Во времена былинные

Глеб Данилов
(Конкурс Мини-проза)
***
Где-то на недосягаемой высоте смыкались богатырские плечи вековых елей, не давая упасть на землю даже лучику света. Здесь, внизу, царил сумрак: на буром покрывале опавшей хвои невозможно было отыскать и былинки. Лишь изредка белели под поваленными стволами часовые этого мертвого царства – грибы-поганки. Высохшие сучья цепляли за одежду и лезли в волосы; причудливо изогнутые, похожие на лапы чудищ корни норовили подставить подножку.
Одинокий путник – светловолосый широкоплечий парень, устало ломился сквозь непролазный частокол бурелома, иногда доставая меч, чтобы разделаться с особливо не к месту торчащей веткой.
Выйдя на небольшую поляну, путник остановился и прислушался. Странно: ни одного привычного звука леса не было слышно! Ни грустной песни кукушки, ни звонкой дроби дятла, ни переливистого щебетанья иволги. Казалось, звери и птицы обходят это место стороной. Только многочисленные комары тянули свою тревожную терцию.
Посередине поляны, заросший крапивой, угадывался крохотный домик без окон и дверей. Подойдя ближе и раздвинув крапивные стебли, юноша все же отыскал дверь: низкую, такую, что без поклона и не войдешь...
«Ну, дурак, зря только шел... Не живет здесь никто... Почитай, больше года, как не живет...»
Парень подергал дверь: она вросла в землю и не открывалась. Он дернул сильнее: хрустнули гнилые доски, и дверь упала наземь.
«А это что? Вот чудеса!»
За дверью оказалась гладкая, угольно-черная каменная плита. Путник попытался раскачать ее, но у него ничего не вышло. Тогда, скорее от отчаянья, чем надеясь на результат, он громко постучал по плите ножнами. Гулкое эхо разнеслось над поляной, и даже ветер, игравший в вершинах елей, затих, будто испугавшись такой наглости.
Парень раздосадовано плюнул и сбросил с плеча суму с зачерствевшим в дороге хлебом.
Каменная плита приотворилась.
Безобразного вида косматая старуха придирчивым взглядом смерила незваного гостя.
– Долгих лет тебе, бабушка! – поклонился парень.
– Чаво приперся? Дома не сидится? – проворчала старуха глухим и низким голосом.
– Дело у меня неотложное. Люди сказывали, только ты помочь можешь!
– Мало ли, что люди брешут! Неужто каждый охламон по своей прихоти теперь меня будить вздумает!
– Да я же не для себя... – немного опешив от такой встречи, принялся оправдываться гость, – Я ж для людей стараюсь!
– Футы-нуты, еще один герой! – улыбнулась старуха, показав отнюдь не беззубый рот, – И что это за дело неотложное?
– А ты меня сперва накорми-напои, да в баньку своди, а там и разговор веди – осмелел, заметив улыбку хозяйки, парень.
– Ну, молодежь! – вновь вспыхнула бабка, – Здесь у меня, между прочим, не пункт общепита! Не обязана я каждого дармоеда кормить, но коли пройдешь испытание...
– Согласен... – потупился парень, – Какое испытание?
– Испытание-то? Вон, видишь – просека? Ежели пробежишь по ней до старого дуба, покуда я до ста считаю, и в ловушку не угодишь – считай, что прошел. Ой, – спохватилась бабка, – А как звать-то тебя, не спросила: совсем память дырявая!
– Ратимир, кузнецов сын.
– Кузнецов, говоришь? – старуха поскребла длинным узловатым пальцем по подбородку, – это хорошо... В ремесле кузнечном смыслишь?
– А как же! – улыбнулся Ратимир.
– Что ж, меня-то ты, вижу, знаешь...
– Еще бы бабу-Ягу не знать!
– Ну, кузнецов али плотников – испытание для всех едино! Готов?
Парень кивнул.
– Давай! – махнула рукой Яга.

Ратимир бежал легко и красиво, высоко перепрыгивая разверзающиеся под ногами западни, пригибаясь перед проносящимися над головой подвешенными на веревках стволами, плавно обходя выныривающие из-под земли острые колья. Когда полоса ловушек осталась позади, Яга довольно поприветствовала парня:
– Что ж, вот теперь будь моим гостем. Баню не обещаю, а вот горяченьким накормлю. Милости прошу в избу!
В избушке было на удивление светло и чисто. Пахло сушеными травами, и грибами, в изобилии развешенными на бечевках вдоль стен. Печи не было: да и не поместилась бы здесь печь. Вдоль стен были расставлены всевозможные сундуки довольно диковинного вида. Яга открыла неприметную дверцу в стене и вынула из потайной ниши дымящийся горшочек да горячую краюху хлеба.
– Чудеса! – ахнул Ратимир, вдыхая аромат грибного бульона, – Печи нет, а обед горячий!
– Да пустое! – отмахнулась Яга, подсаживаясь поближе, – Нукось, и с чем пожаловал? Вижу, издалека путь держишь?
– Восемь дён пути верхОм.
– Ахти, родимый! Восемь дён! А где же твой конь богатырский? Не волки ли съели?
– Нет, бабуль, какие волки! Слыханное ли дело к тебе верхом добраться? Конь мой меня нынче во поле дожидается.
– Да, изба моя надежно скрыта! – приосанилась Яга, – Ни конному, ни пешему нет прохода. Ну, разве только кого крайняя нужда приведет... Ты вот, я гляжу, на ратное дело собрался? Не иначе совета ищешь?
– Точно, бабуся. А иду я с Кощеем силой меряться.
– Тсс! – зашипела Яга, прикладывая к губам палец, – А есть ли ум-то у тебя, родимец? Чтоб к самому Кощею заявиться да буйну голову ему отдать на отсечение!
– Затем и искал тебя, – вздохнул Ратимир, – Знаю: ни числом, ни умением не удавалось с кощеевым войском справиться. Сколько ратников полегло, победы не добившись! Пять годов миновало, как братья мои, Белояр да Велеслав повели дружину за реку Смородину, дабы нежить, что в горах расплодилась, истребить дочисту. Сперва от дружины-то радостные вести летели: много вражьей крови пролили братья! А потом вдруг – ни слуху, ни весточки. Только стала нежить еще чаще села разорять, ни старых, ни малых не жалеючи. Сказывали, всех воинов наших в камни Кощей обратил... Только не верю я! Люди молвят, знаешь ты, Яга, где смерть кощеева хоронится.
– Кто говорит? – взметнула правую бровь Яга.
– Да всякие... – смутился Ратимир, – Вот, волхвы, к примеру, сказывают.
– Эх, слухами земля полнится... – вздохнула старуха, – И никуда от молвы не спрятаться! Только-только приляжешь, заснешь – ан нет, очередной смельчак стучится, того гляди избу разнесет! И каждому – вынь да положь смерть кощееву!
– Ну так что, Яга, не знаешь ты, где смерть его сокрыта?
– Знаю, – отрезала бабка, – Но помочь не смогу.
– Ты, бабуля, ежели тебе какую службу сослужить нужно или помощь оказать – спрашивай, я выполню... – потупившись предложил юноша.
– Службу, говоришь? – призадумалась Яга, – Службу, оно, конечно, неплохо было бы. Но только не мне эта служба нужна будет, а тебе же самому!
– О чем речь?
– Надежно, ох надежно смерть кощеева схоронена! В железном зАмке, за краем земли! Ни зверю быстрому до того тайного замка не добежать, ни птице не долететь... Один лишь способ есть добраться, но нужно сперва добыть косточку навью. А лучше – две. Не доводилось ли тебе, Ратимир, с нежитью кощеевой биться?
– Нет, Яга, не доводилось. Зверя бивал, разбойников бивал, а вот с нежитью меча не скрещивал.
– Что ж, всё когда-то приходится впервые делать? – подмигнула старуха. – Ну, так и быть, дам я тебе оружие заветное, но помни одно – надейся только на собственные силы, не жди от меча, что он сам твою работу выполнит – тогда и меч тебя не подведет.
Яга открыла один из сундуков и вынула... То, что и мечом-то стыдно назвать доброму кузнецу – так, обрубок-недомерок.
– Что ж ты, баба-Яга, издеваться надо мной вздумала? Али мой меч не хорош? – Ратимир обнажил сверкающий клинок, – Вот меч так меч! Батюшка мой семь ночей не спал, на семи лунах калил булат богатырский! А ты мне какой-то обрубок предлагаешь!
– Сейчас посмотрим, каков обрубок! – Яга выпорхнула из избы и поманила Ратимира: – Ну-ка, молодец, руби меня своим мечом от плеча наискось!
– В уме ли ты, бабуся? Порешу ведь! – недоуменно пожал плечами молодой ратник, выходя следом.
– Али ты трусишь? – ехидно сощурилась Яга.
– Вот еще! – кровь ударила в лицо Ратимира. Белой молнией блеснул на солнце клинок, и, описав дугу, ударился обо что-то незыблемо твердое, отскочил. Снопом прянули искры.
– Что это? – удивленный Ратимир, не веря своим глазам, ощупывал глубокую зазубрину на лезвии, – Колдовство?!
Яга протянула ему «обрубок», бормоча что-то себе под нос. Паренек разобрал лишь слова «Титан» да «Тантал», но что они означали – имена ли великих чародеев прошлого, или иноземную ругань на чудном языке, он так и не понял.
– Пойдешь на закат, – напутствовала ведьма, – через три дни выйдешь ко гнилому болоту. Луна как раз силу наберет... В полночь черные псы Кощея на охоту выйдут. Илом болотным измажься, чтобы они плоть живую не учуяли, и схоронись понадежнее. Как только один-два пса от стаи отобьются – тут-то ты и руби окаянных. Тушу – на спину, и беги, что есть мОчи! Коли увидит тебя стая да догонит – в клочки разметает... Так-то. Ну, а теперь спать ложись – поутру в путь отправишься.

* * *
– Батюшки светы! Явился, соколик мой! – всплеснула руками Яга, – А я уж вконец извелась, все думаю, как там Ратимир, не растерзали ли его кощеевы псы поганые? Милый ты мой! Ты ж четверых приволок! Слыхал, поди, что про таких как ты говорят? Сила есть – ума не надо? Да ладно, это я так, от волненья... Да ты никак ранен?! Ну-ка, брось эту нечисть здесь, а сам в избу проходи, я укус осмотрю, да мазью целебной обработаю...
– Ничего, бабусь, до свадьбы заживет! – с улыбкой подставляя Яге плечо отмахнулся Ратимир, – А ножик твой мне ох как пригодился! Легкий – что дерево, а шкуру каменную будто масло режет!
– То-то же, баба-то Яга дурного-то не посоветует... Терпи, сейчас немного драть будет. Ты всё же поосторожней, ладушки? Сегодня плечо прокусили, а завтра и голову оттяпают.
Яга извлекла откуда-то из своих многочисленных тайничков отрез беленого льна и туго перевязала рану.
– Четыре косточки добыл, – продолжала рассуждать она, – этого нам с лихвой хватит. Не сердись ты, добрый молодец на меня за то, что всего тебе сразу не рассказала... Только придется нам еще одну диковину добыть.
– Какую? – нахмурился Ратимир.
– Голову Змея огненного. Без нее тебя слуги кощеевы и близко к замку не подпустят, на полпути спалят.
– А не врешь? Добуду я змеиную голову, а ты опять что-то важное вспомнишь! Нет, голубушка, давай все начистоту.
– Клянусь, пусть нога моя отсохнет, если вру! – взвилась Яга, – Голову Змея добудешь – и в путь отправишься за кощеевой смертью!
– Хорошо, бабусь, на этот раз поверю. Но как же мне Змея одолеть?
Яга принялась шарить по сундукам, бормоча: «Ах, где же это она, ну вот сюда вроде бы прятала», и, наконец, вынув из груды тряпья неприметный узелок, поставила его на стол и развернула. На ветхой тряпице лежал золотой самородок размером с кулак!
– Не простой это самородок! – понизив голос, поведала ратнику старуха, – Сила разрыв-травы в нем упрятана! Дойдешь ты до реки Смородины, затаись в прибрежных зарослях – а сам за небом наблюдай. На рассвете огненные Змеи из-за реки покажутся, на охоту, значит, полетят. Ты самородок в воду брось, Змей золото заметит, спустится, в воду нырнет и проглотит. Но не успеет он в небо подняться, тут-то разрыв-трава и снесет чудищу голову. Но голова ядовита: голыми руками ее не касайся! Дам я тебе особые рукавицы, да непромокаемый мешок: ты дыханье затаив, змееву голову в мой мешок засунь. А сам – беги, что есть сил, пока другие змеи тебя не заприметили! А догонят – испепелят… Никому еще не посчастливилось огненного одолеть. Возьмешься?
– Мне, бабка терять нечего.
– Ой, дурья башка! – сокрушенно покачала Яга головой, – терять ему, видите ли, нечего! Ты мне такие речи брось, тебе годков-то сколько?
– Семнадцать, бабушка.
– Ну вот. Я тебя во много раз старше, так что не перечь мне...
– А сколько же тебе лет? – поинтересовался Ратимир.
– Много у меня возрастов, – вздохнув, опять заговорила загадками Яга. – Там, где я родилась, уж веков сорок минуло. А в здешних краях я третий век доживаю. Однако, ежели время целебного сна отбросить, получится, что мне лет девяносто… Эх, годы-годы… Не догонишь, не воротишь! – по изборожденной морщинами щеке прокатилась слеза, – Одна я осталась на всем свете. Братья мои – кто в схватке с Кощеем голову сложил, кто свой срок до конца отмерил… А я все жду кого-то, все надеюсь… Кого жду? На что надеюсь? Эх, что-то я совсем расклеилась. Поужинай, да спать ляжем: к утру рана затянется, силы восполнишь – тогда и в путь отправишься...

* * *
Погода испортилась. Холодный пронизывающий ветер хлестал Ратимира по щекам редкими дождевыми каплями, руки онемели от тяжести мешка с добытой головой Змея. Вот уже несколько часов он тащил мешок волоком по узкой лесной тропинке, по лужам и черной как смоль грязи. Сильно обожженная спина горела огнем, юного воина трясло в лихорадке, а к запаху обгорелой кожи все острее прибивался отвратный дух гниющий плоти. Ратимир поскользнулся и упал в грязь.
«Надо встать! Нужно непременно добраться до избы, а уж Яга-то меня на ноги поставит» – эта мысль заставила Ратимира собрать остатки сил и приподняться на руках.
Голова кружилась, перед глазами плыли темные круги. Не то в бреду, не то наяву где-то впереди затрещали ветви, и на тропинку выполз... Камень – не камень, стог – не стог, нечто черное, на двух мерно лязгающих полуторасаженных ногах с аршинными, похожими на птичьи, пальцами.
Чудище чудное подползло к Ратимиру ближе и остановилось, подобрав ноги.
Из открывшейся на его боку дверцы выпрыгнула баба-Яга, и с причитаниями кинулась к парню.
– Ай, горе, горе ты мое! Весь изранен, жаром так и пышет! Ведь чуяло мое сердце, беда с тобой приключилась! А косточка лишняя и пригодилась, без нее-то мне бы и избу на ноги не поднять!
Яга помогла обессилевшему ратнику встать, проводила в избу и усадила на скамью, а сама принялась хлопать дверцами шкафчиков и сундуков, в поисках целебных снадобий.
– Ой, бабушка, доставай быстрей свои травы целебные! – простонал Ратимир, – Сил нет терпеть!
– Травы тут не помогут, милок, дело-то серьезное! Счастье твое, что крепок ты здоровьем! Но радоваться погоди, ох, тяжко мне с тобой придется! На-ко выпей вот из этого кувшина, чтобы боль ослабла.
Ратимир отхлебнул: жидкость оказалась до невозможности горькой, и он поперхнулся.
– До дна пей, коли жизнь дорога! – строго прикрикнула Яга.
Ратимир выпил. Горячая волна пробежала по телу, голова закружилась, всё вокруг внезапно утратило очертания, поплыло, закачалось, как дым от костра...
– Ты – ведьма! ¬– прохрипел Ратимир, – мертвой водой меня напоила! Умри же!
Он попытался выхватить меч, но тело отказалось повиноваться, и воин упал на пол. За несколько мгновений до того, как свет окончательно померк в его глазах, Ратимир увидел, как Яга сдергивает покрывало с большого сундука. Сундук оказался гробом с хрустальной крышкой! Старуха дотронулась до гроба, и тот распахнулся.
Юноша погрузился во тьму.

* * *
Открыв глаза, Ратимир долго пытался понять, где он, и что с ним произошло. Те воспоминания, что лезли в голову, настолько походили на бред, что просто не могли быть явью! Оторванная голова Змея, страшный ожог – результат погони другого огненного чудища, дикая боль, три дня пути, лихорадка, ходячий дом, мертвая вода, горб – всё это явь? Но удивительная легкость в теле и недюжинный прилив сил говорят об обратном!
Ратимир осторожно приподнял голову. Яга сидела за столом спиной к нему. Перед ней лежало большое блюдо, по которому, точно солнечные лучи по озерной ряби, пробегали вереницы тайных знаков. Ведьма быстро шевелила в воздухе пальцами, и знаки, покорные ритму ее движений, перемещались, исчезали и возникали вновь. Юноша уловил чуть слышный шепот: «угол орбиты... перигей двести... фаза вращения сто пять и одна...» При звуке этих зловещих заклинаний юноше стало не по себе. Он приподнялся на лежанке, ища взглядом свое оружие. Лежанка предательски скрипнула.
Яга обернулась и обрадовано всплеснула руками:
– Проснулся, родименький! Девять дней да девять ночей проспал, непутевый ты мой! Зато теперь полюбуйся – как новенький!
Она протянула Ратимиру зеркальце, и тот убедился, что на его спине нет и следа от страшного ожога.
– Да ты, баба Яга, просто волшебница! – развел парень руками.
– Вот, все вы так... То – волшебница, а то – ведьма поганая!
Ратимир покраснел:
– Прости дурака. Спасибо тебе, за то, что жизнь мою непутевую спасла.
– И тебе спасибо. Зря я в тебе сомневалась: одолел Змея! Теперь я тебя до края леса подброшу, а там до дома ступай.
Яга провела рукой по волшебному блюду – и избушка плавно закачалась, приводимая в движение ногами-великанами.
– Постой, что-то я не пойму... – Ратимир почесал затылок, – Для чего мне домой ступать? Разве не за смертью кощеевой я к тебе шел?
– Кощей – мой, – отрезала старуха, – мои с ним счеты лет на триста твоих старше. Ты вещицы нужные добыл ¬– на этом твоя работа закончилась. Теперь Яга сама с Кощеем управится.
– Нет, бабуся, уговор дороже денег. Обещала доставить в кощеев замок? Обещала. Клялась? Клялась! Так что, повороти коней, пока добром прошу.
– Ах ты, молокосос, еще угрожать мне вздумал? – взвилась Яга, да ведомо ли тебе, каков замок Кощея? Шутка ли – тысяча запоров, да тысяча слуг при оружии! Ты ж там как пить дать заблудишься, что уж говорить о том, чтоб в главный зал пробраться! Ну, хочешь – на, убей меня! Только к Кощею ты все равно не попадешь!
Ратимир задумался.
– Не буду я тебя убивать, Яга. Да только ежели по-своему сделаешь да не справишься – я к воеводам в ратники попрошусь, и пойду Кощея воевать, как мои братья ходили!
Некоторое время Яга сидела молча, прикрыв ладонями лицо. Ратимир продолжал:
– На твоей стороне – опыт и знания. Но знания – штука такая, ими можно и поделиться, так? А силой да ловкостью – как ни крути, не поделишься. И ты все еще думаешь, что справишься лучше меня?
Яга медленно отняла руки от лица и скрестила пальцы в замок:
– Может, и прав ты, воин. Но понимаешь ли ты, насколько ничтожен наш шанс на победу? Скажи мне, почему, по-твоему, Кощей неуязвим?
– Потому, что бессмертен... ¬– пожал плечами Ратимир.
– А почему бессмертен? – ухмыльнулась Яга.
Юноша развел руками.
– Ты знаешь, как он выглядит?
¬– Люди разное говорят... – задумчиво произнес сын кузнеца – То он похож на человека в железной броне, то на огромного змея, то на зловещую птицу...
– А теперь слушай внимательно! – Яга прожигала Ратимира взглядом, – Кощей – не человек, не зверь и не птица. Он – нечто большее, и в то же время нечто гораздо меньшее. Он – лишь дух, мысль, слово... А то, что видели люди – лишь многочисленные смертные воплощения бессмертной мысли.
– Но как можно уничтожить мысль? – изумленно прошептал Ратимир.
– Пока – можно. Пока мысль еще зависит от носителя, в котором ее создали.
– Так Кощей кем-то был создан? – не переставал изумляться юноша.
– Людьми, – с горечью в голосе проговорила Яга, – людьми моего племени...
– Но для чего?
– Ты знаешь, что степняки называют кощими невольников? Тот, кого вы называете Кощеем, был создан людьми в качестве раба, непревзойденного и незаменимого слуги. Но случилось то, о чем мы не предполагали: наш невольник осознал себя высшим творением, и долго, тщательно строил планы бунта. Однажды, скитаясь от звезды к звезде, наш отряд наткнулся на этот удивительный мир. Когда мы спустились на землю, наш Кощей понял, что пробил его час. Он задумал покорить этот мир и заселить его своими порождениями, чтобы когда-нибудь, через многие века, отправить свою армию на покорение иных миров.
Яга вынула откуда-то из-под одежды крохотный лист бумаги с изображением восьмерых молодых, улыбающихся мужчин и двух женщин, бережно провела по листу рукой:
– Ингвар, Коэн, Раммала, Торн...
Ратимир со священным ужасом в глазах разглядывал лица.
– Дети великих богов?!
– Нет, люди. Самые обычные люди.
– А что за странная одежда на них?
– В моем мире, – улыбнулась Яга, – эту форму носят воины. Ты удивлен, что на них нет ни фунта брони? Это оттого, что главное оружие наших воинов – их воля и разум.
– А вот эта высокая темноволосая – ты? – перевел взгляд на Ягу юноша.
– Ишь глазастый! – расцвела та, – Узнал, шельмец! Хороша была девкой?
– Не в моем вкусе! – отшутился Ратимир.
– Эти люди были мне больше, чем братьями. Они много лет ломали планы Кощея, не давая ему завладеть миром. Но время – жестокий воин. Никого из них уже нет в живых, да и мои дни сочтены...
Яга сняла со своей шеи шнурок, на котором, как оказалось, висел длинный, похожий на сосульку, драгоценный камень.
– Береги его пуще глаза! Это – ключ, и второго такого нет. А сейчас глянь сюда – я научу, как им воспользоваться, – и она вновь зажгла огни на волшебном блюде.

***
В сопровождении гула и грохота вертикально в небо уходил странный предмет, похожий на железную ступу. Вслед ему долго и заворожено глядела древняя старуха, пока тот не растворился в сумерках и не затерялся среди звезд.
Она будет сидеть на этой поляне до утра, вглядываясь подслеповатыми глазами в небо, в поисках быстро летящей звездочки, прочерчивающей горизонт каждые три часа. Будет шептать заветные слова, умоляя древних богов – хранителей этого мира, чтобы эта звездочка расцвела на миг сказочным огненным цветком, вспыхнула ярче солнца и угасла, распавшись тлеющими лепестками. А когда это случится, она упадет на землю, и будет рвать свои седые волосы, выть, как волчица и скулить, как побитая собака – потому, что ей не хватило силы воли признаться этому семнадцатилетнему храбрецу в том, что обратной дороги у него не будет. В последнем спасательном шлюпе топлива хватало только на взлет.
Часом позже горизонт от края и до края озарится непередаваемой красоты полярным сиянием. В городах и селах люди выбегут на улицы, и волхвы возвестят им о смерти Кощея. Они же когда-нибудь сложат былины, в которых мало что останется от истории, что произошедшей на самом деле.
А пока, сидя на большом камне, смотрит в небо маленькая, старая и бесконечно одинокая женщина – последний член экипажа дальней разведывательной экспедиции Иви Арвани Ягге.