Станислав МИРОШНИЧЕНКО
ЯСНОВИДЯЩАЯ
Оксана сидела перед зеркалом и правой рукой, слегка согнутыми пальцами делала перед лицом круговые движения по часовой стрелке, точно по книге Джуны «Слушаем свои руки», чтобы избавится от морщин на лице, проявившихся так предательски рано — в 25! И это не удивительно. Ведь последние полтора года как, при невыясненных обстоятельствах, пропал в Чечне её муж, двадцатисемилетний Андрей — старший лейтенант внутренних войск, она находилась в неутешном горе и поддерживала своё душевное и физическое равновесие исключительно убойными таблетками, что отрицательно сказались на её здоровье и в первую очередь на коже, делая её сухой и морщинистой.
И хотя мнения по поводу исчезновения Андрея ходили противоречивые: то ли он с группой захвата подорвался на БТРе и потом его якобы видели в госпитале тяжелораненого… То ли его за литр спирта, по пьянке сдали духам в рабство свои же офицеры. Но однако среди очередного «груза-200», его тело или хотя бы фрагменты, всегда отсутствовали. И всё же похоронка от командования части с глубокими соболезнованиями пришла совсем недавно. И теперь лежала на парфюмерном столике, рядом с прислонённой к зеркалу цветной фотографией трёхлетней давности, где он ещё широко-улыбающийся, золотокудрый, в летней полевой форме младшего комсостава, когда по окончании института Культуры, где они вместе учились, был направлен на сборы и сразу же, под покровом ночи в горячую точку.
И Оксана, уже в который раз подносит фотографию к губам и слёзно перечитывает на обороте: «Крепко обнимаю. Целую. Жди! С любовью, Андрюша». И снова сухой спазматический комок подступает к горлу. Но теперь она уже не спешит глотать таблетки. Ведь время, как известно, самый лучший лекарь. И теперь она научилась сдерживать себя в руках и даже бороться с появившимися коварными морщинами. И Оксана снова принялась сосредоточенно манипулировать руками перед лицом. И в этот момент звонок в дверь заставил её, как всегда, неожиданно вздрогнуть и Оксана, не чуя под собой ног, опрометью бросилась открывать. Но то была её давняя подруга Нина, с какой-то женщиной, стоявшей чуть в стороне, неопределённого возраста, похожей на цыганку, но не броско, со вкусом одетую. Нина втолкнула Оксану в прихожую, прикрыв за собой дверь.
— Послушай, подруга, — зашептала она вполголоса, почти прильнув к уху Оксаны, — я привела тебе ясновидящую. На перекрёстке меня захомутала… Зовут Жанной…
Оксана резко отпрянула от подруги, как от чумовой, мол, ты чё совсем — того, и покрутила пальцем у виска.
— Да погоди ты, Оксанка, не спеши, успокойся, — засуетилась Нина. — Я знаю твоё отношение к такому роду людей, а потому и привела к тебе. Она настолько досконально, буквально по полочкам разложила моё прошлое, что я была просто поражена её невероятными способностями… А потом она заявила, что, мол, у тебя есть подруга, зовут её Оксаной, которая вот уже полтора года в неутешном горе, и что она готова помочь тебе на все сто — узнать, но только по фотографии, всю правду о муже, которого, кстати, зовут Андреем. Вот так вот, дорогая, ни много, ни мало… И при этом заметь — я её за язык не тянула.
Оксана, болезненно побледнев, лишь безвольно махнула рукой:
— Ладно уж, пусть заходит. Всё равно у меня воровать нечего…
— Ну ты подруга даёшь…— укоризненно заметила Нина и приоткрыла дверь, — заходите, уважаемая… — и, повернувшись к Оксане чмокнула её на прощание в щёчку, — ну всё, я побежала. Вечером созвонимся. Пока! — и, не дожидаясь лифта, этакая егоза чуть-ли не кубарем скатилась по лестнице.
Оксана провела ясновидящую в комнату, к столу, и, не предлагая чая, тут же молча положила перед ней фотографию мужа. Уж слишком велико было её нетерпение узнать что-то ещё к уже имеющемуся набору противоречивых слухов, и как можно быстрее спровадить эту дотошную нахалку.
Ясновидящая, как-то особо сосредоточенно стала разглядывать фотографию, будто пыталась вспомнить своё нечто далёкое, связанное с этим молодым человеком, и когда повернула фотографию обратной стороной, Оксана не выдержала:
— Ну вы ещё долго, дамочка, будете… притворяться?!
И нервно заходила по комнате.
— Прошу вас, дорогая, сядьте, успокойтесь, и не мешайте мне работать, — ласково попросила женщина. Оксана лишь только презрительно фыркнула, мол, то же мне, работёнка. Но, однако, повиновалась и подсела к столу, напротив. Ясновидящая, не прикасаясь к фотографии начала плавно водить над белокурым образом широко раскрытыми ладонями, будто проверяла ауру и непроницаемо-сосредоточенным взглядом буравила смеющиеся глаза Андрея. И эти таинственные секунды казались Оксане невыносимой вечностью.
— Ну что, долго ещё?!
— Тихо! — прикрикнула ясновидящая, не переставая колдовать над фотографией и только ещё более энергичнее заманипулировала руками… — Я кажется вижу вашего Андрея… Точно — он… где-то в районе ущелья, на привале…
— Ну… Ну!.. — нетерпеливо задёргалась Оксана и даже привстала.
— …У него в руках фляга… Он идёт за водой… Подходит к горному ручью… И…
— Что?! — вскрикивает заворожённая Оксана.
— …Он набирает флягу… Поворачивается… Идёт назад…Идёт… Уже почти подходит к укрытию…— и снова пауза.
— Ну дальше что?! — взвинчивается, подпрыгивая, Оксана, — что ты из меня душу последнюю вытягиваешь, идиотка!
— …И в ту же секунду снайперская пуля, притом разрывная, впивается ему в самый низ живота…
— В низ живота, — рассеянно переспрашивает Оксана, — то есть прямо…
— Н-не знаю… Ничего не знаю… Всё в тумане, — истерично отбивается ясновидящая.
Лоб её покрылся бусинками пота, от перенапряжения. — Вижу, он потерял много крови… Его пытаются спасти санитары, но…
— Он умер? — в глазах Оксаны застыл ужас.
— Да… На операционном столе, — и ясновидящая, откинувшись на спинку стула, тяжело вздохнула.
Оксана, снова, как помешанная заходила по комнате, слёзно причитая:
— Этого не может быть!.. Нет, это не правда! — И подошла вплотную к ясновидящей, — и вообще, почему я должна верить вам — лживой, оборотистой цыганке?! Это ещё не значит, что вы случайно отгадали нюансы из прошлого моей подруги…
— Извините Оксаночка, — совершенно спокойно перебила ясновидящая, — во-первых — я не цыганка, и никогда с ними не якшалась, а всего лишь сотрудница Общества Экстренной Помощи. А во-вторых — я и ваше прошлое также смогу разложить по полочкам…
— Ха! Ещё бы… — с издёвкой усмехнулась Оксана, — вон этих дискет, на каждого из нас, на чёрном рынке навалом. И вы этим пользуетесь, наживаясь на чужом горе. Или я не права Жанна?! Ведь вас, кажется, так зовут.
— Нет, вы не правы голубушка, — глаза ясновидящей заметно повлажнели, — я ни с кого не беру ни копейки, а уж с вас — тем более. У меня, как вы уже знаете, имеется другой источник дохода. И потом — навряд ли в дискету могла попасть столь пикантная для вас с Андреем деталь, что родившуюся девочку, и вы уже знали об этом, обязательно назовёте Елизаветой, в честь родной вашей прабабушки — представительницы знатного дворянского рода, — и Жанна мягко улыбнулась.
Оксана зачарованно уставилась на ясновидящую. Уж чего-чего, а такого деликатного заявления она от неё никак не ожидала и виновато улыбнулась:
— Вы уж меня простите, Жанночка, сами понимаете, полтора года на нервах.
Ясновидящая понимающе кивнула, и как-то особенно тепло посмотрела в глаза Оксаны, что та немного смутившись, подумала, — странная какая-то…
— А что с Елизаветой? — неожиданно спросила Жанна.
— С Елизаветой?! — переспросила Оксана удивлённо, взглянув на ясновидящую, — разве ваше профессиональное видение вам не подсказывает…
— Извините, дорогуша, но я действительно устала, и в голове у меня полный туман, ничего не соображаю…
— Нет дочурки… — и Оксана судорожно вздохнула, — умерла не родившись… За несколько дней до родов я получила эту злосчастную похоронку на мужа, - и показала ясновидящей. — Я чуть было не сошла с ума. И в тот же вечер, совершенно потеряв рассудок, наглоталась «экстази» — наркотической гадости. И так все последующие дни… И я потеряла ребёнка… Андрюшкиного кровинушку… Единственную память о нём… — и, уткнувшись в стол, изошла в безутешном рыдании, — я никогда себе этого не прощу… Никогда!
Глаза ясновидящей так же наполнились слезами и, подсев к Оксане они обе безутешно расплакались.
Затем Оксана достала из буфета початую бутылку коньяка и пару рюмашек. Она до глубины души была тронута Жанной, которая, надо же, чужое горе восприняла как своё родное. Потом отлучилась на кухню за тортом из холодильника. И в этот момент Жанна, достав из-за пазухи маленький флакончик и воровато озираясь, подсыпала ей в рюмку немного белого порошка и разлила коньяк. Они выпили за надежду. Ибо пока Оксана самолично не увидит бездыханное тело своего мужа, она отказывается верить в его смерть. Тут же выпили по второй… И Оксану повело. Стала беспрестанно зевать, что-то нечленораздельное бубнить себе под нос и тут же запрокинулась на спинку стула, голова, словно ватная, свесилась набок и она провалилась в небытие, будто впала в долгий летаргический сон. Жанна, пощупав пульс на запястье, аккуратно подхватила Оксану и положила на постель. Оксана даже заулыбалась во сне, вероятно ей чудилось, что это Андрей подхватил её, воздушную, в белоснежном свадебном наряде и словно серебристый ангел окрылённый несёт её, вернее — возносит к Вратам Рая. А она восторженно визжит и умоляет, — Андрюшенька, мой милый, куда ты меня несёшь… торопишься… немного отдохни. Ведь так ты меня потеряешь…
И ясновидящая, дождавшись пока Оксана затихнет, принесла из прихожей свою большую дорожную сумку, подошла к комоду и неслышно выдвинула верхний ящик.
Оксана снова улыбается во сне и сладострастно бормочет:
— Анрюшенька, ты приехал… Я знала что ты живой… Я верила… Ой, Анрюшенька, ты меня совсем зацелуешь… Дорогой мой, родимый…
И внезапно просыпается. В комнате темно. В окно холодно смотрит мертвенная луна, разбросав по полу неоновые квадраты. Оксана вскакивает, не понимая, как она могла так быстро опьянеть и не проводила Жанну. Щеки её горят. Включив свет, она подходит к зеркалу и ужасается. На щеках едва заметные следы губной помады.
— Ах ты, сучка, лесбиянская, - вспыхивает она, стирая влажной салфеткой следы развратных деяний и тут обратила внимание на выдвинутый ящик комода. — Э-э, так ты ещё и воровка, оказывается… — и глаза её, заметно повлажнев, засверкали от гнева. Но, подойдя ближе, ахнула — в ящике поверх её свадебного платья лежала аккуратно сложенная военно-полевая форма Андрея, с застиранными пятнами крови. — О, Господи, это какое-то наваждение, - и, схватившись за голову, Оксана заметалась по комнате и машинально взглянула на стол с недоеденным тортом и недопитым коньяком, между коими поверх записки лежало обручальное кольцо. И как невменяемая, невидящим взглядом прошлась по написанному, плюхнулась на стул. И тут же спохватилась.
— Боже, что же это я… — и, накинув на плечи куртку, стремглав выскочила на ночную пустынную улицу. — Андре-е-ей!.. — истошно и беспрерывно стала звать она, обегая окрестности. — Андре-е-ей!.. Прошу тебя, верни-и-ись!..
Но в ответ лишь доносилась злобная разноголосица бродячих псов и недовольный пьяный бас из вспыхнувшего окна:
— Заткнись, шалава!
Вернувшись, Оксана, не раздеваясь, устало присела за стол, опустошённая, вывернутая наизнанку, и снова прошлась по записке: «Дорогая Оксаночка, прости меня, если можешь. Я теперь в другой, противоположной жизни. Хотя мне это стоило неимоверных усилий. Да, я любил тебя безумно, но скорее как неразлучную подружку, хотя и старался удовлетворять тебя как мужчина. Но я ещё с детства страдал неполноценностью в половом отношении. И хотя я дружил с мальчишками, но всё же больше тянулся к девчонкам, участвовал в их непосредственных играх, а, оставаясь наедине с собой, обожал примерять на себя пёстрые девичьи наряды… И теперь, когда роковой случай окончательно добил во мне мужское начало, я втайне решился на ЭТО. Решился мучительно, жёстко, ибо любовь к тебе была значительно сильнее того патологического дискомфорта, который я в себе испытывал. Но я не хотел оставаться при тебе вечным евнухом. И сознательно пошёл на ЭТО, исключительно ради твоего полноценного счастья. Тем более, что ребёночка, как связующего звена у нас с тобой, к великому сожалению нет… И ещё раз…Сотни… Тысячи, раз прости меня. И не поминай лихом! Твой... Твоя... Ясновидящая... »
И Оксана, уже не в силах рыдать, а только тихо всхлипнула и горько вздохнув, заметила:
— Э-эх, Андрюша… Андрюша… Зачем ты ЭТО над собой сделал? Зачем?! Дурачок… Ведь я бы тебя и такого любила…
И, свернув записку в несколько раз, Оксана вложила её как закладку в книгу Джуны Давиташвили «Слушаем свои руки».