Дети любви, мы уснем в твоих мягких лапах,
Дети любви, нас погубит твой мятный запах
Песня "Наутилус Помпилиус"
На пятый день после передачи про Нинину студию моды ей позвонила неизвестная молодая дама. Впрочем, через две минуты разговора Нина поняла, что дама очень и очень известная.
Погоняла ее была Барби, весь город ее знал. Барби была дочь очень богатого дяденьки и гёрлфренд Мальчика, который был знаменит, как "сын главного бандита". А брат Барби был модный московский фотограф. Нина знала их всех относительно - визуально. А с братом Барби, Леонардо, даже переспала как - то на пьяной вечеринке.
- Я открываю свой салон моды, - сказала Барби, - и хочу начать с презентации какой - нибудь необычной коллекции. Ваша мне очень подходит, потому что авангардно и креативно...
Барби употребляла слова, как жвачку - не понимая их значения и вкуса. Но Нина знала, что у бестолковой Барби есть бабло и на салон, и на презентацию. И она имеет право использовать любые слова себе на благо.
- Это будет пиар и для вас, и для меня, - продолжила Барби.
- Конечно. Я согласна, конечно.
Нина пригласила Барби посмотреть на ее собственные модели. И Барби заявилась к ней домой, с голой мексиканской собачкой в руках и Мальчиком за спиной. Возлюбленный был ниже Барби на полголовы, и перманентно находился в состоянии "хай" после героина. Сейчас состояние у него было расслабленное, и он даже сделал Барби замечание, когда Барби презрительно изрекла:
- А что это вы живете в таком говне? Ни мебели, ни дизайна, блин!
- Бэби, художники все живут в говне. Это стиль их жизни, - сказал Мальчик.
- Мы только въехали, - покраснела Нина, - еще мебель не купили... У нас минимум.
Коллекция Барби понравилась.
- А вот это, черненькое, продайте мне! Я сама буду носить.
- Оно вам будет коротко, - сказала Нина, очень удивленная. Еще один заказ!
- А я буду как мини носить. За триста баксов отдадите?
Изумление Нины нарастало. Тут приехал Вадим с работы. И Барби заценила его даже более высоко, чем коллекцию.
- О, какой у вас жиголёнок классный! Дайте напрокат, на вечер?
Мальчик не обиделся. Сказал Нине спокойно:
- Не реагируйте. Девушка немножко под кайфом.
Зато Вадим обиделся. Барби и Мальчику он вида не показал, а Нине высказал, когда гости убрались:
- Ты тоже меня так расцениваешь? Как жиголо?
- Вадик, ну что за глупости? Я разве похожа на нее?
- Что - то есть, - безжалостно ответил Вадим, - у вас одинаковые вкусы.
Нина стала целовать его, поскольку она соскучилась, очень торопилась рассказать ему о своем успехе, и он перестал дуться.
- Только она сказала, названия надо придумать для каждой модели. Дохлое дело для меня.
- А ты этого попроси... своего телохранителя! - насмешливо сказал Вадим. - Придурка в шарфе.
Нина крикнула:
- А и правда!
И бросилась за мобильником. Вадим ее остановил:
- Ёлки, ну ты бы хоть меня сначала покормила!
Ей стало стыдно, и она сначала покормила Вадима, потом долго слушала его рассказы, а под конец он обнял ее и сказал:
- В субботу идем в "Лондон"! Я получил зарплату и еще премию за тебя!
И подарок. У него был для нее подарок. Сексуальная "двойка" - рубашка и пеньюар. Все сиреневое и в изобилии кружев. Нина посмотрела удивленно:
- Вадим!
- Что? Нравится?
Она увидела, какие у него глаза, и не смогла сказать ни одного из тех слов, которые вертелись у нее на языке: "Уёбище таёжное", "Мерзость", "Фанера". Жалко ей было Вадима. Он не виноват, что у него напрочь атрофировано чувство прекрасного.
Надела на себя эту фанеру, и секс, который последовал мгновенно за этим, показался ей приторным, как сироп, порнуха дешевая, а не секс.
Ладно. Это только один такой раз.
Пришлось Никите звонить утром. Он как раз был свободен.
- Что делаешь?
- Пишу. А ты?
- На работу собираюсь, чтоб она пропала! У меня дело к тебе, Ник!
Нина рассказала суть дела, и Никита обещался приехать к ней в Центр в обеденный перерыв.
- А я сразу после обеда и смотаюсь. Лягушка сегодня в два часа на совещание в РОНО идет.
Они приехали с Никитой к Нине, и она сказала, что надо сначала почавкать чего - нибудь, а потом уже заниматься делом. Быстро разогрела обед. С тех пор, как они с Вадимом стали жить вместе, Нина аккуратнейше готовила обед с вечера, мыла посуду, и вообще все у нее в квартире блестело.
- А Барби сказала - в говне живете! Конечно, у нас мебели мало. Вот, она мне дала триста долларов за платье, я куплю диван. А гобелен на стенку я уже делаю.
Никита ел с непреувеличенным аппетитом, и сказал, что блюдо превосходное.
Прямо таким словом "превосходное". Нина снова про себя засмеялась над литературным мальчиком из глухой деревни.
- Откуда ты этот рецепт взяла?
- А не знаю, - ответила она. - Я сама эту еду сочинила. Картошка тонко нарезанная, фарш, сверху сыр и майонез. И в духовку. Вадиму тоже нравится.
- Это картофель "Анна", - сообщил Никита. - Французское блюдо.
- Правда? Откуда ты знаешь?
- Читал.
Он все на свете читал, кажется. Нина заметила, что невольно отмечает у Никиты каждое положительное качество. Их было много, вообще плохих не было. А только все это хорошее жило в пугающем миксе с чем - то непонятным, болезненным.
Снежок прыгнул на стол и нагло вытащил лапой из Нининой тарелки кусок фарша.
- Снежок, урод ебучий!
Неприметно Нинин чудной приятель поморщился. Ага, Нина давно заметила, у него в речи - ни одного матного слова.
Как - то это совсем неестественно.
- Это можно назвать "Тающий сон". А вот это - "Капли на стекле".
Никита сочинял свои названия с ходу, Нина едва успевала записывать и балдеть. Потому что названия подходили идеально, как ее ногам - тридцать пятый размер обуви, как ее стилю - черный кот, как ее душе - шитье, книги и Вадим.
- Никита! Знаешь, ты поразительный человек.
- Я знаю, - спокойно ответил он, - я гений. У нас в школе один раз проводили тест от области. Кто - то, видимо, диссертацию писал. И вышло - во всей школе одни дебилы, только трое нормальных, а я - гений.
Нина засмеялась.
- Ты такой чудной, ей - богу!
- А ты не понимаешь до сих пор? - он повернулся и посмотрел на нее. - Я же твое зеркальное отражение. Мужская половина твоей личности.
У Нины холодок прошел от шеи до пят. А ведь он правду говорит! Ей давно казалось, что он считывает мысли прямо с извилин ее мозга.
Когда с делами покончили, Никита ушел, а Нина позвонила Анне.
- Ну, - сказала Анна задумчиво, - я такой мистики не понимаю. Зеркальные отражения какие - то! Просто у него сильный тип психики, а у тебя слабый. Он это просек, и руководит тобой исподтишка. В доверие тебе влезает. Многие маньяки - хорошие психологи.
- Ань, так страшно, знаешь, он мне с каждым днем все больше нравится. Меня одолевает желание в койку с ним залезть. Узнать - а там как?
- Он на это тебя и разводит, дурочка.
- Нет, он про это и не намекает совсем.
- Нинка, ёб твою мать! Объяснять тебе про невербальные способы общения? Ты, вроде, девка с высшим образованием! А вообще, можешь попробовать.
- Ты про секс, что ли?
- Да, попробуй, а что, убудет тебя, что ли? Я например, хорошо человека понимаю, только когда с ним пересплю.
- Я не хочу ни с кем, кроме Вадика спать.
- Ты разводишь отвратительные слюни - сопли насчет своего дурацкого Вадика.
Нина обиделась немножко на Анну за Вадима, но ей этого не сказала. Анна была Нине вместо старшей сестры (что сделаешь, если родная сестра такая зараза).
Нина напечатала названия моделей на компьютере, сделала этикетки и позвонила Барби. Барби приехала на серебристом Рено - Меган, сама за рулем, трезвая и капризная. Она опять высказала Нине насчет безобразной пустоты в ее жилье, но все названия ей очень понравились.
- Теперь мое дело - подобрать манекенщиц, а твое дело - изыскать время для репетиций.
- Но я ничего не понимаю в демонстрации мод.
- А тебе и не надо понимать. Твое дело - посмотреть и оценить. Может, музыку подобрать. Хотя для музыки я невестку мобилизую. Она у нас, бля, композитор!
Нина сгорала от желания кому - нибудь рассказать, похвалиться. Никогда еще не было такого внимания к ее творчеству. А творчество для Нины было как выворачивание души наизнанку. Больно, и радостно, и нереально.
- Вадик, мы с Барби будем готовить демонстрацию моих моделей!
- Отлично, ты не представляешь, как я за тебя рад!
- Знаешь, что я подумала? Я завтра напишу Лягушке заявление об уходе.
Вадим сделал испуганную паузу. А потом спросил:
- Зачем?
- Как зачем? Когда мне ходить на эту скрёбаную работу? У меня теперь другая карьера открывается. Мне же деньги за это будут платить!
- Нинок, это ведь непостоянно. Никто не знает, чем эта презентация закончится. А вдруг будет... неуспех.
- А почему должен быть неуспех?
- Девочка, ты же не глупенькая. Ты сама знаешь, что из ста человек твои модели поймут только двое.
Нина не выдержала и крикнула:
- И ты в это число не войдешь!!!
И со злыми слезами бросила мобильник на кровать.
- Нинка, ты где? - спросил Горлум.
Когда Нина взяла телефон, она полагала, что это Вадим хочет извиниться. Нет, Горлум.
- Я дома, - мрачно ответила она.
- Не пьяная, надеюсь? Беда огромная.
- Что такое?
- Эд отравился.
- Эдька?! Зачем?
- Хрен его знает. Что - то по работе, вроде. Заперся в гараже и включил двигатель. Хорошо сосед его, Васек - алкаш, мне звякнул. Мы дверь сломали. Живой еще, а чего делать, мы не знаем. Может, ты сеструхе позвонишь?
- Дураки, "Скорую" вызывайте!
- Чтоб менты доебались? У него в гараже, может, трава где запрятана. Обыщут и возьмут за жопу...
Нина дослушивать не стала, крикнула: "Еду", и позвонила единственному, кто прибежал бы к ней в любом случае - Никите, естественно.
- Ты на девятку садись и езжай до конечной, и жди там меня, я скоро!
Никита ждал под мокрыми растрепанными хлопьями снега. Вся земля была уже белая. И Нинины следы пошли параллельно Никитиным к гаражам на окраине рабочего грязного поселка. Пальто на Нине было нараспашку. В руке она тащила коробку с лекарствами. Снежок сидел у нее на плече.
- Знаешь, Эдька, он же редкостный парень, я с ним дружу с пятого класса. Он меня всегда со школы домой провожал, хотя ему совсем не в ту сторону было. У нас школа была с художественным уклоном. Он рисует здорово. Машины разрисовывает. Богатые люди приценялись к его машинам, а он не продает. Ему жалко.
Мобильник у Нины зазвонил, это Диана, Нина ей еще с троллейбуса позвонила.
- Нинка, ему надо капельницу поставить, ты сумеешь?
- Сумею. Ты посмотрела в справочнике лекарство?
А дальше Нина снова говорила про Эдика, и Никита молча бежал за нею и слушал.
- Он мой первый парень был... и в сексе первый, понимаешь, да? Я чокнусь, если с ним чего... мы все чокнемся...
Эдик лежал около гаражей на подстеленной куртке, а Горлум без куртки и алкашного вида молодой мужик пытались делать ему непрямой массаж сердца.
И Гайка тоже здесь была, Горлум позвонил ей сразу после Нины.
- Я шприцы принесла. Надо? - спросила она.
Нина посмотрела в бледно - зеленое лицо Эдика и крикнула с яростью:
- Горлум, живо в аптеку! Капельницу, лекарства!
- Какие?
- Бежим, я с тобой! - крикнул Никита. - Я слышал, какие!
Капельницу прицепили прямо к воротам гаража, и Нина, жмурясь от ужаса, воткнула иглу Эдику в вену. К тому времени она уже сделала ему искусственное дыхание. И он страшно кашлял, весь содрогаясь, а потом выплюнул несколько раз кровавую мокроту.
- Умрет? Ой, умрет.., - прижав ладони к вискам, простонала Гайка.
Нина свирепо на нее посмотрела.
- Никто не умрет, поняла?! Я отвечаю!
- Тебе делать не хера, Нинка, - сказал мутным голосом Эдик, - зачем, если я не хочу...
- А, пришел в себя, - констатировала Нина, - уже радостно. Ты у меня еще получишь за такие фокусы! Вот только очухаешься!
Она плакала, только быстро - быстро вытирала слезы, чтобы Эдик не видел, и Гайка не куксилась.
- Теперь можно его домой перенести, - сказала Нина после первой капельницы.
- Только не к нему! У него родители уехали, он снова чудить будет! - воскликнула Гайка. - Несите ко мне!
Никита и Горлум поддерживали Эдика. Он шел сам, только кашлял и качался, как пьяный. Дома Нина всадила Эдику еще одну капельницу, и объявила, что больше ничего страшного быть не должно.
- Сеструха сказала, если быстро в себя придет, значит, несильное отравление.
- Да он там с полчаса просидел, - пояснил Васек, - я услышал, что машина гудит.
Нина оставила Эдика с Гайкой, Горлумом и Васьком. Самое главное, что он стал вменяемым, ругался, злился, значит, не потерян для жизни.
- Нина, - сказал Никита уже на улице, - ты плачешь! Успокойся, ведь все нормально!
- Да. Но что же это за чертова жизнь, в которой талантливые люди должны пить и травиться, а всякое чмо благоденствует?!
- Ты слишком чувствуешь людей. От этого и страдаешь. А чмо - у них кожа толстая...
В троллейбусе было битком народу. Нина прижала к себе Снежка, и она вдвоем прижались к Никите. От его шарфа пахло растаявшим снегом, бензиновой гарью из Эдикина гаража и еще чем - то предельно грустным. Невербальное общение срабатывало. Нина подняла лицо, и тотчас они поцеловались без всяких прелюдий.
Поцелуй был опять горький, опять сладкий, опять необъяснимый. И длился все четыре остановки до Никитиного дома.
Потом Нина спрашивала себя - зачем я села на этот номер? Ведь мне совсем в другую сторону. Значит, я заранее знала!
Они молча вошли в подъезд. Никита отпер дверь старинным ключом с длинной ножкой.
В прихожей, едва сняв пальто, они снова стали целоваться. Висел полумрак начала зимы, запахи старой квартиры были из прошлого, из семидесятых годов, когда Нины и Никиты еще не существовало. Потом Никита за руку повел Нину в свою комнатку, усадил на свою кровать. Это была древняя койка с панцирной сеткой, с шарами на спинке. Пружины заскрипели испуганно. Снежок вспрыгнул на подоконник и оттуда наблюдал падение снега. Смотреть на эротику ему не хотелось. Слишком ненастоящая эротика.
- Какая у тебя кожа сияющая! - проговорил Никита тихо. - Как снег ночью...
Нина сама удивлялась своему смущению. У нее было семьдесят четыре партнера. Ни один не заметил сияния кожи. Зеркальное отражение, и вся эта муть... значит, это бывает?
"Самовнушение", - вспомнила Нина объяснения Анны, - "игра гормонов".
- Нина, мой снежный эльф, - сказал Никита, целуя ее и расстегивая. И не грудь ей целовал, а то запястье, то коленку. Такие зоны, которые нормальных самцов не интересуют. А Нину морозило от неописуемого удовольствия, и она сама подставляла ему запястья:
- Еще! Еще!
Наверное, Анна была права. Никита нащупал чувствительные точки Нининой психики. И нажимал на них ловко. Поэтому было так нечеловечески приятно. Ведь секс идет от сознания.
А Нина куда же нажимала?
Собственно, она сыграла активную роль. Она же старше, опытнее. Никита снизу гладил еле ощутимо ее плечи, маленькие соски грудей. А она сидела на его животе, и сама делала ритм, мелодию, все нюансы.
- Не в меня, слышишь? Сможешь? Успеешь?
А смогла она сама. Сначала вскрикнула, как от ожога (а ожог, или укус, или удар током снизу был нестерпимо сильный), а потом соскользнула на скрипучее ложе. И тут же Никита вскрикнул тоже. Нина успела накрыть ладонью его живот, и почувствовала быстрый горячий взрыв.
Стало совсем уже темно. Пять часов, для декабря - это ночь.
- А где твоя бабушка? - спросила Нина.
Она подбирала с полу свои черные тряпочки, и не смотрела на Никиту.
- Она к сестре поехала, в Марьино. Часам к восьми будет.
Нина, сидя спиной к Никите, одевалась. Руки у нее до сих пор дрожали - помнили поцелуи в запястья.
- Нинуля, что с тобой? - спросил он, и обнял ее сзади за талию. - Ты обиделась?
- Нет. Просто мне пора.
- Куда? - он тоже стал одеваться.
- Домой. Ты забыл, что я замужем?
- Ты не замужем.
- Почти.
- Вот именно - почти. Еще не поздно.
- Что - не поздно? - Нина повернулась к Никите и посмотрела на него так жестко - он никогда такого взгляда у нее не видел.
- Уходи от него. Он тебе не нужен.
- Ты за меня будешь решать, кто мне нужен?!
По голосу Нины было все понятно. Она была надломлена, почти больна, испытывала сильнейший страх. И ей стало противно, что Никита опять считывает ее мысли.
- Я люблю Вадима, понятно? Тебя я не люблю. Ты хитрый. Научился мной манипулировать. Я не хотела с тобой спать.
- Нина, - сказал Никита серьезно, - кому ты врешь?
Нина вскочила.
- Да пошел ты! Скажи спасибо, что я не заявляю на тебя ментам. Ты забыл? Ты человека убил... тебе это ничего не стоит... ты самый настоящий маньяк!
Она схватила кота и побежала в прихожую, а бежала странно - пятилась, чтобы не потерять лица Никиты из поля зрения.
Он бросился за ней.
- Нина! Что ж ты делаешь?! Ты же и себя, и меня зря мучаешь...
Нина выбежала на воздух. Долой запахи старой чужой квартиры! Вон из мыслей все это сумасшествие!
- Никогда больше, - шла и говорила она сама себе, - никогда ему не позвоню! Отвяжусь навсегда! Чтоб он сгорел совсем!
А самой так жутко было. Никита вселился к ней в самую кровь, его запах сидел у нее в ноздрях, и она думала о нем и думала.
Снять наваждение могла бы только водка. Но Нина пересилила себя, и без водки доехала домой. Когда приехал Вадим, она лежала, завернутая в одеяло, прижав к себе кота. Жарила температура под сорок, и все тело сотрясал колючий озноб.