Глава V
Занятую супругами де Шаньи, де Вийяр и еще какими-то надменными аристократами того же сорта ложу было прекрасно видно. Наконец-то, она могла как следует разглядеть эту удачливую вертихвостку – умудрившуюся выскочить замуж за виконта оперную певичку. Вот уж, действительно повезло!
Жаклин легким, почти незаметным движением поправила складку на изумрудного цвета платье, продолжая искоса посматривать на сидящих неподалеку мужчин. Как обычно, она притягивала к себе их восхищенные и не совсем невинные взгляды: волосы цвета красной меди, миндалевидные зеленые глаза, тонкий прямой носик, чувственные губы, белая кожа, прекрасная фигура. Между прочим, она еще и умна и, к тому же, талантлива.
И что такого особенного в Кристине де Шаньи? Кудрявая, волоокая кукла, наверное, глупа как пробка и уж точно слезлива. Господи, с каким трагическим выражением лица она слушает оперу приятеля Рене Равеля! Впрочем, текст неплох, Рене в отличие от многих не бездарен. А музыка… местами мороз по коже. Это есть. А в целом, очень странная. И надо же было так извратить классический сюжет!
Мадемуазель Минош, не вставая со своего места, наблюдала за происходящим в интересующей ее ложе. К счастью, вокруг уже перестали неистово хлопать и истошно орать «Браво!», от этого шума поэтесса едва не оглохла. Теперь начиналось самое интересное: редкая возможность присутствовать на одном банкете со сливками высшего общества. Не выставят же ее из Оперы, где собралось несколько сотен человек. И вообще всегда можно сослаться на Рене. Жаль, здесь нельзя сесть Раулю на колени и показать девчонке, кто из них двоих чего стоит!
* * *
Лавируя между гостями и красуясь роскошным лазоревым платьем и алмазной диадемой, Виктория увлекала под руку, наконец-то, доставшегося в ее распоряжение композитора. Казалось, месье Лебер был знаком с половиной Парижа и все и каждый жаждали поздравить его с премьерой или о чем-то поговорить. Графине де Рондель пришлось «потребовать» знаменитость у помощника прокурора де Мегрена и какого-то невысокого полноватого мужчины с усталыми и пронзительными глазами.
– Месье Лебер, я обещала познакомить с вами одну мою подругу. Она в восторге от вашей музыки. Впрочем, как и я, – не без кокетства в улыбке и голосе добавила графиня.
К сожалению, представить маэстро сгоравшей от любопытства Диане Ларбо на этот раз оказалось невозможным: за ужином супруга банкира почувствовала специфическое недомогание, и господину Ларбо пришлось срочно отвезти ее домой. Что же, дело обычное: не только титулам, но и состояниям требуются наследники.
– Большая честь для меня, ваше сиятельство. Я постараюсь не наскучить вам и вашей подруге.
– О, это вряд ли! Мы будем вас пытать, – рассмеялась Виктория. – О вас говорят столько разных и невероятных вещей. А мы хотим знать правду.
– Всю правду, мадам? – с обычной ироничностью уточнил Эрик. – Тогда это будет очень долгая, но самая сладкая пытка в моей жизни.
Виктория посмотрела на собеседника с плохо скрываемым восхищением. При всех достоинствах и талантах в нем чувствовался еще и настоящий светский лев. Умопомрачительный мужчина! Мадам де Рондель имела смутное представление об ученых, как и об архитекторах. Ей казалось, что это должны быть чрезвычайно серьезные, скучные и даже мрачные люди.
– Тогда я начинаю. Кто был тот господин рядом с Адрианом де Мегреном? Мне интересно знать, у кого я вас похитила.
По дороге Эрику приходилось постоянно с кем-то раскланиваться и перебрасываться вежливыми фразами, но нити разговора он не терял.
– У этого человека, графиня, нельзя никого и ничего похитить, – улыбаясь уголками губ, торжественным тоном заявил Эрик. – Он все равно найдет. Это был комиссар полиции Жорж Риньон.
– Комиссара привел помощник прокурора? – откровенно удивилась Виктория.
– Нет, Жоржа пригласил я, мы старые друзья.
– Неужели? Какие разнообразные у вас знакомства, месье Лебер!.. Ах, вот и она! Я уже боялась, что мы ее не найдем. Позвольте представить вас виконтессе де Шаньи! Хотя месье Лебер сегодня в представлениях не нуждается…
– Этери Луи Лебер. Счастлив познакомиться с вами, мадам, – глядя в широко открытые глаза Кристины, с легким поклоном сказал Эрик и поцеловал протянутую ему руку.
– Я очень рада, месье Лебер. Ваша музыка живет в моей душе, – не отводя взгляда, искренне ответила мадам де Шаньи.
– Кристина, вы не видели Эжени? Она была где-то здесь, – спохватилась графиня де Рондель.
– Эжени сказала мне, что отойдет на одну минуту, – растеряно оглянулась по сторонам Кристина. – Кажется, прошла уже четверть часа.
– Вечно что-то случается с этим ребенком. Пойду, поищу ее. Говорят, в Опере водятся призраки, – попыталась пошутить встревоженная Виктория.
Эрик и Кристина невольно переглянулись, обоим вдруг захотелось рассмеяться, но оба сдержались – все-таки графиня была серьезно обеспокоена.
– Как я слышал, Призрака здесь давно уже нет, графиня. Но в здании легко заблудиться. Давайте поищем вашу сестру вместе, – предложил бывший Призрак Оперы.
Он смутно помнил, что видел в доме Ксавье де Ронделя невзрачную и очень стеснительную девочку.
– О, нет, не беспокойтесь, месье Лебер. Я посмотрю среди гостей. Она должна быть где-то здесь. Вы обещали, что моя подруга не будет скучать, – напомнила графиня и, одарив композитора любезной улыбкой, отправилась на поиски.
* * *
– Ты с ума сошла, будь добра пересесть, – не глядя на соседку слева, прошипел Рауль.
Стул по правую руку виконта был еще свободен, как и места напротив. В фойе Кристину подхватила под руку Виктория де Рондель и увела куда-то, чему Рауль был несказанно рад: он заметил чету де Муль. Каждый раз, когда Кристина обменивалась несколькими вежливыми фразами с Женевьевой, виконт покрывался холодным потом: вдруг дочери дипломата взбредет в голову намекнуть мадам де Шаньи о его отношениях с известной дамой полусвета. Но, к счастью, близкой дружбы между женщинами как будто не сложилось. Когда присутствующих пригласили к столам, разыскивать Кристину он не стал: на приемах такого рода этикет не требовал, чтобы супруги находились непременно вместе, скорее даже наоборот.
– Это еще почему? – с притворным удивлением спросила Жаклин. – Ты не рад меня видеть? Позавчера ты утверждал, что не можешь без меня жить.
– Жаклин, ты сама все прекрасно понимаешь. Не нужно устраивать скандалов.
Мадемуазель Минош томно вздохнула и капризно скривила губы:
– Так уж и скандалы. Успокойся, мой Адонис, мало ли кто с кем сидит в Опере.
К столу подошли еще гости, и Рауль счел за лучшее прекратить бесполезные препирательства. Его соседом справа оказался остроносый худощавый блондин с бегающими серыми глазами, чье лицо показалось виконту странно знакомым, причем ассоциировалось оно явно с чем-то неприятным. Минуту спустя мучительные усилия Рауля увенчались успехом: он вспомнил. Это был Поль Фисо – заместитель редактора «Pette Journal». От одного названия этой бульварной газетенки у виконта начинали ныть зубы. Именно «Pette Journal» больше всех писала о Призраке Оперы, убийствах, похищении примадонны Кристины Дае и знаменитом падении люстры. Правда, и сообщение о скелете с деформированным черепом, снабдив его просторным комментарием о прижизненных подвигах Призрака Оперы, также опубликовала «Маленькая газета».
Весь ужин Рауль просидел как на иголках, кусок не шел в горло: он больше пил, чем ел. Жаклин то обменивалась с журналистом колкими замечаниями по поводу сегодняшней постановки – месье Фисо в отличие от мадемуазель Минош опера понравилась, – то поглаживала под белоснежной крахмальной скатертью колено виконта де Шаньи. К счастью, Кристина вместе с графиней де Рондель находились где-то в другом конце зала – со своего места Рауль их даже не видел, – откуда слышались голоса господ Андрэ и Фирмена, сорвавшая аплодисменты речь композитора и прочувствованное выступление министра де Вийяра. В смысл слов Рауль практически не вникал, мечтая лишь о том, чтобы скорее выбраться из-за стола и найти спокойное место для приватной беседы с Жаклин.
* * *
Присутствовать на театральных банкетах, будучи ученицей консерватории или солисткой второго состава, Кристине не довелось – сюда приглашали лишь первых солистов, а во время краткого периода ее театральной славы ни одного подобного мероприятия так и не состоялось. Теперь же в зале оказалось не так много людей, способных узнать в виконтессе де Шаньи бывшую примадонну Кристину Дае. Удивленно округлив глаза, почти незаметно кивнул издалека Робер Дебалье, сдержанно улыбнулась уголками губ Франсуаза Жири, приветствовавшие гостей у входа директора с почтением по очереди – сначала Андрэ, потом Фирмен – поцеловали виконтессе руку, маэстро Райер, похоже, и вовсе не узнал ее.
После ужина, дожидаясь у окна галереи обещанного «знакомства», она уже почти не нервничала – во всяком случае, первый шок миновал. Какое бы чудо ни произошло с маэстро, все-таки это был он: голос и интонации Ангела, его фигуру, движения, ироничную полуулыбку и искрящиеся загадочные глаза Кристина узнала бы из миллиона других. К счастью, поскольку виновник торжества привлекал всеобщее внимание, смятение мадам де Шаньи никем замечено не было. Правда, ее тарелки оставались почти нетронутыми, а один раз Кристина едва не выпустила из ставших непослушными пальцев вилку: их глаза встретились. Его взгляд – теплый и неизъяснимо родной, чуть вопрошающий – проник в глубину вздрогнувшего и сладко замершего на мгновение сердца.
– Этери Луи Лебер. Счастлив познакомиться с вами, мадам.
Она ответила, как и подобает отвечать в подобных случаях, приветливо улыбаясь и протягивая для поцелуя руку. Как только, ушедшая разыскивать сестру Виктория, скрылась из вида, в разговоре повисла недолгая пауза.
– Боюсь, я нарушаю данное графине обещание, – прервал паузу Лебер. – Вы не боитесь призраков прошлого, мадам?
– Нет, маэстро. Моя подруга, мадам Жюли Арвиль, урожденная Нортуа, многое мне объяснила. Она раскрыла тайну Призраков. Как звали того несчастного, Эрик?
Как ей хотелось прикоснуться к его лицу, ошеломленно радостному и бесконечно дорогому. Из соседнего зала послышалась музыка, Анна Савиньон исполняла арию Ариадны из первого акта. Пропустившие начало концерта театралы поспешили исправить свою оплошность, но в галерее все еще оставались отдельные группы занятых разговорами гостей.
– Жюли? Как она узнала о Дени? Мой ангел, ты рассказала ей о нас?
– Наверное, только поэтому я не сошла с ума…
Он закрыл глаза, вздохнул и снова посмотрел на Кристину:
– Что же мы сделали, мой ангел? Здесь нельзя говорить, ваше сиятельство, – другим тоном сказал он и добавил громче:
– Для меня будет большим счастьем прислать вам партитуру моей оперы, виконтесса.
Кристина задержалась с ответом лишь на одну секунду:
– Благодарю вас, месье Лебер. Я очень люблю музыку, а ваша опера совершенна.
– О, вы преувеличиваете ее достоинства, но я искренне польщен.
– Виктория! – заметив чуть позже Эрика приближающуюся мадам де Рондель, с энтузиазмом воскликнула Кристина, – Маэстро Лебер любезно пообещал прислать мне партитуру. Вы не нашли Эжени, дорогая?
– Право же, я в растерянности. Куда она могла пойти? Ее никто не видел.
Глаза Виктории встревожено блестели, она нервно теребила сложенный веер.
– Мадам де Шаньи, вы о чем-нибудь говорили с мадемуазель до того, как она ушла? – спросил Эрик.
– Да, об опере. Эжени была в восторге. Она так удивлялась, как это могут петь стены Лабиринта… Боже мой, неужели она решила посмотреть на них?
– На нее это похоже, однажды мы еле отыскали ее в подвалах замка Шамильи, – ахнула графиня. – Вы не поверите, господа, Эжени только кажется такой тихой и скромной. Должно быть, она по ошибке родилась девочкой.
Вид у Виктории был виноватый и удрученный, словно она призналась в каком-то неблаговидном проступке.
– Только бы она не отправилась в подвалы Оперы, мадам. Идемте, осмотрим Лабиринт. Это очень сложная конструкция, – маэстро стал предельно серьезен.
Опасность – заплутать в его Лабиринте или провалиться в одну из ловушек – была совсем нешуточной. Эрик повел своих спутниц к сцене кратчайшим путем, и вскоре они оказались в служебной части здания. Мадам де Рондель, несмотря на беспокойство за сестру, не без интереса оглядывалась по сторонам. Кристина же испытала ни с чем несравнимое чувство радостного узнавания – казалось, она вернулась домой.
Глава VI
Рожки газового дежурного освещения почти не разгоняли густой полумрак опустевшего зрительного зала, сцена была погружена в темноту. Оставив дверь в коридор открытой, маэстро Лебер попросил сопровождавших его дам немного подождать:
– Одну минуту, я зажгу свет.
Он скрылся где-то в правой кулисе, дамам были слышны его уверенные шаги. Ждать пришлось недолго: вспыхнули огни рампы и два верхних софита. Эрик посчитал, что этого будет достаточно, чтобы не плутать в темноте. Вблизи огромная, занимающая две трети сцены круговая декорация выглядела очень внушительно и даже устрашающе, с одной стороны она представляла собой дворец царя Миноса, на противоположной стороне вращающегося основания располагался снабженный многочисленными дверями, люками и крутящимися вокруг своей оси стенками трехэтажный Лабиринт. Два этажа обиталища Минотавра находились на сцене, а третий – под ней, туда проваливались несчастные жертвы чудовища.
– Боже мой, я бы никогда не рискнула войти туда, – полушепотом сказала графиня де Рондель.
– Все не так страшно, как кажется, ваше сиятельство. Простая механика.
Эрик уже вернулся к своим спутницам, в руках у него был зажженный фонарь:
– Позовите вашу сестру, мадам. Если она откликнется, мне будет проще ее искать.
– Эжени! Ты здесь, Эжени? Ответь мне! – громко окликнула Виктория. – Ах, месье Лебер, это бесполезно! Я ее знаю: будет сидеть и молчать.
Виктория готова была расплакаться: с одной стороны, она переживала за глупую девчонку, а, с другой, ей было ужасно неудобно перед дружески сжимавшей ее руку мадам де Шаньи и готовым полезть в Лабиринт месье Лебером. Особенно перед ним: испортили человеку торжество.
– Тяжелый характер у мадемуазель де Лепранс, – Эрик вспомнил, как ему представили девушку. – Не волнуйтесь, графиня, в Лабиринте от меня спрятаться невозможно.
– Вы знаете, как здесь все устроено, маэстро? – не без скрытого лукавства спросила виконтесса.
– Собственно говоря, это моя конструкция, – чуть улыбнулся архитектор. – Так что мы выловим всех беглянок!
Последнюю фразу он произнес нарочито громко и, приложив палец к губам, прислушался: не выдаст ли себя каким-нибудь шорохом затаившаяся проказница. Но никаких звуков из глубины декорации не доносилось.
– Хорошо, пойду все осмотрю.
Эрик зашел внутрь сооружения через дверь царского дворца, свет его фонаря мелькал сквозь окна декорации, то поднимаясь наверх, то спускаясь вниз, то вовсе пропадая из вида.
– Кристина, простите, что я вовлекла вас в это, – извинилась графиня. – Все веселятся и слушают концерт…
– Ну, что вы, Виктория! Я останусь с вами, пока мы не найдем Эжени. Только бы с не й ничего не случилось! После спектакля могли не закрыть какой-нибудь люк, ведущий под сцену. Там двухметровая высота...
Кристина осеклась, она поняла, что в сердцах проговорилась.
– Не смущайтесь, дорогая. Я знаю, что вы пели в этом театре, и не вижу здесь ничего зазорного. У вас чудесный голос, – сказала мадам де Рондель. – Я очень рада, что мы стали подругами.
– Мадам де Рондель, мадам де Шаньи! – услышали они откуда-то снизу голос Лебера. – Пожалуйста, стойте на месте и не подходите к декорации. Я включу механизм.
– Да, месье Лебер, – откликнулась графиня.
Раздался негромкий скрип, и стук хлопающих дверей, что-то повернулось внутри конструкции. Снова замелькал свет фонаря Эрика. Женщины с волнением ожидали результатов его поисков.
Видимо, он выбрался с другой стороны, так как минут десять спустя показался из-за декорации, обойдя ее слева.
– Это случайно не от платья мадемуазель Эжени? – спросил он, протягивая Виктории лежащий у него на ладони светло-голубой шелковый бантик.
* * *
Сегодняшний вечер обещал быть гораздо более интересным, чем вчерашний. Балов и приемов Эжени не любила. И за что их было любить? Толпы малознакомых людей, которым нет до нее никакого дела. Танцевать ее почти не приглашали. Если только из вежливости, когда Виктория недвусмысленно намекала кому-нибудь из близких друзей Ксавье, что неплохо было бы уделить внимание ее юной сестре. Это было обидно. Эжени чувствовала себя скованно, руки становились негнущимися, а ноги начинали заплетаться. После каждого такого приема девушка ощущала себя вдвойне уродкой. Даже модные туалеты – графиня де Рондель очень тщательно относилась к гардеробу сестры – ничего не меняли.
Невысокая, худая, угловатая, как подросток, с плоской грудью и узкими бедрами, она не только не привлекала мужских взглядов, ее, похоже, просто не замечали. Светлые, прямые волосы практически не поддавались завивке и висели вдоль лица унылыми прядями. Неудачный нос уточкой и до обидного небольшие серые глаза под белесыми тонкими бровками приводили ее в отчаяние. Но что она может поделать! Оставалось ждать, пока сестра договорится о приемлемой партии с каким-нибудь преклонных лет вдовцом. Также в свое время выдали замуж и ее мать, ставшую второй женой Жюльена де Лепранса.
Лучше бы она осталась в поместье с отцом, читала книги, каталась верхом по пыльным окрестным дорогам, забиралась в пустующие развалины старого замка и предавалась пусть несбыточным, но прекрасным мечтам. Жестокая реальность Парижа, города амбиций, развлечений и холодного расчета, не оставила от ее фантазий и следа. Женщина должна быть красивой, как Виктория или ее новая подруга виконтесса де Шаньи, либо происходить из очень знатного рода или из богатой, влиятельной семьи банкиров, владельцев предприятий и тому подобных толстосумов. Может быть, кому-то и покажется соблазнительным родство с графом де Рондель, только вот приданое будет давать не он, а скромный провинциальный житель шевалье де Лепранс.
Не случайно из всех светских мероприятий Эжени больше всего понравились посещения театра, особенно Оперы. Там можно было спокойно сидеть в ложе, смотреть и слушать, не думая о том, что ты кажешься окружающим сбежавшим с крестьянского поля пугалом.
Таких изумительных декораций мадемуазель де Лепранс еще не видела, даже если не принимать в расчет то завораживающей, то заставляющей вздрагивать и вжиматься в бархатное кресло музыки, зрелище было волшебным и ошеломляющим. Ужасное чудовище, уставшее от своего безысходного одиночества, от предопределенной судьбой и отцом роли безжалостного убийцы, мечтающее об успокоении в царстве Аида вызывало острое чувство сопереживания не меньше, чем бросившаяся со скалы, так и не дождавшись своего возлюбленного, Ариадна. Блуждания несчастного Тесея в поисках выхода выглядели настолько убедительно, а коварный Лабиринт подстраивал ему такое множество неожиданных ловушек, что мысль о бутафории совершенно вылетала из головы.
Таинственный Лабиринт притягивал любительницу замковых развалин словно магнитом. Желание посмотреть на него вблизи, которого наверняка не понял бы никто из этих скучных, лишенных воображения людей, одолевало юную мадемуазель на протяжении всего ужина. Как было бы интересно поговорить об этом с тем самым человеком, что несколько раз появлялся в доме графа де Рондель и почему-то оказался композитором, творцом «Минотавра». Но разве господин Лебер обратит внимание на нее и ее глупые вопросы в присутствии Виктории и ее подруги? Чем скучать и бледнеть на их фоне, лучше пойти и тихонько пробраться на сцену.
* * *
Большинство дверей в неярко освещенном, пустынном в этот час служебном коридоре оказались запертыми, наконец, одна из них поддалась и бесшумно приоткрылась. Эжени заглянула внутрь: длинные ряды вешалок с театральными костюмами, по-видимому, занимали всю комнату – гардеробная. Девушка уже хотела войти и рассмотреть поближе причудливые наряды разных эпох, но из глубины помещения донеслась тихая возня и еще какие-то странные звуки. Искательница приключений отступила назад и почти затворила дверь, но ее заставил замереть приглушенный женский голос:
– Рауль, оставь, ты порвешь мне платье!
– Я хочу тебя сейчас, – хрипловато ответил мужчина.
Эжени почувствовала, что начинает краснеть, но не могла заставить себя сдвинуться с места.
– Ты ненормальный! А если твоя жена пойдет тебя искать? Она здесь все закоулки знает…
– Кристина – сюда? Ни за что не пойдет, – уверенно заявил неверный муж. – Я еле уговорил ее выезжать в Оперу. Жаклин, Жаклин…
Эжени закрыла дверь и привалилась к стене, ей было жарко: мысли в голове отплясывали дикий индейский танец, наподобие героев из книг Фенимора Купера. Что происходит за дверью гардеробной, девушка поняла прекрасно. Если бы не были названы имена, она вряд ли узнала бы взволнованный голос мужчины. А вот имя «Кристина» не так часто встречается в парижском высшем свете, Эжени знала только одну Кристину – виконтессу де Шаньи – и о других ни разу не слышала.
Немного отдышавшись, Эжени пошла дальше: в конце концов, ее это не касается. Теперь, пытаясь открыть очередную дверь, она старалась быть как можно осторожнее: мало ли на кого можно наткнуться.
* * *
– Ваше сиятельство, – Лебер с сочувствием посмотрел на расстроенную графиню, – я думаю, следует поставить в известность дирекцию и вашего супруга и взять с собой еще людей, иначе поиски могут затянуться. Ваша сестра сумела спуститься под сцену, но ей не удалось выбраться обратно. Значит, она пошла через складские помещения, а оттуда легко попасть в подземелье.
– О, да, конечно. Идемте скорее.
Неожиданно верхние софиты погасли, стало почти темно: крупногабаритная декорация загораживала огни рампы.
– Вы не могли бы позвать помощь, графиня, пока я разберусь с освещением? Видимо, какие-то неполадки. Боюсь, в ближних подвалах оно тоже погасло, здесь общая система, – серьезное лицо архитектора выражало крайнюю степень озабоченности. – Мне ужасно неловко просить мадам де Шаньи остаться, но одному мне не справиться: нужно, чтобы кто-то подержал фонарь.
Обстоятельства, очевидно, складывались чрезвычайные.
– Боже мой, Эжени там одна в темноте! – на этот раз Виктория испугалась уже не на шутку. – Кристина, пожалуйста, вы не могли бы помочь месье Леберу? Иначе мы никогда ее не найдем. Я с ума схожу от беспокойства! – графиня умоляюще посмотрела на подругу.
– Ну, конечно, Виктория. Скорее зовите кого-нибудь. Только бы Эжени не ушла слишком далеко!
– Вы найдете дорогу, ваше сиятельство? – заботливо спросил Эрик, когда графиня уже направилась в сторону выхода.
– Ах, к чему эти церемонии? Зовите меня просто Виктория, – отмахнулась мадам де Рондель. – А куда нужно идти?
– По коридору направо, в конце будет лестница. Поднимитесь по ней на один этаж, дальше прямо и снова направо, – подсказал он. – Для меня большая честь иметь право называть вас по имени, Виктория.
– Это совершенно естественно между друзьями, – улыбнулась графиня. – Я счастлива иметь в числе своих друзей такого человека, как вы, на которого можно положиться в трудную минуту. А вы… как можно называть вас, маэстро?
– Луи, мадам, – с поклоном ответил Эрик.
– Прекрасно. Я пошла… направо, по лестнице, прямо и направо, – повторила она. – Верно?
– Да, все правильно, – подтвердил Лебер. – Мадам де Шаньи, прошу вас со мной, нужно поторопиться.
– Виктория права, к чему церемонии. Меня зовут Кристина, – лукаво улыбнулась бывшая солистка Гранд Опера.
Удаляющиеся шаги графини становились все тише. Эрик увлек Кристину в правую кулису, поставил на пол фонарь и нерешительно посмотрел на помощницу:
– У нас есть десять минут, чтобы поговорить, мой ангел.
– А как же свет?
– Об этом не беспокойся. Я включу его, когда понадобится, – хитрые смешинки заплясали в зеленых глазах бывшего Призрака Оперы.
– Эрик! – Кристина тихонько рассмеялась. – Вы совершенно не изменились, маэстро!
– Правда?
– Только внешне. Я так рада за вас. Я знаю, вы и раньше не прятались от людей, но ведь так легче. Только я не понимаю… это какое-то чудо.
Кристина протянула руку и ласково коснулась его лба там, где раньше кожа была уродливо сморщенной и красной, провела по щеке.
– Это чудо науки – медицинская операция… Мой ангел, я люблю тебя.
Не в силах больше сдерживать себя Эрик обнял Кристину и осторожно привлек к своей груди:
– Я люблю тебя, – повторил он. – Что же мне делать?
Она не противилась. Оттолкнуть его, когда все ее существо затрепетало в сладкой истоме, а сердце едва не растаяло от нежности, было совершенно невозможно, как невозможно и не ответить:
– Я люблю тебя, Эрик. Не потому, что твое лицо изменилось…
– Я знаю, мой ангел. Теперь я это знаю.
Время остановилось, мир потерял очертания – исчезли сцена, кулисы, Лабиринт Минотавра, погруженный в полумрак зрительный зал – и растворился в искрящемся серебристом тумане.
– Мы не можем, – прервав их бесконечный поцелуй, прошептала Кристина. – У меня есть сын.
Чтобы не расплакаться, она закусила губу. Эрик посмотрел ей в глаза и разомкнул объятия.
– Исправить ошибки прошлого невозможно, – все также тихо сказала виконтесса де Шаньи. – Я всегда буду любить тебя, Эрик, но…
– Кристина, не говори сейчас ничего, я все понимаю. И все же верь мне: исправить можно очень многое.
Он поцеловал ее руку, наклонился и взял фонарь:
– Сюда идут, мадам.