Дао Ведьмы

Татьяна Лукьянова
Когда-то, давным-давно, когда ромашки еще имели запах, дневной свет казался прекрасным и не мешал мыслить, когда не был изобретен кофе, в то время любовь яркими солнечными зайчиками прыгала по стенам их маленькой уютной квартирки.
Вечерами они возвращались домой, чтобы поговорить о том, как прошел день, что он принес хорошего, какие были неприятности… Она доверчиво склоняла голову ему на плечо, а он нежно гладил белоснежные перья ее крыльев, она в ответ дарила ему сияние влюбленных глаз и нежность доверчивой души… Это было самое обыкновенное в мире счастье, похожее на счастье других людей, но им казалось, что так счастливы могут быть лишь они.
Водовороты событий, приятных и не очень, накладывали на душу свои печати и штампы, шло время и он стал забывать о мелочах, из которых состоит счастье.
- Мне не хватает тебя, - говорила она
- Мне некогда, у меня нет времени на глупости, - отвечал он
И легко кружась, падало на пол белым пятном легкое перышко. Солнечный зайчик упал в обморок, виновато шевеля разноцветными ушками.
- Давай поговорим, - умоляла она
- С тобой не о чем разговаривать, - походя бросал он
И кружась в воздухе, на землю бесшумно падал еще один клок уже чуть пожелтевших перьев… Несколько солнечных зайчиков метнулись к раскрытой форточке и вылетели на свободу в поисках счастья…
- Я люблю тебя! – выкрикивала она в истерике
- Какая любовь в нашем возрасте, - холодно возражал он
Подкрашенные алым перья с мокрым шлепком плюхались на пыльный ленолеум. В углу начинали разлагаться трупики не сбежавших во время солнечных зайчиков.

Литры кофе, пива, и километры бессонных ночей вымывали из организма кальций, так необходимый для роста перьев.
Грязные почерневшие, похожие на облезлую ворону крылья, бессильно тащились за ней:
- Я ненавижу тебя, ты ничтожество, - пьяным, охрипшим от слез голосом, хлестала она
- Ты дрянь, - продолжал фехтовать он.
- Я не позволю тебе быть счастливым!
- Ты – ведьма!
Любовь зажав уши и крепко зажмурив глаза ползком пробиралась под молниями беспощадных, убивающих слов. Выбравшись из дома, она отряхнула запылившийся подол. Обернулась в последний раз на окно своего бывшего дома, покрутила у виска и подобрав концы разорванной юбки, пустилась сверкая пятками в поисках нового дома.

Она же, дождавшись, когда последнее перо упало в помойное ведро, собрала свои вещи и тоже ушла… Привыкнув к скорости и высоте, она долго не могла принять свое новое положению. Но какое-то время летать не хотелось, а потом душа постепенно излечивалась. Километраж бессонных ночей подходил к финишной прямой, литры алкоголя сворачивались до рюмочки «по поводу», а кофе снова стал необходим лишь по утрам.
Вновь захотелось летать, но беспощадно изгнанный из организма кальций не дал вырасти новым крыльям.
Она скучала по небу, по свободе, по счастью. Так в доме появилась метла. Она и раньше не могла спать в полнолуние, не зная чем себя занять. Теперь же, садясь на метлу, она взвивалась в ночное небо, поближе к круглой глупышке - единственной свидетельнице ее любви, ее позора, и ее свободы.
Она взлетала, круто забирая вверх, ветер трепал ее волосы, а лунный свет ласкал голое непокорное тело. Оттолкнувшись рукой от самой далекой звезды, она со свистом пикировала вниз, наслаждаясь свободой и азартом полета.
Он как всегда поздно возвращался домой. И шел по пустой улице, думая бесконечные мысли о том, что возможно они поспешили, что слова могли быть более мягкими, а действия более обдуманными. Пронзительный свист, оторвал его от грустных мыслей. Он посмотрел на небо, но не увидел там ничего, кроме полной луны. Вдруг в высоте он услышал дикий хохот, сквозь который прорывались до боли знакомые нотки рыдания. Почудилось, будто кто-то мягко коснулся щеки. Он вздрогнул, перекрестился и тяжело вздохнув, вошел в дом, чтобы собрать наконец-то трупики погибших солнечных зайчиков и начать жить заново.