Каждый вечер в девять часов Она идёт на кухню, чтобы приготовить ужин. Она достаёт спички, с третьей попытки зажигает на плите газ, достаёт сковородку и вынимает из холодильника куриные грудки. Каждый вечер Она ждёт с работы Его; а он всегда приходит как раз к тому времени, когда куриные грудки покрываются золотисто-коричневой корочкой, а остаток масла на сковородке начинает пускать пузырьки и тихо шипеть, словно не желая подпускать Её к плите, пока не придёт Он.
Он приходит ровно тогда, когда Она, устав ходить по кухне от стены до стены, садится прямо на пол и начинает, щурясь, вглядываться в небо за окном. Чем сильнее она щурит глаза, тем темнее становится небо; она знает, какого оттенка оно бывает в каждое время года, за секунду перед тем, как в дверь позвонит Он. А потом, услышав, наконец, Его шаги, срывается с места и бежит ко входной двери, забыв поправить кофточку и заправить прядь тёмных волос за ухо. Он стоит на пороге, улыбается и протягивает Ей букетик фиалок; Её всегда удивляет то, как даже зимой, в самый лютый мороз, Он умудряется их принести, но никогда не спрашивает об этом, словно боясь разрушить некую хрупкую тайну, тщательно оберегаемую Им. Она осторожно, не дыша, берёт цветы, словно те сделаны из воздуха и несёт их в комнату, а Он проходит на кухню, садится у окна и ждёт Её, чтобы рассказать Ей о Самом Главном. Но ужин на плите медленно остывает, и пока Она кладёт Ему на тарелку кусочки мяса, Он забывает, что хотел сказать. У Него остаётся только странное чувство, о котором Он молчит до следующего вечера, когда опять вспоминает то, о чём хотел Ей рассказать.
Каждый вечер Она готовит ужин, каждый раз на ночь Он целует Её в лоб и ждёт, пока она заснёт у Него на плече. Он очень хочет Ей присниться, но знает, что Она никогда не видит снов. А потом засыпает и сам, ощущая, как её мягкие волосы щекочут ему шею, плечи, грудь.
Утром Он уходит, а Она идёт бродить по городу и искать воду. Она очень любит смотреть на отражение неба в воде; тогда ей начинает казаться, что оно близко-близко. Она подходит к самому краю, садится на корточки, зажмуривается и осторожно дотрагивается кончиками пальцев до чуть рябистой поверхности воды и вздрагивает, словно и впрямь коснувшись неба. Потом она приходит домой и долго-долго смотрит на свои руки, а потом идёт на кухню, чтобы приготовить ужин. Она достаёт спички...
Однажды вечером Он не приходит даже тогда, когда она сощуривает глаза до едва заметных на лице узких щёлочек. Не приходит и потом, когда поджаренные Ею куриные грудки тоскливо подёргиваются холодной плёнкой. Она выбрасывает ужин в мусорное ведро, уходит в комнату и до самого утра сидит, раскачиваясь, на краю кровати, ожидая, что вот-вот раздастся звонок в дверь.
Звонок и впрямь раздаётся, утром. Но за дверью стоит не Он, а какие-то незнакомые люди. Они что-то говорят, но Она их не понимает; незнакомые люди заходят в квартиру, равнодушно смотрят на небо за окнами, говорят, говорят, очень много говорят и уходят. Она опять остаётся одна, и уже не идёт на улицу искать воду. Ровно в девять часов Она приходит на кухню, чтобы приготовить ужин и снова ждёт Его. Когда небо за окном становится угольно-чёрного оттенка, она выбрасывает ужин в ведро и уходит в комнату, где ложится на своей половине кровати и закрывает глаза, вздрагивая от каждого шороха на протяжение всей ночи.
Каждый вечер в девять часов Она идёт на кухню, чтобы приготовить ужин. Она достаёт спички, с третьей попытки зажигает на плите газ, достаёт сковородку и вынимает из холодильника куриные грудки. Каждый вечер Она ждёт Его, а он всё не приходит. Какие-то люди постоянно стучат в дверь, но она не реагирует, зная: Он всегда только звонит. Каждый вечер она выбрасывает ужин в мусорное ведро, а на следующий вечер опять готовит, веря: в один из таких вечеров Он обязательно вернётся к Ней.
Она сидит спиной к окну и не хочет смотреть на небо, потому что здесь нет воды. Она бы вышла на улицу, но боится пропустить то время, когда придёт Он. Глупые люди ломятся к Ней в дверь, а Она не хочет видеть никого, кроме Него. Она уходит в комнату и сворачивается клубочком на своей половине кровати, свято оберегая другую и ждёт, ждёт... она ждёт сто лет и ещё два месяца, но ничего не меняется.
Однажды вечером Она сидит как всегда спиной к окну, как вдруг слышит слабый-слабый звон. Она вскакивает и бросается к двери, но за дверью никого нет; Она возвращается на кухню и застывает на месте: волосы Ей взъерошивает ветер, ворвавшийся через открытое окно, а на подоконнике лежит, подрагивая лепестками и распространяя нежный аромат, маленький букетик фиалок. Она чувствует, как что-то горячее наполняет глаза, не дыша, берёт букетик и прижимает его к груди. Она не замечает, как встаёт на подоконник и начинает всматриваться в даль ночного неба, словно пытаясь найти Того, кто принёс Ей цветы. И вдруг Ей кажется, что где-то вдалеке промелькнул Его силуэт, и Она, не раздумывая, делает шаг вперёд...
Небо выдержало и упруго спружинило у Неё под ногами, словно благодаря за те ласки, которые Она дарила его отражению. Она быстро побежала, перепрыгивая с одной невидимой ступеньки на другую, боясь не успеть, а воздушные потоки бережно обходили Её хрупкое тело, давая возможность беспрепятственно двигаться вперёд. Наконец Она увидела впереди облачённую в знакомую коричневую куртку спину и нетерпеливо окрикнула Его по имени. Он обернулся, и тогда слёзы брызнули у Неё из глаз и, не помня больше ничего, она обхватила тонкими, какими-то прозрачными руками Его шею, спрятав голову на Его груди. И когда почувствовала, что тёплые, родные руки гладят спину, подняла голову, посмотрела Ему в глаза и попросила:
- Расскажи мне... о Самом Главном.