Глава XIX
Репетиция давно закончилась, спектакля на сегодня назначено не было. В непривычно пустынных коридорах жилой части Оперы Рауль встретил стайку убежавших при его приближении юных учениц балетной школы и неприветливо взглянувшую в его сторону женщину – не то гардеробщицу, не то костюмершу, которую несколько раз мельком видел в апартаментах мадам Жири, когда там жила Кристина. Возможно, за закрытыми дверьми комнат жизнь била ключом: дружеские пирушки, любовные свидания, тайные интриги, драмы разбитых сердец и утраченных надежд. Но со стороны в этот зимний вечер Дворец Гарнье казался огромным сонным царством. Впрочем, виконта мало беспокоили тишина и немноголюдность, в провожатых покровитель Оперы не нуждался.
Остановившись перед комнатой Кристины, Рауль некоторое время прислушивался: никаких голосов – ни мужских, ни женских. Возможно, девушка читает. Он несколько раз заставал ее за этим занятием, и, говоря откровенно, подборка литературы немало его удивила: книги по истории и искусству вместо любовных романов. А однажды замеченная им на журнальном столике, заложенная примерно на середине черной атласной ленточкой «Философия искусства» Шеллинга просто сразила виконта наповал. Он хотел было поинтересоваться, кто советует читать такие книги оперной певичке и где она их берет, но что-то отвлекло его внимание, и вопрос так и не прозвучал.
На его сдержанный стук никто не отозвался. Рауль постучал настойчивее и громче. Никакого результата. Виконт оглянулся, поблизости не было ни души. Он быстро наклонился и припал ухом к замочной скважине. Тишина: ни звука, ни малейшего шороха не доносилось из комнаты Кристины. Сквозь отверстие для ключа не пробивалось даже слабого лучика, темно и пусто. Рауль выпрямился, на всякий случай еще трижды ударил кулаком по многострадальному дереву – разумеется, ничего не изменилось – и, озадаченный, привалился спиной к двери.
Было не похоже, чтобы девушка спала, он уже, наверное, разбудил бы ее. Где она может быть? Воспаленное воображение услужливо подсунуло душераздирающую картину: темная ночь, закрытая карета, Кристина садится в нее и уезжает прочь в сопровождении таинственного любовника в мрачном костюме Красной Смерти. Де Шаньи мотнул головой, отгоняя прилипчивое видение, – в последние дни он уже не раз представлял себе нечто подобное. Панический страх прокрался через затылок в основание черепа, спустился по позвоночнику, заставив виконта содрогнуться все телом: он не может ее потерять. Ни за что! Усилием воли Рауль заставил себя немного успокоиться. Все может быть гораздо проще и вовсе не так драматично. В надежде он быстрым шагом направился в сторону комнат мадам Жири.
* * *
– Нам нужно поговорить, Кристина.
Не слишком удивленная поздним посещением виконта мадам Жири позвала Кристину в гостиную и деликатно удалилась.
– Я слушаю, Рауль.
В домашнем шерстяном темно-синем застегнутом под самое горло платье девушка выглядела совсем юной и почему-то походила на благочестивую воспитанницу монастыря. Стоило виконту увидеть ее, волна желания захватила все его существо, он с трудом удержался от того, чтобы не заключить Кристину в объятия. Но все же следовало сначала объясниться: в последнюю встречу они расстались не лучшим образом. Очевидно, Кристина была на него сердита. Она быстро отняла левую руку после его поцелуя и, не глядя Раулю в лицо, присела не на софу, как надеялся разгоряченный поклонник, а в отдельно стоящее кресло, быстро прикрыв правую ладонь левой. Снимать кольцо Эрика Кристина не собиралась, но и показать его Раулю у нее не хватало смелости. Виконту больше ничего не оставалось, как занять другое кресло поодаль.
– Мы не могли бы пойти в твою комнату? – как мог мягко спросил Рауль. – Почему ты снова здесь? Ведь ты хотела вернуться к себе.
– Ты боишься, что нас подслушают? Что такого ты хочешь мне сказать? – не отвечая на его вопросы, Кристина поспешила задать свои.
Внезапная мысль пришла сейчас ей в голову: неужели Эрик просил ее ночевать у Мэг из-за возможных визитов Рауля? Но маэстро ничего не выспрашивал про их отношения, не устраивал ей сцен ревности, только при случайном упоминании о виконте – как тогда, на балу – в его тоне появлялись язвительные нотки, а в глазах мелькала тень неприязни. Нет, Эрик не мог угрожать убийством Рауля, он слишком благороден! Или же Ангел опасался кого-то третьего, тайного недоброжелателя, оставившего напугавшую ее надпись? Кажется, он единственный поверил в то, что слова на зеркале Кристине не померещились, и не пытался убедить ее, будто она просто нервная барышня.
– Я не понимаю, что с тобой происходит. Кто стоит между нами, Кристина? Ответь мне, – Рауль чувствовал, что начинает закипать, но все еще сдерживался.
Все-таки она была невероятно странной, даже загадочной девушкой, окутанной какими-то непонятными тайнами. Или это театральная атмосфера придавала ей ореол мистичности и загадочности? Как будто раньше он не водил знакомств с актрисами! Правда, из Комеди Франсез, а не из Оперы… Но какая, в принципе, разница?
– Нашей дружбе никто не препятствует, Рауль, – она чуть заметно повела плечами. – А больше между нами ничего быть не может.
Кристина подняла взгляд и твердо посмотрела в глаза бывшему другу детства.
– Я не могу так, мы уже не дети… Я люблю тебя, я хочу быть с тобой. Ты должна меня понять, наконец! Если ты так настаиваешь, я даже готов на тебе жениться, – неожиданно для самого себя выпалил потомок графского рода.
– Я вовсе не настаиваю. Не нужно жертв, господин де Шаньи.
Кристина резко встала, словно в ней распрямилась сжатая пружина, глаза сверкнули гневом. Предложение руки в таком тоне звучало настоящим оскорблением:
– Оставьте меня, месье!
– Кристина! Прости! Прошу! – с непритворным отчаянием воскликнул он.
Поняв, что совершил ужасную оплошность, Рауль бросился на колени. Неотрывно глядя в ее ставшее холодным и отчужденным лицо, он прополз отделявшее их расстояние по густому ворсу ковра и схватил девушку за руки. Ошеломленная, Кристина не успела их отдернуть. Вцепившиеся в ее ладони пальцы Рауля ощутили что-то постороннее, жесткое и неприятно его кольнувшее. Молодой человек опустил взгляд:
– Откуда это кольцо? – побелевшими губами прошептал он. – Кто дал тебе его? Кто?!
– Господин де Шаньи, я прошу вас оставить меня. Вы должны понимать, что между нами теперь действительно все кончено. Мне жаль…
Вырвав руки из тисков его ладоней, Кристина всхлипнула и убежала в комнату Мэг. Его отчаяние, едва не выступившие на глазах слезы вызвали в ее сердце острое чувство жалости: он принял ее основанную на воспоминаниях прошлого симпатию за проявление чего-то большего, ее неспособность сказать твердое «нет» – за луч надежды… Как же она виновата, и как ужасно все получилось!
Рауль, пошатываясь, поднялся на ноги. Что значат эти слезы? Если она равнодушна к нему, то почему заплакала? Не попала ли девушка в лапы коварного шантажиста? Может быть, ей на самом деле кто-то угрожает? А он, ослепленный ревностью, не слушал ее, не попытался докопаться до истины… Продолжить выяснение обстоятельств сейчас, здесь казалось немыслимым: наверняка, мадам Жири и Мэг прислушивались к их разговору. Краска начала медленно заливать его бледное лицо. Виконт поспешно покинул гостиную, решив вернуться завтра, и положить конец всем сомнениям и тайнам.
* * *
На этот раз Кристина не стала забирать большинство вещей из комнаты, только самое необходимое. Поэтому днем она заходила к себе, чтобы переодеться, взять книгу или забытую второпях пуховку. Но сейчас ей хотелось просто немного побыть одной. Через полчаса нужно будет начинать одеваться и накладывать грим к спектаклю.
Вчерашнее объяснение с Раулем оставило тягостное впечатление. Она не сразу смогла объяснить не знающей, как утешить ее, подруге, что же произошло. Да и сама Кристина никак не могла понять, что случилось с тем веселым, добрым, все понимающим мальчиком, с которым она когда-то дружила. Теперь его ужасно беспокоил вопрос наследования титула. Виконт не преминул рассказать давней подруге о своих надеждах: его кузен, граф Филипп де Шаньи, женатый уже семь лет до сих пор не имеет детей, законных, по крайней мере. К тому же, Филипп ведет разнузданный образ жизни, он уже промотал большую часть полученного от отца состояния и вынужден выставить на продажу замок де Шаньи. Рауль столько раз говорил о том, что Филипп не достоин доставшегося ему титула, что можно было не сомневаться: виконт приложит все усилия, чтобы выглядеть на фоне кузена истинным аристократом. Поэтому у Кристины и мысли не возникало, что виконт когда-нибудь сделает ей предложение. Она не ждала этого и не жаждала. Но, видимо, она вела себя неправильно, если Рауль смог прийти к заключению, будто она вынуждает его жениться. Какая нелепость!
Отперев ключом дверь, Кристина зашла в комнату. Девушка зябко поежилась: камин был не топлен уже два дня, помещение остыло. Оставаться здесь долго не следовало, если только не вызвать истопника. День стоял пасмурный, серый, вполне соответствующий ее подавленному настроению. Скоро начнет смеркаться.
Кристина подошла к туалетному столику, скорее по привычке, нежели по какой-нибудь действительной надобности. На почти опустевшей столешнице – духи, румяна, пудру и коробку с театральным гримом она сразу отнесла к Мэг – лежал сложенный пополам листок размером в четверть обычной почтовой бумаги.
Девушка стремительно протянула руку и развернула письмо. Это была всего лишь коротенькая записка, но даже самое длинное и велеречивое послание не могло бы заставить ее сердце забиться так радостно:
«Я вернулся, мой ангел. Буду ждать тебя сегодня после спектакля».
Боже, какой все-таки смешной у него почерк! Той же рукой была написана инструкция, что передала ей мадам Жири, когда Кристина только готовилась к роли Луизы Миллер. Во всем не может быть идеален даже гений.
В дверь постучали, и тут же она открылась – Кристина забыла запереть ее. Девушка едва успела положить записку обратно и накрыть сложенным веером, ничего более подходящего под руку не попалось.
– Рауль? – ее голос прозвучал нервно и даже испуганно.
– Кристина.
* * *
Прятаться в пыльном закутке под лестницей было неприятно и унизительно. Протискиваясь в узкую щель между стеной комнаты Кристины и ступенями, Рауль едва не порвал фрак, но выбора у него не было.
Длинный и напряженный разговор ничего не дал. Девушка отказывалась от прямых объяснений, сказав, что имя ее жениха никоим образом его не касается и ничего ему не скажет. Ее жениха! Единственное, чего ему удалось добиться – ее извинений в том, что невольно она подала ему ложную надежду, не испытывая иных чувств, кроме дружеского расположения. Однако теперь, когда она связана с другим человеком, им лучше прекратить всякие отношения.
Слышать это было невыносимо. Неужели он мог так жестоко ошибаться! Все демоны преисподней вцепились ему в сердце, разрывая его на части. Откуда взялся этот таинственный жених? И почему не появится открыто и честно? Что можно скрывать, если речь идет о браке, а не о подарке от любовника? Или все-таки это не обычный человек, а какая-то темная личность, имеющая над девушкой необъяснимую, страшную власть?
В последней надежде Рауль рискнул зайти с другой стороны, напомнить Кристине о ее страхах и Призраке Оперы.
– Почему вы вдруг поверили в эти сказки, господин де Шаньи? – она упорно продолжала обращаться к Раулю на вы.
– Потому что честные люди не скрывают своих намерений и не прячутся тогда, когда им следовало бы показать свое лицо!
– Что?
Отчего-то его высокопарный фразеологизм страшно смутил Кристину, кажется, он сам того не зная, попал в какую-то болезненную точку. Он точно мог бы добиться сейчас некоего важного признания, но их бесцеремонно прервали.
Коротко постучав и извинившись с таким видом, словно делала присутствующим одолжение, в комнату вошла мадам Жири.
– Тебе пора одеваться, Кристина. Простите, господин виконт, до звонка осталось три четверти часа.
– Я иду, мадам Жири.
Девушка поспешила к выходу, стремясь быстрее скрыться от внимательного и странно возбужденного взгляда Рауля.
Задержавшись на пару секунд у нее за спиной, отвергнутый поклонник сделал то, что давно хотел, но не имел возможности. Еще только войдя в комнату, виконт заметил, как Кристина что-то поспешно прятала. Хотя девушка во время разговора старалась загородить от него столик, Рауль рассмотрел высовывающийся из-под веера белый уголок маленького листа. Перед тем, как пойти к выходу вслед за Кристиной, он успел протянуть руку, вытащить записку и зажать ее в кулаке.
Покинув ложу в начале последнего акта, Рауль занял свой наблюдательный пост. Он рассудил, что соперник намеревается проникнуть в комнату юной примадонны именно до окончания спектакля и ждать ее внутри.
Шагов он не слышал, поэтому звук вставляемого в скважину ключа заставил Рауля вздрогнуть от неожиданности. Как только дверь тихо скрипнула, виконт скользнул в щель, и схватился за ручку почти закрывшейся перед его носом двери. С силой дернув дверь на себя, он бросился внутрь и тут же налетел на едва различимую в слабом, падающем из коридора свете черную тень. Тень была осязаема и в то же время почти бесплотна: некто неправдоподобно худой и костлявый в черном плаще с капюшоном, из-под которого таращился ужасный белый череп. В руках привидение держало какую-то склянку, выпавшую и разбившуюся вдребезги от столкновения с Раулем.
* * *
Не пройдя и половины коридора, Кристина увидела, что дверь в ее комнату приоткрыта. Встревоженная, она ускорила шаг, но у порога на секунду замерла в нерешительности. Внутри было темно. Наконец, она потянула дверь на себя и, кое-как сдерживая нахлынувшую дрожь, заставила себя войти. Девушка нащупала выключатель газового освещения, повернула его. На полу валялись опрокинутая этажерка и перевернутый на бок журнальный столик, несколько разбитых ваз с цветами, разлетевшийся на части графин для воды и два канделябра. Посреди этого хаоса ничком лежал Рауль, по его светлым волосам на затылке сочилась кровь. Кристина громко вскрикнула и прижала ладони ко рту.
Глава ХХ
Казалось, он попал в страшный сон, в безумный ночной кошмар, где все перевернулось с ног на голову, изменилось с точностью до наоборот и, как водится, в худшую сторону.
Опустевшая комната Кристины встретила его промозглым холодом. Не только личные вещи, но и большинство предметов мебели исчезли. Кровать без полога и даже без матраса, журнальный столик с отломанной ножкой, пустой плательный шкаф с распахнутыми дверцами и два тяжелых кресла – вот все, что осталось от некогда уютной обстановки жилища его ангела.
Потрясенный и растерянный, стоял он посреди этой немой пустоты с розой в руках и расширившимися от ужаса глазами смотрел на большое черное неправильной формы пятно на полу. Эрик присел на корточки: так и есть – паркет обуглен кислотой. Холодный пот выступил на висках.
– Кристина, девочка моя.., – непослушными губами прошептал он.
Нестерпимая боль пронзила забывшее о своей обязанности перекачивать кровь сердце. Перевязанная черной атласной лентой роза выпала из разжавшейся ладони, лепесток цвета артериальной крови оторвался от основания и спланировал в центр зловещего пятна.
Откуда здесь могла взяться кислота? Ответ был очевиден – Дени: на складе у Эрика можно было раздобыть не только спирт и щелочь. Обычно, ожидая возвращения Лебера, Дени слонялся неподалеку от озера. На этот раз он не встретил своего покровителя, зайдя к нему «домой», Эрик его также не застал. Оставалось предположить, что, сознавая свою вину, несчастный изгой где-то прячется и появится только тогда, когда действие морфина закончится и боль станет невыносимой. Разыскивать Дени по всему подземелью Оперы было бесполезно. Лебер чувствовал, что, попадись тот ему на глаза в эту минуту, он способен убить своего подопечного голыми руками. Но сейчас Эрика интересовала только Кристина.
Что с ней? Жива ли? Охваченный страшной тревогой он бросился к двери. Конечно же, та оказалась заперта. Что делать? Куда идти? Кто расскажет Призраку Оперы о произошедшем в театре несчастье? Впрочем, он был без маски, в обычном уличном темно-синем сюртуке и черных брюках – странный, уродливый незнакомец, который вдруг начинает задавать вопросы о молоденькой примадонне… Но Леберу было все равно, что подумают о нем встреченные в коридорах артисты и работники театра, он готов был ворваться в директорский кабинет и вытрясти сведения из администраторов, появится перед Франсуазой, Мэг Жири или Карлоттой Гуардичелли. Вернувшись в коридор за зеркалом, Эрик уже через десять минут оказался в одном из складских подвалов.
Перетаскивающие реквизит рабочие не особенно присматривались к высокому господину, не весть за какой надобностью забредшему в подсобные помещения Оперы. Вскоре он вышел в коридор, ведущий к сцене. И здесь ему повезло, среди спешащих в разные стороны плотников, декораторов, уборщиц, музыкантов оркестра, танцоров балета, хористок и прачек – в театре царила обычная повседневная суета – Эрик заметил мадемуазель Жерарду. Нагруженная ворохом платьев костюмерша, видимо, возвращалась из гримуборной сеньоры – примерки итальянской примы давно стали притчей во языцах. Держась на некотором расстоянии, Эрик последовал за Жерардой. Внимания на него обращали не больше, чем на любой парижской улице: посмотрят в лицо и отведут взгляд, два-три человека удивленно оглянулись, кто-то кивнул собеседнику в его сторону – ничего необычного. Как он и ожидал, костюмерша зашла в одну из гардеробных.
– Добрый день, мадемуазель Жерарда.
Она вздрогнула от неожиданности и обернулась: занятая развешиванием платьев, Жерарда не услышала, как кто-то вошел в помещение. Высокий, хорошо одетый господин с лицом, наполовину обезображенным какими-то жутковатыми наростами, и лихорадочно блестящими глазами был ей совершенно незнаком.
– Что вам угодно, месье? Вы из полиции? – с некоторым сомнением спросила она.
* * *
Это было чудо, что Кристина не пострадала! Ну, почему она не послушала его, зачем осталась в своей комнате! Несмотря на уверения Дени, будто он хотел всего лишь испортить ее платья, Эрик не сомневался – целью безумца был вовсе не гардероб девушки. Слишком злобно и в то же время торжествующе поблескивали глаза Духа Оперы. На этот раз он все-таки сумел разлучить их.
Из слов костюмерши следовало, что полиция ищет вора, пытавшегося похитить дорогое обручальное кольцо мадемуазель Дае и при этом напавшего на ее жениха – господина виконта де Шаньи. Слушая этот чудовищный бред, Эрик с трудом сохранял самообладание.
Он помнил блестящие от слез расставания глаза Кристины, их поцелуи, прикосновения рук, и ее жест, что он увидел, оглянувшись на пороге: она поднесла к губам ЕГО кольцо. Так не может претворяться и самая великая драматическая актриса! О, нет, не с ним. Испытывая отвращение к уроду, изобразить любовь и нежность?.. Зачем? Он верил в искренность ее чувств… и ничего не понимал: голова раскалывалась от боли, душа исходила беззвучным криком отчаяния.
Кто придумал эту нелепую историю о воре? То ли виконт не рассмотрел Дени, то ли намеренно скрыл от полиции тот факт, что встретился с Призраком Оперы. Не хотел стать предметом насмешек? Может быть. Скрыл от полиции, но рассказал Кристине…
Эрик швырнул недопитым бокалом в стену пещеры, звякнув о камень, тот разлетелся тысячей хрустальных осколков, как и его короткое счастье. Какой чудовищной ложью могли показаться ей все его слова! Лебер почти осушил бутылку коньяка, но хмель не брал его.
Встретиться с ней, поговорить стало совершенно невозможным: господин де Шаньи на правах жениха увез Кристину в свой особняк, подальше от воров и таинственных чудовищ. На репетиции юная примадонна приезжала в карете с гербом в сопровождении двух слуг виконта. Удивительно, как Андрэ еще удалось уговорить девушку не покидать театр до постановки новой оперы.
Лебер обмакнул перо в чернильницу и продолжил только что начатое письмо:
«Мой милый ангел! Ты вправе принимать то решение, которое подсказывает твое сердце. Но я прошу тебя лишь об одной последней встрече…»
Крупные витиеватые буквы изящной вязью ложились на белый лист, Эрик был не в том состоянии, чтобы думать об изменении почерка. Чуть позже, он все же взялся за фальсификацию: записку Франсуазе с просьбой передать Кристине письмо Лебер, как обычно, настрочил мелкими корявыми каракулями Дени.
* * *
Язычок пламени, словно пробуя на вкус, лениво лизнул угол конверта, раз, другой, обрадовано прищелкнул и, увеличившись, жадно набросился на лакомство. Франсуаза остановившимся взглядом следила за тем, как съеживается и чернеет бумага, превращаясь в еле заметную горстку пепла в камине.
Боже! Имела ли она право так поступить? Что станет с ним теперь? Несчастный. Но что он мог предложить бедной девочке? Свою трагическую гениальность, логово в подвале Оперы и искалеченную душу…
Сначала, заметив у Кристины изумрудный перстень, мадам Жири решила, что это подарок виконта. Бурное объяснение молодых людей в ее гостиной – стенки между комнатами не отличались толщиной – повергло Франсуазу в полнейшее изумление. Так это было ЕГО кольцо? Видела ли Кристина человека, предложившего ей свое израненное сердце? Понимает ли, кто он и что он? По-видимому, нет. Девушка с такой нежностью смотрела на залог любви отвергнутого миром обитателя подвалов, с таким трепетом прикасалась к нему…
О, вдова Клода Жири слишком хорошо знала, как опасно влюбляться в волнующие голоса и сладкие речи! Но она молчала, молчала до тех пор, пока безумный ревнивец чуть не убил влюбленного аристократа. К счастью, удар оказался не слишком сильным: он оглушил виконта и рассек кожу на голове. Врач быстро обработал рану и привел пострадавшего в чувство. Пусть девочка будет счастлива или, по крайней мере, обретет надежность и благополучие. Со временем она привыкнет к светской жизни, научится ценить преимущества богатства и титула и позабудет чарующий голос Ангела Музыки. Ах, если бы за этим голосом скрывался не любитель смертельной удавки! Разве сможет она вынести правду о своем неподражаемом учителе?
Мадам Жири просила господина де Шаньи не говорить Кристине того, что открыла ему, уступая настойчивым и горячим просьбам молодого человека. Зачем ей знать, как горька и печальна была судьба Призрака Оперы, как отягощена преступлением и ненавистью его душа с самого детства?
Смахнув невольную слезу, Франсуаза спрятала его записку о так и невыполненной просьбе все в ту же шкатулку, набросила на плечи черную мантилью и вышла из своей спальни. Каковы бы ни были обстоятельства, спектакль должен состояться. А потому она будет три часа кряду отрабатывать с солистами страстный испанский танец под доводящую до экстаза музыку «Торжествующего Дон Жуана».
* * *
Отделанная в розовых тонах спальня – шелковые с золотым рисунком обои, розовая с бело-золотыми цветами обивка кресел, розовый в набивной белый цветочек балдахин над кроватью, белое с розовыми цветами шелковое покрывало на кровати, белые с розово-золотым райскими птицами шторы – напоминала Кристине упаковочную коробку для дорогой куклы. Воланы на шторах, рюшечки на шелковом постельном белье, вычурный трельяж в стиле рококо, такой же шифоньер, камин из розового мрамора и многочисленные хрустальные бра только усиливали впечатление. Рауль с гордостью сообщил невесте, что предоставляет в ее распоряжение любимую комнату его покойной матери.
После ужасных событий, случившихся в вечер последнего представления «Луизы Миллер», Кристина все еще не могла прийти в себя. Слишком быстро и неотвратимо изменилась ее жизнь. Она не успела опомниться, как очнувшийся Рауль, во всеуслышание объявил версию о предполагаемом похищении обручального кольца – его кольца. Несмотря на драматическое происшествие, присутствующие – господа Фирмен и Андрэ, мадам Жири, Мэг, Луиза Карва, Дебалье и другие, сбежавшиеся со всех сторон люди, – начали поздравлять их вперемешку с изъявлениями сочувствия по поводу нападения на виконта. Рауль выглядел настоящим героем, а его странный взгляд, полный снисхождения и всепрощающего торжества, не давал Кристине покоя.
Когда они, уже ответив на вопросы полицейских – говорил в основном Рауль, всячески стараясь оградить Кристину от докучливого внимания служителей порядка, – наконец, остались наедине, он обнял ее так ласково и почти по-отечески заботливо, как никогда прежде.
– Я все знаю, Крошка Лотти. Прости, что не верил тебе. Я не понимал, какое ужасное чудовище мучает тебя. Теперь кошмар закончился, ты поедешь со мной и все-все забудешь. Я люблю тебя.
– Рауль…
– Я видел Призрака Оперы.
– Нет!
– Я не знаю, какую власть имеет над тобой это существо, но ты будешь свободна.
– Тебя хотел убить Призрак Оперы?
Губы девушки задрожали, глаза наполнились слезами, краска отхлынула от лица. Кристина плакала горько, словно несправедливо обиженный самым дорогим человеком ребенок. Растроганный слезами, истинную причину которых он даже не мог себе вообразить, Рауль гладил ее по волосам и шептал слова утешения.
Остаток ночи она провела в комнате Мэг. На следующее утро Кристина под завистливые взгляды женской половины труппы и немного разочарованные – мужской села в карету с гербом де Шаньи, чтобы уже больше никогда не вернуться в комнату с зеркальной дверью.
Девушка тяжело вздохнула, воспоминания угнетали, рассказ Рауля о прошлом Призрака Оперы привел ее в недоумение. Но не могла же мадам Жири все это придумать: цирк, убийство цыгана, нападения в старом здании… И как все это не походило на Ангела Музыки, маэстро, Эрика… Как будто речь шла о двух разных людях. Говорят, есть такая душевная болезнь. Бедный безумный Эрик!
Стук в дверь отвлек ее от грустных мыслей.
– Да?
– Любовь моя, ты снова плакала? Ну, же, не надо.
Рауль стоически вживался в роль утешителя.
– Завтра третья годовщина смерти папы, – тихо сказала Кристина. – Я хочу поехать на кладбище.
– Ну, конечно. Я отвезу тебя, – немедленно согласился виконт.
– Только я хочу побыть с ним наедине. Понимаешь?
– Я подожду в карете.
* * *
Дорожки кладбища Монпарнас были аккуратно расчищены от снега, но на деревьях, крестах и памятниках белый покров лежал толстым слоем. Все вокруг казалось погруженным в вечный белый покой. Раньше Кристина приезжала сюда с мадам Жири и Мэг, несколько раз они навещали могилы Густава Дае и Клода Жири. Утро было не столько морозным, сколько зябким – небо затянуто темными тучами, несильный, но сырой ветер предвещал скорый снегопад. Девушка куталась в роскошную новую шубу из черной лисы – подарок заботливого жениха – и прятала руки в муфту. Дорогу к могиле отца Кристина помнила хорошо и решительно отказалась от не слишком настойчивых предложений Рауля все-таки проводить ее до места.
Скромное надгробие музыканта ничем особенно не выделялось среди других последних пристанищ малоизвестных поэтов, художников и просто горожан средней руки. Кристина остановилась и некоторое время молча смотрела на вделанный в камень дагерротип отца. Как много ей хотелось бы сказать ему, о скольком спросить, услышать совет… Где-то неподалеку скрипнул снег, Кристина оглянулась: слева в паре метров от нее, за соседним надгробием стоял Эрик.
– Зачем вы преследуете меня? – слова прозвучали испуганно и неожиданно громко.
– Кристина… послушай, пожалуйста… Ты не ответила на мое письмо…
Он не пытался подойти ближе, опасаясь, что девушка убежит. Страх был написан на ее лице.
– Разве на него нужно было отвечать? – удивилась она.
Эрик вздохнул и на секунду закрыл глаза: все действительно было кончено.
– Вы писали, что будете ждать меня после спектакля…
– Что? – он посмотрел на нее изумленным взглядом. – Какого спектакля, Кристина?
– Как?.. После «Луизы Миллер».
– Я не понимаю. Мадам Жири передала тебе письмо?
– Нет.
– Тогда о каком письме ты говоришь, мой ангел? Где ты взяла его?
Неужели это повторяется снова? Она не может отвести взгляда от его встревоженных, удивленных, кричащих болью глаз, от его необычного и дорогого лица без маски.
– Записка была на моем туалетном столике. Вы опять скажете, что не писали ее, Эрик?
– Боюсь, ты все равно мне не поверишь теперь.
Он кусал губы и не знал, что сказать ей, как объяснить.
– Наверное, вы не помните того, что делаете… иногда, – глядя на него сквозь навернувшиеся слезы, прошептала она.
– Ты думаешь, я сумасшедший. Так это, должно быть, и выглядит, – горькая усмешка скривила уголки его губ. – Кристина, я слышу шаги. Обещай мне встречу, одну только встречу! Где ты захочешь, в кафе или в парке. Я подойду к тебе за ответом на премьере «Дон Жуана».
Приближающегося к ним быстрым шагом человека еще не было видно за деревьями, но времени уже не оставалось. Эрик перепрыгнул через надгробие, поднес руку ошеломленной Кристины к губам и скрылся среди памятников.