Осенние перформансы

Дария Мишина
Наша с тобой встреча начинается с того, что я звоню в пьяном виде спустя 6 месяцев с нашего последнего свидания и прошу за мной заехать. Не потому, что я не в состоянии дойти до дома или метро закрылось, а просто потому, что сегодня ночью мне обязательно нужно человеческое тепло. Причем, мне нужно дарить его самой, а я умею это делать с людьми, которых можно по пальцам пересчитать. И ты входишь в их число. Ты мне машешь рукой, и я сажусь вперед, неуютно чувствуя, что сижу не справа, а слева. Машина на английский манер. Непонятное ощущение быстро проходит и вот мы уже несемся по темному осеннему Питеру, соглашаясь друг с дружкой в том, что город божественно красив и чертовски жив в ночь с субботы на воскресенье.
Странно, но именно сегодня я решила забыть о том, что я ужасно обижена на тебя, что я зареклась никогда не звонить тебе и не писать. Мы обсуждаем незначительные новости, обмениваемся хорошо известными фразами:
Ты: Ну как дела в универе?
Я: Знаешь, меня все так достатоло, поскорее бы все закончилось…
Ты: Понимаю…
Я: Угу…
Все та же красная куртка, короткие пепельные волосы, большой нос и огромное самомнение. Оно странным образом делает тебя еще обаятельнее, чем ты есть. Машина едет очень плавно, я прошу поставить что-нибудь электронное, мы слушаем старые альбомы Пола Оакенфолда и мне очень сложно описать свое состояние. Я не чувствую себя скованной, как было раньше, но во мне нет и развязности, которая мне свойственна, когда я общаюсь с людьми, к которым ничего не испытываю. У меня впечатление, что я нахожусь в НЛО, а рядом сидит гуманоид от которого исходит какое-то просто эндорфиновое свечение – ужасный пример, но он наиболее подошел бы к данной ситуации…
Мы долго размышляем, куда нам ехать: в Павловск, Кронштадт или Коробицино и в это время нас останавливают менты. Толстые и весьма обходительные. Ездить с просроченными правами – занятие не очень опасное, но, по крайней мере, платное. Настроение немного ухудшается и мы, так ни на чем не остановившись, возвращаемся в Озерки, оставляем машину и едем в цент на еще не закрывшемся метро.
В этом году я первый раз в жизни люблю, действительно люблю осень. Она такая нарядная, солнечная и свежая. Ночь холодная или потому, что действительно холодная, или потому, что я слишком много пережила, пока находилась рядом с тобой машине – перенервничала.
Мы приезжаем на «Ваську» и долго гуляем по закоулкам этого волшебного города. Мы проходим мимо Академии Художеств, сворачиваем на улицу Репина. Это один их твоих, если не стабильных, то точно любимых маршрутов и ты в очередной раз совершаешь его со мной.
Ты: Знаешь, мне кажется, что у этой улицы какая-то особенна энергетика. У Вернадского в «Ноосфере» есть замечательная мысль, что ноосфера всегда все запоминает и записывает – все чувства, все действия людей, поэтому каждый маленький кусочек земли исполнен необычайной энергии и смысла.
Я: Слушай, это же просто замечательно! Значит ноосфера будет помнить и нас, если мы вдруг забудем!
Вокруг шуршат листья, я то и дело подкидываю их и радуюсь шуршанию, вперемешку с пряным запахом. Осознание того, что осень – это потрясающе красиво, приходит ко мне только сейчас, спустя несколько лет с того момента, как я, будучи учащейся в «Дерзании» Аничкова Дворца смотрела в окно, в Аничков сад и, вроде бы, должна была восхищаться разноцветным великолепием, но делала это как-то машинально, в то время, как все чувственное было выключено.
Мы смотрим на разводящийся дворцовый мост, жуем чипсы. А я все никак не могу забыть о ноосфере и мне хочется, чтобы она записала, запомнила, сфокусировалась на том, что я СЕЙЧАС и ЗДЕСЬ стою, что я замерзла, что у меня покраснел нос, но выгляжу я все равно очень хорошо, так как долго готовилась перед зеркалом к сегодняшнему спонтанному вечеру.
Ты заводишь свою излюбленную речь о Библии, О Гумилеве, о евреях – о чем ты там еще любишь поговорить? Все эти слова заглушает трактор, который едет за нами по Университетской Набережной и я, смеясь, вспоминаю, как Костик в «Покровских воротах» читал своей Рите Онегина, а мимо проносилось через станцию «Университет» московское метро.
Итак, мы приезжаем ко мне, едим суп, я делаю тебе массаж и так далее, и так далее. Я просыпаюсь гораздо раньше тебя и размышляю о том, что мы желаем всегда быть с кем-то, мы желаем быть прекрасными, мы постоянно чего-то желаем. Во мне всю жизнь борются 2 противоположности – женская и философская. Полноценная женщина не может быть философом, также как и настоящий философ – женщиной. Когда я чувствую себя женщиной я не могу простить тебе того, что когда-то ты ушел, но сегодня я – философ, я чувствую какую-то совершенно экзистенциальную радость от твоего присутствия, от того, что ты тянешь одеяло и вздрагиваешь, от того, что ты здесь. Только в этот момент.
Просыпаешься ты достаточно рано от телефонного звонка, я предлагаю приготовить завтрак, но оказывается, ты не ешь ничего по утрам – кошмар! Оказывается, я тебя совсем не знаю! Мы сидим на кухне, курим и смеемся над тем, что через 50 лет вот также будем сидеть, только ты будешь лысым, а я морщинистой, развеселой старушенкой. В моей комнате ты долго недоумеваешь, глядя на исписанные маркером стены, на бесконечные плакаты, на все эти знаки моего взросления, вернее какого-то из его аспектов… Вот, вот он – самый кульминационный момент всей этой истории. Не напрягайтесь – саспенса не будет, просто я смотрю, как твои бледно-розовые, выцветшие черты освещает истерическое осеннее солнце, за окном дует жуткий ветер и летят желтые листья. И ко мне приходит видение, что мы валяемся голые в огромной куче желтых листьев, я слышу их сладкий запах, я позволяю тебе кусать меня за шею, ОСЕНЬ, ОСЕНЬ, ОСЕНЬ! Везде эта ненормальная, желтая осень, ветер, листья.
Я показываю тебе свои картинки, где яблоки падают с неба, где все мои ассоциации, желания. Я соглашаюсь с тем, что у меня в голове очень много тараканов – ну и что? А у кого их нет? Я пытаюсь объяснить, за что я люблю улиток – у меня не получается…
Пусть ноосфера помнит все это. Пусть записывает, что ты сидел напротив, что на улице дул ветер и летели желтые листья, и все говорило об одиночестве, о пожелтевшем, позолотевшем счастье, об их смешении. О неповторимости этого октября.

11 октября 2005
23 часа 42 минуты