Женька

Серафимм
Женька была настоящим пацаном.
Нет, конечно, она была девочкой, но для нас, сорванцов, "настоящий пацан" - это была похвальба и каждый смог бы так назвать Женьку, не слукавив.

Появилась эта шмакодявка в наших бараках за пару месяцев до начала учебного года, но шороху навела знатного..
До неё никто в нашей тьму-таракани не подозревал об игре "стоп-карикало"..
Без неё некому было закричать "а щас все на карьер, кто опоздал - пааазорник и чувырла!" – и кинуться купаться в искусственное озерцо в километре от дома, - даже бывший вожак Генка не сопротивлялся такому лидерству и только лишь следил, как старший и единственный среди нас посетитель секции плаванья, чтобы не заплывали в топкие камыши..

Женька была дочкой многих культур. Национальности её бабушек-дедушек и прочих дядей-тётей вызывали ажиотаж даже у местного смотрителя путей, к которому мы часто бегали в будку за изолентой, клещами и прочими нужными для наших проказ инструментами, - чего уж говорить о разных почтальонах и милиционерах..
За эти пару месяцев к их домику подкатывали неоднократные суперчерные "волги" с выкатывающимися оттуда г р а ж д а н с к и м и лицами, которые после разговоров с родителями Женьки утирали пот и почему-то всегда говорили друг другу "вотблятьприсовоёбили"..
Немецкая княгиня, сербский партизан, польский репрессированный, венгерский революционер 19-го века – какую только кровь не несла в себе Женька, так что г р а ж д а н с к и х можно было понять – как мальчик начитанный, я уже в те годы соображал, что значит быть в дальнем родстве с живым, тогда еще, маршалом Тито и обитать, при этом, в СССР..

На все мальчишечьи расспросы о родственниках Женька что-то неубедительно и весело врала, сама хохоча от собственных фантастических россказней. Но никто и не обижался, у нас было не слишком принято доверять посторонним, за исключением штучных друзей, сведения о том, сколько осталось т я н у т ь старшему брату и где папка потерял пальцы на правой руке..

Но как-то однажды вечером, когда мы оставались вдвоем, она сказала, что может доверить мне свой секрет - и принесла из дома в наше "тайное" место – старый заброшенный сарай, - завернутое в бархотку и перевязанное каким-то шнурком-аксельбантом сокровище.
Среди золоченых звездных орденов, нашивок, значков и медалей в глаза бросались круглые бляхи без рисунка и с надписями, выдавленными на них арабской вязью – про такое я даже не слышал.. Много было наград с почти понятными и знакомыми кириллическими текстами, где, как мы разобрали, встречались "честь" и "доблесть"..Было и чудом сохранившееся "благодарственное" послание, как-то хитро называвшееся на языке тех времен, от какого-то, неясного нам, "государя", датированное что-то вроде 76-го года, - что нас сильно удивило, ибо, судя по ветхости письма, оно никак не могло быть свежим, нашего года, да и с государями в середине семидесятых было как-то скудновато..
Сокровища, к сожалению, надо было возвращать - и больше я их никогда не видел, только наутро пришла заплаканная Женька, держась за руку высокого, сухопарого, скуластого, с огромными надбровиями и вороньего цвета волосами, собранными пучком сзади, мужчины, который наклонился ко мне, отчего его глаза страшно выпучились и он стал похож на Ромку-цыгана, нашего соседа, прижившегося с русской тёткой и каждую осень ругающегося со своими соплеменниками по поводу возвращения в табор, - и как-то утробно, не шевеля губами, сказал с пугающим и незнакомым акцентом, - Забуд. Навсэгда забуд! Нэ выдэл, нэ знаишь! – развернулся и пошел обратно, таща за собой Женьку, которая виновато озиралась, пытаясь показать мне, что ничего сделать не могла против такого страшного дядьки.
Позже оказалось, что это был и впрямь – её родной дядя, приехавший из Болгарии (еще одна удивительная кровь) и в тот вечер не обнаруживший семейной реликвии в тайнике.

Домик Женькиной семьи стоял на окраине бараков, он был самым красивым среди окружающих халуп, - с высоким забором, за которым, как нам всегда казалось, росли невиданные ягоды и происходили волшебные, запретные для нас вещи, с разросшимися ранетками и двумя клёнами, с которых по дороге в садик было удобно рвать "вертолетики", - семена, кружившиеся и впрямь в танце, напоминающем полет вертолета..

В дом нас, ребятишек, никогда не звали, - что было удивительно по местным меркам, ибо среди барачных жителей было принято кормить всех, кто пришел вместе с твоим ребенком, сколько бы там не оказалось сорванцов – и никто никогда не сердился на таких "обжор", за исключением пары скряг.
Но у меня мы бывали постоянно, моя бабушка любила расчесывать Женькины волосы, густые, тёмнорусые, чуть волнистые, спадавшие косой челкой, аля Мирей Матье, со лба – на зависть моей маленькой сестре, у которой были уже длинные осанистые пряди почти до пояса, но, увы, совершенно прямые, без всякой волны..
Мы быстро лопали прямо со сковородки уже подоспевшую молодую картошку, обжаренную крупными ломтями на сливочном масле, посыпанную укропом и мелко порубленынм чесноком, заедали "бычьими" помидорами, которые "фыркали" струями спелого сока из прорвавшейся дырочки, "уделывая", конечно, нас при этом, несмотря на все причитания бабушки, отказывались от тёплого компота в пользу холоднючего, до ломоты зубов, кваса из подпола – и бежали назад, играть в "войнушку" или прыгать с сарайки на помоечную кучу – "кто дальше"..

Так, незаметно пролетело лето, подошло 1-е сентября, наш, первоклассников, первый день в школе..
Кто-то в компании был постарше, кто-то, из сверстников – еще детсадовский, ну а мы с Женькой были записаны в один класс и отправились в школу в сопровождении родителей. Школьная мальчишеская форма страшно чесалась с непривычки, но пуговки на ней так блестели, погончики так напоминали о военных наших играх, что потерпеть временные чесоточные трудности – стоило.
Ну а Женька выделялась среди одинаковых белых фартучков и чёрных\коричневых платьиц своим «заграничным» видом. Ведь и платье-то у неё было совершенно нестандартным, узким, каким-то "взрослым", к нему прилагались туфельки, без всякого каблука, но формой тоже напоминавшие мамины "лодочки", отчего уже и сама Женька выглядела этакой д а м о й.. А фартук – тот и вовсе каких-то светлокремовых оттенков и шит из невесомого шелка, кружавчиков и искусно вплетенных маленьких атласных цветов.

После славословий и торжественных речей мы, первоклашки, были уведены в класс нашей будущей учительницей, где торопящийся фотограф наделал для всех одинаковых снимков "у доски" с букетом цветов и разинутым ртом (мальчишеский вариант – с растопыренными ушами). Общий снимок планировалось сотворить на улице, но внезапно налетела туча и вдруг, ни с того ни сего, пошел снег – снежинки, правда, почти не долетали до земли, но было и без того забавно - с подоконников школьных коридоров этот снег мы успевали собрать в горсть и кидались самыми настоящими снежками – от чего день стал еще более радостным и праздничным..
Так, переждав за играми быстро растаявшую тучку, мы и отправились домой – уже без родителей, оставивших нас со строго-настрого приказанным "сразу - домой!".
Шли вдвоем с Женькой, что-то кричали и пели, прыгая вокруг образовавшихся лужиц, изображали Пятачка и Вини Пуха..
А потом Женька взяла меня за руку и, как ни в чем не бывало, продолжала размахивать нашими, уже сомкнутыми, руками. Меня моментально накрыло слабостью – такое было со мной за шесть лет впервые..
В этот момент тропинка проходила возле колонок, куда весь наш сектор ходил за питьевой водой. Мне казалось, что вся очередь на колонке смотрит на наши руки, стало стыдно и неловко и я даже попытался вытянуть потихоньку свою руку из девичьей ладошки, но сильные пальцы Женьки не позволили мне реализовать свою трусость, а сама она вдруг остановилась, развернулась ко мне лицом и спросила:
- Ты чего..?
Так и не дождавшись ответа, ввиду моего прилипшего к нёбу языка, она уверенно перехватила мои пальцы посильнее и повела так, как малое дитя, за собой. Мои пальцы быстро затекли от неудобного положения, но вырывать я их не рискнул, - да и мне вдруг стало ужасно приятно, я почувствовал что-то новое, чего еще не мог объяснить и чему не мог дать название..

Наутро я встал на два часа раньше, чем было нужно – на что мама, привыкшая рано подниматься, но вечно мучившаяся с подъемами меня, очень удивилась – но секрет, отчего я предвкушаю поход в школу, отчего потираю руку и мечтательно задумываюсь, сидя над кашей, я не рассказал даже ей…
Еще с вечера мы договорились с Женькой, что она будет меня ждать у перекрестка, недалеко от школы, куда её довезет торопящийся утром на работу отец.
Когда я появился в условленном месте, фигурки в знакомом платьице нигде не было. Легкомысленно обобрав торчащие через забор чужого палисадника ветки со смородиной, я убедился, что прошли уже последние спешащие школьники, но моей тайной сообщницы всё еще нет. Пришлось бежать в класс и мне, в надежде найти её там.
Вчера с помощью учительницы мы были рассажены в правильном порядке, по мнению педагога – мальчик-девочка, но когда я забежал в класс (за что был наказан галочкой в рисованном дневнике поведения на стене, в графе, где рожица была грустной), выяснилось, что моя соседка так и не пришла..

Еле дождавшись окончания первого учебного дня, я полетел к дому Женьки, но все мои попытки заглянуть за высокий забор окончились неудачей – ничего было не разобрать, а доступ к окнам преграждал грузовик во дворе.
Дома выяснилось, что бабушка уже в курсе событий у соседей – Женька в больнице, к ней не пускают, что именно у неё – не очень ясно, вроде бы - простуда..
Ну, это было дело знакомое, посреди лета многие из нас умудрялись заболеть, выпив холодной воды с колонки, потными и разгоряченными плюхнувшись в воду карьера и так далее..Удивляло только то, что посетителей к Женьке не пускали – к тем годам я уже вполне осваивался в момент в любом медицинском учреждении, а пролежав три месяца в инфекционке – знал, как нужно проникать и что говорить бдительному персоналу, - потому и намеревался наплевать на запрет. Но бабушка, заметив блеск в моих глазах, строго настрого запретила лезть наобум, пока она сама не узнает, что там и как..

А потом, до конца недели, в школе было много разного, мы что-то чертили, изучали знакомые для меня вещи, учили буквы, которые я уже давно знал, но старательно записывал задания для Женьки. Единственным источником информации о ней была бабушка, которая буркала что-то неопределенное и прятала глаза.
В конце недели, возвращаясь со школы, проходя мимо Женькиного дома, я увидел, как возле ограды стоит много машин, пара странного вида автобусов с отсутствующими окнами, а во дворике палисадника тонко и безостановочно воют две старушки в темнокрасных платках и костяных ожерельях нездешнего вида..
Меня затрясло от догадок, я не решился войти в открытые – впервые , на моей памяти – ворота дома и лишь смотрел-смотрел на что-то маленькое, вытянутое и красное, похожее на странного вида крышку, - прислоненное к перилам крыльца..
Со всех ног я кинулся домой, не помню, как забился в подпол, как хроменькая бабушка с трудом спустилась по шатким ступенькам ко мне, сидела, согревая меня и пела колыбельную из детства "..всё твоё, мой сын богатый, карие глаза..", что-то объясняла про "ураганный отёк", плакала со мной..
А потом я спал, спал, спал, слышал сквозь сон, как рядом сел вернувшийся с командировки отец, как переспрашивал у бабушки, давно ли сплю, как трогал мой лоб..

..После выходных в школу пришел фотограф, сделал, наконец, "общий" снимок, раздал одиночные фото и попросил назавтра придти еще раз в парадной форме – часть снимков 1-го сентября не вышли, что-то было с плёнкой.
Моё фото вышло смешным – большеголовый восторженный мальчик, сжимающий в потном кулачке букет из астр и пионов, открыв рот и не моргая смотрит на камеру, выпучив глазенки.
Женькиного фото не было среди получившихся.

..Прошло долгих пятнадцать лет после этого снежного сентября, прежде чем я смог вновь взять девичью руку в свою, снова почувствовать головокружение, стыд, неловкость и восторг.. И у нас с ней тоже появилось своё сокровище – наша дочь, которая не верит, что папа когда-то был таким, как на том фото - маленьким смешным первоклассником и что он когда-то стеснялся брать за руку девочек - она дразнит меня, щекоча ладонь и хитро спрашивая, - А, хочешь, я тебе принесу мой секретик..?
И с заговорщицким видом суёт мне в руку маленькую металлическую бляху с витками арабской вязи на ней..
И я вспоминаю, вспоминаю..