Леший. Глава 40

Андрей Андреич
Леший
авантюрный роман



ГЛАВА 40.

16 ноября 2003 года, суббота

Лазурный колпак безоблачного небосвода прижимал к планете мягкий солнечный свет.
Миллиарды молекул воды, смёрзшиеся до состояния снежинок, бескрайним одеялом покрывали деревья и почву. Подобно сказочной россыпи алмазов, они задорно играли лучами небесного светила. Вокруг всё сияло и искрилось. Утомлённый ветер баловался где-то за горизонтом.
Утро в Зиновьем Волочке было прекрасным.

В самом центре этого эпического рая, на вершине пологого холма, стоял ядовито-оранжевый ангар с распахнутыми настежь воротами. Внутри сооружения присутствовали трое мужчин: изобретатель, путешественник и журналист. Там же находился и патентованный аппарат «Дельфин-2М». Литера «М» означала «модернизированный».

- Вы хотите мне сказать, что эта каракатица способна передвигаться самостоятельно? – иронично вопросил Стрикоробов-Правдин.

- И даже очень резво, - хмыкнул Фукс.

- Не верю! – воскликнул журналист так, словно всю жизнь учился этой фразе непосредственно у Станиславского.

Колышкин посмотрел на борзописца с раздражением. Оба гения: технический и гуманитарный – одинаково страдали от вынужденной трезвости. На общем собрании, состоявшемся ранним предрассветным утром, Марат Арнольдович объявил сухой закон.

- Это касается всех! – сказал он необычайно строго. - Даже свободной прессы. Инакомыслие будет караться немедленным отстранением от участия в экспедиции. Такова позиция научного руководства и моя лично.

Протрезвев, Вадим Ерофеевич приступил к предрейсовому техосмотру «Дельфина», а Стрикоробов принялся отчаянно иронизировать. Фонтаны колючего сарказма и издевательских замечаний сыпались из журналиста как из рога изобилия. Едких словесных уколов не избежал никто, но больше всех почему-то досталось именно изобретателю. Весь свой природный скепсис Правдин обрушил на механическое детище инженера.

- Вы ведь собственноручно собирали это чудовище, так? – спрашивал он Колышкина, держа в уме заднюю мысль. – Очевидно, механизм собран без единого гвоздя, да? По технологии средневековых зодчих, верно? А вы не пробовали, любезный, заглянуть в календарь? На дворе двадцать первый век! А вы изобретаете жалкое подобие велосипеда, вытёсывая его топориком из гнилого полена, а?

Колышкин не отвечал на нападки акулы пера и молча делал своё дело. Однако внутри его неопохмелённого организма кипело бурное негодование. Марат по возможности сглаживал углы примирительными замечаниями. Заткнуть рот «свободной прессе» он не мог по политическим мотивам, а потому вынужден был дипломатично заминать потенциальный конфликт.

Стрикоробов, между тем, продолжал глумиться:

- А это что за деталь? Кабина? А я думал, бензобак. Ведь чтобы прокормить такого мастодонта, потребуется не меньше половины нефтяных запасов страны! Крупнейшим российским нефтетрейдерам придётся остановить поставки сырой нефти за рубеж, если вы намерены пользоваться этим устройством регулярно, ха-ха…

- Послушайте, Правдин, - в очередной раз вынужден был вмешаться Фукс. – Перестаньте мешать инженеру выполнять свои профессиональные обязанности. Я пригласил вас для того, чтобы беспристрастно освещать события, а не препятствовать нормальному ходу экспедиции.

- Это нормальный ход экспедиции?! – взбрыкнул Пантелей Виуленович. – Освещать события, да? Какие же такие события, скажите на милость? Ваш пресловутый «сухой закон», а? Это я должен беспристрастно освещать, не так ли?

- Где ваш фотоаппарат? Сделайте пока исторические снимки лагеря, - предложил Марат миролюбиво. – Запечатлейте наконец «Дельфин». Поверьте, это уникальный аппарат, не имеющий мировых аналогов…

- К чёрту «Дельфин»! К чёрту мировые аналоги! К чёрту снимки! – нервно взвизгнул журналист. – Дайте мне водки, и я отстану от инженера.

- Это ваше окончательное условие?

- Да!

- Хорошо, - вздохнул технический директор, - я распоряжусь включить в ваш личный рацион двести граммов водки ежедневно. Будете получать сразу после ужина.

- Но я привык с утра, - капризно произнёс Стрикоробов-Правдин.

- Только после ужина! – тоном, исключающим целесообразность дальнейших препирательств, заявил Фукс. – И учтите, это моя последняя уступка.

Пантелей Виуленович остался доволен результатом торга. Выполняя взятые на себя обязательства, журналист покинул ангар и пошёл мечтать о своём вечернем персональном пайке. Марат Арнольдович получил наконец полноценную возможность ознакомиться с инновациями Колышкина.

Вадим Ерофеевич с удовольствием поведал шефу о своих достижениях. Их оказалось немало.
Во-первых, он полностью переделал пассажирскую кабину. Брезентовая крыша была заменена двойным триплексным остеклением на жёсткой титановой раме. Четыре автономных отопителя молниеносно нагнетали в салон столько тепла, что там можно было «выращивать помидоры».
Электрический подогрев сидений, индивидуальные пепельницы и продвинутая стереосистема приближали болотоход к уровню представительского класса. Колышкин также значительно увеличил размеры багажного отсека. Теперь в него можно было сложить не только ружьё, термос и бутерброды, но, при необходимости, даже и среднегабаритного лешего. Марат особо оценил это нововведение. Доработке также подверглись: шасси, внешняя световая оснастка, система аварийного энергопитания, средства борьбы за живучесть машины. Вадим Ерофеевич рассказал Фуксу ещё о целом ряде мелочей, которые считал существенными.

- Оставим детали, - предложил путешественник, не любивший нагружать мозг техническими терминами туманного значения. – Я убеждён, что все эти новшества чрезвычайно полезны.
Оставим на этом теоретическую часть. Может, перейдём к практике?

- Хотите прокатиться? – обрадовался изобретатель.

- Сгораю от нетерпения.

- Тогда прошу! – воскликнул инженер и с гордым выражением на мятом лице продемонстрировал шефу пульт дистанционного управления. – Глядите. Я могу запустить двигатель на расстоянии…

- Это не опасно? – осторожно осведомился Фукс.

Вместо ответа Вадим Ерофеевич нажал на кнопку. Могучий немецкий дизель словно только и ждал этого момента. «Дельфин» едва заметно дрогнул всем своим могучим телом, под капотом его появилось ласкающее слух урчание. Кончики двух выхлопных труб, выведенных высоко над крышей аппарата, зачавкали почти бездымными микроизвержениями.

- Фантастика, - прошептал путешественник ошеломлённо. – Мерседес-Бенц… Нет! Феррари!.. Э, да что там… Ламборджини Диабло, мать честная!

- Лучше, - скромно прошептал инженер и весь покрылся томатным румянцем.

Марат обошёл вокруг «Дельфина», удовлетворённо кивнул и предложил перейти к ходовым испытаниям. Вадим Ерофеевич весело щёлкнул каблуками и снова воспользовался пультом дистанционного управления. Дверь кабины плавно поднялась, открыв доступ в комфортабельный салон. Фукс вошёл первым.

- Люкс! – одним словом определил он всю гамму своих впечатлений. – Капитан, полный вперёд!


В это время в маленькой уютной гостиной щитового домика развивалась научная дискуссия. Помимо этнографа и криптозоолога присутствовали также Егор с Вероникой. Риторикой, главным образом, блистал Акакий Сидорович. За ночь он выздоровел окончательно, и теперь отыгрывался за вчерашнее вынужденное немногословие. Он в самом начале беседы оседлал своего любимого конька – историю обнаружения бесчисленных свидетельств существования дикого человека, - и уже не выпускал из рук нить бесконечного повествования. Лиховцев с интересом слушал доцента и делал пометки в своей тетради. Мензуркин следил за дровами в горящем камине и тоже слушал. Вероника вязала на спицах шарф.

- Таким образом, друзья, - говорил криптозоолог, - большинство следов реликтового гоминоида, оказавшихся в распоряжении науки, были оставлены именно в снегу. На мой взгляд, это вовсе не означает, что дикий человек предпочитает жить в холодных климатических условиях. Просто на снегу следы легче всего обнаружить, в особенности, если местность эта труднодоступна и малообитаема, как, например, в Гималаях. Было сделано огромное количество фотографий и слепков следов снежного человека. Антрополог Гровер Кранц из университета штата Вашингтон провёл уникальное исследование. Он реконструировал скелетную структуру ступни по отпечаткам следов, найденных на северо-востоке штата Вашингтон, и пришёл к однозначному выводу: лодыжка существа, оставившего эти следы, расположена значительно ближе к пальцам, чем у человека. Позже это открытие нашло своё подтверждение при более тщательном изучении всех достоверных слепков со следов предполагаемых диких людей. Теперь мы можем по следу с достаточной степенью достоверности определить, настоящий ли это след или подделка мистификатора…

- Значит, мы будем искать в лесу следы, - догадался Мензуркин.

- Это же очевидно!

- А я слышал, что в этих лесах водятся медведи.

- Юноша, следы медведя я, несомненно, отличу от следов снежного человека, - снисходительно улыбаясь, пообещал криптозоолог.

- Но если медведь найдёт нас раньше, чем мы – снежного человека? – не унимался Егор. – Он ведь может нас всех скушать.

- В самом деле, коллега, - вступил в полемику этнограф, - медведь-шатун может быть очень опасен…

- Мы будем проявлять осторожность, - сказал Подковыров. – К тому же, бурый медведь не так опасен для человека, как принято считать в ненаучных кругах. Страх перед этим животным основывается скорее на суеверных домыслах населения, нежели на подтверждённых фактах.

- Волков бояться – в лес не ходить, - вспомнила Вероника народную мудрость.

- А какой медведь самый опасный? – продолжал «тянуться к знаниям» Мензуркин.

- Белый медведь, это однозначно, - сказал доцент, но он водится в арктических широтах. Так что по этому поводу нам нет нужды волноваться.

- Снежные люди, как мне кажется, тоже могут быть белыми или бурыми, - задумчиво произнёс юноша.

- Белых снежных людей не бывает, - хмыкнул Лиховцев. – Акакий Сидорович, я прав?

- Совершенно. По крайней мере, ни одного такого случая не отмечено.

- Это хорошо, - радостно вздохнул Егор. – Если бы были, то могли бы бросаться на человека…

Подковыров тактично признал гипотезу студента «любопытной», но не захотел развивать тему. Вместо этого криптозоолог зевнул и посмотрел в окошко.

- Глядите, господа, они уже катаются на болотоходе.

- Где? – вскочив с табуретки, спросил Мензуркин.

Лиховцев быстро поменял очки и подошёл к окну.

- В самом деле. Должно быть, проводят ходовые испытания… Глядите, привязывают верёвку к нашей «Газели».

- Не верёвку, а трос! – поправил этнографа технически подкованный студент. Егору также очень хотелось указать профессору, что ему следовало сказать не «нашей», а «вашей», но он сдержался.

- Вероятно, они хотят поставить машину в ангар – вместо «Дельфина», - сказала Вероника, не отрываясь от своего вязания.

- Вполне вероятно, - согласился Подковыров. – Значит, мы скоро отправляемся.

- Кто-то отправляется, а кто-то и нет! – хмыкнул невесть откуда взявшийся Стрикоробов-Правдин.

- Что вы имеете в виду? – спросил Илья Фомич, снова поменяв очки.

- Я видел это самоходное корыто с близкого расстояния. Там всего шесть пассажирских мест, если не считать багажника. Нас же семеро. Кто-то должен либо остаться здесь, либо ехать в багажном отсеке. Лично я в багажнике не поеду.

Доводы свободной прессы были убедительными. Некоторое время понадобилось научному руководству экспедиции для анализа ситуации.

- Похоже, господин Правдин прав, - признал наконец этнограф. – Кому-то придётся остаться в лагере. Но только кому?

- Придёт Марат Арнольдович, и вы всё обсудите, - спокойно сказала Вероника.

- В самом деле, - покладисто согласился Илья Фомич.

Пантелей Виуленович презрительно фыркнул и немедленно дал оценку всем присутствующим:

- Беспозвоночные трутни! Жалкие пресмыкающиеся! Смотреть на вас противно. Тьфу… «Вот придёт Фукс, и всё решит»… - передразнил он Веронику. - А кто такой этот ваш Фукс? Пуп земли? Наместник Бога в Зиновьем Волочке, да? Без Фукса даже в сортир никто сходить не решается… Молекулы!

Обличительная тирада журналиста задела всех без исключения. Но больше всего пострадало самолюбие Лиховцева. Научному руководителю многообещающей экспедиции сравнение с молекулой показалось невыносимым.

- Вы, голубчик, в который раз выходите за рамки приличия, - произнёс он с укором. – Не забывайтесь, пожалуйста.

- Ну, что вы тут мямлите, дедушка? – вскипел Стрикоробов-Правдин. – А ещё называет себя руководителем экспедиции! Вы знаете, чем должен выделяться руководитель? Нет? Тогда я вам скажу: решимостью! Где, позвольте спросить ваша решимость, а?

- Я в достаточной мере решителен, - оборонительно произнёс Илья Фомич. – Однако совершенно не понимаю причину вашего негодования… К чему, по-вашему, я должен в данный момент эту решительность приложить?

- А вам не ясно?

- Признаться, нет.

- В таком случае спросите у меня! И если вы спросите, то я вам отвечу, да!

- Ну, так извольте, - предложил профессор, - выскажите свою точку зрения.

- Ладно. Так уж и быть, - милостиво согласился журналист, плюхнулся в единственное кресло и неожиданно спросил: - У вас тут, случайно, нет чего-нибудь выпить?

- Есть сок и минералка, - глупо сказал Мензуркин.

Правдина передёрнуло.

- Детский сад, а не экспедиция! – сказал он брезгливо. – Профессор, обращаюсь к вам, как к единственно взрослому человеку, у вас есть спиртное?

- Марат Арнольдович заведует материально-технической частью. Продовольственные запасы также находятся в его ведении…

- Опять Марат Арнольдович! Нашли себе идола… Всё решает этот деспот: кому ехать, кому не ехать, кому пить, кому не пить! Поначалу я, кстати, тоже принял его за порядочного человека. Ничего не скажешь, умеет, чёрт, втереться в доверие. Но на поверку оказался сущим оборотнем!.. Ладно, с его тиранией мы ещё покончим, а пока перейдём к делу. Я вот что хотел сказать. Раз уж мы собрались тут и имеем подавляющее большинство, то давайте проголосуем, кого оставим здесь, в лагере. Будем следовать демократическим принципам.

- Может, стоит подождать остальных? – неуверенно спросил Подковыров.

- Для начала необходимо обсудить каждую кандидатуру, - сказал этнограф, уверенный в том, что это неотъемлемая часть любой демократической процедуры.

- Обсуждайте, - разрешил Правдин. – Только побыстрее.

Вероника решила не вмешиваться в ход мятежа. Она прекрасно знала, чем бы ни закончился этот цирковой аттракцион, придёт Марат и всех поставит на место.

- Я даже не знаю, с кого начать… - растерянно произнёс Илья Фомич. – На мой взгляд, в нашем коллективе нет лишних людей…

- Нет лишних людей?! – взорвался Стрикоробов-Правдин. – Какая несусветная глупость! Да тут любого можно считать лишним! Сейчас я вам это наглядно докажу…

- Пожалуй, господин Правдин несколько преувеличивает, - осмелился возразить Подковыров.

Пантелей Виуленович обернулся на голос, хищно оскалился и ткнул в криптозоолога жёлтым от никотина пальцем.

- Начнём с вас, доцент! Кто мне объяснит, какой прок в походе от этого человечка, а?

- Ну, это вы хватили, голубчик! – удивился Лиховцев. – У Акакия Сидоровича самый богатый опыт по части поисков снежного человека. Где он только не был: и в болотах, и в горах, и в тундре, и в степях, и даже в пустынях…

- И что – нашёл? Я спрашиваю вас, профессор, нашёл ли ваш Акакий хоть одного живого снежного человека?

- Помилуйте, голубчик, это ведь не так просто…

- Отговорки! – заявил журналист убеждённо. – Подковыров – явный носитель неудач. Брать его с собой в поход – всё равно, что ссать против ветра… Но я допускаю, что этот типичный балласт – не худший из присутствующих здесь балластов. Кто же следующий?.. Ага! Милая барышня. Вероника Дмитриевна, если не ошибаюсь? Ну, разумеется. Самый «нужный» член экспедиции. Амазонка снежных просторов. Боевая подруга самопровозглашённого атамана. Мария Краса Длинная Коса!.. На кой ляд нужна нам эта девка? Она что, будет лешего ловить? И за какое, пардон, место, а? Уж не за то ли самое, за которое она поймала вашего технического директора?

- За такие слова Марат Арнольдович обычно бьёт по роже, - смело заявил Мензуркин, чувствуя своё полное моральное превосходство над акулой пера.

- Это кто говорит-то? Мелюзга из младшей группы детсада? Ещё один кандидат на вылет? Илья Фомич, согласитесь, кандидатура этого зародыша вовсе не требует обсуждений. Его вообще не надо было увозить из города: там хотя бы действуют приюты. Кто в этой богом забытой глуши будет с ним нянчиться, а? Может быть, вы, профессор, собираетесь менять ему памперсы, да? Или господин Подковыров?

Агрессивность журналиста нагнетала напряжённость. Илья Фомич легко подсчитал, что из всех присутствующих в комнате Правдин не обсуждал только его кандидатуру, и решил заранее пресечь такую попытку.

- А давайте выйдем на свежий воздух! – задорно предложил он собравшимся. – Подышим, поиграем в снежки, успокоимся…

Стрикоробов расхохотался.

- Ну, видите, профессор, мне не пришлось говорить о вас ни слова. Вы сами о себе всё сказали. Ха-ха-ха!.. Ладно, постойте, не убегайте. Раз уж я всех вас тут облил помоями, послушайте заодно и про двоих оставшихся. Я имею в виду Фукса и этого… как его… Винтик и Шпунтик в одной пилюле. Ну, короче, вы меня поняли…

- Изобретателя зовут Вадимом Ерофеевичем, - любезно сообщил этнограф. – Что ж, сделайте одолжение. Любопытно будет послушать…

- Не знаю как вам, но мне лично противно! – не выдержала Вероника и вышла из гостиной.

Мензуркину было ещё любопытней, чем Лиховцеву, но в знак солидарности с Вероникой он тоже вышел, решив, что сможет подслушать у двери. Акакий Сидорович был морально уничтожен, и не мог двигаться, благодаря чему у Правдина осталось целых два слушателя.

- Так вот, - сказал журналист, гадко улыбаясь, - остались двое: Фукс и этот ваш Ерофеич. Фукса оставлю на десерт. Что же касается инженера… Кстати говоря, я не проверял, есть ли у этого слесаря-механика диплом о высшем образовании. Сдаётся мне, что это маловероятно. Впрочем, без разницы. Если сможете, объясните мне, господа учёные мужи, как вы намерены использовать вашего Шпунтика в тонком деле поимки снежного человека? Я лично вижу только один способ: привязать его к дереву и ловить лешего на живца. Но для этой цели больше подошла бы Вероника. В качестве течной самки она могла бы принести научно-практическую пользу, но не более…

- Вы совершенно недальновидны, голубчик, - возразил этнограф. – Вадим Ерофеевич, во-первых, прекрасно разбирается в технике, способен чинить любое механическое и электронное устройство подручными средствами, и в этом отношении он совершенно незаменим. Во-вторых, никто кроме Колышкина не в состоянии справиться с управлением «Дельфином». Это что касается инженера. А по поводу вашего оскорбительного высказывания в адрес Вероники Дмитриевны… Это, знаете ли, просто хамство, которого уважающий себя человек, тем более представитель вашей профессии, не позволит себе ни при каких обстоятельствах!

Стрикоробов усмехнулся и, не спросясь, закурил сигару.

- Лиховцев, перестаньте строить из себя рыцаря печального образа. В этом амплуа вы кажетесь ещё смешней, чем есть на самом деле. А по поводу ваших возражений скажу следующее. Во-первых, управлять самодвижущимся помойным ведром способен любой взрослый человек, если он не страдает синдромом Дауна или болезнью Паркинсона. А радиоприёмники, авторучки и дверные петли ваш чудо-механик вполне может чинить и здесь, в перевалочном лагере. Не стоит ради этого тащить его к чёрту на куличики, а? Разве не так?

- Не так, - хмуро возразил этнограф, больно задетый данной ему характеристикой.

- Нет, так! А что касается Фукса…

- Так что же меня касается? – спросил Марат с порога. – Я что-то упустил?

- Уже наябедничали, жалкие людишки… - презрительно прогнусавил Стрикоробов-Правдин. – Холопье племя! Плебеи…

Говорить в глаза техническому директору то, что он собирался сказать о его персоне учёным, Пантелей Виуленович не стал. Приняв облик оскорблённого борца за справедливость, публицист перешёл в соседнюю комнатку и заперся на щеколду. Здесь, в безопасности, он решил скоротать время до обеда. Пачка писчей бумаги и шариковая авторучка были приготовлены заранее, и Правдин сел за стол, чтобы набросать несколько строк о своих первых походных впечатлениях.


Из черновиков Стрикоробова-Правдина:

«Сквозь свирепую вьюгу пробивается наш автомобиль к первому экспедиционному лагерю. Лютый мороз, неприветливые пейзажи и постоянное ощущение неведомой опасности наполняют наши сердца в пути. Но вот наконец мы у цели. Зиновий Наволок. Это настоящий край Земли. Несколько крестьянских подворий, колодец-журавль и голодные деревенские псы – исчерпывают все признаки цивилизации. Шофёр глушит мотор, и мы выходим из автомобиля. Местные жители встречают нас радушно и восторженно. Они знают о цели нашей экспедиции. Они ликуют.

Тот, кого мы ищем, обитает где-то рядом. Кажется, что огромные красные глаза чудовища следят из кустов за каждым нашим движением, хищная слюна скатывается по волосатой клыкастой морде, человеко-зверь выбирает жертву… Но это лишь эмоции, игра напуганного воображения. На самом деле, снежный человек может находиться как за соседним деревом, так и в сотне километров отсюда. Голова кружится от мысли о том, что неведомое мировой науке чудовище на протяжении многих веков обитало в этих диких краях, воруя крупный рогатый скот и наводя ужас на беззащитное местное население. И вот теперь группа энтузиастов в нашем лице прибыла, чтобы закрыть одно из последних белых пятен истории происхождения видов, а заодно и избавить местных жителей от тысячелетней напасти! Не мудрено, что жители деревни встречают нас как героев!

Вот дородная крестьянка с простым приветливым лицом подносит нам хлеб-соль. Руководитель экспедиции профессор Лиховцев сжимает крестьянку в сердечных объятьях. Старейшина деревни утирает с лица слёзы умиления. Нас приглашают к столу…»


Вопреки предположению журналиста, никто на него Фуксу не ябедничал. Просто ходовые испытания «Дельфина» были завершены, «Газель» - убрана в ангар, и надо было собираться в дорогу. Только Вероника, встретив возлюбленного в дверях, мимоходом заметила, что на публициста следует «надевать намордник».

- Вещи в болотоход погружены, - сказал Фукс учёным. – Сейчас пообедаем и поедем в Пёлдуши. Сделаем две ходки. Первым рейсом отправимся мы с Егором. Там выгрузим багаж, и Колышкин вернётся за остальными. Так что будьте готовы. Не забудьте выключить котёл и генератор…

Доцент с профессором многозначительно переглянулись. Решение оказалось простым. Голосования не потребовалось. Все патетические рассуждения Стрикоробова-Правдина оказались желчной пеной глумливого нахала. Лиховцеву стало стыдно за то, что он не смог дать справедливый отпор нападкам борзописца, и он попросился ехать первым рейсом – с тем, чтобы помочь при выгрузке багажа. Марат Арнольдович сказал, что это лишнее. Совесть этнографа успокоилась.

Между тем, Пантелей Виуленович от обеда демонстративно отказался. Сквозь запертую дверь он объявил, что отныне будет только ужинать, по крайней мере, до тех пор, пока ему не будет открыт свободный доступ к экспедиционным запасам спиртного. Коллектив не стал настаивать и справился с обедом без журналиста.


По прибытии в Пёлдуши коллектив расквартировался в помещениях основной экспедиционной базы. Дом, как и в Зиновьем Наволоке, был щитовым, только значительно большим по размеру. Каждый участник экспедиции получил отдельную комнату. Мощный электрический котёл работал автономно и легко справлялся с отоплением здания без участия человека.
Радиоузел располагался здесь же, в углу каминного зала. Мягкий и просторный угловой диван, четыре кресла и журнальный столик на колёсах располагали к отдыху. Книжный шкаф со стеклянными дверцами доставил профессору Лиховцеву много радости. Он немедленно разместил на его полках привезённые книги.

Акакий Сидорович первым делом освоился в своей комнате. Собственноручно он вбил над кроватью гвоздь для духового ружья, пристроил в тумбочку запасные очки, после чего попросил у Фукса зимнюю обувь и зубную щётку. К удовлетворению потребностей криптозоолога Марат был подготовлен. Он выдал учёному канадские сапоги, мыло, зубную щётку, полотенце и дюжину носовых платков. Снабдил предметами личной гигиены и остальных участников экспедиции. Правдин потребовал подать ужин.

- Марат Арнольдович, а нельзя ли нам навестить деда Евсея? – спросил этнограф. - Прямо сейчас, а?

- Я хочу есть! – настаивал Пантелей Виуленович.

- Заткнитесь, и ждите, - посоветовал журналисту Марат. – А насчёт встречи с дедом Евсеем… Что ж, не вижу препятствий. Пойдёмте, навестим чудесно исцелённого ветерана.

- Кто такой Евсей, и почему он важнее ужина? – не сдавался борзописец.

- Дед Евсей – местный житель, - объяснил Илья Фомич. – Недавно он обрёл дар речи, и я намерен с ним побеседовать. Возможно, он многое может нам поведать о лешем…

- Я пойду с вами, - немедленно объявил Стрикоробов, лелея собственные надежды.

Этнограф вопросительно взглянул на Фукса.

- Мы пригласили прессу не для того, чтобы ограничивать свободу её передвижения, - рассудил технический директор. – Пусть идёт.

Стрикоробов показал профессору язык. Лиховцев чихнул и надел валенки.

- Егор, спросите у Подковырова, пойдёт ли он с нами к Евсею, - попросил Марат.

Пантелей Виуленович зарядил в фотокамеру новую плёнку, положил в карман полушубка складной стаканчик и воблу из личных запасов. Акакий Сидорович откликнулся быстро. Из своей комнаты он вышел уже одетым и с ружьём наперевес.

- Собираетесь подстрелить дедушку Евсея? – хихикнул Правдин. – По законам гор, да?
Криптозоолог смутился.

- В самом деле, коллега, - обратился к нему Лиховцев, - ходить в гости с оружием как-то не принято…

- Я немного прогуляюсь по лесу, - сказал доцент. – К Евсею зайду позже, если не возражаете.

- Возражаем, - твёрдо сказал Фукс. – По одиночке в лес никто ходить не будет – по
соображениям безопасности. К тому же через полчаса уже стемнеет. Так что отложим прогулку до завтра.

Подковыров подчинился и повесил ружьё на гвоздь.

До дома деда Евсея шли молча. Стрикоробов то ли берёг силы, то ли мечтал о чём-то недоступном. А, может, просто сосредоточился на борьбе с глубоким снегом. Тропинки между деревенскими избами были ещё не вытоптаны, и приезжим пришлось изрядно попотеть.

Кто-то топил баньку: из трубы тянулся ароматный дымок, пахло распаренными вениками. У калитки гостей встретил Кондрат. Встреча оказалась радушной.

- Как поживает ветеран Куликовской битвы? – весело спросил Фукс. – Ещё не женился?

- Какой там! – хохотнул Кондрат. – Женилка уж, небось, давно отсохла!

- Разговаривает? – с надеждой осведомился Лиховцев.

- Доконал нас с братом: денно и нощно гнусавит, кобылье вымя! Я уж и Вадика вашего умолял, шоб обратно к ему провода прицепил, - уж так достал, как того радиста – радио!

- А можно, мы с ним побеседуем? – попросил этнограф.

- С дедом-то? – удивился Кондрат.

- С Евсеем, - кивнул Подковыров.

- А о чём с им толковать-то? Он уж, поди, из ума-то давно выжил. Брехню всякую токмо и порет…

- А мы бы всё-таки послушали, - подмигнул Кондрату Фукс. – А то профессор ночь спать не будет. Давай, джигит, веди нас к аксакалу.

- Так это пожалуйте! Нечто мне жаль?.. А то, може, в баньку лучше, а? Натоплено.

- А потом можно и в баньку, - сказал Марат. – Но сначала – к деду.

Звонкий голос старца достигал сеней. Слова были едва различимы, но темп речи свидетельствовал о нешуточном эмоциональном накале.

- Гордея чихвостит, - пояснил Кондрат, распахнув перед гостями дверь. – Проходьте, люди добрыя…

Гости осторожно вошли в избу. Подковыров, забыв пригнуться, ударился лбом о косяк двери. Стрикоробов задержался, чтобы пошептаться с Кондратом.

В комнату, где почтенный старец ругал своего племянника, первым вошёл Лиховцев и обнаружил следующую картину. Немолодой уже племянник сидел на стуле и в свете единственной лампочки без абажура чинил рыболовную сеть. В ушах Гордея торчала вата.
Ветеран двух мировых войн сидел на лежанке печи, свесив босые венозные ноги. С этой стратегической позиции старец безответно скандировал замысловатые ругательства.

Илья Фомич застенчиво покашлял в кулак. Из-за его спины, словно уж, в комнату просочился Подковыров. Марат остался стоять в дверях. Гордей заметил гостей первым и в знак внимания вынул затычку из одного уха.

- Здрасте, пожалуйста, - сказал он с лёгким поклоном.

Гости церемонно поприветствовали хозяев. Лиховцев осторожно подошёл к печи и протянул Евсею руку.

- Позвольте представиться, - сказал он чинно. – Профессор Лиховцев, этнограф. Можно просто: Илья Фомич…

Долгожитель на секунду задумался, молча оглядел этнографа и, наконец приняв решение, плюнул точно в центр профессорской ладошки. Илья Фомич удивился. Подковыров решил не спешить с рукопожатием.

- Я прибыл сюда в качестве руководителя научной экспедиции, - сообщил Лиховцев, спрятав за спиной руки.

- Конский хвост тебе в дышло, - дружелюбно крякнул дед Евсей. – Почём клифтец брал?

Этнограф растерялся окончательно. Акакий Сидорович несмело приблизился к центру событий, но на всякий случай остановился за спиной коллеги.

- Нас интересует леший, - произнёс криптозоолог деликатным тембром. – Говорят, он водится в здешних лесах испокон веку…

- Говорят, и мужик рожат, - хихикнул дедушка и вдруг неожиданно запел: - Эх, красна, красна девица. Трам-пам-пам! Трам-пам-пам! На все руки мастерица. Трам-пам-пам! Трам-пам-пам…

Исполняя соло, Евсей от души хлопал в ладоши и задорно сучил сухонькими ножками в опасной близости от лица профессора.

- Пойдёмте, коллега, - шепнул Акакий Сидорович, взяв этнографа за рукав. – Видно же, старик не адекватен…

- В самом деле, коллега, вы правы, - согласился Илья Фомич и, не прощаясь, покинул избу. Криптозоолог вышел следом.

Марат извинился за обоих учёных и спросил у Гордея насчёт баньки.

- Пойдем, попаримся, об чём речь! – отозвался тот с готовностью.

Кондрат был уже там и вовсю обмахивался берёзовым веником.

- А где Правдин? – спросил Марат на всякий случай. – Он вроде с тобой оставался…

- Ушёл, видать, - сообщил Кондрат. – Четверть взял, да и ушёл. Не в бане ж её пить…

Словно молнией Фукса сразило озарение. Пройдоха журналист всё же обхитрил его. «Вот ведь бестия!» - мысленно отругал Правдина путешественник, впрочем, без особой ярости.
Догонять хитреца не имело смысла: момент был упущен. Теперь, когда пойло было у него в руках, отнять бутылку было бы слишком бесчеловечно – всё равно, что лишить соски младенца. Марат разделся и вошёл в парную.


Из записок профессора Лиховцева:

«Вот и минул стартовый день нашей второй экспедиции. Он не принёс каких-либо научных открытий. Но никто из нас и не ожидал решить столь глобальную проблему в одночасье.
Пришлось до позднего вечера заниматься организационной и хозяйственной деятельностью. И это рутинное занятие привело к накоплению усталости – как моральной, так и физической.

Особенно нервным оказалось вынужденное общение с делегатом от прессы - господином Стрикоробовым-Правдиным. Мне и раньше приходилось сталкиваться с отдельными представителями этой профессии. Впечатление от таких встреч всегда оставалось самое неприятное. Но Пантелей Виуленович настолько циничен, груб и невоздержан в высказываниях, что затмевает собой совокупный негатив всей журналистской братии. Не стесняясь присутствия дамы и двух именитых учёных, этот господин дал нам всем дерзкую, вызывающе несправедливую оценку, не имеющую ничего общего с нашими действительными характеристиками! Его присутствие подавляет: ведь постоянно приходится ждать грубой насмешки или обидного прозвища. Кроме всего прочего, он алкоголик. Правда, стоит признать, что, выпив, он становится заметно добрее и снисходительнее. Яркий тому пример – события сегодняшнего вечера.

Марат Арнольдович не уследил за ним, и Пантелей Виуленович где-то раздобыл спиртное (ума не приложу – где, ведь магазинов в деревне нет, равно как и во всей округе). Случилось это уже после нашего визита к старейшине деревни деду Евсею, который оказался не вполне вменяемым… Но речь, в сущности, не о нём. Так вот, Пантелей Виуленович изловчился напиться вдрызг, и неожиданно для всех сделался вдруг милейшим человеком. Куда только подевалась вся его желчь? Выяснилось, что он совершенно не презирает нас, а даже, напротив, полон к нам самых нежных симпатий. В доказательство он даже обнял меня как-то по сыновнему, а доцента Подковырова и вовсе намеревался облобызать, но Акакий Сидорович, проявив врождённую скромность, воспротивился.

Марат Арнольдович, обсуждая со мной этот феномен, высказал любопытную мысль. Вот его слова: «Правдин типичный антипод. Когда трезвеет, теряет человеческий облик. Это требуется понять и принять как данность». Высказывание, разумеется, спорное, и его нельзя принимать на веру. Но, стоит признать, какая-то доля здравого смысла в словах путешественника присутствует. Так или иначе, мы приняли во внимание это странное свойство журналиста и пришли к выводу, что для пользы общего дела лучше предоставить Пантелею Виуленовичу ограниченную свободу в употреблении спиртного. В конце концов, если экспедиция наша окажется результативной (в чём я лично нисколько теперь не сомневаюсь), то нам потребуется правдивое освещение этих событий в прессе. И в этой связи лояльно настроенный журналист окажется во сто крат полезней, чем, если бы он был на нас чем-нибудь обижен, и рассуждал тенденциозно.

А на завтра намечен первый поисковый выезд. Времени терять нельзя. Гордей и Кондрат сказали, что уже через две недели в Пёлдуши начнут съезжаться охотники (родственники местных жительниц Матрёны и Клавдии). Они тоже пойдут в лес, и следы их передвижений будут лишь сбивать нас с толку. Это может существенно затруднить поисковый процесс. Надо торопиться.

Большие надежды я возлагаю на весь наш сплочённый коллектив. Вместе мы способны сотворить научную сенсацию!

Что ж, посмотрим, что принесёт нам завтрашний день».