***
Цвела вишня.
Солнечные зайчики весело плясали на клевере. Рассыпанная по лугу роса приветливо улыбалась, освещая мир беззаботной, детской радостью Иисуса, раздающего голодным хлеб и рыбу.
Игорь поежился. Жесткая трава, на которой сидел юноша, оказалась влажной и хакама намокла от росы, как лицо – от слез. Игорь вздрогнул, еще раз переживая те страшные мгновения.
- Я предал...- это мысль ужом вилась в его сознании – предал сенсея.
Юноша закрыл глаза. Лицо Учителя, самого дорогого для него человека, всплыло перед мысленным взором. Добрые, немного высушенные ветром и тренировками черты лица, больше подходили дзенскому монах чем учителю фехтования. Да ОН и не был им в прямом смысле. ОН – Мастер, кристалл, лишенный обычных человеческих мыслей и страстей. Дрался, ходил, сочинял хайку, вел урок, играл в Го – чтобы ОН не делал его, окружал Свет, источаемый Просветленным. Намо Будда!
В тот день Игорь, лучший ученик сенсея Огавы (а именно это имя принадлежало ЕМУ), должен был сразиться с молодым самураем дома Теура. Поединок был скорее потешным, на бокэнах, в додзе. Старые друзья, Мастер Тэура и Мастер Огава, хотели посмотреть на способности своих учеников. Игорь помнил холодный равнодушный взгляд своего противника. Как небрежно тот держал бокен, как принял неправильную стойку. Помнил, как неясная мысль бросила его в атаку, заставляя следить за левой ногой ученика Тэура. Помнил боль от удара…и все….холод, боль, одиночество, улыбка сенсея, пустое додзе. И ветер, ветер, ветер…
— Я проиграл, – зубы клацнули от холода — хакама промокла насквозь. Левая рука Игоря взметнулась вверх, откидывая с лица челку, и тронула рукоять вакадзаши. Плавно скользнула к цубе. Ледяные пальцы цепко, привычно сомкнулись. Кровь стучала в ушах, сердце наматывало круги от пяток до горла.
- О милосердный Будда, о Аматерассу, владетельница красоты! – вакадзаши медленно и чинно покинуло ножны, издав тихий звон, отразившийся в сознании юноши. – Молю, простите мою похоть, гневливость и не прозорливость. О Великая Сила, текущая сквозь все предметы в Игдресселе, единая и царственная, прости мне грех сей, ибо слаб человек. Творец, я возвращаю твой Дар! – слова юноши эхом разнеслись по окрестностям, пугая ворон.
Обычно сепоку совершалось специальным ножом, но обезумевшему Игорю было не до традиций. Вакадзаши с мерзким свистом вошел в живот юноши, с легкостью протыкая тренированный пресс. Боль ударила его желтым током. Что-то вязкое и приятное теплым потоком упало на ладонь. В тускнеющим сознании юноши пронеслись последние мысли: «Я…искупил.. кровь…». Резким диагональным движением вакадзаши самурай обрезал нить вирда. Тело упало, применая траву.
Цвела вишня.
Вдали звенели струны. Незримый гитарист прокуренным, хриплым голосом запел, сплевывая слова на мокрую от росы землю.
Ливень смоет грязь с заблудших душ,
В кромешной тьме взойдет луна,
Мир отхватит недурной куш,
В дар от Творцов получив меня.
Беззаботный звездный свет
Прольется на старые раны
Слез на лике более нет.
Я – в абсолютной Нирване.
Я – волен! Я – буря и ураган!
Лед и долгое море.
И в тот же час тихий курган.
И нету цепей моих боле!
Я – чадо серебристых тисов,
Тело – лишь тень от прибрежных бризов.
Сияет звезда.
Мерно течет хладная река.
Блик мутной воды,
У недвижного праха у кромки крови.
«Кровь…где-то я слышал это слово»- подумало Нечто, покрытое липкой, красной жидкостью, открывая глаза. Мир не изменился. Все также мокра была трава, все также светило солнце. Только немного болел левый бок. Нечто приподнялось на руках и село, тупо разглядывая нелепую железяку, красующуюся в животе. Резким движением, породившим еще большую боль, извлек ее из себя и с отвращением бросил в сторону.
На горизонте появилось два силуэта. То были всадники — женщина – о!, как она была прекрасна! — и мужчина. Силуэты приближались. Мужчина привстал на стременах, что-то говоря своей спутнице. Та кивнула. При этом ее чудесные, длинные, волнистые волосы всколыхнулись, и Нечто показалось, что солнце подморгнуло в этот миг, уступая небесную высь огромным, неземным звездам. Но видение прошло и Нечто обессилив упал на спину.
Тем временем всадница спешилась и подошла к нему, шурша прекрасным шелковым, белоснежным платьем. Заглянула в его глаза.
- Бедненький ты мой…- превосходный лоб из белого мрамора покрылся морщинками, которые, впрочем, не чуть не испортили ее. Зрачки женщины сузились и вспыхнули. Боль прошла. Липкая жидкость перестала течь. Страшная рана закрылась.
— Зря ты…- грубо начал Всадник.
— Помолчи, Арис. – беззлобно ответила женщина.
— Нет, Пантлеэстэ, — сурово, как северный ветер, вздохнул тот, кого назвали Арисом — зря ты исцелила его.
— Почему?
— Не видишь? – удивился Арис — он бессмертен.
Пантлеэстэ не ответила. Судорожно сглотнув, она коснулась лба лежачего и побледнела. Всадник ловко спешился и сильным быстрым движением поставил Нечто не ноги.
—Как тебя зовут? – голос Ариса потерял свою суровость. Теперь в нем сквозили участие и мудрость.
— Игорь…— сказало Нечто бесцветным голосом.
— Уже нет, милый – улыбнулась Пантлеэстэ. — Дай ему имя, Охотник!
Арис плавно свел руки на уровне груди в молитвенном жесте. Затем опустил их и свистнул. Лихо, как мальчишка. Конь его вздрогнул, поднялся на дыбы и пустился вскачь, вышибая копытами искры. Там, где упали эти маленькие огоньки, трава вспыхивала, а земля дрожала. Арис улыбнулся, останавливая коня. Пламя погасло.
Река, возникшая по велению Всадника, всхлипнула. Арис быстрым шагом пересек расстояние от берега и, замедлившись на миг пошел по воде. Достигнув земли, он развернулся к Даме и Игорю и сделал приглашающий жест.
— Иди, — сказала она. Игорь, неловко двигая ногами, приблизился к водам реки. Та, вздохнув, плеснула пену к его ногам. Игорь несмело, робко коснулся ступней мокрого песка. Юноша медленно шагнул в прохладные воды.
— Смелее! – подбодрила его Дама. Игорь, благодарно кивнув в ответ, стал погружаться в прозрачную жидкость. Река оказалась не глубокой и узкой. Да и не река даже, а ручей. До слуха Игоря донесся голос Всадника.
— Первый, шедший вторым, осмелившийся говорить с Творцом, внемли мне – голос был высок, четок и вобрал в себя холод вьюги и весенний гром - ты обучался у война Света Огавы, но не понял ни слова из его учения. Радость и любовь правят Мирами. А не самоотречение и глупость, хотя они основополагающе в людском социуме. Смерть – это дар Творца тем, кто шел вторыми. Смерть – это венец жизни, ее сок. Вы сделали из нее терновую корону. Смерть – это забвение, краткий отдых перед новой главой бесконечной повести.
Ты призвал в свидетели Великую Силу и Амматерассу, чем согрешил в двойне. Ты бросил в лицо Творцу дерзость, а Он простил тебя. Но ты отрешился от Его Дара – рука Всадника взметнулась в карающем жесте – Игорь, я лишаю тебя Имени!
Безымянный пошатнулся и упал на одно колено. Дыхание сперло, и боль стиснула виски. С берега послышался другой голос, не карающий, но напевный и прекрасный.
— Я нарекаю тебя Кулу, Ломающийся-на-Ветру. Да будет. - Свет разлился над головой юноши. Цвела вишня.
***
- Сила есть радость, Арис? – спросил я.
- Да, Кулу. Смотри. – Учитель вскинул руку и комната, компьютер, кровать, книги — все исчезло. Мне явилась Дорога. Снежный путь с обжигающе горячим льдом и небольшими каменными столбиками. Там где снежная пыль смешалась со светом незримого солнца, у самой кромки зрения, стояла Пантелеэтэ.
- Иди, она ждет тебе. – Улыбнулся Учитель. Я сделал первый шаг.