Крейзи

Станислав МИРОШНИЧЕНКО

КРЕЙЗИ

Стоял тёплый бархатный вечер разгарного бабьего лета. Где-то в начале девятого я вышел из Дома Нащокина — Выставочного салона, куда заходил, как подписчик за свежим глянцевым номером журнала «Киносценарии», редакция которого находилась в том же доме, в Воротниковском переулке. И хотя до метро «Маяковская» было значительно ближе, но я решил пройтись до «Пушкинской», благо что настроение соответствовало тихому закатному вечеру, когда последние багряные лучи солнца, отсвечивая от окон верхних этажей высоток, озорно слепили глаза.
Пройдя немного по Воротниковскому, я свернул в переулок Дегтярный, что выходил на Тверскую улицу. Впереди меня шла высокая, осанистая девушка, в приталенной фирменной джинсовке, с распущенными до плеч вьющимися, льняными волосами, на вид — лет девятнадцати, и на ходу разговаривала по мобильному телефону. И когда я с ней поравнялся, то услышал последнюю фразу:
—…Я уже возле твоего дома. Жди! Целую, дорогой! — и бросила мобильник в модную сумочку, болтавшуюся чуть выше бедра. И вот тут-то меня разобрало:
— Извините, девушка, — обратился я вкрадчиво, — но пока что вы находитесь возле меня…
— Неужели?! — воскликнула она, смерив этакого наглеца пренебрежительным взглядом, и ускорила шаг.
— Зря вы так, девушка, — и снова поравнялся с ней, — если бы вы знали, кто с вами рядом…
— Уж не принц ли Бургундский? — съязвила она, не сбавляя шага.
— Не ёрничайте, пожалуйста, — и уже совсем осмелев, сманипулировал перед её большими карими глазами членским писательским билетом и старым удостоверением студента Киноколеджа «Дар», который я так и не закончил, — видите, я писатель и киносценарист и притом — преуспевающий.
— И в чём же вы преуспели? — не без сарказма усмехнулась она, мимоходом стрельнув по затёртым корочкам.
И я ей взахлёб стал перечислять популярные фильмы и телесериалы последних лет, якобы поставленных по моим сценариям — всё равно никто не обращает внимания на проносящиеся галопом по экрану мелкие титры, и авторов, за исключением режиссеров, которые всегда на виду, никто не знает.
— Ну и что вы от меня хотите?! — с вызовом воскликнула она, никак не отреагировав на сей внушительный список, что будь я действительно автором этих нетленок, меня бы это сильно покоробило.
— А то, что я за вами давно наблюдаю, потому как вижу вас главной героиней своего сценария, по которому уже в ближайшие дни начнутся съёмки убойного сериала. Да ни где-нибудь, а в Голливуде! Во как!
Тут она замедлила шаг и, окатив меня оценивающим взглядом, ядовито заметила:
— И скольким девушкам вы такое предлагали?
— Ну что вы, — как бы вспыхнул я, — неужели я похож на ловеласа?
— Ну… Не знаю, не знаю…
— А я ведь серьёзно, — и достал из дипломата журнал «Киносценарии», — вот, только что вышел с моим опусом, — и раскрыл на нужной странице, — пожалуйста, можете убедиться.
И она с любопытством прильнула к странице. И действительно — моя фотография, имя, фамилия автора, вполне заурядного рассказа про кино, который я выдал за сценарий, прекрасно понимая, что в данную минуту она читать его не будет.
И тут девушка похоже загорелась:
— И в чём же заключается моя роль?
— Для начала, как вас зовут?
— Ольга…
— Очень приятно… Так вот, Олечка, вы будите играть этакую респектабельную и довольно взбалмошную русскую жену одного из боссов Скотланд Ярда, — ляпнул я первое, что пришло в голову из моих ранних и нереализованных сюжетов, — в общем, монотонная, размеренная жизнь… И вот вы узнаёте, что — в Москве, вашу престарелую маму упрятали в дурдом некие чёрные маклеры, обманным путём, что бы завладеть её просторными апартаментами. И, не надеясь на российское закорумпированное правосудие, вы с мужем отправляетесь в Первопрестольную — спасать мамочку. И, разумеется, сталкиваетесь с неодолимой русской мафией, притом на высочайшем уровне… Короче, для вас начинается кромешный ад. С бесконечными погонями, взрывами, стрельбой, опасными, головокружительными трюками… Только не пугайтесь — за вас это будут делать каскадёры, а остальное — дело компьютерной техники. И никакого искусства!
— Значит, я буду как Никита?!
— Круче! — в тон воскликнул я, — и, кстати, вашим партнёром будет Том Круз!
— Ух ты, — она даже присвистнула, — класс!
— Ну как, вы согласны?
Ольга слегка замялась:
— Как-то всё неожиданно, просто не верится, — и снова пытливым взглядом прошлась по мне, флегматичному и долговязому, в дешёвом поношенном костюме и галстуке сорокалетнему оболтусу, дескать, а стоит ли ему доверять?
— А можно я вам завтра позвоню?
Но я твердо отрезал:
— Нет! Я должен сегодня же поставить режиссера в известность.
И тут только я обратил внимание, что мы стоим возле старинных железных ворот в тенистый дворик заветного дома, где вероятно жил её некто.
— Я согласна! — наконец, не без усилия выпалила Ольга.
— Вот и отлично! — как бы обрадовался я, потирая ладони, и пошёл на коду.
— Но…— и слегка замялся.
— Что «но»? — насторожилась Ольга.
— Ваш муж, или кто он, которому вы только что звонили, без его письменного согласия…
— Муж?! — перебила Ольга и нервно рассмеялась, — да это всего лишь хахаль, босс строительной кампании, где я бухгалтером … числюсь. Ему, обалдую — 28, а кроме пары фазенд на югах, да заезженной «Хонды» ни фига за душой, — и ностальгически вздохнула, да, мы хотели пожениться через пару месяцев… Но, Голливуд! Слава! Богемная жизнь… Я ещё с детства мечтала сниматься в кино. И, кстати, я два года занималась в Театральной студии при Народном Доме Творчества… Так что, хахаль перебьётся! Хватит быть зависимой от его жалких подачек. Пусть себе поищет другую простушку.
Вот так, ради мифического богатства, ещё неосвоенного ею Эльдорадо, Ольга с необыкновенной лёгкостью предала свои чувства, своего жениха, далеко не бедного, и, возможно, безумно влюблённого в свою пассию и который, в данную минуту, облачённый вероятно в восточный роскошный халат и благоухающий мужскими эротическими эликсирами, ждёт её с нетерпением за сервированным столиком, при свечах…
Мы вышли на Тверскую улицу. Пора ставить точку. И я уже было хотел, от души рассмеявшись, признаться Ольге в розыгрыше, но всё же побоялся публичного позора, — звонкой оплеухи, что вполне могла мне залепить смертельно обидевшаяся особа, и только вяло промямлил:
— Мне на метро, а вам?
— А мне на троллейбус… Я живу возле Белорусского… На Лесной улице, — и Ольга разочарованно вздохнула, видно, эйфория полностью завладела её нутром, и она не хотела со мной расставаться. И тогда я вырвал из записной книжки листок и начертал мифический номер домашнего телефона и, извинившись за неимение визитки, протянул Ольге:
— Позвоните мне завтра в полдень. Я сведу вас с режиссером и сразу же в Консульство для оформления визы. У вас есть загранпаспорт?
Она кивнула утвердительно и протянула мне свою витиеватую визитку. И, на прощанье чмокнув её в напудренную щёчку, уже направился было к метро. Но Ольга, неожиданно нагнала меня и, ухватив за руку, предложила ещё немного, хотя бы с полчасика, уделить ей внимание и кивнула на расцвеченную рядом витрину кафе. Такого поворота в сюжете розыгрыша я право не ожидал. Она действительно не спешила со мной расставаться. И, поневоле стушевавшись, я сослался на некую занятость. Но, похоже, упорства ей было не занимать. Ольга просто хотела отблагодарить меня, пусть пока за формальность, и заодно обмыть наше знакомство.
— Извините, Олечка, но я как-то не рассчитывал…
— Ничего страшного, — и не успел я глазом моргнуть, как она засунула в мой нагрудный карманчик тысячерублёвую банкноту, — вот вы, как джентльмен и рассчитаетесь.
И мне ничего не оставалось, как безвольно подчиниться её прихоти и продолжить уже нелепую игру в Голливуд.
Через минуту мы уже сидели в небольшом, сумрачном, похожем на склеп кафешном зале, за дальним угловым столиком. Из динамиков звучала лёгкая джазовая музыка. Я заказал бутылку «Дербента» и лёгкий десерт. После первого бокала Ольга стала особенно разговорчивой. Из её сбивчивых сведений я узнал, что она из Ростова-на-Дону. Отец, подполковник внутренних войск погиб четыре года назад под Ханколой, во время зачистки района от бандформирований. А два месяца спустя, не пережив тяжёлой утраты, умерла мать. И что, теперь, в Москве живёт у родной тётки, которая прописав на своей жилплощади, сделала своей законной наследницей.
Но уже после второго бокала, Ольга, смахнув печаль с лица, снова ринулась в мир своих радушных голливудских грёз. Её безумно интересовала жизнь киношной богемы, баснословные гонорары, экстравагантные наряды и, конечно же, интимные связи. И я в силу своей некомпетентности в сих розовых делах, вешал ей лапшу на уши в виде светских сплетен, выуженных мной из жёлтой прессы.
Наконец мы выпили по третьему бокалу, осушив бутылку, и разрумяненную Ольгу потянуло на танцы. Как раз Хулио Иглессиас исполнял задушевную «Крейзи» — её самую любимую мелодичную песню, преисполненную тёплым светом любви и нежности. И Ольга буквально выдернула меня из—за стола, хотя мне откровенно было неловко, никто не танцевал. Но стоило нам выйти на тускло подсвеченный пятачок, как к нам присоединились ещё две пары. И, пребывая в стеснённых обстоятельствах, мы, только в такт музыки топтались на месте, прижавшись щека к щеке. И я невольно ощутил на себе её горячее дыхание и лёгкий трепет её благоуханного тела. И во мне нестерпимо возникла, нет, не оголтелая животная страсть, а до боли щемящее чувство сострадания. Мне вдруг стало жаль эту белокурую, заблудшую овечку зараз поверившей розовым увещеваниям первого встречного. И ведь сколько таких доверчивых, падких на роскошь смазливеньких актрис и танцовщиц, попав в руки арт-агентов, а на деле — сутенёров и, оказавшись за кордоном, становятся исполнительницами одной единственной и пожизненной роли — секс-рабыни, роли психологически невыносимой и трагической.
И сам Бог мне велел раскрыться сейчас, пока ещё не поздно… Но, размягший от вина, неземной музыки и интимной близости, язык как-то не поворачивался испортить может её самый счастливый момент в жизни. И только пьяно утешал себя тем, что на следующий день, в полдень, Ольга позвонит по ложному номеру и, проглотив с проклятиями по мою душу, горькую пилюлю, всё же вернётся к своему отвергнутому хахалю и будет по-прежнему любоваться экзотическими видами родных югов, из тонированного окошка раздолбанной «Хонды». Но это — завтра. А пока — нам хорошо как никогда, и наши тела, разгорячённые танцем, снова требовали охлаждённого вина. И Ольга крикнула бармена, что б тот повторил заказ. И на столе снова выросла бутылка «Дербента».
А дальше всё было как в тумане. Посоловевшую Ольгу заметно повело. Достав мобильник, она стала беспрестанно названивать подругам и пьяно вызывающе бахвалиться, что через неделю, мол, улетает, угадайте куда?!... В Голливуд! Дуры!... И что теперь у неё начнётся богемная жизнь, не в пример вашей. Нюшки задрипанные…
Я же, хмельным рассеянным взглядом блуждая по залу, силился отыскать официанта, чтобы наконец рассчитаться и, заметив его у барной стойки, дал знать рукой. Но Ольга цепко схватила за рукав:
— Успокойся, дорогой, ещё не вечер… Будем танцевать, — и развязно крикнула бармену, — Хочу «Крейзи»
И в этот момент в зал вошёл молодой человек — крепкого телосложения и коротко стриженный, в белом роскошном костюме.
— А вот и хахаль мой, полюбуйтесь, — дико заржала Ольга, тыча пальцем в респектабельного господина.
— Оля?! — удивлённо воскликнул тот, подбегая к возлюбленной, — как ты здесь оказалась, — я тебя уже больше часа ищу… Была возле дома, и вдруг — пропала, — и обомлел. — Ты что, пьяная?! — и метнул на меня полный ненависти взгляд, — что всё это значит… И вообще, кто вы такой?
— Случайный попутчик, — и, поднявшись, шатко поплёлся к бару рассчитаться.
— Оля, ты можешь мне объяснить, что случилось, и кто это за тип?!
— П-шёл вон, хахаль, — пьяно огрызнулась Ольга, пытаясь вырваться из его объятий, — я ч-через неделю улетаю в Голливуд…Понял, хахаль?! У меня будут миллионы, которые тебе и не снились…
— Какой ещё Голливуд?!... Что ты несёшь, опомнись Оля,— и снова злобным взглядом метнул в мою сторону, — ты, козёл, что ты ей наговорил! — и, сжав кулаки, пошёл на меня.
Но один из охранников вырос на его пути, мол, только не здесь выяснять свои отношения.
— Ольга не любит вас, — не поддаваясь на оскорбление, чётко выпалил я, — понимаете, — и подчеркнул по складам, — не-лю-бит!!! Она любит только ваши банковские счета, вернее — любила…
— Вот именно, — встряла Ольга и непроизвольно взмахнув рукой сшибла со стола фужер, — я скоро стану знаменитой и безумно богатой, понял ты, дешёвка… И скуплю всю твою воровскую шарагу… С потрохами.
— Ты что уже совсем шизанулась, дура! — взвинтился господин и грубо схватил Ольгу за руку, — пошли отсюда, дома поговорим…
— Оставь меня…— и она, вырвавшись, отбежала за столики.
Посетители, застыв с вилками у рта, с напряжённым интересом наблюдали за происходящим.
— Пусть все знают, какой ты у нас честный… — и пьяным жестом обвела зал, — как ты с бедных гастарбайтеров стрижёшь купоны… зелёненькие, да накалываешь в зарплате… по-чёрному, и присваиваешь налоги… Ворюга!!!
Все замерли в оцепенении. И словно ударом бича, тишину разрезало оглушительное:
— Шлюха!!! — и господин—хахаль, резко развернувшись, направился к выходу, бросив подбежавшему на шум хозяину-кавказцу, — она ваша!
Но, в дверях внезапно остановился и подошёл ко мне:
— Спасибо друг, ты открыл мне глаза… — и, похлопав по плечу, неожиданно точным ударом в челюсть отбросил меня прямо на сервированный столик, враз превратившийся в бесформенный атрибут.
— Извини дорогой, расчувствовался, — криво осклабился он, с отвращением глядя на меня и, небрежно швырнув на стойку бара пачку зелёных, за доставленные неприятности, с достоинством удалился из кафе.
Я же, отхаркиваясь кровью, кое-как поднялся, и охранники, дабы я не испачкал дорогой палас, бесцеремонно вытолкали меня, беспомощного, на ночную улицу. На часах было половина двенадцатого.
Пробудился утром, около десяти, совершенно разбитым и не столько физически, сколько от боли душевной — осознания своего совершённого накануне чудовищного поступка, именуемого розыгрышем. От того, что слишком перегнул палку и, сам того не желая, разбил судьбу наивной девушки. Ведь кто знает, как бы у неё сложилась жизнь, не попадись я на её пути. Вполне возможно, что через пару месяцев, она вышла бы замуж за своего хахаля — профессионального ворюгу, который, со временем, глядишь, дорос бы до крупного государственного чиновника — депутата Госдумы или члена правительства, а то — и ещё выше… И превратилась бы простодушная Ольга в одну из первых леди страны. И всё было бы у них хорошо… До поры до времени… А теперь что?! Ведь через пару часов, в полдень, она позвонит по ложному номеру… И я представил её в эту минуту, и без того осквернённую, обесчещенную… И мне искренне стало жаль это милое невинное создание, но что я мог сделать в данный момент? Позвонить, дико извиниться, и не дожидаясь в мой адрес её многоэтажных матюганов, бросить трубку. А если аппарат с определителем… И теперь этот извечный со времён Чернышевского вопрос «Что делать?» стал для меня заглавным. И который как—то сам собой разрешился.
Я поспешно начал перебирать свои старые записные книжки. И, кажется, нашёл. И тутже позвонил знакомому, ещё по колледжу, кинорежиссеру, который, кстати, на днях приступал к съёмкам нового телесериала. По счастью он оказался дома и я, сбивчиво поведав ему вчерашнюю историю, стал чуть ли не слёзно умолять его хоть как—то помочь незаслуженно оскорблённой особе.
Поначалу он добродушно рассмеялся, не понимая, чем он собственно может ей помочь — кастинг уже закончился, все роли расписаны… А потом — с улицы, без образования… Но по ходу разговора о том, о сём, он всё же смягчился:
— Ладно уж, веди свою жертву, посмотрим на что она способна.
И я, преисполненный радостью сразу же поспешил позвонить Ольге, пока она сама не вышла на провокацию.
Но Ольга похоже не спешила звонить — так ей было невыносимо стыдно за минувший вечер и порочную ночь, проведённую против своей воли с хозяином кафе. Но я ей деликатно дал понять, мол, то что произошло — к лучшему, и ни в коем разе не влияет на вчерашний наш уговор. И что теперь её заветная мечта исключительно в её руках…
И уже через пару часов Ольга предстала перед режиссером, который по ходу смотрин оценил не столько её скудные актёрские навыки, сколько её правильные аппетитные формы и, взяв под свою опёку, дал ей понять, что Голливуд пока подождёт… Надо, мол, послужить возрождающемуся отечественному кино. И уже, где-то через пару дней и ночей, о чудо, режиссер бесцеремонно отвергнув некую гонористую и изрядно поднадоевшую актрису, утвердил Ольгу на главную роль в своём сериале… Который впоследствии, в течение полугода не сходил с голубого экрана и попал в касту наиболее рейтинговых, а Ольгу назвали актрисой года. Она стала завсегдатаем всевозможных ток шоу и развлекательных программ…
И надо же, за всё это время, она не удосужилась мне позвонить, что воспринял на её счёт как чёрную неблагодарность. Хотя, как я узнал позже, причина заключалось в другом…
Так, на одном из отечественных кинофестивалей её случайно заметил известный американский продюсер и пригласил в свой кинопроект. И наконец-то мечта её осуществилась — Ольга уехала в Голливуд. Надолго. Ибо как я узнал из жёлтой прессы, вышла замуж за того же продюсера.
И вот, спустя время, в моей комнате раздался непривычно пульсирующий звонок. Это Ольга, наконец-то, оттуда дала о себе знать. И с нескрываемой ностальгией стала вспоминать тот московский, необыкновенный сентябрьский вечер, неуютное мрачноватое кафе и особенно с умилением — «Крейзи» — самое приятное мгновение, когда мы так необыкновенно были близки друг к другу…
И тут она поведала, то что я совсем не ожидал:
«…Вы, наверное мой друг, хотите знать, почему я вам долго не звонила? Но для начала немного о неприятном… для вас. На утро, после того рокового вечера, мне было особенно тяжело, как никогда. И я, придя домой, сразу же поставила «Крейзи» — такая вот я малахольная. И в этот ностальгический миг я безумно возжелала новой близости с вами. И, не дожидаясь полудня, решила вам позвонить. Но номер оказался ложным. Меня как последнюю стерву послали отборным матом. И тогда я по справочнику, нашла телефон Киносценарной редакции, и там, надо мной только посмеялись, что, де, такого сценариста нет и никогда не было. И тут я окончательно поняла, что это был розыгрыш — необоснованный, жестокий… И что, надсмеявшись на до мной, вы попытались во мне убить самое святое — веру в человека! В ту минуту я горела страстным желанием разорвать вас на мелкие куски. И сорвала даже зло на ни в чём неповинной фарфоровой вазе, оказавшейся под рукой… Но, тут вы сами позвонили. И я, собравшись духом, не подала вида. Мне было интересно, что вы на этот раз отчебучите. Но вы оказались благороднее, чем я о вас думала… А теперь каюсь, что долгое время не давала о себе знать. Но поймите меня правильно, я была как загнанная лошадь. С раннего утра и до позднего вечера — съёмки, репетиции. В день — по серии. А ночью — подготовка к очередным съёмкам — занятия текстом, техникой речи… Я забыла, что такое нормальная пища и полноценный сон. Зато я узнала цену деньгам. Хотя и были дни, когда хотелось всё забросить к чёртовой матери, заняться чем-нибудь другим… Но жёсткие условия контракта не позволяли мне такой роскоши. И я проклинала тот день, когда по своей наивности связалась с вами. Но, слава Богу не сломалась, выдержала. Получила хорошую закалку, и теперь я счастлива как никогда. Я добилась своего, я стала актрисой… Хотя никогда и не думала о Голливуде. И теперь, достигнув относительного богатства, я решила помогать всем больным и немощным на земле. И для этого мы с мужем создаём свой благотворительный фонд… Спасибо, что вы тогда как бы совершенно случайно оказались на моём пути…»
И вроде бы ничего особенного — обычный звонок, разве что неожиданный, и до предела откровенный. Но на душе как-то сразу потеплело, стало необыкновенно свободно и легко, оттого, что ещё кому-то на свете сделалось хорошо… И я ещё долго, ностальгически вздыхая, держал в руке телефонную трубку, откуда доносились частые назойливые гудки, как неведомые сигналы из призрачного и чуждого мне мира, имя которому — Голливуд!