Очарованные - часть первая - Россия

Шели Шрайман
Мне не раз встречались люди, вынашивавшие какую-либо идею, которая другим казалась странной. Иные готовы были потратить на нее жизнь и даже добивались определенных результатов. Другие просто слыли чудаками. Подобная одержимость, когда человек, занимаясь чем-то совершенно тривиальным, в мечтах своих управлял иными мирами, вызывала у меня чувство симпатии, и я не раз попадала под обаяние таких чудаков и помогала им реализовывать их замыслы, правда, результаты были очень разными…

В 1988 году я услышала о биологе Владимире Пакулине, который был одержим идеей создать в задымленном промышленном городе экологический парк. Он объявился в наших краях после девяти лет работы в разных заповедниках, с незавершенной диссертацией по копытным. Ему было 37 лет, и он решил устроить экологический ликбез для жителей города, где взрослые превращали водоемы в зловонные промышленные отстойники, а дети ощипывали забавы ради живых голубей и вырывали коготки у белых мышей, купленных в зоомагазине.

Мое биологическое невежество в ту пору было столь велико, что мне без труда можно было внушить, будто крысы размножаются путем высиживания яиц, а медведь ест осеннюю глину, дабы закупорить себе зад и избавиться от назойливых муравьев, которые могут защекотать его до пробуждения от зимней спячки. Однако я вызвалась помочь Пакулину: написала о нем пяток статей и разослала их по инстанциям, которые могли бы заинтересоваться его проектом.

Сам Пакулин по инстанциям не ходил, он просто начал реализовывать собственную идею в силу своих скромных возможностей: потихоньку собирал зооуголок, который, по его мнению, со временем должен был перерасти в зоопарк-кооператив, обслуживаемый детьми. Начинался живой уголок с двух морских свинок и довольно быстро разросся до 300 особей, к которым Пакулин намеревался присовокупить пятнистых оленей, о приобретении коих уже договорился с одним заповедником.

- Мой проект более чем реален, - убеждал меня энтузиаст и приводил неоспоримые, с его точки зрения, доказательства. - Вот, например, в украинском городке Мена зоопарк появился благодаря одному гаишнику, который из любви к животным повсюду подбирал подранков. Когда приемышей стало слишком много, местные власти открыли в городе зоопарк, а добрый гаишник стал его директором. А как создавался знаменитый Берлинский зоопарк? Студенты ходили по улицам с кружками и собирали у прохожих пожертвования.

Затем Пакулин выбрал место для будущего экологического парка, где, по его замыслу, должны были разместиться зоосад, научный центр, выставочный зал, детский клуб любителей природы и многое другое. Ему приглянулся страшно запущенный городской сад, куда давно никто не ходил, к тому же зимой здесь повесились два алкоголика, и обнаружили их лишь весной по невыносимому запаху.

...С того момента, как Пакулин набрел на старый городской сад, и начались его походы по инстанциям и поиск единомышленников. Он слетал в уральский филиал Академии наук, заручился поддержкой ученых, подружился с известным писателем Борисом Рябининым, автором книг о природе и животных. Пакулин списывался с зоопарками и дендрариями, собирая полезную информацию, планировал павильоны, определяя необходимые условия ухода за животными. Последние, по его мнению, должны были содержаться не за решеткой, а свободно разгуливать на участке, окруженном рвом с водой, чтобы у посетителей не появилось чувства превосходства над «меньшими братьями».

Потом в городе провели грандиозный субботник по очистке территории старого парка, открыли счет для сбора денег, и Пакулин организовал экспедицию в Среднюю Азию, откуда намеревался привезти верблюдов и ослов. В моей памяти отчетливо отпечаталось, как толпы людей торжественно провожали, а затем встречали членов экспедиции, въезжавших в город на двугорбых кораблях пустыни. А вот дальнейшее помню смутно: то ли деньги, отпущенные на проект, у города кончились, то ли Пакулину не простили околевших верблюдов, которые не пережили первой же уральской зимы. В общем, экологический парк так и не состоялся.

В том же 1988-м в редакцию забрел еще один человек идеи — бывший строитель, разводивший после выхода на пенсию пчел и торговавший медом на рынке, Анатолий Семенович Панченко (в силу трагических обстоятельств его имя изменено). Он принес собственные разработки «по организации системы общественного воспитания и самоуправления в микрорайонах», которые, по его утверждению, были результатом 25-летних исследований. Опыт дворовых сообществ наш герой черпал в сборниках Академии педагогических наук и в публикациях центральной прессы и даже предпринимал собственные попытки провести эксперимент в своем микрорайоне.

- Для каждого из нас улица была неформальной школой, в которой мы и познавали по-настоящему окружающий мир, - говорил мне Анатолий Семенович, теребя в руках потертую кроличью шапку, и в том, как он строил фразы, чувствовалось влияние прочитанной советской макулатуры. - Даже если в доме мир и порядок, выходит ребенок на улицу, там совсем другое «воспитание». Почему бы нам не подчинить эту стихию благородным целям? Как сделать улицу безопасной для наших детей, как научиться управлять сложным механизмом процессов, происходящих на ней?

Анатолий Семенович выкладывал передо мной папки, где хранилась его переписка с сотрудниками НИИ общих проблем Академии педагогических наук СССР, заведующими отделов писем «Комсомольской правды» и «Учительской газеты».

«Уважаемый товарищ Панченко! - писали ему из Академии педагогических наук. - В настоящее время одна из наших лабораторий осуществляет разработку проблемы «Система общественного воспитания школьников в микрорайоне». Работая над ней, мы, с Вашего разрешения, будем обращаться и к Вашим отдельным предложениям. Спасибо Вам за обеспокоенность, глубокое понимание сути вопроса, готовность внести свой вклад в разработку одной из сложных сторон коммунистического воспитания подрастающего поколения. С укважением, В.Г. Бочкарева, зав. Лаб. НИИ ОПВ АПН СССР».

Представители же городских властей, к которым то и дело обращался энтузиаст, отвечали ему так: «Вы сделаете эксперимент, ученые защитят диссертацию, а город не потянет…»

Конец у этой истории печальный и не имеет отношения к идее, которую вынашивал Анатолий Семенович. Его дочь-подросток была жестоко изнасилована одним из местных начальников – того под суд не отдали, замяв историю. Разрушенный горем отец пытался добиться справедливости и получил инфаркт в этой неравной схватке. Он умер, а вместе с ним и его идея.

...Был у нас в городе еще один очарованный идеей человек – Владимир К., бывший милиционер. После того как один дебошир при задержании разбил ему голову, К. оставил милицию и решил посвятить себя трудным подросткам. В конце концов ему удалось даже создать для них летний трудовой лагерь, куда милиция (видимо, помогали старые связи) отпускала на три месяца подростков, совершивших преступления и приговоренных к содержанию в спецколонии для несовершеннолетних. Бывший милиционер ходил на суды, добивался для подростков отсрочки приговора под свою ответственность (тогда это называлось «взять на поруки») и увозил их в свой лагерь, где дети ходили в пешие и конные походы и были заняты всевозможными работами по хозяйству. Конечно, случались эксцессы, все же подростки были непростые, и иной подопечный мог обложить воспитательницу матом, или пригрозить ей в непривычной для педагогического уха форме: «Я тебя, овца, урою».

Руководители города ставили всем в пример новоявленного Макаренко и не обращали внимания на некоторую корявость его речи, к тому же многие из них и сами говорили «ложить» вместо «класть» и ставили неправильное ударение в слове «договор». Так что эксперимент развивался, и впоследствии в городе даже построили четырехэтажное здание «Дома подростка», где работали всевозможные кружки, секции, самоокупаемые мастерские, куда дети ходили с удовольствием. А самому К. отгрохали в «Доме подростка» шикарный, обшитый деревом кабинет с приемной, где сидела смазливая секретарша «надцати» лет, тут же была и сауна с буфетом, которыми пользовалось исключительно начальство и его гости, в то время к подростки резвились в спортзалах этажами ниже. Этот проект помощи «трудным подросткам», как я слышала, реализуется в городе до сих пор.


...В конце 1980-х в газету, где я работала, пришел новый редактор. Черты лица у него были точь-в-точь как у известного французского актера, отчего босса тут же прозвали за глаза «Делоном». «Делон» был тоже очарован идеей: ему хотелось превратить маленькую провинциальную газету в издание, которое бы прогремело на всю страну. Я в то время писала социальные очерки, и «Делону» пришла в голову мысль направлять их в Москву, министрам. Мы поставили дело на конвейер: я строчила очерки под названиями «Фирменный поезд», «Взлетная полоса», «Гостиница», «Бесплатное» лечение», «Последний путь», «Старики», а «Делон» писал сопроводительные письма на фирменном бланке, и секретарша носила заказные бандероли с вложенной газетой и петицией шефа на почту. Самое поразительное, что ответы вскоре приходили. Очевидно, «перестройка» обязывала министров реагировать на каждое обращение трудящихся. И таким образом за год с небольшим у нас собралась коллекция автографов из министерства путей сообщения, министерства гражданской авиации, министерства гражданского строительства, министерства жилищно-коммунального хозяйства, министерства здравоохранения и так далее. Часть из них была, как водится, отписками. Например, министр соцобеспечения писал: «С удовлетворением прочел присланный вами очерк «Старики». Замечательно, что сегодня мы имеем возможность вслух и открыто обсуждать проблемы, которые совсем недавно оставались в тени, о которых было не принято упоминать в печати. Мы находимся в начале пути, который предстоит всем нам пройти. Стоящие перед нами задачи невозможно решить без участия "средств массовой информации. Спасибо редакции и автору». А министр коммунального хозяйства выражал признательность за очерк «Последний путь» и резюмировал, что «всем работникам, отвечающим за состояние похоронной службы, необходимо принимать меры по наведению должного порядка на кладбищах». А то без него не знали!

Что же до ответов неформальных, то самое невероятное заключалось в том, что после получения наших депеш министерство путей сообщения распорядилось превратить поезд, ходивший из нашей глубинки на Москву, в «фирменный» (об этой эпопее чуть позже); министерство гражданской авиации командировало в город группу специалистов для расширения взлетной полосы; министерство гражданского строительства утвердило решение о строительстве 22-этажной гостиницы, которую даже начали возводить, но дальше нулевого цикла дело не пошло, а 1-я городская больница получила по указу министра здравоохранения дефицитное импортное оборудование.

Самая смешная история произошла с «фирменным» поездом. После того как министр получил нашу с «Делоном» депешу, он распорядился отрядить городу новые гэдээровские вагоны, которые тут же перехватила область, направив вместо них вагоны «б/у». Естественно, мы наябедничали об этом министру, отослав ему мой репортаж «С чужого плеча» с сопроводительным письмом "Делона". Как рассказывали позже чиновники из управления железной дороги, такого мата, какой раздался вслед за тем по селектору на всю страну, от министра давно не слышали. А нам в редакцию министр прислал выдержанный ответ, в котором сообщал, что «за все недоработки, связанные с организацией фирменного поезда, причастным лицам строго указано и приняты необходимые меры». Область тут же вернула нашему городу украденные вагоны.

Окрыленный успехом «Делон» поставил передо мной новую задачу: превратить «фирменный» поезд в скорый. И это в конце осени (!), в то время как расписание железных дорог всей страны составляется весной. «Тебе придется ехать к самому министру, - сказал «Делон», - мы ведь для него уже как бы «свои». Вагоны дал, значит, и поезд ускорит».

Легко сказать. В министерстве два крыла. В то, где сидит министр, пускают только начальников и заместителей начальников окружных дорог. Пришлось сесть на хвост одному из «небожителей», который, выслушав историю, согласился провести в заветное крыло; потом высидеть шесть часов в приемной, слушая глупую телефонную трескотню референта о строительстве бани и гаража на его дачном участке. Наконец, меня подвели к двери, напутствовав: «У тебя всего 10 минут». Министра в огромном, как вокзальный зал ожидания, кабинете я разглядела не сразу. К столу, за которым он восседал под зеленой сталинской лампой, я шла минуты полторы. Оставалось восемь с половиной минут. Я выложила на стол «козыри» — многочисленные стопки листов с подписями пассажиров (в те времена подобное сильно действовало на чиновников), свой очерк с министерским ответом, челобитную «Делона» и фотографии поезда.

Десять минут растянулись почти на час: министр принадлежал к старой формации партийцев, и у него было ностальгическое отношение к городу металлургов, построенному в 30-е по распоряжению Сталина и, как выразился министр, «ковавшему победу в годы войны». Он все расспрашивал меня, как, мол, сейчас в городе, что нового построили, а потом неожиданно произнес: «Мы все перед вами в долгу, - мне показалось, что в глазу у министра предательски блеснула непрошеная слеза. - А вам, в свою очередь, надо продолжать традиции города, беречь их и не поддаваться соблазну легкой жизни, - в этом месте министровых слов я потупилась, потому что трудной жизни предпочитала как раз легкую и на БАМ не поехала бы даже под угрозой расстрела. - Те, кто строил ваш металлургический комбинат, - продолжал вещать министр, - были хорошими людьми, а вот обращались со многими из них нехорошо. Были ссыльные, раскулаченные... Эта негативщина закрыта от нас эпохальной героикой строителей города. Очень большая скромность у народа. Столько неурядиц в жизни, столько проблем, а страны не позорят, дело делают... Больше пишите о городе, деритесь за него, а мы постараемся помочь вашему поезду, если до «скорого» не дотянем, то хотя бы ускорим».

Нашу задушевную беседу прервал бледный от волнения референт, у которого в приемной томилась целая очередь «по записи», а ему в шесть надо было ехать на дачу - отдавать распоряжения строителям насчет бани (последнего министр, конечно, не знал).

Я отбыла из первопрестольной восвояси, а приблизительно через месяц поезд ускорили. Смешно об этом вспоминать, но в ту пору в редакцию приходили письма от читателей с предложением выбрать журналистку, запустившую «фирменный поезд», мэром города.

У этой эпопеи с министрами было неожиданное продолжение - в духе советского театра абсурда. Весной 1990-го мне позвонили ученые из местного политехнического института и заявили, что собираются выдвинуть нас с "Делоном" в депутаты горсовета (то были первые в СССР выборы «снизу», а не по разнарядке партийных органов). "Делон" от предложенной чести отказался: ему светило депутатство повыше, но об этом чуть позже. А я честно призналась ученым, что в депутаты не гожусь: во-первых, беспартийная, во-вторых, через полгода уезжаю в Израиль, документы уже в ОВИРе. Мои аргументы их не смутили: «Все это неважно, и за полгода можно кое-чего добиться». Насчет «кое-чего» они оказались правы: из пяти кандидатов в мэры города победил тот, кого я, продепутатствовавшая несколько месяцев до выезда из страны, в свою очередь, привела на выборы местной власти, поскольку в отличие от других претендентов-функционеров он был нормальным, нечиновным человеком, в городские начальники не рвался, но знал городское хозяйство как свои пять пальцев.

А «Делон» по итогам всей эпопеи стал народным депутатом СССР: в качестве выбранного им доверенного лица я ездила в Москву и Киев рассказывать избирателям, как мы с «Делоном» запускали в городе «фирменный поезд», расширяли взлетную полосу и строили новую гостиницу. Так что вскоре «Делона» избрали народным депутатом СССР и он перебрался в Москву, а потом стал редактором крупной газеты, издававшейся командой Ельцина. Последний раз я говорила с ним по телефону в августе 1991-го, уже из Израиля, когда Эдуард Кузнецов, возглавлявший тогда газету «Время» - предшественницу «Вестей», попросил меня получить из надежного источника информацию о перевороте ГКЧП. И мы ее получили.

Говорят, «Делон» очарован новой идеей - пишет книгу о людях, сыгравших в истории города, где мы когда-то жили, судьбоносную роль. Может быть, уже и написал.

...Случались в нашей редакции и очарованные странники. Однажды, в обеденный перерыв, когда все сотрудники ушли в столовую, а я задержалась, дописывая статью, на пороге возник печальный мужчина в строгом костюме, в белой рубашке, при галстуке.

- Простите за беспокойство, - тихо сказал он, - я не отниму у вас много времени. Вы позволите мне прочесть сонет из моего последнего цикла?

- Звучит странновато. Обычно авторы присылают нам стихи по почте, - неуверенно ответила я, чуя какой-то подвох.

- Ну что вы, — живо возразил посетитель, - написанные стихи - это совсем не то же самое, что прочитанные автором вслух, они не отражают всей гаммы переживаний, и к тому же....

В этот момент я уронила взгляд на ноги посетителя и обнаружила, что они обуты в дерматиновые тапочки с завязками, которые выдают обычно в психбольницах. Носков, естественно, не было. Мне все стало понятно. Я поразилась только одному: как ему удалось разыскать наше ведомство, совершив огромное путешествие через весь город, ведь психлечебница расположена на самой окраине? Не иначе, очарованные странники находят редакцию по запаху или по каким-то одним им известным приметам.