За поворотом времени

Зинаида Александровна Стамблер
ПЛЯЖНОЕ ЗНАКОМСТВО

Сижу на мокром от дождя песке, но сырость и ноябрьский холод не нарушают моего состояния. Ум растаял, внутри звенит и сияет тишина, а всё, что снаружи, вьётся пенной вязью. Море перебирает волнами далекие следы.

Внезапно сердце обновило ритм.

– Завирал-лно! – молодой человек в светлом костюме и тёмных очках, улыбаясь, заглянул в моё пляжное кресло* и приподнял соломенную шляпу.

Я резко отпрянул и отвернулся. Кто я? Где я? Плетёная пляжная корзина, в которую я вжался, как сбрызнутая лимонным соком устрица в раковину. Шляпка, украшенная гирляндой искусственных цветов на моих коленях, обтянутых блестящей тканью платья. Зонтик от солнца прислонен к стенке корзины. На выдвижном ящике ажурная сумочка... Сумочка! Мои руки в батистовых перчатках распустили ленты – и я торопливо достал маленькое серебряное зеркало в перламутровой оправе, несколько флаконов непонятно с чем, коробочку, вышитый бисером кошелек, в котором кроме надушенного кружевного платка ничего не было.

– Я бы советовал обратить внимание на вензель.

«Он что – мысли мои читает? А ведь как ловко по-русски говорит, хоть и с акцентом.»

– Я вполне сносно могу изъясняться на девяти языках, но это не означает, что они для меня родные. А все Ваши мысли написаны на Вашем прелестном лице.

«Тьфу, пакость какая! Хотя что я в самом деле – судя по всему, меня угораздило стать женщиной. Со всем из этого вытекающим...»

– Что Вам угодно?

– Мне? Помилуйте, мне от Вас совершенно ничего не угодно, а вот Вы, как я погляжу, оказались в весьма затруднительном положении. И в этом смысле Вам может быть многое угодно от меня. Ну, взгляните же в зеркало – вот так Вы выглядите в настоящую минуту.

Я предпочел рассматривать вензель. Две переплетенные буквы С и R, роза и крест.

– Простите меня, пожалуйста, я веду себя дико, но я – мужчина и для меня эта ...форма невероятна и невыносима. Я помню, как спустился к морю, сел на песок, как попробовал войти в резонанс с космическими вибрациями, что отражали волны...

– Ну, то, что Вы проявлялись в Лас-Пальмасе или Мельбурне, совершая погружение в пространственно-временную субстанцию в Киле, служит безусловным подтверждением, что это у Вас получалось гениал-лно. Сейчас же Вы не просто поменяли местами координаты – мало того, что оказались в иной реализации, Вы ещё и перешли в иную более объёмную систему измерений.

– И в этой системе я – женщина?

Мой собеседник кивнул и развел руками.

– Причем восхитительная, поверьте!

– Буквы С и R мне ничего не говорят. Хотя... la croix ... la rose... а именно роза и крест присутствуют в узоре... Скажите, это имеет отношение к розенкрейцерам?

– Да.

– Кто Вы?

Господин на пару секунд снял очки. Передо мной промелькнуло множество смутно знакомых и неизвестных образов, ни к одному из которых я не смог бы обратиться по имени. Глубокие, из-за расширенных зрачков кажущиеся черными глаза, правильные тонкие черты, на шее белый шёлковый платок, заколотый булавкой с прозрачным камнем.

– Лучше я скажу, кто Вы. Вы – Корделия Рюденхаузен. В это время года Вы с родителями проживаете в самом высоком доме на береговой аллее – да, да, Вы именно на него сейчас и смотрите. Кстати, ещё пару недель я – один из Ваших гостей.

– И всё-таки, пожалуйста, я бы хотел знать, как Вас зовут.

– Привыкайте говорить о себе в соответствующем роде, – незнакомец протянул руку, взял мою ладонь и коснулся губами моих пальцев. – Роберт Барт к Вашим услугам. Ваш отец меня хорошо знает, у нас с ним несколько чрезвычайно важных совместных проектов. Позвольте Вас проводить, солнце уже в зените, а я не выношу яркого света.



А.М.О.R.С. **

Служитель закрыл мою пляжную корзину, поклонился и я, опираясь на локоть Роберта Барта, направился к лестнице.

– Корделия!

Я вздрогнул, зацепился каблуком за плиту под ногами, наступил на оборку платья и чуть не упал, бережно подхваченный своим спутником.

– Корделия, Вам следует поскорее принять настоящие условия и жить адекватно обстоятельствам. Поймите же, только так Вы сможете хоть чему-нибудь научиться и приобрести знания, которых упорно ищете, и опыт, к которому решительно стремитесь.

– Я могу спросить...

– ...как долго это будет продолжаться? – Барт откровенно забавлялся. – Думайте лучше о том, как поточнее сыграть свою партию и побольше узнать. Кстати, Вы – моя невеста, дорогая Кора, а я при всех своих обширных планах и многочисленных задачах не намерен вести себя как монах, это у меня, слава Богу, в прошлом. Тем более, что первые нежные эксперименты мы с Вами уже успешно провели. К обоюдному восторгу.

Видимо, мой жених хорошо знал, что делал – потому что его шоковый метод, основательно меня перетряхнул. И хотя сознание моё от ужаса затуманилось, но я почти сразу почувствовал себя женщиной, а взглянув на Роберта уже как женщина – определенно ощутила себя влюбленной.

– Дети, вы, как всегда, опаздываете к чаю! – статный господин, в котором я мгновенно увидела своего отца, обнял меня и Барта, и тут я, наконец, заметила отражение нашей троицы в зеркальной галерее, ведущей в гостиную.

Но зрелище не вызвало во мне ни удивления, ни раздражения. Роберт прав, я должна получить всё, что только смогу принять.

В гостиной за сервированным столом нас ожидало несколько человек, включая мою мать – задумчивую даму в сиреневом с родным нестареющим лицом. Я безошибочно произносила каждое имя, без усилий вспоминала, кто предпочитает взбитые сливки к лимонным пирожным, а кто – шоколадную или ореховую пудру к ванильным трубочкам с заварным кремом.

– Ну, вот. Заканчивается такое увлекательное путешествие, – моя подруга не притронулась к сладкому, зато выпила три чашки чая с молоком. – Ты же знаешь, я много лет записываю за твоим отцом, Кора. Каждое слово. А вчера он попросил меня завершить записи. Надо разобраться с текстами. Боюсь, мне не справиться в одиночку. Мужчины обычно заняты – от них вообще маловато прока там, где нужно терпение и кропотливость. – Маргарита Рудомо не сомневалась в моём согласии. – Значит, через полчаса встречаемся в библиотеке?

Ах, Марго. Очаровательный секретарь, хохотушка и верный помощник. Ты вечно среди книг, рукописей и символов – во все времена, во всех декорациях.

Кристиан Рюденхаузен, мой отец, историк ордена А.М.О.R.С., знаток традиций и мифов. Вместе с братьями он собирал доказательства, что пирамиды сооружались для посвящений и мистических занятий, а усыпальницами они становились после ухода из земного мира великих посвященных – и не по их воле, а из-за невежества окружения.

Отец тщательно изучал сакральные идеи древности и эпохи, продлившейся до 1314 года, когда на костер взошли наши братья Жак де Моле и Жоффруа де Шарне. Он испытал вместе с Якобом Бёме его божественные видения, что подарили нам единую мировоззренческую систему. Мой отец переводил с латыни и комментировал работы Иоганна Валентина Андреэ, потому что высоко ценил его и восхищался способом интуитивного познания, который использовал в начале своего духовного пути 17-летний Андреэ. Сам Кристиан тоже добился многого, благодаря озарениям.

Традиции нашего братства утверждали родство христианства, магии и каббалистики, а также различных религий и восточных учений. Мы, розенкрейцеры, издавна стремились к совершенству мира – и стремимся по сей день. Но без труда и чуда осознать Бога в природе и в человеке невозможно. Как и сохранить себя без соблюдения заветов Христа.

Мы все призваны бескорыстно помогать людям и безвозмездно лечить больных, носить одежды, соблюдать законы и говорить на языках страны пребывания, ежегодно являться на собрания А.М.О.R.С., назначать себе преемника, уходя из мира, и хранить тайну 100 лет.

Я восстанавливала в себе не одну жизнь, перебирая страницы, заполненные круглым почерком моей Марго. Давно зажгли свечи, погасили и зажгли новые, а мы с Маргаритой Рудомо всё раскладывали рукописи, сортируя их по темам и датам.



НОЧНОЙ ПОЛЁТ

Я подняла голову и увидела Роберта, который с интересом наблюдал за нами. Поймав мой загоревшийся взгляд, он тут же подошел, кивнул Марго, так и не заметившей ни его появления, ни моего исчезновения, и повлек меня сначала к дверям, а затем в мою спальню. Его победная ласка, изобретательная и бесподобная, освобождала меня от земного веса – я была готова не то, что лететь за ним, куда угодно, я бы просто перестала дышать без него.

– А теперь самое... – Роберт поднял меня на руки и понёс по лестницам вниз.

Ночь была теплой, мигали бесчисленные звезды. На большой лужайке с внутренней стороны дома стоял летательный аппарат – я не рассмотрела в темноте деталей в предвкушении счастья.

Возлюбленный посадил меня рядом с собой, запустил мотор – и мы поднялись в небо. Мы кружили высоко-высоко и близко-близко к морю. Роберт показывал мне туманности, где рождают сказки и творят миры, а я пела с ветром.


Мы приземлились под утро. Охрипшая и озябшая, я была возвращена Робертом на свою кровать. Он накрыл меня одеялом и поцеловал во влажные ресницы.

– А ты никуда не улетишь без меня? – шептала я, засыпая. – А я не проснусь в другом времени и пространстве? А мы не...

Следующий день принёс новые впечатления и события. Роберт не уехал через несколько недель, как обещал – мы провели с ним всё лето.

В один из прозрачных осенних вечеров я, Роберт и Марго, отправились гулять к морю. Внезапно сердце обновило ритм, я оступилась, потеряла равновесие – и вот уже я совершенно один сижу на мокром от дождя песке.

Ум растаял, внутри ширится тишина, а всё, что снаружи, вьётся сияющей вязью. Волны перебирают пенными языками далекие следы.

– Простите, не подскажете, я дойду по пляжу до гостиницы? – возле меня остановилась незнакомая девушка – я резко отпрянул, не понимая: кто я, где я?

«...время похоже на дорогу: она не исчезает после того, как мы прошли по ней, и не возникает сию секунду, открываясь за поворотом.»



_________________________________

*Пляжное кресло или пляжная корзина – специальная плетеная мебель для пляжа с боковыми стенками, внутренними ящиками и крышей, защищающая от ветра, солнца, дождя и песка.

** А.М.О.R.С. – Древний Мистический Орден Розы и Креста.






Очень дорогая задумка, в которой мне почти всё не удалось. Но сильно хотелось – и я старалась. Как обычно, что-то связано с опытом, что-то – с интуицией. Хотя кое-что я предположила и накрутила из имеющегося.

Главный герой в исходном своём воплощении пытается экспериментировать во времени-пространстве. И ему это удаётся, причём спонтанно. Я прониклась идеей – плюс две личности показались мне из времени: Роберто Бартини и Маргарита Рудомино. Оба уже ушли из этого мира, оба из 20 века, из вечности. Один – великий изобретатель-конструктор, другая – великая хранительница духовного опыта, хранительница книг. Оба оказались рядом с моим героем. Я чувствую и, мне кажется, знаю их, хотя никогда не знала лично – и буквально за два дня до того, как я прониклась, даже не слышала их имен, к своему стыду. Хотя Бартини вполне известен, пусть и не столь широко, как заслуживает. К тому же его имя вновь открыли историки авиастроения, Булгаковеды и не только. Маргарита Рудомино же хорошо известна своим трудом на благо библиотек – она основательница Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы.

Я нашла их в сети. Бартини – когда искала всё, что связано со пространственно-временными перемещениями, с исчезновениями и проявлениями. Рудомино – когда у меня в сознании возник образ девушки с книгами, и я проверила возможность существования подобной личности в реале. А поскольку Рудомино - фамилия существующая, я её сократила для рассказа. А потом, подумав, сократила и фамилию Бартини до Барта.

В розенкрейцеры я их "записала" сама, потому что мне так почуялось – это предположение. Никаких фактов к тому у меня нет. Тот орден, который я описала в рассказе – некий симбиоз из доступной инфы, интуитивного моего представления об ордене и моих попыток смешать и развить всё это.

Текст, увы, пока не получилось доработать.

Может, что-то из всего этого ещё и получится, поэтому и поставила сюда.

Простите, пожалуйста, все, кто отведал этот сыроватый пирожок – мне он всё равно очень дорог. :)