(Эквадорский конкурс, весна 2006)
Жемчужина современной архитектуры – хрустальный небоскреб Администрации Президента располагался не в центре города, а далеко за его чертой. Территория вокруг здания ¬– добрых семь квадратных километров – обнесена изящной оградой, оснащенной сигнализацией. Сразу же за оградой шумит оживленный транспортный узел – здесь сходятся десятки скоростных магистралей. Но на огороженной территории настолько тихо и безлюдно, что у случайного посетителя может создаться впечатление спокойной, безмятежной жизни. Виртуозно сформированные кустарники – недостаточно высокие, чтобы за ними можно было укрыться, изящные деревца – нижние ветви подрезаны, чтобы крона не препятствовала обзору, да яркая зелень стриженых газонов. Идеально просматриваемая территория – удивительный компромисс между художественным вкусом садовника и требованиями безопасности.
Респектабельный мобиль без номерных знаков бесшумно подкатывает к самым ступеням здания. Подкатывает, нарушая неписаные правила. Видимо, у тех, кто находится внутри, есть веские причины.
Из мобиля выходят двое мужчин, одетых в ладно сидящие костюмы, как и подобает высокопоставленным лицам ведущего мирового государства, быстрым, но не торопливым шагом поднимаются по ступеням. Навстречу важным господам выходит охранник – полноватый темнокожий малый, лет пятидесяти. Гости протягивают ему документы, охранник считывает с них информацию своим карманным коммуникатором, потом долго вертит карточки в руках, молча бросая взгляд то на одного, то на второго визитера.
– У вас к нам есть какие-то вопросы? – интересуется один из гостей, который повыше ростом, – У нас неотложное дело к Президенту, я бы попросил нас не задерживать.
Вместо ответа охранник хватает высокого за правую руку и задирает рукав пиджака, словно пытаясь уличить того в краже часов. Реакция гостя мгновенна: короткий рубящий удар ребром ладони, и страж порядка без сознания валится на мраморные ступени. Но сигнал тревоги получен: двери здания блокируются, откуда-то из-под земли выдвигается тяжелая металлическая решетка.
– Что ж, не хотите по-хорошему, будет вам по-другому... – гость улыбается, не столько своему коллеге, сколько возвышающемуся зданию. Мужчины возвращаются в свой мобиль и покидают территорию здания Администрации. Но буквально в ту же минуту над крышей небоскреба материализуется штурмовой вертолет класса «мегаполис» - бесшумная, наводящая ужас боевая машина из пластика и синтетических волокон...
* * *
Я погрузился в документацию на новейший чип «агрессор», разработанный специально для создания градационных телефильтров седьмого уровня. Казалось, что я парю в пространстве, а подо мной разворачивается удивительный город со множеством зданий, магистралей, фабрик... Стоило только задержать внимание на каком-то из зданий-модулей, и я оказывался внутри него, видя в подробностях все системы и подмодули, из которых тот состоял. Такую детализацию можно делать до тех пор, пока не станут различимы «элементарные частицы» чипа – транзисторы. Да, в отличие от всех моделей, с которыми я имел дело раньше, «агрессор» не только превосходит их многократно по своим возможностям, но и имеет просто потрясающую документацию!
Посторонний звук внезапно прервал ощущение полета. Я поставил обучающую программу на паузу и вышел в коридор: звонили в дверь. На пороге стояли двое, одетые в форму Психосоциальной Инспекции. Первый – невысокий, худой, лет двадцати, смуглый и с большой курчавой шевелюрой ¬– это техник. Он улыбнулся и протянул удостоверение.
– Плановый контроль. Разрешите войти?
Я посторонился. Безумием было бы препятствовать инспекторам, тем более такому, как вон тот, второй, с желтым кристаллом на браслете. Косая сажень, как говорили когда-то, в плечах, короткая стрижка, нижняя челюсть карикатурно огромных размеров деловито движется влево-вправо, гоняя жвачку. Да и с какой стати мне чинить им препятствия? Ничего противоправного у меня в доме все равно нет... Жаль, конечно, что от работы оторвали, но ребят можно понять: как-никак, одно дело делаем. Я – конструирую фильтры, а они ¬– следят, чтобы какой-нибудь умник не научился эти фильтры обманывать. А то, что меня инспекторы ежемесячно трясут – тоже неудивительно: кто имеет больше шансов обойти защиту, чем ее разработчик?
Техник присел на корточки перед процессорным блоком моего медиацентра, проверил пломбу на сервисном разъеме, срезал ее и убрал в карман. Потом он подсоединил к разъему свой приборчик, и телевизор принялся сливать туда подробнейшую информацию: кто, когда и что смотрел, не было ли произведено вмешательство в схему или несанкционированное подключение внешних устройств...
Помощник инспектора, человек с квадратной челюстью, разумно предпочел не вмешиваться в дела своего шефа, и внимательно-задумчиво оглядывал потолок, будто бы ища там скрытые камеры.
Минуты через три кучерявый инспектор убрал прибор в свой кейс и, достав пломбиратор, запечатал им дверцу разъема.
Извинившись за доставленные неудобства (извинения положены им по должностной инструкции), пожелав всего хорошего, представители Инспекции удалились.
Не знаю, как другим, но мне подобные визиты с некоторых пор стали портить настроение. Понимаю, что лично ко мне ни у властей, ни, тем более, у Наставников, претензий нет. Это всего лишь правила. Понимаю умом, но сердцем все равно негодую, будто пришли ко мне и сказали: «Мы тебе не доверяем! Посторонись, будем делать обыск!». По сути, то, чем занимаются инспекторы, и есть обыск. Только копаются они не в белье, а в твоем сознании, точнее, в том потоке информации, который ты через сознание пропустил.
Я взглянул на замершую в паузе трехмерную документацию. Продолжить? Нет, никакого настроения. Лучше уж завтра на свежую голову, там все равно в эти схемы не меньше недели вникать придется. А сегодня лучше развеяться, сходить в ресторанчик... Где телефон?
Рэй ответил почти сразу:
– Скорая психиатрическая помощь слушает!
– Рэй, кончай паясничать. Ты дома?
– А, это ты, Макс? Не поверишь, дома!
– Есть деловое предложение сходить в кабак...
– Заманчивое предложение. Ну, раз уж Натали меня сегодня кинула... Что, есть повод?
– Там увидишь, – улыбаюсь я.
– О’кей, через полчаса у «анонимуса».
Маленькие тихие улочки пригорода ручейками впадают в могучие потоки скоростных магистралей. Пристраиваюсь в очередь из двух-трех мобильчиков, ожидающих «просвета». Компьютер централизованного управления движением обрабатывает мой запрос на обслуживание. Ждать приходится совсем недолго: вслед за предыдущим мобилем я ныряю в бурлящий поток. От ускорения темнеет в глазах, но беспокоиться не о чем – на магистрали любой транспорт «ведет» компьютер. Можно откинуться в кресле и включить музыку.
Почему-то человек так устроен, что любые попытки понаблюдать за ним встречают бурную неодобрительную реакцию. Говорят, когда вводили в действие систему психоинтеллектуальной градации, было много недовольных, особенно среди людей религиозных. Тогда-то и появились ресторанчики «анонимус», в которых посетители расплачивались по старинке, наличными... Обычно за барной стойкой, среди пожелтевших фотографий знаменитостей, посещавших когда-либо заведение, моделей парусников или оленьих рогов, под стеклом располагалась вывеска, гласившая, что ни скрытых камер, ни жучков, ни сканеров идентификаторов личности на территории ресторана нет.
Шли годы, люди привыкли к новой жизни. Давно уже перевелись чудаки, отказывавшиеся носить браслеты с идентификаторами. А ресторанчики остались. Вот и сейчас в обособленной кабинке одного из них, расположенного в исторической части города, мы с Рэем заказываем по бокалу коктейля «победа разума». Фрукты, конечно же, бесплатны...
– Ну, что ты там заикался насчет повода? – поинтересовался Рэй.
Я приподнял рукав рубашки, чтобы моему другу было видно, как на сером титановом браслете блеснет сиреневый кристалл.
– Ну и ну! – присвистнул Рэй, – Вот это действительно повод! Нами гордится страна, так, Максимыч?
– Выходит, так! – улыбнулся я и спрятал браслет под рукавом. Непривычно привлекать внимание окружающих столь редким знаком отличия...
Пухлощеконькая официантка с игриво выбивающимся из-под косынки темным локоном поставила на столик два высоких бокала, покрытых паутиною инея, улыбнулась Рэю, и, покачивая бедрами, как манекенщица на подиуме, вышла.
– За новый статус! – Провозгласил Рэй.
Обжигающе холодный, терпкий, как анисовый сироп, вкус коктейля. Пальцы леденеют, а щеки – наоборот, почти сразу начинают пылать. Приятная истома разливается по телу, набегает легкое головокружение...
– Ты теперь можешь даже в президенты выдвигаться... – продолжал Рэй, – И как кстати! Джейнарова-то сняли сегодня утром...
– Как сняли? Кто?! – я вытаращил глаза. Вот что бывает, когда неделями не заглядываешь в ящик...
– Не знаешь? Ну, ты даешь! А еще седьмой допуск! Ясно кто – Наставники. Не инопланетяне же! А здорово тебя с одного бокала торкнуло.
– Хорош гнать, Рэюшка. За что?
– Телек включи ¬– стандартная формулировка. В связи с расстройством психики.
– Н-да, дела-а... – я уперся локтями в стол и обхватил голову руками. Лицо пылало.
Рэй тронул сенсор на поверхности стола, и на стене зажегся маленький, сантиметров тридцать в диагонали, экранчик. Красный допуск. Анонимный...
По телеку крутили мультики, и Рэй убрал звук.
– А что у тебя с Натали? – попытался я перевести разговор на другую тему, – Почему она не с тобой?
– Усвистала на фан-клуб «Приближающих горизонты». Мало им общения по видеофону, так еще и каждую субботу встречаются. Честно говоря, у меня весь этот милый треп о сериалах уже в печенках сидит. Нет, не правы были Наставники, когда давали Натали Зеленый уровень.
Зеленый уровень – это очень даже неплохо. Я сам по окончанию колледжа получил Зеленый, а ведь по статистике он достается одному из двух сотен... Рэй, вот тот, правда, получил сразу Синий. Такая удача выпадает одному из шести тысяч... Но где те времена ¬– сейчас на моем браслете переливается Фиолетовый кристалл, а у него – все тот же, полученный после колледжа. Есть чему позавидовать. Хотя, положа руку на сердце, завидовать особо нечему. Допуск я получил не по результатам тестов, а в связи с производственной необходимостью: можно ли конструировать фильтр седьмого уровня, не имея соответствующих прав?
Рэй заказал нам еще по коктейлю. На сей раз вкус напитка не показался мне столь же изысканным, но, судя по всему, сказывалось легкое опьянение.
– Вот, гляди новости! – Рэй добавил громкости. Дикторша, очевидно, уже успела рассказать об отставке Президента, и сейчас вела речь о предстоящих выборах:
«Напоминаем вам, что выборы нового Президента начнутся через неделю и продлятся три дня. Голосование будет проводиться с помощью ваших медиакомплексов, обладатели оранжевого допуска имеют один голос, желтого – два, зеленого ¬– четыре...»
– А у тебя, Максимыч, голосов-то будет вдвое больше, чем у меня, – ухмыляется Рэй.
– Не в два, считай лучше. У меня – десять, у тебя – шесть. Плюс у Натали четыре, считай, что поровну.
– За Натали не поручусь, мало ли за кого ей голосовать вздумается...
– А интересно все-таки, сколько голосов у Наставников? – спросил я.
– Это, брат, государственная тайна, – ухмыльнулся Рэй и откусил хороший кусок от здоровенной сочной груши, – Ты хоть догадываешься, какой допуск у них?
– Седьмой. Какой же еще?
– А ты видел у них браслеты?
Наставников Храма Всемогущего Разума я видел не так уж часто. Первый раз – когда мне было десять лет, и я вместе с другими школьниками проходил обряд Посвящения. Потом – раза по два в год, издалека, во время праздников. В последний раз я был в Храме позавчера, когда мне присвоили седьмой допуск и поменяли браслет... И каждый раз у меня появлялось странное чувство, что Наставники чем-то отличаются от остальных граждан. Сейчас до меня неожиданно дошло, чем именно они отличались.
– Слушай, Рэй! Они не носят браслетов!
– Во! – мой друг многозначительно поднял указательный палец и тряхнул лохматой головой, – Не носят... А что из этого следует?
– То, что они медиакомплексом не пользуются? Бредятина...
– Думай дальше, золотой! – Рей откинулся на спинку кресла и прикрыл мутноватые глаза.
– Они пользуются закрытыми каналами?
– Теплее. Но я могу точно сказать, что это не компьютерные сети – там я весь трафик фильтрую.
– А я могу точно сказать, что это не эфирное вещание. Я в своей сфере тоже не чайник.
– Не кипятись... Ты знаком только с той документацией, которая тебе по статусу положена. Так?
– Так-то так, но косвенные данные говорят о том, что никакого восьмого канала не существует!
– И что же это за косвенные данные? – Рэй высоко подбросил виноградину и виртуозно поймал ее ртом.
– Во-первых, я знаю весь номенклатурный ряд чипов, выпускаемый промышленностью, и в нем нет пробелов, под которыми можно было бы скрыть что-нибудь засекреченное.
– Неубедительно...
– А во-вторых, все кристаллы делаются по шестисегментной технологии. Красный уровень – не шифрованный, он не в счет. Остальные шесть – шифруются, и чем выше, тем тщательней. Хотя, что я тебе тут мозги пудрю, вот домой приеду – сниму спектрограмму радиосигналов и расставлю все точки над «ё»...
На улице уже смеркается. Тысячи тысяч огней, огоньков и огонечков шныряют то тут, то там, сливаясь друг с другом и превращая город в огромный сгусток света – если смежить веки и расслабить глазные мышцы. Вдыхаю полной грудью прохладный городской воздух – и чувствую, как опьянение разом проходит. Не зря фирменный коктейль называется «победой разума». Вместо алкоголя в него добавляют какую-то нестойкую синтетику, вызывающую аналогичную реакцию организма, но быстро и без последствий разлагающуюся от контакта с кислородом. Рэй вспомнил, что обещал заехать за Натали, и мы распрощались. Я прогулялся до стоянки, прокручивая в голове состоявшийся разговор. Ну и трепач же он, в самом деле... Как бы не пострадал за такую чушь. Командует цензурой компьютерных сетей, а всякую грязь, оседающую на фильтрах, читает. Нужно будет сделать анализ частот, пусть убедится, что его информация – бред полнейший.
Храм Всемогущего Разума, освещенный мощными прожекторами, виден издалека. Это впечатляющих размеров подковообразное здание увенчано тридцатиметровым памятником великому политику и ученому, Георгу Габаидзе. Лицо, с детства знакомое по учебникам истории, приподнятая ко лбу правая рука, как будто Габаидзе вглядывается в даль. Так скульптор хотел проиллюстрировать фразу, метровыми буквами нанесенную на постамент: «Мы приблизили горизонты». Но мальчишки придумали другой девиз памятнику: «А пошло оно всё на...» Не покривлю душой, очень метко. Кажется, что каменный мыслитель сейчас взмахнет рукой и произнесет эту крылатую фразу... Дети, дети... Ничего святого нет.
Мой первый визит в Храм, я помню до сих пор, хотя с тех пор прошло уже семнадцать лет. Роскошное убранство интерьеров, вселяющая трепет «космическая» музыка, потолок, до которого не дострелишь из рогатки... Тогда я, вместе с моими одноклассниками, давал клятву вырасти достойным и законопослушным гражданином своей страны. И мудрый Наставник в алой мантии с черной окантовкой провел рукой по моим волосам. Помню, как в тот момент я пытался бороться с дрожью в голосе и в коленях...
Георг Габаидзе жил на рубеже позапрошлого и прошлого веков. Когда он пришел к власти, страна на полном ходу неслась в пропасть, как спущенная с горки телега. Для того чтобы навести порядок, пришлось прибегнуть к жесткой диктатуре. Габаидзе видел источник политических и экономических проблем в проблемах социальных, а источник последних – в подорванном психологическом здоровье нации. Он основал новую религию – культ науки, или, иными словами, культ Всемогущего Разума. Адепты новой веры – Наставники, с помощью новейших научных разработок смогли избавить население от наркомании и алкоголизма. Были запрещены компьютерные игры и прочие развлечения, основанные на виртуальности. Люди перестали жить в воображаемом мире, испытывать положительные эмоции от несуществующих свершений. Культ науки указал новый путь к процветанию, путь через самоотверженный созидательный труд... Но самой всеобъемлющей реформе подверглось телевидение. Телевизионные компании хотели знать точно, сколько человек смотрят их передачи в определенный час. Для этого они попытались заменить эфирное вещание трансляцией по компьютерным сетям, но рост пропускной способности этих сетей не поспевал за ростом объемов передаваемой информации. Пришлось вернуться к эфирному вещанию, но теперь все передачи кодировались, а ключевую информацию для дешифровки телеприемники получали из Интернета во время просмотра. К тому же команда Габаидзе изобрела новый способ повышения психологической безопасности – психоинтеллектуальную градацию населения. Суть способа состояла в том, что человек, достигший совершеннолетия, проходил комплексное тестирование: оценивался его интеллектуальный потенциал и нервно-психическая реактивность. В зависимости от результатов человеку присваивался уровень допуска к содержимому СМИ, всего было определено семь уровней, обозначаемых, для простоты, цветами спектра. Человеку выдавался браслет с идентификатором, обозначающим его уровень. Все передачи оценивались Наставниками по семибалльной шкале, в зависимости от степени скрытой угрозы душевному равновесию зрителей. Телевизионные приемники, а точнее, медиацентры, пришедшие на смену телевизорам, компьютерам и газетам, оснащались дешифрующими устройствами, которые взаимодействовали с браслетом хозяина и позволяли просматривать передачи, имеющие оценку не выше уровня допуска этого самого хозяина. Если же в помещении находились несколько человек, медиацентр выбирал за ориентир того, чей допуск был ниже. Например, в присутствии несовершеннолетнего можно было смотреть лишь передачи красного, или, как его еще называли, анонимного уровня.
Все эти меры привели к существенному оздоровлению общества, развитию науки и техники, росту благополучия. Необходимость в диктатуре отпала, и общество постепенно вернулось к демократии. К тому же были разработаны законодательные механизмы отстранения от должности лиц, занимающих высокие государственные посты, в случаях, когда психиатрическая экспертиза устанавливала возрастное слабоумие или иное расстройство психики.
Так говорилось в учебнике. А если бы меня попросили пересказать всё это в двух словах, я бы сказал: Габаидзе дал людям смысл жизни. И помог создать для труда и отдыха человеческие условия.
В детстве я, как, наверно, и любой нормальный ребенок, мечтал стать Наставником. Как им стать, похоже, не знал никто. Но по слухам, в исключительно редких случаях, тем, кто на тестировании показал блестящие результаты, предлагали работу в Храме. Верны были те слухи или нет ¬– я так и не узнал. Мне никто не предложил место служителя культа, Наставник, объявлявший результаты, всего лишь оценивающе взглянул на меня и чуть заметно улыбнулся...
Наутро я просканировал эфир. На диаграмме обозначились семь ярких полос – семь телевизионных каналов. Ниже и выше по шкале вырисовывались пики помельче – служебная связь, радиомаяки, всевозможные сигнализации и данные телеметрического оборудования. Справочник распределения радиочастот, открытый обладателю седьмого допуска, помог мне установить владельцев всех этих источников сигнала. Ничего похожего на восьмой поток видеоданных не было. Впрочем, как я и думал.
Работа всегда доставляла мне удовольствие. Формулировка задачи, поиск решения, нестандартный подход, и, наконец, достижение цели – были просто частью меня, являлись частью моего предназначения. Я погружался в работу, полностью освободив сознание от мыслей о внешнем мире, и техника мне в этом помогала. Так уж устроен медиацентр, что полный эффект присутствия он может обеспечить только во время работы, для развлечений же технология поглощения сознания противопоказана. Мудрое решение, ведь погружаться в развлечения с головой – вредно для личности. Та же наркомания...
Работая с новым чипом, можно, конечно, просто перенести на него алгоритм, разработанный ранее. Времени такая, с вашего позволения, «работа» требует минимум. Но и выигрыш в производительности будет минимальный ¬– только за счет улучшенного быстродействия нового кристалла. Я поступаю по-другому: полностью, с чистого листа перестраиваю алгоритм. Используя все навороты «агрессора» можно поднять производительность фильтра во многие десятки раз. Ну а имея такой запас мощности, можно «порисоваться». Например, реализовать одновременное декодирование двух каналов, с выводом каждого на свою половинку экранного полотна. Что, у кого-то уже было? Тогда у нас будет три... Нет, гулять, так гулять: все шесть! Одновременно!
Оно, конечно, бесполезная в повседневной жизни функция, но как зацокают языками коллеги! Нет, одновременную дешифровку шести каналов мне реализовать не удалось: не хватило времени. Пришлось остановиться на трех, что, по сути, тоже достижение. Завтра сдам на испытания опытный образец, пойду в творческий отпуск... На море съезжу, развеюсь.
Мысленно уже готовясь к отдыху на тропическом пляже, я отправился в Институт Высоких Технологий. На входе в здание автоматический вахтер считал идентификатор и моргнул зеленой лампочкой ¬– проходи. Одиннадцатый этаж. Вот и лаборатория моего друга. Из-за горы коробок высовывается лохматая голова:
– О, какие люди! А я тебе все звонил-звонил – не мог поймать, – приветствует Рэй.
– Извини, отключался. Был в работе.
– Как результат?
– Сейчас увидишь. На мой взгляд, вполне...
Я достал из кармана диск со схемой. Рэй взял его, попытался отправить его в щель приемника, но уронил. Я ахнул, а он, подлюга, поймал диск у самого пола и ухмыльнулся, заметив мою реакцию.
– Что, напугался?
– Ну, знаешь, шутник, сейчас ты у меня зубов недосчитаешься.
– Да ладно, проехали. Даже если б уронил, нифига б ему не сделалось.
– Может, и не сделалось бы, но вот закатился б он под твои чертовы приборы – считай, с концами.
– По поводу бардака в моей лаборатории ты преувеличиваешь, ¬– улыбнулся Рэй, – Давай посмотрим, что там у тебя получилось?
Агрегат слопал диск, по экрану пробежали строчки текста – не знал я, что Рэй настолько старомоден. Но у гениев свои причуды: Рэй отбарабанил короткую дробь на клавиатуре – и протянул мне руку. Я молча отдал ему контейнер с чипом, и он опустил драгоценный «агрессор» в пасть своей странной машины. На экране замигала надпись: «Ждите, идет обработка».
– Кофе будешь? – предложил Рэй.
– Давай.
Откуда-то из-под ящиков, набитых невесть чем, мой друг извлек (горячий!) кофейник, и наполнил две пластиковые чашки. Машина за его спиной гудела и негромко попискивала.
– Да, Рэй, помнишь тот разговор в «анонимусе»?
– Отчего ж не помнить, мы вроде бы ничего крепче «победы разума» не употребляли.
– Так вот, я проверил все передачи. Как я и предполагал, есть только семь каналов...
– А ты ничего не пропустил?
– Нет, я со справочником сверился – ни одного неопознанного сигнала.
– Да, дела... – Рэй потер указательным пальцем переносицу, – Хитры Наставники, хитры. Но ничего, мы еще выведем их на чистую воду!
– Ты о чем Рэй? Чем тебе насолили Наставники?
В его глазах вспыхнул злой огонек:
– А ты считаешь, что они – гаранты стабильности нашего социума?
– Разве нет? Они избавили общество от алкоголизма, наркомании...
– Избавили... Уничтожив сотни тысяч наркоманов.
– Неправда! Я читал... Им привили аллергию на наркотики.
– А дальше? Три четверти из привитых не выдержали ломки, приняли дозу и умерли!
– Но у них был выбор!
– Выбор? Ты это называешь выбором? Здорово тебе промыли мозги! Посмотрел бы я, что бы ты выбрал, окажись ты в подобной ситуации.
– А по-моему, это тебе промыли мозги! Жалкие клеветники из Интернета, психически больные враги общества! – я не на шутку разозлился, – Ты не боишься за свою агитацию отправиться на принудительное лечение? Тем более, у тебя уже была судимость.
– Ту судимость за студенческую шалость с компьютерами пяти крупнейших корпораций я уже многократно отработал. Шесть лет пахал на пользу общества! А насчет лечения... Ты же не настолько туп, чтобы сдать меня Наставникам?
– Если меня поставят перед выбором – дружба или гражданский долг, я не уверен, что выберу дружбу.
– Прости, Макс, – Рэй вздохнул и допил свой кофе, – если бы ты нашел восьмой канал, ты бы понял, что я прав... А вот и прототип готов!
Открыв дверцу своего агрегата, он извлек небольшую платку с впечатанным в нее «агрессором»
– Глянь, Макс, нигде я не напортачил?
Я внимательно осмотрел монтаж.
– Безукоризненно! Сделай-ка мне еще одну, для тестирования.
Разговор с Рэем меня задел... Я даже отложил поездку к морю. Но злополучный гипотетический восьмой канал оставался ненайденным. Вряд ли можно представить что-то столь же ужасное, как попытка справиться с задачей, не имеющей решения...
На пятый день я сдался. Забрался в ванну и поставил программу для медитаций. Под тихую расслабляющую музыку на экране, вмонтированном в потолок, переливались всеми цветами радуги замысловатые феерические узоры. Я пытался расслабиться и выкинуть из головы свою дурацкую затею. Теплые струи приятно массировали тело, вода пахла лавандой... Экран показывал теперь картины непревзойденного художника двадцатого века Сальвадора Дали. Надо же, разглядывая детали, видишь множество предметов, а, пытаясь взглянуть на картину целиком, замечаешь то, чего на ней только что не было ¬– портрет...
Целиком?!
Я пулей вылетел из ванной, так же, как когда-то это сделал древний грек Архимед, и, оставляя за собой мокрые следы, помчался в кабинет.
«Семь, как один... Один, как семь...» – твердил я, запуская программу анализа сигналов. Сейчас мне надо поочередно пересмотр все каналы, точнее их «сервисые строки» – ту часть изображения, которая обычно остается за кадром. Действительно, на всех семи каналах «сервисная строка» оказалась разной! Так, теперь обработаем наши изображения, убрав лишнее. Вот теперь можно позвонить Рэю.
– На проводе!
– Привет, это Макс. У меня для тебя есть работенка.
– Может, попозже? У меня сейчас полный завал...
– Рэй, это касается нашего с тобой последнего разговора.
– Какого?... А, ну, так бы сразу и говорил... Чем могу помочь?
– Я тебе сейчас скину несколько файлов с данными. Попробуй сложить из них пазл, и расколоть алгоритм шифровки. Мощностей в твоем институте хватит?
– Ну, если не хватит, знакомых попрошу, – Рэй, похоже, почувствовал азарт.
– Давай, до связи! – я положил трубку и оглянулся.
Вот теперь мне действительно необходима одновременная дешифровка шести каналов! Хорошо, что я догадался тогда спаять себе запасную плату. Ну, не будем медлить. Кто быстрее ¬– Рэй или я...
Когда он позвонил, у меня было почти все готово.
– Держи, Максимыч! Алгоритм – конфетка, но я его расколол. Правда, там всего пара кадров...
– Спасибо, этого мне хватит!.
– Ты там... Поосторожней. Вдруг инспекторов принесет нелегкая...
– Не принесет, они в этом месяце уже навещали.
– Ну, давай. Удачи.
Теперь мне оставалась самая интересная часть работы: впихнуть в свой семипоточный код Рэюшкин алгоритм. Не прошло и часа, как я уже зашивал сотворенный микрокод в «агрессор».
Касаюсь сенсора. Экран расцветает радугой красок – первый канал показывает мультики. Второй канал – реалити-шоу: понаблюдай, как лижутся или собачатся шестеро высокооплачиваемых дегенератов. Третий канал: попсово-юморной концерт. Четвертый: сериал «приближающие горизонты» или какой-то другой, для меня они все на одно лицо. Пятый: новости науки и техники. Шестой: прямой эфир из парламента. Седьмой канал: открытие научной конференции психиатров. Ура! Одновременная расшифровка работает!
Еще одно нажатие. Секундная рябь – и вот на экране устойчивое изображение! Трансляция из Храма! Все-таки мы с Рэем гении!
«Самой актуальной проблемой на нынешнем этапе остается постепенная деградация населения – говорил высокий пожилой Наставник с трибуны, – По статистике у женщин с низким интеллектом рождается больше детей, чем у остальных, таким образом, генетическая предрасположенность к слабоумию с каждым поколением охватывает все большие слои населения.
Для преодоления этой проблемы и предотвращения деградации общества мы разработали новую секретную программу. Суть ее в том, что низкоинтеллектуальное население до четвертого уровня допуска включительно, будет стерилизовано. Столкнувшись с проблемой естественного зачатия, женщины обратятся в медицинские центры, где им будут имплантированы эмбрионы, полученные от носителей незагрязненного генофонда...»
Я выключил телевизор, и еще минут пять сидел, тупо уставившись в пустой экран. Когда рушатся иллюзии, которыми ты жил с рожденья – это, знаете ли, пострашнее неразрешимой задачки. О, Всемогущий Разум! И на кой я вообще ввязался в эту авантюру! Все, все, я спокоен. Совершенно спокоен. Сейчас я сяду в мобиль и поеду к Рэю. Времени – уже за полночь... Все равно еду, завтра, может быть, будет поздно. Нужно все рассказать... Только не по телефону... Не по телефону!
Рэй жил на противоположной окраине города. В пути я то и дело поглядывал на монитор заднего вида, мне казалось, что за мной кто-то едет. Но, видимо, все-таки просто казалось. Несмотря на поздний час, движение на улицах города оставалось таким же бойким, как и днем.
Вот я и на месте. Звонок, шлепанье босых ног за дверью, недовольное бурчанье:
– Кого еще принесла нелегкая?
– Это я, Макс.
Щелканье замка, желтая полоска света, падающая из приоткрытой двери, и щурящаяся на этот свет физиономия друга:
– Что так поздно?
– Смотрел восьмой канал...
– Проходи! – Рэй схватил меня за рукав, втащил прихожую и запер дверь.
Из спальни раздался женский голос:
– Котик! Ты идешь? – в коридор выглянула Натали, и, увидев меня, сразу скрылась.
– Солнышко, извини, срочное дело... – начал было Рэй.
Дверь спальни демонстративно громко хлопнула:
– Вот козел! Программист паршивый! В два часа ночи у него дела! Ненавижу! Можешь спать на диване!
Рэй вздохнул. Я, почувствовав себя неловко, пробормотал:
– Извини... Я не хотел, может, мне уехать?
– Не обращай внимания. Это ее стандартная реакция. Стоит мне завтра проехаться с ней по магазинам ¬– она обо всем забудет. Так говоришь, у тебя получился дешифратор?
– Да!.. О, нет!!! Я оставил его дома! Сейчас же поеду.
– Не стоит. Фиг с ним. И что интересного ты увидел?
– Рэй, ты согласишься, чтоб Натали вместо ваших с ней детей рожала чужих?
– Как чужих?
– Имплантированные эмбрионы.
– Нет, конечно. То есть, мы пока и своих-то не планируем...
Я рассказал ему о планах Наставников. Рэй заметно разнервничался.
– Тебе нужно уехать. Немедленно.
– Куда?
– Куда угодно. Лучше на север... Да, там нет больших городов, там будет легче затеряться.
– И надолго?
– Я постараюсь разыскать тебя, когда выясню, что опасности нет. Да, и не стоит ехать на твоем мобиле – тебя сразу найдут.
– А на чем?
– В моем гараже стоит машина, которую Натали взяла в прокате. Возьми ее.
– В прокате? Ее же хватятся...
– Не хватятся. Утром у них случится проблема с компьютером, и об этом несчастном мобиле просто забудут.
– Ты рискуешь, Рэй.
Мой друг улыбнулся:
– Не больше, чем всегда. Ну, пойдем, я отопру гараж.
Всю ночь, несмотря на усталость, я мчался куда-то на север, по незнакомым дорогам, вдоль леса и мимо редких построек с одиноко горящими фонарями. И только когда небо на востоке окрасилось предрассветной зарей, я, съехав с холма в лощину, заполненную холодным туманом, остановил мобиль, и, не в силах бороться с усталостью, задремал.
Разбудил меня стук в окно. Туман давно истаял, и солнце вовсю сияло сквозь листву деревьев. Над окном, разглядывая меня, наклонился полицейский с карабином-парализатором. Чуть поодаль, на обочине, неспешно вращал лопастями вертолет с эмблемой Храма – земным шаром, покоящимся на ладони. Рядом прохаживались двое в черных костюмах. Ну, вот я и добегался...
Путь до центра города на вертолете занял меньше двух часов. Всю дорогу никто из моих провожатых не обронил ни слова. Я тоже не делал попыток их разговорить, стараясь подготовиться к предстоящей беседе с Наставниками. Вертолет приземлился на площадку у Храма, меня провели к лифтам, потом был кажущийся бесконечным подъем... Лифт остановился на небольшой площадке, от которой вглубь здания шел длинный-предлинный и довольно узкий коридор. Несомненно, эта часть здания не предназначалась для посетителей. В какую-то из дверей, расположенных на правой стороне коридора (семнадцатую или восемнадцатую по счету?) меня провел один из людей в штатском. Это был небольшой, скромно обставленный кабинет с окном во всю стену. В кресле за столом сидел пожилой человек, одетый на удивление по-домашнему: в серую рубашку и вязаный шерстяной жилет. Человек сделал знак моему конвоиру, и тот вышел.
– Здравствуйте, Максим Степанцов. Разрешите представиться: магистр Хоуп. Не догадывайтесь, по какому поводу вас ко мне пригласили?
– Нет, не представляю. Я ехал навестить друзей, а меня остановили на трассе.
– Вы плохой актер, Максим. Признайтесь откровенно: вы смотрели закрытый канал?
– Закрытый? Помилуйте, у меня высший допуск!
– Бросьте притворяться! Или, может быть, вы в течение получаса смотрели все семь каналов одновременно?
Теперь понятно, как они меня раскололи. Быстро работают, надо же!
Я вздохнул.
– Скажите, Максим, какие выводы вы сделали из увиденного?
– Хорошо, я скажу. Я понял, что вы из себя представляете. Жизнь человека для вас не дороже жизни лабораторной мыши. Да, вы дали нам смысл жизни. Но вы отняли выбор: от рожденья каждому из нас предстоит тот путь, который выбрали вы. Да и что за смысл жизни вы нам уготовили? Глупые мышки копошатся, изготавливая винтики для гигантского механизма под названием «процветающее общество», который на поверку оказывается банальной мышеловкой мировых масштабов! А этот культ Всемогущего Разума, эти бесконечные сериалы о строителях счастливого будущего, этот фанатизм, с которым мы погружаемся в работу – не есть ли это способы отучить людей мыслить, чтобы никто из нас не догадался о той мышеловке, которая нашими усилиями год от года становится все прочнее?
Магистр Хоуп помолчал, потом достал из кармана платок, протер очки и вновь надел их.
– Знаете, Максим, я наблюдаю за вашей судьбой семнадцать лет. С того дня, как вы десятилетним мальчиком впервые пришли в Храм. Не знаю почему, но я тогда запомнил вихрастого голубоглазого паренька. Внутреннее чутье мне подсказывало, что из этого мальчугана вырастет неординарная личность. Я не ошибся.
Вы наверно, догадывайтесь, что мышка, понявшая принцип действия мышеловки, получает бонус? Я предлагаю вам стать послушником. Через пять лет послушания вам присвоят титул младшего Наставника. Вы ведь всегда мечтали стать Наставником?
– Может быть, и мечтал, но только не сейчас. Я не намерен воплощать в жизнь ваши программы по стабилизации генофонда и прочие опыты, вроде борьбы с наркоманией...
– Не будьте категоричны, Максим. Подумайте, прошу вас!
– Не пытайтесь, магистр, я не соглашусь.
Хоуп вздохнул:
– Очень жаль, молодой человек, но по правилам тот, кто отказывается работать на Храм, будет ликвидирован, – он встал с кресла, и в тот же момент в кабинет вошли двое моих конвоиров и третий человек – в белом халате. Двое крепко взяли меня за руки.
– Вопреки вашим ложным представлениям о нашей кровожадности, – продолжал Хоуп, – мы воспользуемся самым гуманным способом казни. Сейчас вам введут сильнодействующий галлюциногенный препарат, и вы четверть часа будете пребывать в состоянии блаженных грез. Затем ваше сознание отключится, и тогда вам будет введено другое вещество, останавливающее жизненные функции организма. Вы даже ничего не почувствуете!
Хоуп вышел из кабинета, а медик тем временем вгонял в мою вену тонкую иглу... Я понял, что это последние минуты моей жизни. В первый момент от отчаяния хотелось расплакаться, но тревога быстро прошла. Я взглянул на руку: от места укола моя кожа быстро покрывалась чешуйчатой броней рептилии. Страха не было. Я смотрел, как удлиняются пальцы, как прорастают на них когти-ножи. Я чувствовал языком, как растут и становятся смертельно острыми зубы, слышал, как рвется моя одежда под вырастающим в считанные секунды телом. Я издал звериный рык и с восторгом увидел, как мои враги сделали шаг назад. Топнув мускулистой ногой и почувствовав, как закачались стены, я увидел, как по потолку заструилась трещина. Помощники магистра бросились в коридор, я устремился за ними. С потолка сыпалась штукатурка, лампы в коридоре замигали и погасли. Здание шаталось, будто от землетрясения. Лифты не работали, на лестнице царила паника. Полицейские, люди в мантиях Наставников и в гражданской одежде – все спешили вниз. Я заметил впереди седую голову Хоупа и ринулся за ним. Бежать в плотной толпе было почти невозможным, но я разбрасывал людей, как тряпичные куклы, налево и направо. Настичь магистра мне удалось только внизу, когда он вместе с остальными выбежал из здания. Я прыгнул на него и вцепился зубами в правую руку. Магистр вскрикнул, хрустнули кости, брызнули алые фонтаны крови. Хоуп упал навзничь, а его рука еще несколько секунд судорожно дергалась в моей пасти.
Я глянул вверх: памятника Георгу Габаидзе больше не было! Не было и доброй трети этажей храма – над зданием величественно и бесшумно парили шесть драконов! Изрыгая пламя, они обращали в ничто самое величественное строение государства! Стекло плавилось, падая крупными каплями на землю, а бетон становился песком...
Голова закружилась, и я провалился во тьму. Последней мыслью было «это конец!»
– Эй, соня, давай, просыпайся уже!
Я с трудом разлепил веки, и расплывчатая картинка, представшая моему взору, постепенно обрела резкость, превратившись в улыбающуюся физиономию Рэя.
– Рэй, я живой?
– Нет, блин, мертвый! А я твой ангел-хранитель!
– Если б я умер, голова бы так не болела!
– Логично мыслишь, черт тебя дери!
– Но что тогда случилось?
– Ты разве не видел? – ухмыльнулся Рэй. Только сейчас я понял, что он сидит за рулем мобиля, а я лежу на мягком заднем сиденье, – Храм атаковало звено беспилотных штурмовых вертолетов. Кстати, сейчас на его месте лишь груда пыли.
– Вертолеты? Но кто же кроме Наставников мог ими управлять?
– Ну, я, например.
– Как?!
– С помощью спутника контроля.
– Ты хочешь сказать, что перехватил военный спутник? На счет раз?
– Нет, конечно. Эта операция давно и тщательно готовилась. В ней были задействованы многие влиятельные люди, в том числе и из окружения Президента. Извини, что не мог сказать тебе раньше.
– Я тебя понимаю.
– А я тебя – нет. Объясни мне, дураку, почему у тебя в зубах был изгрызенный протез руки магистра Хоупа?!
Я почувствовал, что краснею. А через мгновенье я корчился от хохота. Я хохотал до икоты, до колик, до боли в печенке... Рэй, наверняка решил, что я двинулся.
Мы мчались по трассе, обгоняя другие машины, а на экране бортового медиацентра диктор вел прямой репортаж из центра города:
Сегодня были арестованы члены совета Наставников. Процедура отстранения от должности Президента Джейнарова признана незаконной. Указом Президента культ Всемогущего Разума объявлен вне закона, отменены запреты на прочие религиозные культы и на производство спиртных напитков. Отдельным указом отменена психосоциальная градация. Люди выстраиваются в огромные очереди, спеша избавиться от браслетов...
– Это значит, что выборов не будет? ¬– спросил я.
– Будут, – уверенно сказал Рэй, – но только у тебя отныне будет всего один голос. Как и у всех.