Играем детектив
Из дневника автора
Август 1988 года
15 (понедельник)
Всё в суете. Новостей особых нет. Болею детективом. Писательство, даже паршивое – вещь утомительная. Впрочем, никуда не денешься…
Декабрь 1988 года
3 (суббота)
В издательстве пока ничего не неясно, хотя Володя Михайлов излучает оптимизм. Но издательские дела – это журавль в небе…
Обнаружил, что между составлением плана нашего детектива и его сдачей издателям из «Молодой гвардии» прошло два года. Со второй книжкой так тянуть будет нельзя, но тогда кто же будет ловить синиц? Ничего не ясно. Ничегошеньки!
20 (вторник)
Второй день прошёл лучше. Пора браться за детектив. Вольдемар уже, во всяком случае, проявляет нетерпение.
21 (среда)
К завтрашнему дню обещают принести вёрстку. По иному корректуру. Когда я завожу разговор о договоре, Вольдемар начинает психовать. Меж тем я начал начитывать материал по «Лиссабону». Весьма может любопытно всё получиться. В форме монолога разочарованного человека.
Январь 1989 года
22 (воскресенье)
Минула неделя отдыха. Довольно бездарно. Посему завтра отправлюсь на службу. Нужно браться за работу, т. е. начать новую игру в детектив. Сейчас сяду набрасывать план. На улице премерзко. Плюс три градуса при неубранных грудах снега. Москва мерзопакостна и это многие осознают. Дальше этого дело не движется.
Февраль
6 (понедельник)
Довёл дело почти до одного печатного листа. Если гнать в том же ритме может сложиться примерно пять печатных листиков. И пять у Вовчика. На это мы, во всяком случае, рассчитываем. Но чую, ритм может ослабнуть. Такое бывает чаще. Наш редактор Лёва Курин молчит покамест относительно договора. «Кошка» же проходит второй этап вёрстки. С Книгами это так…
21 (вторник)
Сегодня подписали, наконец, договор, по которому первоначально мы получим, (вернее я получу), сумму весьма маленькую. Впрочем, прочитав вёрстку я понял, что мои экзерсисы и того не стоят… Сейчас срочно нужно раздать творческие долги разным заказчикам, а затем вплотную усаживаться за детектив, который надлежит сделать много лучше первого пробного опуса.
27 (понедельник)
Месяц завершил в болезненной нелепости по случаю сильнейшего возлияния по случаю получения аванса в «Молодой гвардии»…
Где-то в мае 1989 года вышла из печати книга «Чёрная кошка в тёмной комнате». Авторы Владимир Михайлов и Виктор Притула. Издательство «Молодая гвардия». Тираж 50 000 экземпляров. В ней четыре повести: «Охота за бомбой, или За кулисами проекта «Хампо», «Невидимки» со Скиннер-стрит», «Свидетель убийства – Южный Крест» (автор Владимир Михайлов) и «Чёрная кошка в тёмной комнате» (автор Виктор Притула).
Так наша игра в детектив, обернулась первой книжкой. Я и сегодня не считаю эти опыты чем-то значительным. Делал я эту повесть исключительно ради моего соавтора Владимира Николаевича Михайлова, светлая ему память.
Но, пролистав, намедни, эту книжечку, подумал, а почему бы, не показать её людям. Может быть, кому-то она покажется любопытной. Конечно, сегодня я написал бы её совсем в другом ключе. Но, дело сделано!
Итак, дорогой мой читатель!
Перед тобой
ЧЁРНАЯ КОШКА В ТЁМНОЙ КОМНАТЕ
Осенью 1986 года в городе Хошимин состоялось несколько судебных процессов. На скамье подсудимых находились члены контрреволюционных группировок, чья деятельность продолжалась более десяти лет.
Как сообщило Вьетнамское информационное агентство, в городе действовало около десятка подрывных организаций, поставивших своей целью организацию массовых выступлений под флагом бывшего сайгонского режима, дестабилизацию обстановки на юге страны, совершение диверсий и террористических действий против партийных и государственных органов.
Главари ряда группировок понесли заслуженное наказание. К смертной казни и различным срокам тюремного заключения приговорены особо опасные государственные преступники, повинные в убийствах и диверсионных актах. Однако сказать, что шпионская сеть и контрреволюционное подполье на юге Вьетнама окончательно уничтожены, было бы преждевременно. Органы безопасности республики ведут трудную и опасную борьбу на этом невидимом фронте все годы после установления народной власти. Благодаря их мужеству удалось обезвредить немало бывших агентов проамериканского режима Тхиеу, однако сотканная когда-то шпионская паутина еще не сметена окончательно, она довольно умело маскируется в многомиллионном Хошимине, самом крупном городе на Индокитайском полуострове.
О некоторых эпизодах героической борьбы вьетнамских чекистов с теми, кого называют «сайгонскими оборотнями», мы хотим рассказать.
Конец «грязной войны» и начало войны тайной
В апреле 1975 года два бывших офицера сайгонских ВВС, долгое время проживших в эмиграции во Франции, прибыли в Сайгон со специальной миссией, которую поручил им один из сайгонских политических деятелей Чан Ван Хыу. Как и его порученцы, Хыу имел разногласия с режимом Тхиеу и также проживал в Париже, подальше от тайной сайгонской полиции. Однако перед лицом неминуемого краха, на который был обречен марионеточный правитель Южного Вьетнама, «либерал» Чан Ван Хыу получил задание от американских спецслужб подготовить достойную замену в президентском дворце в Сайгоне. Главную роль должны были сыграть оппозиционеры в правительственном аппарате и армии. Поскольку же время удач для Тхиеу закончилось, то найти оппозиционеров в его стане не составляло большого труда.
Сорокатрехлетний Ле Куок Туи и сорокасемилетний Май Ван Хань имели широкие связи в кругах марионеточной армии Тхиеу. В эмиграцию они удалились несколько лет назад из-за разногласий, возникших в высших эшелонах сайгонского режима. Однако разногласия разногласиями, а ненависть к Вьетконгу заставила их на время поумерить личные амбиции и вернуться.
Но прибыли они в Сайгон слишком поздно: огромный военно-чиновный аппарат был уже охвачен глубокой паникой. Успешное наступление патриотических сил смело последние барьеры, выставленные деморализованной марионеточной армией. Операция «Хошимин» подходила к своему победному концу. И тогда началось бегство из многомиллионного города.
Глава марионеточного режима Тхиеу успел улизнуть загодя, прихватив с собой немало золота, банковских бумаг и прочих ценностей. За ним последовали ближайшие сподвижники — генералы, маршалы, полковники. С взлетных полос авиабазы «Таншоннят» через каждые десять-пятнадцать минут отрывались и уходили в расплавленное марево американские транспортные самолеты, вывозившие уже бывших «союзников по борьбе с коммунизмом». Впрочем, вывезти могли далеко не всех — только самых преданных слуг, готовых по первому зову вновь вступить в борьбу. Десятки же тысяч солдат и чинов сайгонской армии были брошены на произвол судьбы. Им еще предстояло сделать свой выбор.
Большинство, осознав свои ошибки, решили честно сотрудничать с народной властью, включились в строительство основ социализма на Юге Вьетнама. Другие — их было меньшинство — продолжали затравленно метаться в поисках неведомого спасения. Их-то и поджидали те, кто во время бегства и паники преспокойно сиживал на пороге своей жалкой лавчонки, или, пав ниц, отбивал лбом поклоны Будде, или с любопытством прислушивался к разговорам на проспекте Ле Лоя, ничем не выделяясь из толпы экспансивных, как все южане, сайгонцев.
К моменту падения марионеточного режима Сайгон с пригородами насчитывал около четырех миллионов человек. Среди такого сонмища людей «пятой колонне» Вашингтона удалось на время успешно раствориться, тем более что инструкции из-за океана рекомендовали на первых порах проявить к властям лояльность, внедриться на руководящие посты в административный аппарат, на промышленные предприятия, транспорт, в муниципальное хозяйство. Во главу угла ЦРУ поставило экономический саботаж.
Экономическая ситуация на юге Вьетнама после свержения марионеточного режима была сложной. В шестидесятые-семидесятые годы западная пропаганда, захлебываясь от восторга, описывала экономическое процветание «Республики Вьетнам». Сайгон сравнивали с Парижем и Нью-Йорком. Действительно, в сиянии реклам на проспектах Ле Лоя и Чан Хынг Дао можно было увидеть названия всех ведущих компаний США, Франции, Японии. Но «процветание» было призрачным. Многомиллионные долларовые инъекции в экономику страны, просачиваясь, как вода в песок, оседали в карманах сайгонских правителей и банкиров. Немалые прибыли получали и западные монополии за счет беспощадной эксплуатации дешевой рабочей силы. Согнанные войной со своих земель крестьяне готовы были за гроши трудиться на самой тяжелой работе. Безработица же в многомиллионном городе достигла невиданных размеров.
Все это было учтено западными спецслужбами при выработке стратегического плана дестабилизации народной власти на юге Вьетнама. Уже в мае 1975 года Запад практически объявил экономическую блокаду. Были прекращены поставки запасных частей для оборудования фабрик и заводов, построенных французами, американцами, японцами. Перестали поступать компоненты на предприятия иностранных компаний, многие из которых были просто-напросто филиалами по сборке готовой продукции. Заодно западные спецслужбы щедро оплачивали, как чистой монетой, так и обещаниями помочь в будущем, действия местных фабрикантов, саботировавших производство. Расчет был прост. Коммунисты не смогут наладить экономику юга и тем самым докажут свою несостоятельность. Экономический хаос подготовит почву для восстания недовольных народных масс, а там, глядишь, можно будет подвезти из-за океана очередного марионеточного правителя...
Итак, чем же занялась парочка, попавшая в Сайгон в момент падения режима. В отличие от сотен других военнослужащих бывшие летчики бывшую столицу покинуть не торопились — у них было и другое задание. Хотя они и не успели осуществить свой план спасения «демократической цитадели» на Юге, после того, как власть перешла к патриотам, они начали активно создавать широкую подпольную сеть. Расчет был предельно прост. В городе и вокруг него оставалось великое множество людей, тесно сотрудничавших в прошлом с тайными службами Тхиеу и американского ЦРУ. Сейчас ими владели уныние и страх. Достаточно пообещать будущей агентуре покровительство и поддержку влиятельных кругов и сил, которые отнюдь не сбросили Вьетнам со своих активов, достаточно помочь им солидными денежными займами...
Теми или иными путями парижские эмиссары установили контакты и с лидерами влиятельных на Юге Вьетнама религиозных сект Каодай и Хоахао, рядом католических и буддийских священнослужителей. Используя свои прежние связи в высших кругах сайгонского офицерства, они завязали тесные связи с несколькими десятками бывших служащих сайгонской армии и администрации. Так что их операция, о которой и не подозревал экс-премьер, направивший их сюда, начиналась довольно успешно, хотя в самом её начале произошёл досадный инцидент.
Из дневниковых записок Джерри Ньюмена
«Однако полезно бывает иной раз побродить по улицам этого содомского города, который ухитряется продолжать «сэйл» даже в часы охватившей всех и вся паники. Сейчас здесь можно скупить за бесценок огромную кучу имущества с наших интендантских складов, все, чем богата наша могучая армия, щедро одарившая воинство господина Тхиеу. Впрочем, меня мало занимают американские военные побрякушки, также как и вьетнамский, китайский и кхмерский псевдоантиквариат, которым завалены местные лавчонки. Да и с «зеленью» в последнее время стало туго. В этой неразберихе концерн, кажется, совсем позабыл о малыше Джерри, а топать в бункер Банкера и клянчить подаяние у перепуганных, но, тем не менее, чванливых дипломатических крыс — увольте.
Но я, кажется, отклонился от темы. Главное событие последних дней — странная встреча и неожиданное знакомство с двумя замечательными парнями из Вьетконга: никогда бы не подумал, что они более цивилизованы, чем мои земляки, проклинающие все на свете и стремящиеся улизнуть отсюда всеми правдами и неправдами.
Так вот, несколько дней назад, обливаясь потом в этой адовой парилке, я брел по проспекту Хам Нги, почти не отбиваясь из-за усталости от уличных попрошаек и предлагающих себя чуть ли не на тротуаре девчонок. В конце концов, они решили, что я обкурился травкой, и плюнули на меня как в прямом, так и переносном смысле этого слова. У меня не было сил даже обидеться. Я опустился на краешек тротуара и закурил «Галуаз» — только от такого крепкого курева еще можно кое-как привести в порядок свихнувшиеся от жары мозги.
Неожиданно мое внимание привлек разговор, происходивший перед барахлом торговца — эдакого уличного нумизмата, торгующего связками индокитайского железа, на которое не позарятся даже самые захудалые попрошайки. Возможно, я не обратил бы на происходящее за моей спиной никакого внимания, если бы говорили по-вьетнамски. Но вся соль была в том, что разговор шел на очень приличном французском языке, даже с каким-то парижским шиком, потому я и повернул немного голову, скосив глаза на говорящих. «А нет ли у вас, уважаемый, монеты «Тхай бинь хынг бао»?» — спрашивал невысокий сухонький человек с седым ежиком волос у сидящего перед своими сокровищами сайгонского Гобсека. Попутчик спрашивавшего — плотный черноволосый малый, присев на корточки, бесцеремонно перебирал связки монет, лежащие перед старьевщиком.
Я не очень силен во всех нюансах вьетнамской истории, но — клянусь — носом почуял здесь какой-то подвох. Дело в том, что медные деньги «Тхай бинь хынг бао» чеканились на территории государства Дайковьет, созданного в 967 году императором Динь Бо Линем. В 970 году этот государственный муж, утверждая суверенность своей страны от китайского патронажа, отказался от девиза китайских мандаринов и установил собственный: «Тхай бинь» («Великое спокойствие»). Во времена правления династии Динь и чеканилась спрашиваемая любителями антиквариата монета. Конечно, они могли не шибко разбираться в местных реалиях, но искать монету X века на сайгонских улицах, да еще у такого мрачного идиота, каким показался мне этот торговец, мог только тип, с утра нализавшийся рисовой водки. «Ничего себе интеллектуальные шуточки», — успел еще подумать я, но в это время бродяга, нимало не удивившись парижскому прононсу покупателя и его странной просьбе, произнес: «Такая монета, месье, очень редка, но я знаю, где ее можно найти».
Когда любопытство не порок
С детства Нгуен Чанг обожал читать детективы. Этого добра в Сайгоне на книжных развалах хватало. Американские, английские, французские криминальные романы, триллеры, «жесткие» детективы, «черные серии» букинисты продавали по пиастру за книжку, чтиво на вьетнамском языке ценилось дороже, поскольку круг покупателей был шире. Но Нгуен Чанг, работавший рассыльным в одном из самых фешенебельных отелей Сайгона «Мажестике», довольно сносно читал как по-английски, так и по-французски. Поэтому пробавлялся маленькими карманного формата книжками в мягких обложках, на которых полуобнаженные девицы соблазняли мужественного сыщика или шпиона.
Нгуен Чанг в душе тоже мечтал стать сыщиком, но когда он только на миг представлял себе работу в тайной полиции Тхиеу, его едва не выворачивало наизнанку.
В один из апрельских дней 1975 года, когда трудовой Сайгон начал тайно возводить баррикады, а Сайгон чиновный — открыто упаковывать чемоданы, в холле гостиницы появился в стельку пьяный американец Джерри Ньюмен, недели три снимавший в «Мажестике» номер. Это был молодой и очень настырный журналист, которому, однако, не очень везло на этом поприще.
«Бой, — заорал Джерри, — бутылку джина и два тоника в мой номер».
Когда Чанг вошел в комнату Джерри с подносом, уставленным бутылками, американец валялся на кровати и храпел.
Чанг поставил поднос на низкий столик перед кроватью. Несколько листков, исписанных мелким почерком, привлекли внимание юноши. Чанг понимал, что, поступает нехорошо, читая чужие записки, но совладать с собой не смог.
«Физическая и моральная нищета, проституция, пытки, доносы и расстрелы превращают столицу Южного Вьетнама в тяжело больной город, почти на грани галлюцинации. А между тем в стране, несмотря на перемирие в соответствии с Парижскими соглашениями, война продолжается без перерывов. Официально американцы ушли, но на самом деле тысячи американцев ограничились тем, что сменили военный мундир на штатский костюм.
Армия Тхиеу похваляется тем, что она стоит на третьем месте в мире по численности: 1 200 000 солдат, 280 000 полицейских, неизвестное число агентов в штатском и, наконец, все юноши от 15 до 17 лет, вооруженные винтовками. Это юное воинство несёт службу в городе или в провинции, особенно по ночам, во время комендантского часа. Платят им нерегулярно, они голодны, они еще дети и, несомненно, не могут отвечать за свои поступки. Поэтому каждый день происходит какой-либо трагический случай. Часто они входят в дома и под предлогом проверки крадут или насилуют, угрожая оружием.
Администрация полностью в руках военных. Страна разделена на четыре тактических района: во главе каждого из них стоит генерал, высшая гражданская и военная власть. Районы разделены на 47 провинций, а провинции на несколько уездов: во главе одних стоят полковники, во главе других — капитаны, полные хозяева во вверенных им зонах.
В этих условиях активно орудуют агенты ЦРУ. Это они способствовали созданию обстановки доносов и подозрительности, из-за которой никто не доверяет никому и каждый старается «надуть» другого. Сенсационный случай, который показывает, насколько многочисленна здесь сеть агентов ЦРУ, произошел совсем недавно в одном из приходов Сайгона: среди бумаг скончавшегося священника были обнаружены документы, которые недвусмысленно доказали его принадлежность к ЦРУ.
В тюрьмах коррупция доведена до крайности. Бывшие заключенные и капелланы подтвердили, что во всех тюрьмах самые жестокие и самые порочные преступники исполняют обязанности надзирателей — «капо»: почти все они употребляют наркотики и в обмен на поддержку ими режима имеют возможность ублажать свои самые зверские инстинкты, издеваясь над заключенными.
И это происходит на глазах у всех, и никто не может вмешаться. Газеты (здесь их несколько десятков, но, за исключением одной, которая пытается робко выступать в оппозиции, все они проправительственные) не сообщают ничего. На практике здесь нет даже журналистов, и все сообщения поставляются национальным агентством печати. Западные журналисты приятно проводят время в гостинице «Континенталь» и не думают сообщать даже о тех трагических событиях, которые происходят у них на глазах ежеминутно. Они тоже постоянно видят солдат с автоматами в руках, полицейских в мундирах или в штатском и даже подростков с автоматами, защитные укрепления повсюду, а также нескончаемую колючую проволоку перед зданиями и вдоль дорог, колонны военных автомашин, которые то и дело прерывают уличное движение. Они знают также о десятках тысяч американских военных, которые все ещё находятся здесь, думая, что им удалось замаскировать свое присутствие штатским костюмом. Последние активно сбывают вооружение иностранным торговцам (особенно французским и итальянским). Они также видят толпы девушек, которых американцы вынудили торговать собой. Они видят огромное число калек, совершенно нетрудоспособных, а потому обреченных на смерть, и, наверное, даже очень скоро, потому что они употребляют наркотики. Они видят детей, предоставленных самим себе, грязных и истощенных, которые спят на тротуарах. Они видят чудовищно грязные и источающие нестерпимый смрад лачуги из листов железа или картона. Они видят эти кварталы отчаяния, расположенные вдоль реки всего в двух шагах от центра города. НО они молчат и только пьют как лошади.
С другой стороны, те немногие, кто серьезно относился к своим профессиональным обязанностям и пытался описать эту трагедию, были высланы из страны, и им запрещен въезд в Южный Вьетнам.
Такова невероятно тяжелая атмосфера в этом городе, усугубляемая, помимо всего прочего, обстановкой подозрительности и шпионажа, которая чувствуется во всем. Понимаешь трагическую абсурдность происходящего, ибо все это непоправимо убивает самобытность вьетнамского народа, по праву гордившегося своей историей, культурой, экономикой, которые не смогло уничтожить даже длительное господство французских колонизаторов. Но сейчас, если под нажимом международной общественности не произойдет какое-то чрезвычайное событие, американцы, опираясь на помощь правителей-марионеток и чиновников, которые по-прежнему держат в своих руках власть с помощью режима террора и коррупции, наконец, добьются того, что этот народ утратит свой оригинальный и необычайно глубокий характер».
Чанг с восхищением посмотрел на храпящего молодца, столь смело описавшего происходящее на его родине. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, Джерри проснулся. «Это ты, бой, — сказал он, — а ну-ка плесни мне этого эликсира бодрости».
Проглотив одну за другой три порции джина, Джерри стал бросать свою одежду в большой чемодан. Чанг спросил: не нужно ли ему помочь?
«Бой, помогает Америка, причем помогает идиотам, которые ни на что не способны».
Джерри с трудом запер чемодан и велел Чангу отнести его вниз. Вскоре за ним подъехала машина из американского посольства. Чанг вновь поднялся в номер журналиста.
«За вами приехали, сэр!»
«Прощай, бой!» — Джерри похлопал юношу по плечу.
Чанг заметил валявшийся на кровати роман Гарольда Роббинса «Пират». В Сайгоне этой книги еще ни у кого не было.
«Сэр, подарите мне эту книжку», — попросил юноша.
«Владей!» — великодушно разрешил журналист.
После отъезда Джерри Ньюмена Чанг обнаружил в «Пирате» несколько листков из блокнота с дневниковыми записями о встрече со странными людьми на проспекте Хам Нги. Любопытный юноша решил проверить таинственного нумизмата, но в то время было не до того — в стране победила революция. Несколько месяцев Чанг и его сверстники хмелели свободой, создавали молодежные ячейки, дежурили в учреждениях, потом юноша уехал в одну из провинций создавать кооперативы и вернулся только через год.
Очутившись как-то на проспекте Хам Нги, он механически остановился перед дерюжкой, на которой лежали связки медных монет. Их владелец, мужчина лет сорока пяти, дремал. Кто позарится на это добро, которое не стоит и нескольких пиастров, (жители Сайгона по-прежнему назвали северовьетнамские донги пиастрами). Чанг и сам не понял, как это у него произошло, но вдруг спросил: «А нет ли у вас, уважаемый, монеты «Тхай бинь хынг бао»?»
Мужчина вздрогнул, словно от удара, поскольку вопрос застал его врасплох. Он долго и пристально вглядывался в лицо юноши, в то время как руки судорожно перебирали связки монет.
Наконец ответил: «Такая монета, месье, очень редка, но я знаю, где ее можно найти».
Чанг вдруг сообразил, что разговор у них проходит на французском языке.
Антиквар еще раз подозрительно взглянул на Чанга и добавил по-вьетнамски: «Завтра в восемь утра жди возле памятника Ле Лою».
Майор Льем выходит на след
В городском управлении безопасности на Чанга сначала наорали и выставили за дверь. Какой-то желчный человек заявил, что парню место в дурдоме, а не в комсомоле, и пускай он катится отсюда ко всем чертям со своими дурацкими монетами. В городе волна бандитизма, саботаж «бывших», активизировалась агентура тайной полиции, а тут всякие безответственные юнцы лезут с заявлениями. Но, очевидно, человек, так обошедшийся с Чангом, плохо знал характер этого паренька.
Чанг заглянул ещё в несколько кабинетов. Наконец в одном его внимательно выслушали.
Пожилой мужчина прочитал листочки с записями американского журналиста и задумался. По сведениям, полученным из Парижа, там несколько месяцев назад было объявлено о создании организации «Единый фронт патриотических сил за освобождение Южного Вьетнама». Во главе этой контрреволюционной группировки стояли два бывших сайгонских офицера Ле Куок Туи и Май Вань Хань. Однако связей между Парижем и городом Хошимином, как теперь назывался Сайгон, пока не прослеживалось. История, которую поведал Чанг, была любопытной, но не более того. И все же что-то в ней насторожило майора Льема, который долгое время работал в армейской разведке. Паренек задал ему сложную задачу. Выходить на связь с неизвестными заговорщиками, — означало провалить операцию в самом начале, поскольку, кроме пароля, случайно подслушанного американцем и так опрометчиво использованного пареньком, у чекистов не было никаких других зацепок. Кроме того, вполне возможно, что пароль имел продолжение.
Майор Льем еще раз посмотрел па Чанга. Потом сказал: «Будешь работать в моей группе. Дисциплина у нас железная. Для начала запомни, завтра в восемь часов будешь у Ле Лоя. В восемь ноль одну к тебе подойдет милиционер и потребует документы. Дашь деру. Наши товарищи тебя подстрахуют, а мы понаблюдаем, как поведет себя человек, которого пришлют на связь с тобой».
На следующее утро операция разворачивалась так, как ее замыслил Льем. В восемь ноль одну Чанг дрожащими руками полез в карман за документами, а в то время в сторону от памятника резко свернул молодой человек в линялой солдатской форме. Но оперативники уже «сели ему на хвост».
Неожиданно Чанг побежал от милиционера. Тот принялся свистеть. Быстро собиралась толпа. Чанг прыгнул на багажник подъехавшего к нему мотоцикла, который с ревом скрылся в лабиринте узких улиц.
В девять пятнадцать в одном из особняков в пятом районе города происходил следующий разговор:
— А ты уверен, что парня действительно выследили милиционеры?
— Во всяком случае, он дал деру, а легавый разливался соловьем.
— А ты не мог проследить за ним?
— Шеф, это не было предусмотрено. Моя задача — подстраховка Туана. Он ушел чисто. Парень же, очевидно, работал с подельником на мотоцикле.
— Это и пугает.
—- Напротив, шеф, типичные мотограбители.
— У тебя все?
— Да, шеф.
— Где Туан?
— В кабаке у Тхай, как мы и договорились.
— Знаешь, что, Ту, проследи, будь любезен, за нашим дурачком с его монетками.
— Охрана?
— Да, только очень аккуратно. А я запрошу Центр. Но на это уйдет две-три недели. И передай Туану, пускай пока всё же поживет в Тэйнине у святого Хо Тхан Хоа, так будет спокойнее.
Так рассудил один из лидеров подполья Ле Куок Куан брат главаря организации «Фронт» Ле Куок Туи. В прошлом тоже офицер сайгонской армии, он отвечал за организацию вооруженных формирований в ряде районов Юга Вьетнама. Пока еще он находился вне досягаемости органов безопасности. Но его решение послать Туана в Тэйнинь вывело группу майора Льема на подпольную организацию влиятельной синкретической религиозной секты Вьетнама - Каодай.
Несвятые дела «святых отцов»
Поскольку синкретические секты Хоахао и Каодай сыграли довольно неблаговидную роль в первые после освобождения Юга Вьетнама годы, то давайте посмотрим, что собой представляла религиозная организация Каодай (полное название «Дай Дао Там Ки Фо До»), которая считалась наиболее крупной из синкретических сект. Она возникла в 1926 году в провинции Тэйнинь, где пользуется влиянием и в настоящее время. Здесь же, около города Тэйнинь, у подножия горы Баден, находится место поклонения каодаистов. Вероучение этой секты представляет собой синтез буддизма и христианства с элементами конфуцианства и даосизма. Каодаисты (по некоторым оценкам, в 1974 году их численность превышала 3 миллиона человек) поклоняются божественному духу (высшему богу), обитающему в Верховном творце (Као дай), Будде, Иисусу Христу и другим святым. В число своих святых каодаисты включили и некоторых наиболее крупных деятелей мировой культуры, например, Виктора Гюго, Льва Толстого.
Во главе секты стоит папа, резиденция которого находится в провинциальном центре Тэйнинь. В 1946 году в течение короткого времени просуществовала так называемая Автономная республика Кохинхина, во главе которой стоял лидер каодаистов — Ле Ван Хоать.
Очевидно, это обстоятельство смутило высокий дух Хо Тхан Хоа, который возжелал тоже стать во главе новоявленной республики и как раз в это время занимался формированием каодаистского правительства, а заодно назначал «администрацию» на местах.
Справедливости ради следует отметить, что не все каодаисты были настроены контрреволюционно. Во время борьбы с марионеточным режимом значительная часть членов секты вступила в ряды НФОЮВ, а один из лидеров каодаистов, майор Хюинь Тхань Мынг, даже входил в состав ЦК. НФОЮВ. Но во время описываемых нами событий, а именно в начале 1978 года, каодаизм не представлял единой религиозной организации. Он был разделен на 12 различных течений, большая часть которых не приняла народную власть на юге Вьетнама.
Вьетнамские контрразведчики, шедшие по следу Туана, установили, что после несостоявшейся встречи с Чангом этот молодой человек в линялой солдатской гимнастерке провел часа три в небольшом кафе неподалеку от памятника Ле Лою. Хозяйка кафе, миловидная женщина средних лет, очевидно, знала парня, поскольку поила и кормила его в кредит.
Наконец появился новый персонаж, коренастый, очень смуглый южанин довольно хмурого вида. Он подсел за столик Туана, и, после того как оба выпили по паре чашек кофе по-сайгонски и выкурили штук по пять сигарет, молодой человек покинул кафе. Мужчина, посидев еще несколько минут, оставил на столике горку мелких монет и легко впрыгнул в коляску невесть откуда появившегося велорикши. Через несколько секунд его и след простыл. Это был, конечно, прокол в группе майора Льема, но молодая контрразведка Вьетнама только набирала опыт.
Зато вместе с Туаном в Тэйнинь приехала молодая пара. Он — бывший коммивояжер, она — певица. Судя по их затравленному поведению, у молодых людей были очень серьезные нелады с властями. Однако Туан, которому молодая чета показалась симпатичной, помогать им не стал. Сказав, что приехал навестить дядю в каодаистской обители, он предложил молодым людям встретиться в ресторане как-нибудь вечером. Коммивояжер вопросительно взглянул на свою очаровательную женушку и грустно вздохнул. «Нам ещё надо где-то устроиться, — сказал он. — В гостинице не совсем удобно».
— Я понимаю вас, — ответил Туан. — Поговорю с дядюшкой. Может быть, он посоветует чего-нибудь, как-никак человек он в Тэйнине весьма уважаемый.
А в это самое время глава секты беседовал с преподобным Тхить Вьен Хао из влиятельной буддистской организации Ан Куанг. Бонза пришел к Хо Тхан Хоа весьма взволнованным. В каодаистской обители он встретил человека из тайной полиции Тхиеу, который в свое время допрашивал бонзу.
— На совести этого человека сотни загубленных жизней. Его зовут Маунг. Уверяю вас, что ему совсем не место в вашей обители.
Хо Тхан Хоа поморщился как от зубной боли. Человек, о котором ему сейчас рассказывал буддийский бонза, был связником между святыми отцами в Тэйнине и подпольем в Сайгоне. Ле Куок Куан говорил как-то, что этот человек — агент тайной полиции, но преосвященный не придал этому особого значения. Для достижения цели все средства хороши, считал он. И вот теперь нужно что-то делать. Получить огласку эта история не могла.
— Преподобный Хао, — сказал папа как можно ласковей. — Мы не в миру, и ошибка здесь исключается. Обещаю вам разобраться с заблудшим братом, но прошу вас об одном: не нужно сообщать об этом властям. Вы знаете, что после истории с сектой Хоахао они с огромным недоверием относятся к религиозным деятелям.
Несколько дней спустя па рисовом поле в окрестностях Тэйниня был обнаружен труп буддийского бонзы. Убийство священника вблизи святого города вызвало гневную реакцию местного населения, тем более что какие-то темные личности распустили слух, что это дело рук службы безопасности новых властей. Они, по слухам, давно уже подбираются к святым отцам.
Майора Льема вызвали к руководству. В Тэйнине происходят нехорошие истории. Кажется, ваши люди нащупали там какое-то, гнездо. Не связано ли с ним это зверское убийство?
Появление «охотника»
Через несколько дней заместитель начальника Управления государственной безопасности по городу Хошимину генерал Шон предложил майору Льему составить ему компанию в поездке в приморский город Нячанг. В недоумении майор сел на заднее сиденье генеральского «бьюика», и автомобиль тронулся. Спустя несколько часов они въехали в погруженный в полуденную дрему курортный город, широко известный во времена войны тем, что именно в Нячанге находилась штаб-квартира ЦРУ в Южном Вьетнаме. Именно отсюда планировались все тайные операции в Индокитае. Поколесив по улицам городка, машина остановилась у виллы, скрывавшейся в глубине ухоженного сада.
Их ждали. Хозяин, веселый сухощавый красавец лет тридцати, стряпал, и ароматы вьетнамской кухни наполняли комнату.
— Знакомьтесь, — сказал генерал, — майор Льем, майор Хунг.
«Ничего себе, — подумал про себя Льем, — быстро сделал себе карьеру этот парень». Хунг словно читал его мысли.
— Уважаемый Льем, — сказал он, — дело не в чинах и званиях, вы служили в армейской разведке, а я... в тайной полиции Тхиеу и одном из спецподразделений ЦРУ. Сейчас я поступаю в ваше распоряжение, и нам есть, о чем поговорить, но прежде прошу за стол. Рюмочкой нашего славного «луа мой» мы отметим начало совместной роботы, а её у нас будет в ближайшее время очень много.
***
...Сайгон. 10 июля 1969 года. Когда тишину погруженного в спячку квартала разорвал вой полицейских сирен, старший бонза пагоды Тамбао предавался послеполуденным молитвам. Несколько верующих, молившихся вместе с бонзой в пагоде, испуганно вздрогнули, однако продолжали шептать вслед за Тхить Вьен Хао слова священных сутр. Лицо преподобного Хао было спокойным и сосредоточенным, хотя звуки происходившего на улице не оставляли сомнений, что в квартале началась полицейская облава. За участие в буддистской оппозиции режимам, сменявшимся в Сайгоне уже не раз, однако последовательно сохранявшим свою карательную сущность, преподобного Хао уже дважды арестовывали. Поэтому, когда в пагоду ворвались десятки полицейских и солдат, старший бонза понял, что и на сей раз молитва будет прервана. Однако он продолжал, читать священные тексты, гася в глазах ненависть к бесцеремонным визитерам.
...Фам Тхи Тхо, молоденькая шоколадница из кондитерской господина Тиня, расположенной на улице Нгуен Чая, была арестована на рынке, где покупала фрукты. В ближайшем полицейском участке, куда она была доставлена ещё с двумя женщинами и двенадцатилетней девочкой, от нее потребовали, чтобы она дала показания по поводу взрыва, который недавно произошел на проспекте Чан Хынг Дао.
...Два подростка — Чан Нгуен Хунг и Ву Кань угодили в облаву, возвращаясь из лицея. Поскольку оба были сыновьями респектабельных бизнесменов, юноши не бросились бежать, как другие их сверстники, юркнувшие с проворством воробьев в подворотни ближайших домов. Подростки уже привыкли к тому, что в последние два года в городе проводились повальные облавы и аресты. От взрослых они слышали, что эти меры предпринимаются с целью борьбы с коммунистической опасностью. Лицеисты предъявили полицейским свои ученические билеты, но неожиданно были сбиты с ног ударами дубинок...
Описанные выше события происходили в рамках операции «Феникс», разработанной ЦРУ в 1967 году и объединившей усилия вьетнамской и американской военной полиции, разведок и военных подразделений для нанесения удара по южновьетнамским патриотам.
Программа «Феникс» и другие формы «умиротворения» во Вьетнаме, писал «Нью-Йорк таймс мэгэзин», находились под непосредственным контролем Уильяма Колби. Практически Колби начал во Вьетнаме с рядового оперативного работника и закончил заместителем начальника управления ЦРУ в Юго-Восточной Азии. Он руководил формированием отрядов наемников, созданием многочисленной и жестокой службы секретной полиции, строительством разветвленной по всей стране сети центров проведения допросов и в конечном итоге нацелил программу «Феникс» на координирование и обеспечение легального прикрытия для усиливавшейся кампании массовых убийств и политического насилия.
«Нейтрализация противника» закончилась арестом 28 978 вьетнамцев, «профилактикой и обработкой» 17 818 человек, расстрелом 20 587 человек. Эти цифры приведены самим Колби в 1971 году в сенатской Комиссии по иностранным делам...
Пытка являлась обычным методом дознавания в рамках программы «Феникс». По словам юридического советника Колби в Сайгоне Роберта Ф. Гоулда, «каждый, кто принимал в ней участие, воспринимал пытку как обычную форму работы»... «Я не знал ни одного человека, задержанного по подозрению в принадлежности к Вьетконгу, который бы пережил допрос», — заявил бывший агент программы «Феникс» К. Бартон Осборн.
В полицейском участке арестованных загнали в огромное подвальное помещение, битком набитое ранее схваченными людьми. Даже в таких страшных условиях несчастные сохраняли уважение к священнослужителю. Вокруг преподобного собралась кучка детей и женщин, которых Тхить Вьет Хао старался ободрить как мог. Рассказывая людям об испытаниях, которыми подвергался на земном пути Будда, пожилой бонза хотел вселить в арестованных твердость.
Молоденькая шоколадница слушала священника, как и многие другие, зачарованно. Неожиданно рядом раздался по-юношески ломкий, но насмешливый голос:
— Скажите, дорогой учитель, а на чьей стороне был бы Будда, доведись ему на земном пути оказаться между Вьетконгом и нашим доблестным президентом?
Произнесший этот ернический вопрос юноша в отличие от других не выглядел ни растерянным, ни испуганным, хотя под глазом у него начал зреть обширный синяк. Высокий и стройный, одетый в костюм «сафари» из чесучи, он покровительственно обнял за плечи приятеля, коренастого паренька с задумчивым лицом. В глазах этого юноши затаился страх, хотя он изо всех сил старался походить на своего насмешливого друга.
Бонза посмотрел на подростков, мягко улыбнулся и спросил:
— А ты как считаешь?
— Будда не хотел хаоса в мироздании, — ответил юноша. И подмигнул своим подбитым глазом шоколаднице Тхо. Несмотря на молодость, он уже понимал толк в женской красоте.
Так они познакомились. Преподобный Тхить Вьен Хао, девушка из кондитерской господина Тиня и юный насмешник Чан Нгуен Хунг. Пока еще можно было шутить. Они не знали, что ждет их через несколько минут. Позднее двое из них, пройдя ад тюрем и лагерей, поведают на пресс-конференции в освобожденной зоне о, своих мытарствах. Судьба третьего сложилась иначе.
Свидетельствует бонза Тхить Вьен Хао:
«Я вытерпел все виды самых бесчеловечных пыток (пытка электрошоком, питье мыльной воды и воды с перцем) перед тем как меня перевели в тюрьму Бьенхоа. Там меня привели к какому-то американцу, который потребовал от меня, чтобы я перешел на сторону правительства Республики Вьетнам. Я отказался, объяснив ему, что это правительство не терпит никаких религиозных свобод и что поэтому, сообразно решениям моей пагоды, я не могу одобрять такую политику...»
Нужно отметить, что большого противоречия между заявлением сотрудника программы «Феникс» Бартона Осборна о невозможности выжить во время допроса, и рассказом преподобного Хао нет. Если бы он попал к сотрудникам «Феникса», то за подобный ответ ему просто переломали бы все кости. Но с преподобным Хао вел беседу представитель специализированного подразделения разведки Пентагона СОГ («Группа анализа и наблюдения»). В задачу этого особо засекреченного подразделения спецслужб США входило добывание наиболее ценной информации, диверсии, похищение людей и физическое уничтожение неугодных лиц в Южном Вьетнаме и соседних государствах. Причем часть людей из СОГ занята была только на террористических актах, в то время как небольшая группа уже тогда получила сверхсекретное задание по внедрению резидентуры во все сферы вьетнамского общества, находящегося в оппозиции режиму.
Преподобный Хао, близкий к кругам влиятельной буддистской организации Ан Куанг, несомненно, представлял большой интерес для американских спецслужб. Особого прока в его убийстве не было, а вот компрометация и дальнейший шантаж могли бы принести в определенный момент какой-нибудь результат. Поэтому сотрудник СОГ, допросивший Хао в тюрьме Бьенхоа, был предельно мягок в обращении со священником. Беседа фотографировалась и записывалась, но бонза об этом и не ведал. Отправленный затем на военную каторгу в Хонае, преподобный Хао занял свое место в компьютерной памяти обширного досье СОГ. До поры до времени...
Свидетельствует шоколадница Фам Тхи Тхо:
«...В зале пыток меня избивали десятка два полицейских. Мне загоняли иглы под ногти, требуя дать показания. После 45 дней заключения и пыток в отделе допросов, меня без всякого суда отправили в тюрьму, где я находилась с уголовными преступниками. Условия были ужасными. В небольшой камере нас набилось больше полутораста человек, потом меня перевели в женскую тюрьму в Тхудуке. Через некоторое время меня снова стали вызывать на допросы. Допрашивали американцы. Они делали мне уколы. Несколько раз я пыталась покончить с собой. Неожиданно появился новый следователь, он был так не похож на остальных. Он назвал их садистами. Благодаря ему, после Парижских соглашений мне удалось оказаться на свободе».
...Их вызывали на допрос поодиночке. Первым Ву Каня. Через час паренька втащили в помещение с безжизненно поникшей головой, раздробленными пальцами рук и отбитой печенью. На губах юноши выступила розовая пена. Хунг, поглядев на приятеля, потемнел лицом. Но не произнес ни слова. Девушка и священник засуетились вокруг умирающего подростка, а Хунг вдруг принялся напевать скабрёзные песенки — фольклор сайгонского порта.
Таким он и ушел на допрос. В камеру больше не вернулся.
Капитан Маунг был садистом. Когда пальцы допрашиваемых хрустели между бамбуковыми палочками, а их крик рвал ушные перепонки, капитан испытывал нечто сродни оргазму. Но самым любимым удовольствием была забава с пистолетом-зажигалкой. Сработанный безвестным китайским умельцем из Шолона «вальтер», наведенный на несчастного в упор, производил шокирующее действие. Особенно когда капитан засовывал дуло в рот и спускал курок. Вспышка перед глазами жертвы часто бывала последним, что он видел в этом мире, — сердце не выдерживало.
У него люди или «ломались», или разбивали головы о стены. Это тоже было достаточно «пикантное зрелище».
Сейчас капитан был готов насладиться мучениями очередной жертвы. Но когда ввели молокососа, Маунг едва не задохнулся от гнева. Щенок имел наглость напевать куплеты о пышных бедрах маленькой Жанетт.
Капитан подошел к юноше. Ласково провел ладонью по его щеке и, взглянув в большие настороженные глаза, ткнул его пальцем в синяк. Паренек рухнул как подкошенный. Маунг велел облить его водой и начал готовить лесенку из бамбуковых палочек.
И как раз в этот заветный миг ожидания чужой боли в кабинет вошел майор Грант из СОГ.
Он уселся на стул, оседлав его спинкой вперед, и стал смотреть на лежащего на полу юношу.
— Говоришь по-английски? — неожиданно спросил он, зная, что вызывает непреодолимую вспышку гнева у Маунга, которого терпеть не мог. Дай волю, он бы тихонечко убрал это мрачное животное, но, увы... В ЦРУ и даже в его сверхсекретном департаменте ценили этих мясников.
— Да, я говорю по-английски, сэр, — услышал Грант ломкий юношеский голос. — И я думаю, сэр, что если вы заберете меня отсюда, я смогу быть вам полезен...
— Маунг, — Грант перешел на вьетнамский, — этот парнишка поедет с нами.
С тех пор, как Чан Нгуен Хунг начал сотрудничать со «Службой анализа и наблюдений», прошло несколько лет. К тому времени юноша закончил лицей, прослушал курс лекций в университете, где успешно внедрился в студенческую организацию Всеобщий союз прогрессивной молодежи. Его не раз встречали на митингах рядом с общепризнанным вожаком сайгонских студентов Хюинь Тан Мамом.
Наивысшего размаха борьба учащейся молодежи достигла весной и летом 1970 года, когда студенты выступили зачинщиками настоящего восстания в Сайгоне, захватили посольство Камбоджи, помещения обеих палат Национального собрания, Верховного суда, министерства обороны и юстиции. Всего в активных антиправительственных действиях принимали участие 300 тысяч студентов и учащихся. Перед такой мощной волной студенческого движения администрация Тхиеу была вынуждена пойти на некоторые уступки, в частности, признала студенческие союзы.
Работы у тайной полиции в те горячие дни было очень много. Всё новые и новые данные, сообщаемые ее агентами, закладывались в электронную память компьютера СОГ. В Сайгоне был совершен ряд террористических актов, жертвами которых стали некоторые студенческие вожаки. Однако официальные версии полицейского управления гласили, что это происки Вьетконга.
Однажды Хунгу было предложено поступить на работу в «Сайгонские новости». Профессия репортера давала широкую возможность знакомства и проникновения в различные оппозиционные легальные организации, которые, по мнению СОГ, так или иначе были связаны с Вьетконгом. В начале семидесятых годов в стране усилились призывы к национальному примирению. Обычно эти призывы были связаны с требованием о прекращении войны. С ними чаше всего выступали буддисты Ан Куанг, студенты и учащиеся, представители левых группировок католической церкви, сект Каодай и Хоахао, видные оппозиционные деятели и организации.
После подписания Парижских соглашений американцы начали покидать Южный Вьетнам. Наступил 1975 год. Обстановка в Сайгоне накалялась.
Джордж Грант был кадровый разведчик. Интрига — суть его жизни. Не будь ее, жизнь стала бы бесцветной. Вьетнамская интрига, кажется, ушла в песок идиотизма бездарной сайгонской администрации. Грант был твердо убежден в бесперспективности программы «Феникс», которая могла породить только ненависть этих странных, тихих, ласковых, непознаваемых людей. Ему был противен тоталитаризм в любом его проявлении, а именно на его утверждение была нацелена программа «Феникс». Он написал несколько меморандумов, но руководство молчало, коллеги из СОГ корректно злорадствовали, Маунг и ему подобные начинали наглеть. Но Грант был кадровый разведчик, а не издерганный Востоком армейский вояка, которые начали в последнее время пачками стреляться. Когда-то в детстве он прочел киплинговского «Кима», который привел его в неописуемый восторг. Теперь он делал своего Кима. Кажется, сама судьба послала ему этого мальчика, которого он буквально вырвал из рук мясника Маунга. Он очень привязался к Хунгу, справедливо считая его лучшим своим агентом.
Расставание происходило на одной из конспиративных вилл в окрестностях Сайгона. Был тихий вечер, наполненный звоном цикад. Грант был взволнован, Хунт печален.
— Ты все взвесил, малыш?
— Да, учитель,
— Остаешься в газете? Но ты и так очень на виду. Они ведь начнут с идеологии. Может быть, лучше постричься в монахи? В Каодай у нас есть несколько очень надежных адресов. Насколько я понимаю, эта секта пользуется неплохой репутацией.
— Я позволю не согласиться с вами, мистер Грант. Мое нынешнее положение не так уж плохо. И я надеюсь...
Грант усмехнулся. Он знал, что впереди парня ждут тяжкие испытания. Агентура оставалась, но он не хотел завязывать Хунга на этих, по его мнению, двурушниках. Хунг был шпионом по призванию. Его не купили и даже не успели, как следует запугать. Просто интрига, как и для Гранта, была сутью его жизни.
— Ты будешь действовать в одиночку. Может быть, в течение долгого времени. Но помни, я буду смотреть на тебя. В нужный момент тебя найдут. Где бы ты ни был.
После отъезда шефа Хунг какое-то время был предоставлен самому себе. Он переквалифицировался с молодежных проблем на уголовную хронику в газете и в последнее время очень близко сошелся с полицейским инспектором Тханг Ченем. Последний привлекал его тем, что в наступившие смутные времена всеобщей паники и уныния был неизменно бодр, весел и, вместо того чтобы ловить преступников, был одним из уважаемых завсегдатаев притонов в Шолоне. По своим каналам Хунг узнал, что у Ченя давние и прочные связи с сайгонской мафией, на которую этот полицейский и работал.
Однажды, придя в кабинет к Ченю в его полицейском участке, Хунг встретил там оборванца придурковатого вида. Тот что-то с жаром рассказывал инспектору, но, едва появился репортер, мгновенно оборвал разговор. Посетитель, униженно согнувшись, подобострастно распрощался с Ченем и, взглянув краем глаза на Хунга, бочком выполз из кабинета.
Чень был как всегда любезен, но в то же время чем-то обеспокоен.
— Дорогой господин инспектор, чем вас так озаботил сей малый? — пошутил было Хунг. — Не вручил ли вам этот гадкий человек «черную метку», как слепой из трактира «Адмирал Бенбоу»?
— Знаете, что вас погубит когда-нибудь, мой юный друг? — Чень внимательно посмотрел в большие и грустные глаза Хунга. — Излишняя информация, которой вы располагаете. Именно поэтому так часто на нашей планете гибнут люди вашей профессии. Знать много так же плохо, как не знать ничего. Однако я постараюсь, пока вам не вышибли мозги, воспользоваться вашей феноменальной памятью. Не знаете ли вы молодого американского журналиста Джерри Ньюмена, что живет в гостинице «Мажестик»? Это очень странный парень. Мне даже говорили, что он приехал к нам наладить переброску травки в Штаты, но я в это не очень верю.
Хунг кое-чему научился у Гранта. Чень — мафия — оборванец — американец — что дальше? С совершенно безразличным лицом он сказал: — Чень, вы же знаете, что я не перевариваю этих тупорылых янки, а уж хиппи и вовсе. Но для вас, мой друг, я могу навести о нем справки в нашем пресс-клубе, хотя, признаюсь, удовольствия мне это не доставит.
— Мой мальчик, — Тханг Чень, к которому вновь вернулась обычная его безмятежность, широко улыбался, — право же не бери на себя такую ношу. Идиот, которого почему-то зовут «антиквар», хотя все его имущество — пять связок дерьмовых монет, не стоящих и двух сотен пиастров, рассказал мне о том, что американец сговорился с нашими соотечественниками о поставках опия. А я думаю другое: не служит ли этот паренек в Интерполе?
«Так вот почему ты так обеспокоился, полицейский крючок, — подумал Хунг. — Одно дело — Вьетконг: когда они победят, договориться с ними Ченю труда не составит, ни в одной карательной акции этот пройдоха не участвовал. С Интерполом хуже; за Ченем слишком много числилось в связи с его многочисленными услугами мафии. Так что Чень сейчас за Вьетконг, а я буду держаться за Ченя».
***
— ...Теперь вы поняли, Льем, почему руководство решило подключить меня к вашей группе. Первое: я знал преподобного Тхить Вьен Хао, убитого в Тэйнине. Второе: я наслышан о Джерри Ньюмене. Третье: я получил указание, — Хунг взглянул на генерала, и тот кивнул головой, — встретиться с организаторами подполья в Хошимине. Не обижайтесь, майор, обычно я работаю автономно. Мои заокеанские патроны дали мне выход на «антиквара». Но ваш любознательный паренек Чанг спутал все карты. Связник исчез с проспекта Хам Нги.
В дело вмешивается мафия
Хунг был не прав, обвиняя Чанга в исчезновении связника. Торговец монетами Чуан Чай был найден зарезанным неизвестными грабителями на жалкой циновке в своей лачуге. На окраине бедного сайгонского района Фунинь, где царили нравы джунглей, убийство это произошло буднично и столь же незаметно, как и само существование нищего и жалкого торговца старинными монетами.
Пока вызывали представителей правопорядка, труп несчастного исчез, а все следы были тщательно уничтожены. Прибывший на место происшествия милицейский наряд, не обнаружив ни трупа, ни крови, фиксировать факт убийства не стал, тем более что соседи клялись и божились, что ничего не видели и не знают.
В бывшем Сайгоне пропажа людей была явлением заурядным, исчезали они и в городе Хошимине. Мало ли куда мог пропасть Чуан Чай.
***
Человек по имени Ту, которому Ле Куок Куан поручил охрану и слежку за связником, после того как его подопечного убили в собственной лачуге, сразу же заподозрил неладное. Еще во время встречи у памятника Ле Лою Ту почувствовал в действиях пришедшего на связь мальчишки нечто дилетантское, что и обмануло этого профессионального частного детектива. Поэтому он с чистой совестью и доложил Куану, что действовали скорее всего мотограбители.
После того как труп несчастного «антиквара» навсегда исчез в смрадных каналах на окраине города, Ту не стоило большого труда выяснить, кто в последний раз видел бродячего торговца. Однако он тут же прекратил всякие расспросы, поскольку очень дорожил своей жизнью.
- Судя по всему, уважаемого Чая пришили люди Зюиня, — доложил он Куану,
- Выясни, кто, это очень важно.
- Уважаемый господин Куан, я не из тех людей, которые могут переступить грань. В нашей профессии очень важно не оступиться. После того как эту ошибку совершили мой отец и брат и отдали богу душу, я держусь подальше от мафии.
- Ту, ты даже не представляешь, насколько это важно. Мы готовы заплатить большие, очень большие деньги. Дело в том, что у Чая похищены важные документы. От них зависит успех нашего общего дела.
- Я понимаю вас, шеф, но и вы поймите меня. Как только я приближусь к этим людям вплотную, я разделю судьбу бедняги Чая. Там ведь не разбираются, что к чему. Им без разницы — за коммунистов ли я или за Тхиеу. Они не любят ищеек. Ничем не могу помочь.
После того как Ту вышел из комнаты, Куан открыл дверь в соседнее помещение, где сидел мужчина с мрачным выражением лица. Правой рукой он разминал сигарету. Левый рукав его рубашки был пуст.
- Слизняк, — сказал однорукий с отвращением. — И с такими слизняками вы собираетесь бороться с коммунистами...
— Не зарывайтесь, Маунг, — жестко сказал Ле Куок Куан. — Ваша задача вернуть документы. Любой ценой. А мы вам поможем. Попробуем действовать через тэйниньских знакомых Туана.
***
После трагических событий в Тэйнине и таинственного исчезновения торговца монетами прошло несколько месяцев. Группа майора Льема внимательно изучала связи Туана, но последний вел праздный образ жизни в Тэйнине, ни с кем в контакт не вступал, и единственными его друзьями была молодая чета, которая к тому времени сумела обосноваться в святом городе, открыв небольшое кафе. У них-то и проводил Туан большую часть времени.
Однажды он пришел в кафе в сопровождении двух мужчин, один из которых был сразу же опознан хозяином кафе Динем. Это был тот самый человек, что так ловко улизнул от слежки в Хошимине. Второй, мужчина средних лет, высокий и властный, судя по всему, был непререкаемым авторитетом в этой компании. Плотоядно взглянув на красавицу хозяйку, он велел приготовить обед, а пока принести ящик пива.
— Туан говорил мне, что у тебя были неприятности в Сайгоне, — начал он без обиняков, обращаясь к Диню. — Мы присматривались к тебе, парень ты прыткий. Короче, не хотел бы ты вернуться обратно? Поди, и красотке твоей скучно в нашем святом городе, небось, привыкла к более изысканному обществу.
Динь угодливо улыбнулся и разлил пиво по бокалам.
Он знал, что с ним говорит сам Хо Тхай Бать, сын главы секты Каодай. Значит, всё же клюнули. Легенда у хошиминских чекистов была безупречной. Он сын крупного промышленника, не успевший сбежать вместе с папашей за океан. Она — дочь француза и вьетнамки из артистической среды. Родители погибли в авиакатастрофе несколько лет назад. Девушка чуть было не попала в притон для американских офицеров, но случайная и счастливая встреча с Динем в корне изменила ее жизнь. А потом, после прихода к власти Вьетконга, все пошло прахом. Диня даже собирались мобилизовать в трудовой отряд, пришлось уехать в Тэйнинь.
Хо Тхай Бать предложил Диню вернуться обратно в Хошимин. Жить он будет в пятом районе. Место спокойное, да и среди властей есть свои люди. Помогут открыть ресторанчик с китайской кухней. А клиенты, которые придут поесть, порой передадут Диню кое-что, за чем к нему будет приходить Ту, второй знакомый Туана. Дело надёжное. А там, глядишь, вернутся хорошие времена.
Динь сделал испуганное лицо. Батю это не понравилось.
— Парень, у тебя нет другого варианта. Муж, у которого такая красотка жена, всегда может очутиться с проломленным черепом в какой-нибудь канаве. Как скажем, старый буддийский настоятель. — Бать ухмыльнулся.
****
Так в пятом районе города Хошимин открылся ресторанчик «У счастливого дракона». На его открытие были приглашены многочисленные гости, среди которых особым почётом пользовался негласный хозяин района Большой Лам, Этот уголовник еще во времена Тхиеу подвизался на ниве рэкета, и все знали, что связываться с ним, а тем более идти против него или ловчить — значит, подписать себе смертный приговор.
В последний раз он жестоко наказал крупного афериста Чан Ти, которого нашли в торговом пакгаузе сильно обглоданного крысами. Говорили даже, что эти твари съели беднягу заживо. Такова была цена за попытку утаить от рэкетиров доходы.
Хозяева новоиспеченного ресторанчика, напротив, сразу же постарались завоевать расположение Большого Лама. Молодая чета не скупилась на выпивку и угощения.
После того как Лам несколько захмелел, он стал разговорчив и добродушен.
— Динь, дружок, а нет ли у твоей красавицы жены сестренки? Я ведь холост.
Динь пытался ответить в шутливой форме, но его внезапно позвали на кухню. Там он увидел Батя и Ле Куок Куана. Поздравив Диня с новосельем, заговорщики спросили, с кем это он любезничает. Потом попросили узнать у «крестного отца», не в курсе ли он ограбления несчастного дурачка антиквара. Динь сделал удивленные глаза,
— Понимаешь, — сказал Куан, — несколько месяцев назад бандиты убили одного нашего парня. Судя по всему, искали золото, перерыли всю его конуру. Золота, конечно, не нашли, а малый пропал, словно в воду канул. Впрочем, бог с ним, с дурачком, но бандиты унесли его «атташе-кейс», вскрыть который они не смогут, поскольку его можно только взорвать, но и это они не сделают. Взрыв должен быть очень сильным. Короче, если выйдешь на след чемоданчика...
— Опасное дело, — сказал Динь. — Шлепнут они меня за милую душу. А я так люблю Хыонг.
Бать пристально посмотрел на молодого человека.
— Динь, видишь вот того мрачного типа без руки, за крайним столиком? Его зовут Маунг. Скажи Ламу, что он ищет дурачка, который торговал монетами. А дальше будь умницей и не дури.
Едва Динь заговорил о бродяжке нумизмате, Лам изменился в лице. Убрать дурачка его попросил инспектор Чень, с которым Лама связывали многие дела еще во времена Тхиеу. Весь мелочный рэкет не стоил и сотой доли их заработков, связанных с перепродажей наркотиков. Чень сказал ему, что дурачок засветился перед каким-то американским журналистом, который опубликовал у себя репортаж о «золотом треугольнике», где упоминаются и сайгонские «курьеры». В свое время «нумизмат» работал на Ченя, а потом связался с «бывшими» и стал двурушничать. Лам выполнил просьбу компаньона. Но почему молодой хозяин ресторана заводит с ним подобные разговоры? «Динь, дружок, говори как на духу, ты легаш?»
Ответить Динь не успел. Телохранитель Лама, огромный обезьяноподобный мужчина при слове «легаш» молниеносным движением всадил Диню в шею стилет. Почти одновременно раздалось несколько выстрелов. Первой в голову убийце выстрелила красавица хозяйка. И тут же упала, сражённая пулями из револьвера, который держал навскидку в своей единственной руке мрачный тип, сидевший за столиком в углу. Среди криков ужаса и начавшейся свалки, которую организовали люди Большого Лама, босс пятого района и еще несколько известных нам персонажей незаметно исчезли.
****
Кровавая драма в ресторанчике «У счастливого дракона» вкупе с убийством «антиквара» внесли сумятицу не только в планы заговорщиков. Раздосадованный «крестный отец» пятого района, встретившись с полицейским инспектором Ченем, пристально посмотрел в глаза партнёра:
— Уважаемый Чень, того, что случилось, не исправишь. Мои люди оказались на этот раз разинями и понесут за это заслуженное наказание. Самое досадное, что они упустили однорукого, который укокошил подружку Диня. То, что её убийство не случайность, наводит меня на мысль... Но все же, черт побери, откуда этот мальчишка пронюхал о старике?
— Лам, ваш идиот телохранитель Тху спутал нам все карты, — Чень выдержал пристальный взгляд «крестного отца». — По моим сведениям, ни Динь, ни его красотка по нашему ведомству не числились. Так же, как и однорукий, — Чень криво усмехнулся. — Пока еще в городе Хошимине хватает милиционеров с обеими руками. Но все это шутки — а нам не до них. Дело приняло скверный оборот. В управлении получена директива из центра, в которой в очень жесткой форме потребовано усилить борьбу с организованной преступностью в городе. В помощь милиции выделяются армейские спецподразделения.
Инспектор, — в голосе Лама проскальзывало плохо скрываемое раздражение, — наши друзья из Фуниня выполняли вашу просьбу. — Слово «вашу» Лам особо выделил. — Мы не задаем лишних вопросов нашим друзьям. Но все же объясните мне, почему столько шума вокруг этого жалкого старикашки? Если он работал на Интерпол, значит, и эти из ресторанчика с ним заодно. Но кто тогда однорукий? Мы с вами, дорогой Чень, старые друзья, а разве от друзей могут быть секреты?
— Клянусь вам, Лам, меня самого сильно обеспокоило происшествие в ресторанчике. До сих пор мы работали, можно сказать, без сучка, без задоринки. А тут такая досада... Вам следует временно отойти от дел, а я по своим каналам попробую разузнать об одноруком.
****
Хотя Чень и выдержал пристальные взгляды грозного мафиози, в течение всего разговора он лукавил. Связника он убрал вовсе не потому, что боялся разоблачения в связях с мафией. Бродячий торговец монетами Чуан Чай, бывший в свое время полицейским осведомителем, после того как столь неудачно раскрыл часть пароля неизвестному юноше, испугался мести заговорщиков и по старой памяти пришел просить защиты у Ченя. В разговоре с инспектором «антиквар» не только рассказал Ченю о существовании в городе контрреволюционного подполья, но и похвастался тем, что некий однорукий Маунг, который собирается пробраться в Таиланд, оставил на хранение в его лачуге чемоданчик, представляющий, судя по всему, огромную ценность.
Чень и в прежние времена не очень жаловал этого, как ему всегда казалось, придурковатого малого. Конечно, он знал кое-что о тайных сделках инспектора, но кто будет воспринимать его всерьез... Рассказ о чемоданчике, тем не менее, заинтересовал пройдоху-полицейского. О Маунге Чень был наслышан еще во времена службы в уголовной полиции Тхиеу. И сейчас он понял, что однорукий владеет весьма важными бумагами. Располагая ими, похоже, можно обеспечить себе приличную жизнь где-нибудь на Гавайских островах или в Австралии. Ведь те, кто заинтересован в этих бумагах, примут Ченя не как вьетнамского беженца, которых на Западе пруд пруди, а как персону политическую. Чень уже давно подумывал о том, что в Хошимине оставаться ему становится всё опаснее. Рассказ «антиквара» стал его смертным приговором.
Хунг начинает действовать
— Итак, подведем некоторые итоги. — Майор Льем был мрачнее тучи. — Мы потеряли двух дорогих наших товарищей, которые передали нам очень ценные сведения. Но если такой ценой мы будем расплачиваться за каждый новый шаг в расследовании, то скоро городское управление лишится оперативного аппарата. Хыонг успела передать записку, в которой сообщила, что Бать и второй неизвестный ей мужчина потребовали от Диня выяснить, кто убрал антиквара и похитил «атташе-кейс» с очень важными бумагами. В разговоре упоминался некий однорукий Маунг, который и застрелил Хыонг. Все это произошло на глазах Чанга, который и сообщил нам это. Конечно, мы уже сейчас могли бы взять Лама и многих его подручных, но нам до сих пор не ясна структура контрреволюционного подполья в городе, так что нашей задачей остается выявление связей. Еще раз требую: никакой самодеятельности! А то, что не уберегли наших товарищей, — Льем проглотил комок в горле, — это моя вина, и я буду казнить себя до конца дней. Хорошо еще, что Чанг не раскрыл себя. Кстати, я попрошу его задержаться. А вы свободны, товарищи.
...Хунг, один из лучших контрразведчиков хошиминского управления, по прозвищу «охотник», он же один из ценных агентов спецподразделения ЦРУ, по прозвищу «репортер», после рассказа Льема долго молчал.
Потом разлил по рюмкам «луа мой», предложил своим собеседникам выпить. — У меня была любимая девушка Фам Тхи Тхо. Через год после нашей свадьбы она умерла. Во время пыток Маунг отбил ей почки. Хыонг — это ее сестренка, Фам Тхи Тхать... Неужели Маунг что-то заподозрил? Тхать была поразительно похожа на Тхо. Бедная девочка, она была лучом света в моем доме. Где их похоронили? Впрочем, пока что пепел Диня и Хыонг требует отмщения. Чанг, малыш, ты будешь работать со мной. Я знаю, что твоя страсть — детективы, но запомни, наше дело очищать землю от таких нелюдей, как Маунг и им подобных, а это уже не игра, это то, ради чего стучат наши сердца. Динь и Хыонг, славная моя Тхать отдали за это свои жизни, возможно, и для нас этот поединок может стать последним. Готов ли ты, Чанг?
Льем был недоволен.
— «Охотник», — сказал он, — я только что говорил ребятам, что их задача выжить и при этом уничтожить врага, а ты...
Хунт улыбнулся.
— Тот не охотник, кто недооценивает зверя. Маунг — дичь крупная...
****
В третьем районе города две небольшие улочки Нгуен Чонг и Нго Чой Ньем, примыкающие к каодаистскому храму, стали прибежищем многочисленных бродяг.
Среди разномастной толпы оборванцев, разместившихся на ночлег вокруг храма, случались драки за уже обжитые места с вновь прибывшими. Новички, как правило, старались не вызывать неудовольствия старожилов, их отличала готовность услужить тем, кто и в этом мире отбросов занимал места лидеров. Бродяги держались группками по десять-двенадцать человек. Были среди них молодые и задиристые, были старые и испуганные, истрепанные жизнью, как мелкие банкноты в их карманах: были угрюмо-настороженные бывшие солдаты и офицеры марионеточной армии, потерявшие свое место в обществе.
В один из вечеров среди бродяг появились трое новеньких. Уверенно шагая среди лежащих на тротуарах, не слыша ругательств и ропота, они прошли во двор пагоды, к огромному платану, вокруг которого обитала группа ветеранов войны, руководимая одноруким пожилым человеком, властные манеры которого выдавали в нем бывшего офицера в высоком звании.
Один из новичков — мужчина средних лет, сухощавый, легкий в движениях, что-то сказал своим спутникам, молодым парням с едва начавшими пробиваться усиками. Юноши громко рассмеялись, что было совсем не принято в этом мире. Среди ветеранов возник ропот, однако лицо однорукого хранило невозмутимость. Вытащив из кармана зеленых солдатских брюк портсигар, он ловко достает из него сигарету. Тут же поднеслась услужливая рука с зажигалкой. Молниеносный взмах ноги прибывшего, и зажигалка отлетает в сторону. А новичок спокойно вытаскивает из кармана пистолет и, поднеся его к лицу однорукого, «стреляет». Однорукий весело смеется, прикуривая от зажигалки, потом протягивает руку и забирает «пистолет». Обескураженная толпа расходится по своим местам.
- Почему ты здесь? — спрашивает однорукий у мужчины. — И кто эти парни?
- Бренный мир, господин полковник...
- Заткнись, — осекает новичка однорукий.
- Вас понял, — взгляд мужчины скользит по толпе ветеранов, словно выискивая кого-то. — Недавно я совершил увлекательное путешествие по стране сахарных пальм и полей смерти. К сожалению, мы заплутали, и вместо города ангелов очутились в родном Сайгоне. Но, надеюсь, господин по старой дружбе уступит местечко под сенью великого дерева? — Гость в упор глядит на однорукого, и тот отводит глаза.
- Ладно, — говорит он совсем не гостеприимным тоном, — оставайтесь, а завтра поутру решим.
— Вы всегда решали важные вопросы по утрам, господин. — Сквозь насмешливые интонации в голосе незнакомца слышны нотки безмерной усталости.
Он ложится на землю, подстелив клетчатый кхмерский платок — крама, напоминающий узкую простыню, и проваливается в сон.
Расположившись рядом, засыпают юноши.
Однорукий сумрачно смотрит на эту троицу. Он о чем-то мучительно размышляет.
— Эти люди под моей опекой, — говорит он.
Мрачные ветераны безропотно кивают головами.
***
После кровавого новоселья в ресторанчике Диня и заговорщики, и мафия затаились. Большой Лам после долгого разговора с полицейским инспектором Ченем, который сумел втереться в ряды милиции города Хошимина, понял, что с новыми властями шутки плохи. Поэтому он временно отошел от дел, перебравшись подальше в Шолон, где в это время началась массовая эмиграция «хуацяо», лиц китайской национальности. После того как вьетнамская армия вторглась в соседнюю Кампучию, спасая её население от истребления «красными кхмерами», Пекин, покровительствовавший кровавому режиму Пол Пота, совершил акт агрессии против Социалистической Республики Вьетнам. Однако, не добившись своих целей военным путем, тогдашнее китайское руководство развязало мощную антивьетнамскую пропагандистскую кампанию. В частности, в целях дестабилизации вьетнамской экономики и создания внутренних трудностей была организована массовая эмиграция «хуацяо». Конечно, не все китайцы, проживавшие во Вьетнаме еще с XVII века, поддались на враждебную пропаганду и покинули свою вторую родину. Однако многие квалифицированные кадры китайского происхождения уехали из страны, что, естественно, создало определенные трудности. Обстановка в Шолоне (огромный чайна-таун в Сайгоне) в это время (летом 1979 года) была очень сложной и запутанной, и данная ситуация вполне устраивала Лама, который провел в одном из укромных особняков несколько месяцев, никуда не высовываясь.
Ле Куок Куан и Хо Тхай Бать, не ожидавшие, что события в ресторанчике обернутся столь трагически, тоже переполошились и принялись анализировать, каким образом красавица Хыонг и подозреваемая еще в шестидесятые годы в связях с Вьетконгом Фам Тхи Тхо оказались, как утверждал Маунг (а не верить этому палачу из тайной полиции не было никаких оснований), столь похожими друг на друга? Маунг заявил, что в первый момент ему даже померещилось, что Хыонг и есть та самая девчонка, которую он избивал в подвалах тайной полиции. Однако по наведённым справкам Фам Тхи Тхо умерла в начале 1977 года. А опровергнуть легенду молодой четы заговорщики так и не сумели.
После того, как доверенные каодаисты Батя похоронили молодую пару, поскольку родственников у Диня и Хыонг не было, заговорщики вновь вернулись к вопросу, волновавшему их чрезвычайно. В чемоданчике, хранимом на квартире «антиквара», находились списки агентов тайной полиции. «Атташе-кейс» принадлежал Маунгу, который, не успев убежать после падения марионеточного режима, решил, что архив еще сослужит ему верную службу. Через бывшего капитана сайгонской армии Хюинь Винь Шаня Маунг был вовлечен в контрреволюционное подполье, где стал одним из руководителей службы безопасности. В целях глубокой конспирации он жил в обители каодаистов в Тэйнине, однако после того как его опознал буддийский бонза, глава каодаистов Хо Тхан Хоа распорядился, чтобы Маунг покинул обитель. Последний был взбешён подобным обращением и решил объявить войну папе, однако сын преосвященного Бать, один из руководителей подпольного «фронта», как раз в это время предложил Маунгу отправиться со специальной миссией в Бангкок, где располагалась штаб-квартира «фронта» во главе с Май Вань Ханем. Понимая, какую огромную цену составляет его архив для патронов, Маунг упаковал его в специальный «атташе-кейс», который, в свою очередь, упрятал в объемистый рюкзак, подготовленный к путешествию.
Но вот здесь и случилось то, чего никто не мог предвидеть. Вещи Маунга и еще двух офицеров, которые должны были отправиться вместе с ним в Таиланд, временно хранились в лачуге «антиквара», которая по совершенно непонятным для заговорщиков причинам подверглась ограблению. В первые минуты Маунг был шокирован, но, понимая, какую опасность представляет архив, попади он в руки соответствующих служб, рассказал об этом главарям подполья. О том, как разворачивались дальнейшие события, читателям известно. После инцидента в ресторане Диня - Куан и Бать перестали доверять Маунгу, и тот решил действовать на свой страх и риск, но во что бы то ни стало вернуть архив. По роду своей прежней деятельности он не был связан с преступным миром, поэтому, найдя нескольких бывших своих подручных, трепетавших перед этим садистом, Маунг решил совершить путешествие на городское дно. Так он оказался в районе сборища бродяг. Очень скоро Маунг стал одним из главарей этого полупреступного мира, но выйти на Большого Лама, а тем более выяснить что-нибудь о судьбе «антиквара» ему долгое время не удавалось...
Судьба архива волновала не только Маунга. Контрреволюционное подполье находилось под ударом, поскольку бывшие агенты тайной полиции составляли его костяк.
Группа майора Льема тоже вела поиск следов чемоданчика с важными бумагами. В связи с тем, что после гибели Диня и Хыонг прямые контакты как с подпольем, так и с мафией были утеряны, на совещании у генерала Шона было принято решение дать полную свободу действий группе Хунга, в которую, помимо «охотника», входили Чанг и Нгуен, молодой паренек, на мотоцикле которого Чанг в свое время «убежал» от милиционера. После нескольких недель поисков в многомиллионном городе Хунг решил прекратить это довольно бесполезное занятие, тем более что, по сведениям мафии, Лам исчез из города, а Маунг не появлялся в кругу заговорщиков. «Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если кошки в комнате нет, —повторил Хунг знаменитую присказку Конфуция своим молодым друзьям, — а найти надо!»
Они шли мимо «блошиного рынка» на улице Ле Лоя. Находившаяся тут барахолка пользовалась репутацией злачного места в городе, где ежедневно собираются сотни наркоманов и торговцев наркотиками и краденым. Особенно оживленно на улице Ле Лоя становилось глубокой ночью. По этому поводу в молодежной газете «Туой че» появился хлесткий репортаж, автор которого провел сутки среди наркоманов. С наступлением ночи, писал журналист, появляются проститутки, наркоманы, воры. Торговля становится более активной. Прямо на тротуарах, на газоне сквера лежат те, кто уже принял наркотики. Милиция, однако, с горечью писал журналист, старается не замечать происходящего. Только по данным горкома комсомола, указывалось в репортаже, в Хошимине насчитывается более 14 тысяч наркоманов, которые ежемесячно тратят почти девять миллионов донгов на приобретение наркотиков. А ведь большинство из них нигде не работает.
Статья эта вызвала широкий резонанс в городе. Известно, что после свержения сайгонского режима на юге страны насчитывалось около 200 тысяч наркоманов, но народные власти поначалу энергично и эффективно боролись с этим страшным социальным пороком. Потом, похоже, начали происходить сбои, и что было особенно трагично, наркомания все больше захватывала молодежь.
Мимо Хунта и его друзей прошёл паренек смешанного происхождения: черты его лица были совершенно европейские, только небольшая раскосость глаз да шоколадная матовость кожи выдавали наличие восточной крови. Глаза у паренька были совершенно тусклые и отрешенные.
«Совсем как у Джерри Ньюмена в тот последний вечер в пресс-клубе, когда я посоветовал ему побыстрее убираться из Сайгона, поскольку его персоной пристально заинтересовалась мафия. Джерри не раз говорил мне, что когда он погружается в себя, то становится похож па наркомана. Черт побери, ну какой же я идиот! Кто же так ищет кошку в темной комнате. Наверное, гибель Тхать на меня так подействовала, что затмила разум. Ну, конечно же! «Антиквар» приходил к Ченю с одной целью. Он знал, что люди Ченя могут убрать Джерри, который чем-то напугал «антиквара». «Антиквар» — связник. Джерри их выследил. Чень — делец мафии. Связан с наркобизнесом. Как всё переплелось еще тогда, в 1975 году. Чень тогда очень боялся Интерпола, а может быть?.. Нет, ничего не может быть! «Антиквара» убрали люди мафии. У них же должен быть чемоданчик. Ах, Чень, Чень, старая полицейская лисица с бандитской душонкой. Через тебя мы выйдем на Лама, а может, и ещё на кого покрупнее».
Погруженный в свои мысли, Хунг и не заметил, как они дошли до улицы Нгуен Хюэ, где начинался квартал роскошных городских отелей. «Малыши, посидите в кафе возле «Рекса», попейте пивка, развлеките девчонок, короче, подурачьтесь пару часиков, а я навещу тут одного своего старого приятеля, — сказал своим спутникам Хунг и добавил: — Но запомните — без меня никакой самодеятельности, даже если вам встретится сам Большой Лам или Маунг».
Маленькие хитрости господина Ченя
Инспектор Чень постарел. Однако его большие черные глаза смотрели молодо и насмешливо. «А ты похорошел, мой мальчик, судя по всему, лагерь по перевоспитанию для таких, как ты, дурашек не самое страшное место, как его рисуют некоторые».
По легенде Хунг сразу же после освобождения Сайгона угодил в лагерь по перевоспитанию, где провел три года. Потом работал в Дананге в типографии. Сейчас вернулся в родной город. Определиться куда-нибудь сложно. Уже несколько дней ищет работу вместе с двумя пареньками, но безуспешно.
— В свое время, господин инспектор, вы не раз помогали мне. Вот я и подумал, с вашими связями...
— Какие еще связи, Хунг, я ведь всего-навсего полицейский. Слуга закона при всех режимах. А по закону я обязан сделать тебе предупреждение, дружок. В нашем городе нельзя шляться без дела, особенно бывшим агентам тайной полиции. Да, я тут случайно обнаружил одного твоего знакомого из застенков господина Тхиеу. Очень занятный малый. Его, кажется, звали Маунг, помнишь, ты рассказывал мне, что он забил насмерть твоего дружка. Теперь он, судя по всему, не такой забияка, как прежде, кто-то оттяпал ему руку, к сожалению, левую. Он теперь путается с бродягами на улице Нгуен Чонг. Может быть, этот самый Маунг и поможет чем-нибудь своему бывшему коллеге. Ну не злись, мой мальчик, тебе это не к лицу. Клянусь Буддой, я пока ничего не могу тебе предложить, но через несколько дней... Короче, у меня к тебе деловое предложение. Ты ведь полицейский репортер. Поживи с бродягами, присмотрись к ним, особенно к этому Маунгу. Как-то не верится, чтобы бывший агент охранки подался в уголовники. Будешь держать меня в курсе дела, а я поговорю с руководством городской милиции, возможно, удастся вернуть тебя в газету.
— Не знаю, как и благодарить вас, господин инспектор.
— Хунг, запомни, я не господин. Я — товарищ. Запомнил: товарищ инспектор.
— Запомнил, товарищ инспектор.
— А встречаться будем на «блошином». По четвергам в пять вечера, третья лавка слева в шестом ряду от «Бентхать».
— Хорошо, товарищ инспектор.
...После ухода Хунга Чень задумался. Он не любил людей из прошлого, тем более тех, кто мог о чем-то догадываться. А Хунг был из их числа. Маунг тоже из их числа, но он ищет чемоданчик и ради него совершит то, что от него потребует Чень. А Чень потребует оказать всего лишь одну небольшую услугу... Вряд ли он станет двурушничать, для этого к нему приставлен Хунг... Полицейский репортер... А ведь это мысль. И какая отличная мысль!
****
После неприятной беседы с Большим Ламом инспектор Чень понял, что чемоданчиком с бумагами интересуется городское подполье. Подобное развитие событий полицейский мафиози предвидел, поэтому решил действовать хитро, необычно и решительно. Прежде всего он начал думать над тем, как избавиться от прежних преступных связей с дельцами наркобизнеса. Влияние Большого Лама распространялось не только на пятый район Хошимина, просьбы «крестного отца» почтительно выполнялись и в других районах города. Связи мафии простирались и на другие города и провинции, более того, преступного шефа пятого района знали за пределами Вьетнама. За годы их совместного «бизнеса» Чень успел хорошенько изучить характер своего партнера; он знал, что Большой Лам не простит ему отступничества, а руки мафии могут запросто дотянуться и до Гонолулу. Упоминание об одноруком заинтересовало инспектора. Встречаться с Маунгом в бытность службы последнего в рядах тайной политической полиции Тхиеу инспектору Ченю не доводилось, поэтому, когда через доверенных людей ему удалось организовать встречу с одноруким предводителем бродяг, он еще не знал, что перед ним находится непосредственный владелец тайного архива полиции бывший полковник контрразведки Маунг.
После проведения операции «Феникс» этот садист стремительно делал карьеру. Сотни замученных им патриотов засчитывались палачу в виде внеочередных воинских званий. Последнее, полковничье было присвоено Маунгу за несколько недель до падения марионеточного режима. Провокаторы Маунга внедрились в рабочее подполье одиннадцатого района, где и была проведена последняя крупная карательная операция в агонизирующем Сайгоне. В её ходе погибли несколько десятков революционеров, правда, досталось и карателям. Осколками гранаты Маунгу размозжило левую руку, которую затем пришлось ампутировать. Это злополучное ранение и не позволило полицейскому-садисту бежать из страны вместе со своими патронами.
И вот они встретились: костолом из охранки Тхиеу и уголовник из криминальной полиции. Представившись Нгуен Тинем, Маунг начал издалека расспросы об «антикваре», который-де задолжал ему крупную сумму денег, а потом взял и исчез. Поскольку у уважаемого полицейского инспектора огромный опыт борьбы с разного рода проходимцами, не смог бы он помочь бедняге Нгуен Тиню, который готов щедро оплатить оказанные ему услуги.
Они сидели за ширмой одного из неприметных ресторанчиков в Фунине, который содержал доверенный человек Зюиня, «крестного отца» этого района города. После того как его люди совершили по просьбе Большого Лама убийство и ограбление связника, инспектор Чень решил приблизить к себе молодого, но честолюбивого Зюиня, рассчитывая в будущем с его помощью убрать своего опасного партнера. После этого в городе неизбежно возникнет война кланов, а Чень тем временем под аккомпанемент выстрелов незаметно скроется со своими ценностями, которых он успел немало скопить за годы наркобизнеса, а также и важными бумагами из полицейских архивов. Встреча с одноруким подтолкнула полицейского инспектора, обладавшего способностью к совершению неожиданных ходов, к дьявольской задумке...
****
Чень, взмокший от нахлынувшей с утра жары, подкатил на мотороллере к одной из улочек неподалеку от пагоды Небесных песнопений. Оставив во дворике дома мотороллер, он в сопровождении китайца Бао поднялся на второй этаж и вошел в комнату, где с несколькими партнерами играл в карты Большой Лам. При его появлении «шестерки» Лама сразу же покинули помещение.
— С чем пожаловал, уважаемый Чень?
Вместо ответа Чень протянул ему номер журнала «Эйша уик», в котором американский журналист Джерри Ньюмен живописал действия торговцев наркотиками. Имя Большого Лама было отчеркнуто красным фломастером в нескольких местах.
— Чень, мне не нравятся твои сюрпризы, — прохрипел босс пятого района. — Я и так около года нахожусь под домашним арестом, черт бы подрал это новоселье в ресторанчике.
— Дорогой Лам, к чему нам ссориться, — сказал Чень усталым голосом, - я ведь приехал к тебе потому, что и своя шкура дорога. Материал этому досужему американцу поставляет некто Хунг, бывший репортёришка из «Сайгонсккх новостей», он ещё при Тхиеу пробавлялся полицейской хроникой. Конечно, эту шавку можно раздавить в любой момент, но ему покровительствует босс Фуниня.
— Зюинь? Это какая-то ерунда, уважаемый Чень. Зюинь мой родственник и предан мне.
— Конечно, всё это так, дорогой Лам, но позвольте тогда узнать, куда люди Зюиня подевали чемоданчик, который они нашли у «антиквара», и что лежало в этом чемоданчике?
— Чень, я не пойму, зачем тебе нужно поссорить меня с Зюинем. Я сейчас же поеду к нему и выясню, откуда дует ветер. Ты прекрасно понимаешь, что, если начнется война между кланами, наше дело пострадает в очень большой степени. Но я очень уж верю тебе, Чень.
— Лам, я думаю, что сейчас тебе не стоит ехать к Зюиню.
— Нет, уж именно сейчас, — прорычал «крестный отец», — именно сейчас. Я ошибаюсь в людях всего один раз. После этого я исправляю ошибку, поскольку в мертвецах не ошибаются.
...Зюинь удивился приезду Большого Лама в его скромную резиденцию на улице Хоанг Ван Чу, но принял гостя с радушием. Когда они остались один на один, Большой Лам спросил Зюиня, почему тот решил объявить войну клану пятого района.
Зюинь от неожиданности едва не потерял дар речи.
Он попросил Лама пояснить. Тогда Лам без обиняков спросил Зюиня, почему он покровительствует некоему журналисту Хунгу. Зюинь сделал удивленные глаза. Он о таком человеке впервые слышит.
— Хорошо, - сказал Лам, - не верить тебе у меня нет оснований, хотя и верить тоже нет оснований, после того как твои люди передали тебе чемоданчик, найденный на квартире у «антиквара». Или, может быть, ты скажешь, что впервые слышишь о чемоданчике?
Зюинь помрачнел.
— Уважаемый господин Лам, — сказал он, — вы попросили меня убрать проживающего в моем районе дурачка-старьевщика. Кстати, это было безобиднейшее создание. Но раз вы попросили, мы исполнили вашу просьбу... То, что взяли в его конуре мои люди, их добыча. Вы же не велели им принести этот злополучный чемоданчик.
— Зюииь, я не люблю коллег, которые нарушают правила игры...
— Но, черт побери, что я нарушил? Вы же не повесили на этот чемоданчик бирку, что он ваша собственность. И очень странно, уважаемый Лам, что вас так интересует барахло несчастного старьевщика. Не зная вас, я бы мог подумать...
— Значит, война, Зюинь?
— Дайте мне час, и я привезу к вам этот злополучный «атташе-кейс».
— Вот это уже разговор умных людей.
Они обнялись и расцеловались на прощание. Когда Лам вышел из комнаты в сопровождении телохранителя, из потайной дверцы появился инспектор Тханг Чень.
— Зюинь, Лама будем убирать сейчас же.
— Но они уже уехали, Чень. Боюсь, мои парни не успеют перекрыть улицу Нгуен Хюинь Дюк.
— Зюинь, ты же не так глуп, как пытаешься казаться. Неужели ты можешь допустить даже мысль, что твои люди уберут Большого Лама в Фунине? Тогда в Сайгоне начнется большая война, а власти ликвидируют всех уцелевших до последнего «шестерки». Когда я велел тебе передать мне потайной ящик «антиквара», то отдавал отчет в том, какие это может иметь последствия. Ты же знаешь, все эти годы я сторонился политики. Я берег и вас. Когда полковник Шау и его парни попали на скамью трибунала, ни у одного из вас не упал с головы ни единый волос. А все почему? Старый Чень запретил вам лезть в их дела, хотя господа офицеры и сулили вам немало долларов. Но деньги можно делать
и другим способом. А Большой Лам... Мне его искренне жаль, по его действия приняли такой характер, что нами заинтересовались люди из Интерпола. Как ты понимаешь, с ними шутки плохи. Повторяю, мне очень жаль Большого Лама, но не для того я вложил столько сил и отдал столько лет нашему делу, чтобы в один прекрасный день оказаться в тюрьме.
Тханг Чень взглянул на часы и преклонил колени перед алтарем предков.
Именно в эти минуты ветераны однорукого Маунга, рассредоточившись на пересечении улиц Кач Манг Тханг и Нгуен Динь Чьеу, смотрели во все глаза на проезжавшие машины, выискивая в автомобильном потоке красный «форд-мустанг» «крестного отца» пятого района. С утра, получив приказ однорукого, они оставили спящих новичков под платаном и направились к месту покушения.
Приказы Маунга не оспаривались в этой банде. Почти все бродяги раньше служили в политической полиции Тхиеу и знали, что с полковником шутки плохи. Кроме того, им было обещано, что после завершения дела каждый, получив тысячу долларов, будет переправлен через Кампучию в Таиланд. Поэтому предстоящая охота вызвала в них прилив небывалого энтузиазма.
****
...Готовя западню для Большого Лама, инспектор Чень, кажется, рассчитал всё до последней мелочи. Он не случайно навел Хунга на однорукого, памятуя, что у репортера особые счеты с Маунгом. Предстоящее покушение давало возможность столкнуть Хунга и его палача лицом к лицу. Поэтому, когда Чень и Хунт встретились накануне на «блошином» рынке, инспектор спросил у своего приятеля о планах на следующее утро.
— Буду опять бродить в поисках какого-нибудь заработка, — раздраженно ответил Хунг. А потом, словно оправдываясь, добавил: — общение с бродягами, уважаемый Чень, не располагает к оптимизму.
Выглядел репортер не лучшим образом. Мятая одежда, осунувшееся лицо, взгляд темных глаз, когда-то насмешливый, был теперь жалким. Чень, будучи неплохим психологом-физиономистом, решил, что парень созрел для дела.
— Хочешь заработать тысячу долларов? — спросил он.
У Хунга глаза полезли из орбит.
— Ты ведь, кажется, не очень жалуешь своего приятеля Маунга, — продолжал инспектор. — У меня с этим подонком тоже существуют старые счеты. — Голос Ченя задрожал от волнения. — Во времена Тхиеу его костоломы замучили близкого мне человека. А сейчас он собирается улизнуть от возмездия. К сожалению, в нашем аппарате немало коррумпированных чиновников, не заинтересованных в поимке этого преступника. Я подумал и решил обойтись без вмешательства властей. Дело это опасное, Хунг, но ведь и ты не из робкого десятка. Маунг должен появиться завтра в одной квартире на улице Кач Манг Тханг. Решайся, Хунг.
В глазах репортера вновь вспыхнули задорные огоньки.
— Тысяча долларов — огромная сумма, госп... товарищ инспектор. Не слишком ли дорого вы оцениваете жизнь негодяя?
Они расстались весьма довольные друг другом.
****
Как только красная машина пересекла улицу Ба Хюен Чань Куан, один из бродяг выскочил на середину проезжей части и метнул гранату в наезжающий поток. Взрыв смешался с воплем боли, ужаса и проклятий. Несколько машин врезались одна в другую, взрывной волной отбросило в сторону около десятка велосипедистов и велорикш, повсюду лежали окровавленные тела.
Телохранитель, не успевший вытащить автомат, был сражен пулеметной очередью, которая мгновением раньше изрешетила крупное тело его хозяина и толстого водителя-китайца.
Раздался вой сирен милицейских патрульных машин. Бродяги бросились врассыпную, но каждого из них настигала пуля снайпера, удобно расположившегося на крыше восьмиэтажного жилого дома на углу улицы Кач Манг Тханг.
— Прекрасно сработано, сынок, —сказал сидевший рядом однорукий Маунг и выстрелил в затылок снайперу. Охота закончилась. Полковник спрятал револьвер в карман широких армейских штанов и, спустившись по лестнице, вошел в одну из квартир на четвертом этаже.
Его там с нетерпением ждали, а потому, как только он шагнул в коридор, получил страшный удар по затылку.
Когда Маунг очнулся, его ноги были в наручниках, а единственная рука крепко привязана к телу. В кресле сидел улыбающийся Хунг, а рядом с ним стоял «атташе-кейс» с архивами тайной полиции.
— Отлично сработано, Маунг, — сказал Хунг с издевкой, — только зачем столько трупов ради одного маленького чемоданчика...
Он не договорил фразу: открылась входная дверь. Чанг и Нгуен втащили в комнату безжизненное тело инспектора Ченя. Обыскав полицейского, Хунг защелкнул на его руках наручники, то же самое Чанг проделал с ногами потерявшего от страха сознание инспектора.
— Охота закончена, товарищ майор, — с радостью сказал он Хунгу.
— Ошибаешься, охота только начинается — сказал Хунг усталым голосом, — и расслабляться нам нельзя ни на минуту.
****
В декабре 1984 года в Хошимине состоялся судебный процесс над членами контрреволюционной организации «Единый фронт патриотических сил за освобождение Вьетнама». Суд вынес приговор, по которому главари подполья Май Вань Хань, Чан Ван Ба, Хюинь Винь Шань, Ле Куок Куан и Хо Тхай Бать были расстреляны, остальные осуждены на различные сроки тюремного заключения. Всего в ходе операции, проведенной чекистами города Хошимина, было арестовано 119 контрреволюционеров.
На время подполье было разгромлено. Но через несколько лет спецслужбы США и ряда других государств вновь активизировали свою подрывную деятельность против Вьетнама, Лаоса и Кампучии. Так что героическая борьба индокитайских чекистов против засылаемых на их землю диверсантов, против затаившихся «оборотней» продолжается.
От автора
В такой вот наивный детектив сыграл я по просьбе моего коллеги и друга Володи Михайлова в 1986 году. Процесс был, и расстрелы были. И по всем описанным в повести улочкам прогулялся я во время своих посещений Сайгона в 1980, 1981, 1983 и 1985 году. Сегодня я вряд ли взялся играть в детектив на индокитайской почве, но в 1988 году мы с Володей Михайловым принялись составлять новый сборник из двух повестей. В этот раз детектив у меня получился такой навороченный, что, запутавшись окончательно в хитросплетениях бандитских и шпионских интриг, я решительно поубивал почти всех героев. После того как через Интернет мне удалось на днях приобрести потерянные в девяностые годы два наших с Вовкой «покетбука», то решил, что может быть кому-то эти словесные игры могут показаться забавными. А то ведь мемуары мои могут и поднадоесть. Так, что встреча с повестью «Курьер из Чиангмая» не за горами.