Аннушка соблазнила меня купить янтарные бусы.
- Покупай, - толкнула она меня под бок. – Чего на них смотреть, бери, да и все!
Гуляя по городу в поисках чего-то несомненно полезного, то ли шерстяных носков для меня, то ли копченого тофу для Аннушки, мы забрели в ювелирный магазин и возалкали греховно всех этих сокровищ, разметанных перед нами наподобие бисера в витринах. Украшений у меня было полно. Появляясь на курсах английского языка все время в разных браслетах, кольцах и серьгах, я вызывала жгучий интерес преподавательницы, элегантной англичанки, постаревшей красивой, достойной старостью, добротно и пушисто одетой, постоянно увешанной бриллиантами и массивными серебряными браслетами.
- Это что – русское? – спрашивала она и, без церемоний протянув руку, хищно говорила:
- Дай сюда!
Я снимала серьги или браслет, отдавала ей посмотреть. Она, ахая, показывала их окружающим:
- Какая прелесть!
Мои сокурсницы, милые, добрейшие немки, улыбались неуверенно в ответ.
Женщины делятся на тех, у которых есть украшения, и тех, у которых нет. Дежурное колечко на пальце - не в счет. Те, которые украшения носят, замечают друг друга издали и кучкуются по интересам. Любовь к украшениям объединяет их в тайный орден, пропуском в который служит замысловатая серебряная виньетка на груди или оттягивающий мочку уха алмаз. Приблизившись друг к другу и быстро, жадно осмотрев себя взаимно, подруги по любви к красоте проникаются симпатией одна к другой, отделяются от толпы и болтают о своем. Мои сокурсницы украшения не носили и, пожалуй, не совсем понимали, на что они нужны. На что они нужны, я тоже не вполне понимала, но любить - любила и вешала на себя, выходя из дома.
- Покупай, сказала Аннушка. – Ну и что, что у тебя много бус. Янтаря-то нет.
Я любила янтарь, но все какой-то платонической любовью, как смолу на облитых солнцем сосновых стволах, как мох, усеянный сухими иголками, как жужжажиние насекомых в светлом сосновом бору. Повесить все это на шею было безумно по сути своей, но соблазнительно, и я купила бусы.
Прибарахлившись таким образом, мы отправились по домам: денег у меня все равно больше ни на что не осталось.
- Ну, что, Аннушка, - спросила я, помахивая сумкой с уложенными туда бусами, - почему мы купили бусы: от печали по несовершенности мира или от обыкновенной сорочьей жадности тащить к себе все, что блестит?
- Когда-нибудь, ответила Аннушка, - ты сядешь и будешь рассматривать бусины одну на другой, как смотрят на огонь в костре. Двух одинаковых нет. В каждую как в сосуд заключен древний след, оставленный в капле смолы шелухой цветов и дождем; след, на который можно посмотреть, но потрогать который сквозь поверхность камня нельзя. Ты будешь рассматривать бусины, как смотрят в огонь, поворачивая их одну за другой. Ты будешь думать о том, насколько они старше тебя и как хрупки твои глаза, блестящие сейчас так же ясно, как они. О том, сколько твоих жизней уложилось бы на дне этой застывшей смолы мелкой пылью, не замутив и поверхности ее.