились под одним названием, но сохранили язык, традиции, обычаи, кухню. Имя Китаю — многообразие. Россия имеет не менее интересную историю, но вы утратили чувство времени, вы торопитесь жить, не задумываясь над каждым своим поступком. Слишком важно то, что ты сам представляешь, как ты воспринимаешь эту землю, что несёшь сюда...
Проснулся Влад от тёплого лучика солнца, усталости не чувствовалось, и можно было идти заниматься бренными делами. Размах, конечно, был не тот, но без работы тоже нельзя. Для него было важно, чтобы работа была разнообразной и хоть немного нравилась. Сегодня предстояло оформить несколько договоров в банке, а после он собирался ещё на презентацию новой машины.
***
Бумаги, папки летели на пол, бестолково смешиваясь, создавая невообразимый хаос...
—Девушка, простите мою неловкость…
—Да ну что Вы, сама …
Их глаза встретились, память веером распахнула всё, что только вчера вечером он тщетно пытался вспомнить.
«Настя!»
Девушка, сказав пару слов, исчезла также неожиданно, как появилась.
Лет 5 назад она была его студенткой. Самой непонятной для него. Если остальные делали откровенные намеки готовности на все, и уже начинало мутить от голодных взглядов слабого пола, то Настя, напротив, не выказывала ничего. По мимике можно было только гадать, о чём её мысли, но они были далеки от бренной жизни, взгляд дышал одухотворенностью. И она ему по-человечески нравилась, и даже был азарт, когда, проходя мимо, она смотрела в глаза, и это был взгляд роковой женщины. А на занятии хотелось защитить это беззащитное дитя. Пугала перемена настроений, поведения. Но было видно потерянность среди остальных. Её взгляд — вот что было красноречивее любых слов. ОН выражал всё: ревность, жалость, удивление, мечтательность и, самое главное, нежность.
Потом были смешные письма, не о чувствах и любви, а о терниях жизни людей. Играли долго в «кошки-мышки», потом она исчезла, не было писем, взглядов, азарта. Жизнь закрутила его в другом направлении, он любил Галину, а она растрачивала себя на других мужчин, и всё теряло краски. Влад старался, стремился быть её достоин, а она, примитивная женщина, его не оценила. Конфуций в свое время верно сказал, что «строить правильно отношения труднее всего с женщинами. Если приблизишь их к себе — они станут развязными, если удалишь от себя — возненавидят». Женщины не изменились с тех давних времён.
А в этой девочке ему нравились непредсказуемость и непосредственность.
Он огляделся. Насти уже не было. Что ж, девочка-студентка стала прекрасным лебедем! Вспомнилась и осиная талия за витриной, и грубиян-хахаль. Неужели она это искала в жизни?
До конца дня больше не было возможности предаваться мечтам, домой попал ближе к полуночи. Будучи немного навеселе, Влад стал рыскать по электронной почте. Что искал, он сам не знал, но чувствовал, что надо найти.
И вот в одном из её писем прочёл:
«Я просила сил… а жизнь дала мне трудности, чтобы сделать меня сильной.
Я просила мудрости… а жизнь дала мне проблемы для разрешения.
Я просила богатства… а жизнь дала мне мозг и мускулы, чтобы я могла работать.
Я просила возможности летать… а жизнь дала мне препятствия, чтобы я их преодолевала.
Я просила любви… а жизнь дала мне людей, которым я могла бы помогать в их проблемах.
Я просила благ… а жизнь дала мне возможности.
Я ничего не получила из того, о чем просила… Но я получила всё, что было мне нужно.
Если будет трудно, я тебя жду… 8-921-320-00-33»
***
—Алло!
—Ну, здравствуй! — тон был немного насмешлив.
—Я Вас слушаю!
—Не узнала. А номер сама давала… — произнёс бархатный баритон.
—Я думаю, Вы ошиблись номером. Попробуйте ещё раз, и не ночью.
—Это Настя? Верно?
—Да! — сказала она почти шёпотом, пытаясь угадать обладателя приятного голоса.
—Владислав!
—У меня нет таких знакомых!
—Владислав Анатольевич!
—Дурацкий сон!
На том конце провода замолчали, потом вовсе положили трубку.
Он — сон. Никогда не думал, что его так вот воспримут, а может, действительно он спит, и это сон. Ведь правда, зачем ему звонить бывшей студентке?
***
Через две недели Настёна все-таки согласилась на встречу, хотя без особого энтузиазма. И вот Влад топтался с букетиком цветов около здания филармонии уже минут двадцать, взволнованный как студент. Всё это время тяга увидеть эту девочку только усиливалась. Он не видел помех, хотя понимал, что может быть и разочарование. Но лучше сожалеть о сделанном, чем о том, чего не сделал.
—Здравствуйте, — тихо произнесли где-то со стороны.
Влад дёрнулся, обернулся, букет непроизвольно опустился. Она была прекрасна. Почему-то раньше этого он не видел.
—Здравствуй.
—Пойдёмте? Скоро начнется.
Проплыв мимо, она вошла в двери филармонии. Оторопевший Влад медленно шёл следом. Настя сама выбрала это место.
—Крамер — джазовый музыкант. Его игра — это волшебство. Я была один раз на концерте, но утонула в музыке.
Она вдруг замолчала и посмотрела на него.
—Может, Вам это не интересно? Или Вы сами знаете всё?
Он был в восторге.
—Посмотрим. Думаю, понравится.
Влад наконец протянул букет:
—Это Вам.
—Зачем? Подержать? Да, конечно.
Мысли путались со словами. Она боялась верить в происходящее. А ещё лучше сказать — не верила совсем.
Они вошли в зал. Через несколько мгновений её скованность растаяла, как сосулька в ладони. Он смотрел и удивлялся перемене. Музыка как будто пронизывала её, Настя как будто была соткана из музыки. Каждая её частица летела навстречу каждой нотке. Никогда прежде Влад не видел столько эмоций на одном лице.
После концерта она то рассказывала что-то взахлёб, то вдруг замолкала и шла, глядя себе под ноги. Он не понимал, но почему-то ему нравилась она такая. Теперь каждый раз, когда Влад звонил, они шли в театр, в музей, на выставку. Казалось, Настя хочет показать ему всю культурную сторону этого города. Но скоро всё это закончилось, и он предложил сходить просто в кафе. Он не хотел её торопить, понимая, что для неё тяжело почему-то с ним общаться. Хотя разница в возрасте была значительная, она свободно высказывала всё, что думала, в рассуждениях была глубина, но девушка держала его на расстоянии. И это заставляло Влада не спать по ночам, перебирая действия, слова.
—Настя, давайте перейдем на «ты»? Я думаю, это не трудно.
Она улыбнулась.
—И скажи, могу ли я надеяться на большее?
—На что?
—Я думаю, ты заметила, что очень мне нравишься, но твоего отношения я пока не понял.
Она покраснела и опустила глаза:
—Я подумаю…
III
Галина в очередной раз прогуливалась по улицам одна и даже не заметила, как машина также тихо ехала рядом по дороге. Она присела на скамейку и закрыла глаза. Это была усталость не от работы, а от одиночества. Но на новые развлечения её уже не тянуло, на все звонки был один ответ: «Занята! Приболела!»
—Галина Викторовна?!
Она пристально вгляделось в сумрак:
—Да.
—Вы меня не помните? Алексей, сослуживец Вашего мужа.
—Ах, Лёша! Как же, как же. Присаживайтесь. Что Вы здесь делаете?
—А может, Вы согласитесь посидеть со мной в кафе?
—Не откажусь.
Они сидели в уютной кафешке, Алексей рассказывал разные байки, ухаживал, и ей было приятно с этим странным человеком. Виски уже посеребрились, но взор был такой же молодецкий. Он напоминал мужа и то время, когда она была счастлива.
Рассеянно оглядывая посетителей (кто-то шептался, придвигая ближе стульчики, кто-то балагурил), за одним из столиков Галина увидела Влада. Он сидел к ней лицом и общался с хрупкой девушкой. Она не видела лица, но сразу возненавидела её. Сердце кольнула ревность: как он посмел променять её на какую-то малолетку!
—Извините, я сейчас.
Галина, расправив плечи, поплыла к их столику.
—Добрый вечер, милый! Я смотрю, ты уже нашёл мне замену! Что ж, желаю хорошо развлечься.
Она смотрела на него величественно и с презрением. Развернувшись, чтобы идти к своему столику, не удостоив даже взглядом девушку, она вдруг услышала:
—Здравствуй, мама!
На неё смотрели глаза, полные слёз. Глаза брошенного, оскорблённого ребёнка, её девочки, её дочери. В следующее мгновение девушка поднялась, не сказав не слова, взяла сумочку и вышла. Галина повернулась к Владу, растерянно моргая, ища себе оправдание.
—Что же ты за дура? Откуда в тебе столько желчи?!
Он бросил деньги на стол и выбежал следом.
Потрясённая Галя вернулась за пустой столик, опустила голову на руки, но слёз не было.
—Что с Вами? — спросил подошедший с чаем Алексей.
—Я хочу домой.
—Я отвезу Вас, не волнуйтесь.
IV
Настя шла быстрым шагом в ночь, не различая дороги и людей. Слёзы лились не прекращаясь.
—Настя, подожди! Остановись.
Владу пришлось бежать по лужам. Он не хотел, чтобы вот так всё сейчас закончилось.
Настя резко обернулась, стряхнув слезу ладошкой:
—Зачем? Чтобы посмеяться надо мной? Я тебе поверила. Я тебе душу открыла! А ты… Конечно, не насытился женским вниманием, а тут девчонка наивная. Дурочка. Неужели ты не понимаешь, я люблю тебя, я живу для тебя…
И, спрятав лицо в ладошках, заплакала ещё горче. Влад, не ожидавший такой тирады, нежно прижал её к груди, улыбнулся:
—Девочка моя, ангел мой светлый, что же ты держала всё в себе?!
Влад не ждал ответа, он уже знал все ответы, и это мгновение для него было самым счастливым.
Часть третья. Будь счастлива!
Уже потом они сидели у Насти на кухне. Она рассказывала о своей жизни, Влад держал её за руку и внимательно слушал. Его волновало каждое слово, как будто он смотрел на её жизнь глазами своей любимой. Она говорила эмоционально, не упуская ничего.
Под утро она заснула, но во сне по-прежнему вздрагивала от переживаний.
Влад тихо вышел, прикрыв дверь, и оставил на зеркале записку: «Жди меня. Люблю. Влад».
Галина вошла в квартиру. Настя сидела в кресле, кутаясь в плед, хотя было тепло. Она ничего не говорила, смотрела пристально, даже не моргая.
Мать кинулась перед ней на колени.
—Прости меня, доченька! За всё прости!
Потом они разговаривали вполголоса в соседней комнате, а мужчины курили на кухне, стараясь не мешать. Алексей уже сказал, что предложил Галине уехать с ним, и она дала согласие. Влад согласился, что это верное решение, и прислушивался, что происходило в соседней комнате. Через два часа дочь и мать вошли на кухню. Галя устало улыбалась, Настя смотрела только на Влада.
—Мы уезжаем! — сказала Галина мягким, незнакомым для Влада голосом. — Позаботься о Насте. Ты же любишь её.
И Влад вдруг понял, что действительно эта девочка занимает в его жизни очень большое место.
—Что ж будь счастлива, доченька! Ты этого достойна!
—Желаем и тебе обрести счастье, — ответил Влад, обнимая Асю.
Вечером они долго говорили, строили планы на будущее. И лишь перед сном Влад снова спросил:
—Так может, перейдем на «ты»? А то, будучи мужем, я буду ощущать себя твоим учителем.
Ася улыбнулась и, обняв его, шепнула:
—Конечно, милый!