В наше время в России очень много самоубийств,
происходящих на почве безответной любви.
Данное прозаическое произведение посвящается тем,
кто в «сумерках».
Пролог.
«Падающий с небес».
Был чудесный зимний вечер, медленно большими хлопьями падал снег. Такое впечатление, что кто-то выбивал белоснежную перину, и вместо пыли слетали кружевные, крахмально - хрустящие частички ее. Все было пропитано гармонией, покоем . Пахло жизнью.
Мое сердце и душа вдруг застряли в каком-то пространстве, все вокруг замедлило свой ход. Мой взгляд остановился на снежинке, которая особо и не отличалась от остальных, но что-то в ней было необычное. Она летела быстрее всех, стремилась вниз, как будто не было ничего важнее, чем упасть, слиться с остальными, скрасить свое одиночество на холодной, промерзшей земле.
Мое существо захотело разорваться, когда эта снежинка стала подлетать ближе, мое тело пронзило тысяча иголок, зеркальный лик снежинки отображал мое лицо, тело, душевное состояние.
«Сумерки».
Снег впитывал красный сок, вытекающий из красивого и безжизненного тела, укутанного в белую простыню, на которой дрожащими буквами было написано:
Утро, как обычно встретило меня холодным и слегка бросающим в дрожь поцелуем; единственное, что хотело меня подбодрить, это лобзающее, всеобъемлющее небо. Утро, с каждым восходом наступающего дня, с каждым разрывающим тьму взглядом света, умирало. Нет рядом пушистого и излучающего сияние комочка с позитивно заряженными частицами.
Странная ежевечерняя смерть и ежеутреннее рождение, заметил я. Смерть подобна харакири самурая, только без участия живота и головы, скорее с участием сердца. Каждый вечер вонзался меч в мое тело, в области грудной клетки издавался хруст, который можно описать как щекотание нервных окончаний стопы пером страха в миг прибытия его непознанного.
Конечно, все относительно, смотря, к какому слою мирового пирога ты относишься, или в каких социальных тапках бродишь в суетливом бытии.
При этом дыхание сдавливало многотонной внезапно придавившей железо – бетонной плитой, звон стали о пружину кровати, и нет тебя. Рождение еще удивительнее: сначала звон, затем щекотание «непознанного», после плита вздымается куда-то, и нет самурая, есть я. Я один. Хотя мир есть противоречие, меня много.
Ведь как оказывается участие головы гораздо большее, нежели сердца. Главное в этом блюде - не пересердчить, для того, чтобы оно было вкусным.
Открыв глаза, я понял, что есть тьма. Перенеся себя из сферы горизонтального положения в форму стула, стоящего подле кровати, в меня начинает бесцеремонно врываться информация, напоминая о себе. Она вламывается в виде сакрального эзотерического существа элементала, продиктованная прошедшим временем. Проявляясь через молоко из нежной и мягкой на ощупь груди, перетекая в кровь, преобразуясь через генетику в ДНк, и наоборот, после выливаясь в предковый жизненный опыт. Также при половом сношении.
Итог - старческая параноидальная шизофрения нами присвоенная как собственное умозаключение.
Переходя из одного состава в состояние другого состава вибраций молекул, говоря проще, в состояние твердого стояния на ногах, извилины вырисовывали интерьер моей комнаты. Вновь, как обычно фотография тебя на полке, и осознание того, что тебя рядом нет, заставляло предаться ритуалу преждевременно.
Чистка зубов в зеркальной глади навела на мысль: я археолог, в себе копатель. Многие так не делают, или делают что-то не так. Кто-то из меня, из груды мяса, пытается вырваться, безумный перепонко - раздирающий крик: Хватит боже, я так не могу, я устал! Другое из меня: Устал? Хм-м, а такой молодой.
Открылся кран, руки набрали в рот воды, рот как будто с неприязнью выплюнул содержание себя, разбросав по дну раковины крупинки воды, зубной пасты, ночной тишины. Нужно проводить Морфея. Думалось, холодная струя, размазанная по лицу, поможет. Думалось, сделалось, показалось, помогло.
Разбив часы и собрав время в совок, стал убийцей его. Надоело быть его жертвой, теперь оно от меня убегает. Замечу: и правильно делает.
Сейчас чудесный зимний вечер, медленно большими хлопьями падает снег. Такое впечатление, что кто-то выбивал белоснежную перину, и вместо пыли слетали кружевные, крахмально – хрустящие частички ее.
Кому-то, а именно воплощению меня через читающего сие, возможно будет непонятен мой поступок и перед ним написанное. Нагонит нагоняющий.
Я заметил, что жестоко угловато пишу; наверно, такова реальность, нынешняя реальность. А я всегда хотел быть в жизни кем-то значащим.
Вот по этому хочу быть «падающим с небес».
Со стороны бред, но бред ли?
«Просветление».
Стоя на карнизе, я ощутил, что все перевернулось вверх тормашками; снег не падал и не взлетал, он остановился на месте, как будто все во вселенной ожидало моего шага.
Внизу показался какой то силуэт, который, остановившись, наслаждался чудесным мигом, мигом волшебным, похожим на сказку, и это действительно было так.
Сделав, наконец, шаг со ступеней, я оказался на улице, стал анализировать произошедшее у меня в голове, а силуэта, наблюдаемого мной сверху, уже не было, или его не было вообще?
От прочитанных на куске белой материи своих дрожащих букв стало вдруг как- то тепло и очень уютно. Ведь написанное не могло ни радовать не только меня, но и окружающее:
Я ведь творец, и мы творцы!!! Мы должны для себя любимых создавать просторы, удобные и прекрасные. Нет никакого суицида, мы рождены, чтобы идти, смотреть, говорить, чувствовать, делать. Ведь никто из существ не может того, что можем мы. Так покажи, сделай, расскажи, почувствуй и иди.
А самурай – это как минимум красиво, железобетонная плита – трагично.
А моя боль, не боль, а возможность понять. Моя жизнь-археология, но главное - не закопаться. А мной написанное - это вывод, вывод боли, жизни, самурая. Фотография тебя на полке - это всего лишь яркие воспоминания о любви, об одном из воплощений или сторон ее, сфотографированная нашей памятью, но со временем цвет тускнеет.
Моя любовь – это спиритически-мифическая сущность, в которую не влюбиться невозможно.
Эпилог.
Вечером следующего дня снова падал снег.
Было ощущение, что снег, отпечатавший мысли и чувства прошлого вечера, падая, мечтал:
Снежок летел
И видел сны,
Как убежать
От матушки зимы
И искупаться у весны
В лучах,
Летел и видел
Сон во снах.
Вот долетит,
Еще уснет
И возродится, только бы не в лед,
Из снега в воду,
Из воды в туман.
Каков прекрасен был дурман?
Он долетел,
Он долетал,
Сиял и таял,
Тая умирал.
Последний вздох
Истомой наделен,
А после звон,
Из капель был тот звон,
Водой ступал,
Вонзаясь в плоть земли,
Земля вскипала:
Ты, снежок, пари!
Снежок, вода,
Затем туман
Парил, порхал,
Все обнимал.
Он не снежок,
Он - кислород,
Питайся лес,
Питайся тот,
Кто с чистой совестью живет.
Шли времена,
Снежок летит,
Мечта внутри его горит,
Он будет помнить
И в вечности хранить
Тепло руки,
Чья запустила жить.
Я должен досмотреть,
Я буду сны листать,
Не так уж трудно
И человеком стать.
Все было пропитано гармонией, покоем. Пахло жизнью.