Варя: маленький литератор
Вадим: ее муж
Поль Бретон: пожилой профессор
Кристофер, Жером и Аиша: аспиранты, сокурсники Вари
Лиля и Михаэль: друзья Вари и собратья по перу
Зилия: перуанская принцесса
Детервиль: французский дворянин XVIII века
Сэлин: его сестра
Слуги
Ведущая вечера
Пять собеседников / собеседниц
Знакомая
Танцующие на вечеринке
Предисловие
Посередине авансцены перед занавесом туалетный столик с зеркалом в стиле рококо. Рама зеркала пустая, так что, когда актриса смотрит в него, публика оказывается в зазеркалье. Взлохмаченная Варя в халате рассматривает себя в «зеркале», склоняя голову в одну сторону, в другую, приглаживает волосы, подкрашивает ресницы и тому подобное. Все это – с мимикой и ритмом, соответствующими внутреннему монологу.
Голос Вари: (тон обыденный) Ну и что?.. Ну и ничего... Это я... Я могу посмотреть себе в глаза и сказать, кто я и чего хочу...
Я – маленький литератор. У меня за душой десяток рассказов, поэма и разрозненные стихи – есть пара удачных. Точно знаю, что я не поэт. У меня для этого слишком здоровая психика. Возможно, достаточно расстроенная для прозы, но для поэзии – слишком здоровая. И склонность к созерцательности: мне хочется замедлить мир и рассматривать его. А у поэта слова кипят в крови, в мозгу, между ног и сплавляются вместе при больших температурах, очень вредных для организма. Я не поэт, но разве «непоэтам» запрещено рифмовать? Сколько у нас бардов, сколько интернетных трубадуров – всем можно, и слава богу. Рифмовать – прекрасное занятие. Сравните: воро-вать, уби-вать, пропи-вать... и – рифмо-вать.
А чего я хочу? Хочу быть маленьким писателем. Какая разница между литератором и писателем?.. По моему ощущению, литератор – это тот, кто делает, а писатель – тот, кто сделал, по крайней мере, что-то сделал. Литератор – занятие, писатель – вроде достижения. Есть литераторы, писатели, большие писатели.
«Война и мир» – это семь лет. Семь лет – ребенка можно вырастить и за парту посадить. «В поисках утерянного времени» – четырнадцать лет... Как подросток. «Божественная комедия» – тоже четырнадцать. Спина горбится, как подумаешь... А один японец, говорят, писал сорок лет и написал роман в сто с лишком томов по тысячи страниц. Весит шестьдесят кило... Не японец – роман... Интересно, кто весил больше?.. Интересно, о чем писал-то?.. Нет, не очень интересно... Интересно то, что те же японцы изобрели хокку...
(Вслух):
Спать бы у реки
Среди пьянящих цветов
Дикой гвоздики .
Вадим пробегает сцену, натягивая белую рубашку.
Вадим: Варя, ты что размечталась с утра пораньше? Тебе куда сейчас?
Варя: На семинар Бретона.
Вадим (добежав до Вари, целует в щеку): Доброе утро, дорогая!
Варя: Доброе утро! (вдогонку) По какому поводу белая рубашка?
Вадим: У нас посетители в лаборатории, из Сан-Диего...
Варя скидывает халат. Она полностью одета. Смотрит на часы и поспешно уходит в противоположную сторону.
Сцена 1
В глубине сцены университетский кабинет: книжные шкафы, стол, стулья. Аиша и Кристофер разговаривают. На спинках стульев – зимняя одежда, обозначающая время года. На столе – толстые папки, конспекты. На переднем плане слева «вторичная сцена»: зеркало (можно использовать то же, что в предисловии) и китайская ширма. Вторичная сцена освещается только во время эпизодов из «Писем перуанки».
Кристофер: Как долетела?
Аиша: На паспортном контроле трясли, на таможне – тоже.
Кристофер: После одиннадцатого сентября всех трясут.
Аиша: Что было в прошлый раз?
Кристофер: Введение, как всегда.
Аиша: А на сегодня?
Кристофер: Половину «Перуанских писем» какой-то Графиньи.
Аиша: Давай – кратко.
Кристофер: Короче, место действия – Перу. Время – испанские завоевания. Испанцы похищают жрицу из Храма Солнца, которую зовут Зилией. Она должна была выйти замуж за принца Азу, а вместо этого оказывается на корабле. На пути в Европу происходит морское сражение, и она – уже на французском корабле. Тут за ней ухаживает благородный Детервиль, но она страдает по своему Азе и вяжет ему письма из узелков – на перуанский манер. Так она попадает во Францию, но почему-то уже в восемнадцатый век. Ну, как?
Аиша: Смутно.
Кристофер: Еще короче: Детервиль любит Зилию, Зилия любит Азу, а Аза – темная лошадка. Да не волнуйся! Бретон ничего не замечает. Он же одной ногой в восемнадцатом веке. Говорят, в прошлом семестре он перепутал... (Входит Бретон, не обремененный поклажей). Bonjours !
Бретон: А, привет, Кристофер ! Аиша! Как долетела?
Аиша: Merci, Paul. a va .
Входит Жером с рюкзаком и стопкой книг под мышкой.
Жером: Bonjours tout le monde! Оказывается, и в Техасе бывает холодно!
Кристофер: Salut ! a va?
Бретон: Hi!
Аиша: Привет, Жером.
Все устроились вокруг стола.
Бретон: Прошу прощения. У меня по-прежнему нет программы. Для тех, кто не в курсе моего несчастья, – пролил кофе на лэптоп! Теперь до пятницы ждать, пока починят. (Аиша и Кристофер обмениваются взглядом). Но к следующему разу будет и программа, и библиография, и хронология. А пока я вам по памяти...
Входит Варя.
Варя: Excusez-moi .
Бретон: Ничего-ничего, мы еще не начали.
Варя (кивает): Профессор Бретон.
Бретон: Варя, почему вы не называете меня по имени?
Варя (шутливо): Отчества вам не хватает. (остальным) Привет, ребята! (садится рядом с Аишей, та шепчет что-то ей на ухо, обе хихикают) You’re kidding me!
Бретон (повествовательным тоном): В прошлый раз мы очертили крупными мазками восемнадцатый век – самый прекрасный из всех! Возможно, у кого-то другое мнение на этот счет... (неожиданно поворачивается к Кристоферу)
Кристофер: Ни в коем случае! (смешки)
Бретон: Итак... Война за испанское наследство. Людовик XV заступает на место короля-солнца. Ньютон умирает. Фридрих Великий восходит на Прусский трон. Барокко расцветает в рококо. Носят парики, мушки и очень низкие декольте. В Париже модны commedia dell'arte и Ватто. Как вы к этому относитесь... Жером?
Жером: К парикам и мушкам – отрицательно. К декольте – положительно.
Бретон: Я имел в виду Ватто. (смешки)
Жером: Вообще-то я предпочитаю женщин.
Бретон: Например?
Жером: Ту же Виже-Лебрэн.
Бретон: На вкус и цвет... (продолжая) В Англии читают Ричардсона. В Италии раскапывают Помпеи. Вольтер размахивает над Европой факелом Просвещения, а Екатерина Великая пишет ему письма из России, (Варе) не правда ли?
Варя: Чистая правда.
Бретон: Однако шутки с огнем плохи: бумага легко воспламеняется. В Америке разгорается война за независимость. Во Франции королевские головы ложатся под нож гильотины. На горизонте маячит Наполеон на белом коне. Все это под музыку Генделя и вундеркинда Моцарта. Обо всем этом мы говорили в прошлый раз. Извините, если оскорбляю вашу эрудицию общеизвестными фактами. (Кто-то прыскает).
Аиша: Ничего-ничего.
Бретон: Сегодня же мы поговорим о... а... кто у нас сегодня?
Жером: Графиньи.
Бретон: Ах да, конечно, Франсуаза де Графиньи и «Письма перуанки». Что можно сказать о мадам де Графиньи?.. (Подпирает голову рукой, смотрит в пространство, начинает рассказывать. Студенты пишут). Родилась в Нанси, в семье бедных аристократов. В семнадцать лет Франсуазу выдают замуж. Замужество несчастное: дети умирают, муж бьет. Дело доходит до развода. Оставшись одна и практически без дохода, Графиньи живет при дворе герцога Леопольда, где сама собой несколько образовывается. Образование по тем временам – редкость, особенно среди женщин. Но вот власть в герцогстве сменяется, и Графиньи приходится искать новых покровителей. С трудом и с приключениями она переезжает в Париж, и, кстати, по дороге гостит у Вольтера. К сочинительству приходит на склоне лет и почти случайно. Знакомство с Вольтером, участие в литературном салоне актрисы Кино, надежда на дополнительный доход и, наверное, еще тысяча мелких обстоятельств привели к тому, что в 1747 году выходят в свет «Письма перуанки». Это был единственный роман Франсуазы де Графиньи, подаривший ей под конец жизни десять счастливых лет, немного денег и лестную известность.
Варя: Она так и осталась одна?
Бретон: Видите ли, мадам де Графиньи не была ни красива, ни богата, чтобы привлечь женихов. Тем не менее, были друзья и любовники – иногда между ними трудно различить. Так что – и не совсем одна, и почти одна... Давайте обратимся к письмам. Аиша, почитайте нам что-нибудь.
Аиша (Кристофер делится с ней папкой с текстами и показывает, где читать): «Дорогой Аза, светоч дней моих, наконец-то мы ступили на твердую землю, однако я пока не узнала ничего, что могло бы прояснить мою будущность. По-видимому, только с пониманием местного языка я смогу узнать правду и покончить со своими тревогами. Пока же все окружающее поражает меня, и я почти сомневаюсь в том, что вижу. Когда я вошла в комнату, где поселил меня Детервиль, у меня дрогнуло сердце...»
На последних словах освещение кабинета тускнеет, и высвечивается зеркало и китайская ширма на первом плане. Сэлин стоит по правую сторону от обстановки. Слева из-за кулис входят Зилия и Детервиль. Сэлин и Детервиль одеты по французской моде середины XVIII века. Зилия одета как жрица Храма Солнца и босая. Увидев друг друга, все на секунду замирают. Потом Сэлин с криком бежит навстречу Детервилю. Они горячо обнимаются.
Предложения: 1) Сцены из «Писем перуанки» могут выделяться подцвеченным освещением по контрасту с современным действием. 2) Их можно играть серьезно, а можно утрировать.
Сэлин: Брат! Милый мой! Жив-здоров! Мы получили ваше письмо третьего дня!
Детервиль: Дорогая сестра! Сэлин!
В этот момент Зилия, повторяя порыв Сэлин, только в противоположную сторону, бежит с криком к зеркалу и замирает, соединив руки со своим отражением. Пытается приласкать его, прикасаясь к волосам, плечам, отступает на шаг, подходит опять. Совершенное недоумение.
Детервиль: Это Зилия. Я писал Вам.
Сэлин: И забыли упомянуть, что она красавица. (Подходят к зеркалу).
Детервиль (Зилии): Смотрите! Это – Зилия, а это – ее отражение. Это Детервиль и его отражение. Это Сэлин и ее отражение. Сэлин – сестра Детервиля.
Сэлин: Я очень рада, моя дорогая.
Зилия (с интонацией, как если бы говорила «я вам очень признательна»): Ялюблювс. Ябудувашй.
Сэлин (Детервилю): Мой бедный брат!
Детервиль: Да разве ее возможно не любить! Она вдвое краше оттого, что не подозревает о своей прелести! А кротость! А как она старается выучить наш язык!
Сэлин: Ваши уроки налицо.
Детервиль: Не смейтесь, Сэлин. В ее венах течет королевская кровь, а награбленное испанцами золото, перешедшее на наш корабль, по праву принадлежит ей.
Сэлин: Завидная невеста?
Детервиль: Все так скажут! Только я...
Сэлин: Я вижу, вы влюблены, брат мой, и я счастлива за вас.
Детервиль: Сестра!..
Сэлин: Но мы забываем Зилию.
Зилия (услышав свое имя, улыбается, показывает): Зилия... Детервиль... Сэлин...
Сэлин: Очень хорошо, моя дорогая. (Детервилю) Ей необходимо одеться.
Детервиль: Вы правы.
Сэлин: Возможно, ей подойдет одно из моих платьев на первое время. (уводит Зилию за ширму (видны только их головы), где помогает ей переодеться и заколоть волосы)
Зилия (с той же интонацией): Ялюблювс... Новый платье... Зилия ялюблювс Сэлин.
Сэлин: Зилия! Кажется, мне ничего не остается, как полюбить вас самой!
Сэлин и преобразившаяся Зилия выходят из-за ширмы. Детервиль в столбняке. Сэлин подводит Зилию к зеркалу.
Сэлин: Как Вы себе нравитесь, Зилия? Во мнении Детервиля сомневаться не приходится.
Зилия: Детервиль... Новый платье. Ялюблювс.
Детервиль (тоскливо): Она не понимает, что говорит.
Сэлин: Пойду, предупрежу матушку. А вы пока научите очаровательную Зилию каким-нибудь новым словам. (уходит)
Детервиль (почти заключая ее в объятия): Зилия! Повтори, повтори еще раз!
Зилия: Я-люб-лю-вас. Я-бу-ду-ва-шей.
Детервиль: О боже! (отпускает ее)
Обстановка с зеркалом уходит в темноту, а университетский кабинет снова ярко освещается.
Бретон: Спасибо, Аиша. (ко всем) Какие у вас впечатления?
Жером: Мне кажется совершенно недостоверным с психологической точки зрения, что Детервиль полюбил Зилию, когда они даже словом друг с другом не могли перемолвиться.
Аиша: А как же «Танцы с волками»? Интернациональные брачные агентства? Противоположности притягиваются.
Бретон: А вы как считаете, Кристофер?
Кристофер: Любовная интрига слишком незамысловатая. Меня больше интересует интрига языковая. С одной стороны, Зилия пока не понимает по-французски, с другой, именно она рассказывает о происходящем через свои узелковые письма, и автор очень ловко обыгрывает это положение.
Бретон: Варя, а вы что думаете?
Варя: Я думаю... как бы перевести это на русский.
Бретон: О, это усложнит языковую интригу еще больше! Браво-браво... Уже вижу мемориальную доску на Красной площади! (смешки)
Варя: Красная площадь давно не в моде, профессор.
Бретон: Варя, вы неисправимы!
Звонок. Все собираются и расходятся.
Жером (убегая): Извините, мне сейчас преподавать...
Кристофер: Подожди, я хотел тебя спросить...
Бретон (вдогонку): К следующему разу дочитываем «Перуанку»!
Аиша (уходит с Варей): А ты что преподаешь?
Варя: Мне опять дали третий семестр. А тебе?..
Сцена 2
Квартира Вари и Вадима. Варя разговаривает по телефону. Вадим ходит взад и вперед по комнате. В этой сцене одежда летняя. На вторичной сцене решетка монастырской приемной комнаты.
Варя (смотрит на часы): Без пяти. Скоро должны прийти.
Вадим: И сколько будет человек?
Варя: Всего двое. Михаэль, физик-теоретик из университета. Он как раз дал объявление о журнале. И Лиля – кажется, историк. Только что приехала.
Вадим: И как ты себе все это представляешь?
Варя: Что именно?
Вадим: Журнал! Кто его будет издавать?
Варя: Можно самим попробовать.
Вадим: И сколько это стоит?
Варя: Потом разберемся.
Вадим: А самое главное – кто его будет читать?
Варя: Ну, как кто? Те, кто по-русски говорят, наверное. Ты знаешь, что в Техасе сто тысяч русскоязычного населения? Целый город!
Вадим: А сколько откликнулось на объявление этого физика-теоретика?
Звонок в дверь.
Варя: Я открою!
Михаэль: Здравствуйте! Вы Варя?
Варя: Да-да, проходите. Знакомьтесь. Это Вадим, мой муж. Инженер.
Михаэль: Очень приятно. Михаэль.
Вадим: Вы ведь физик? В университете работаете?
Михаэль: В университете.
Вадим: Значит, наши здания напротив.
Михаэль: Так мы с Вами соседи! И... Вы тоже пишете?
Вадим: В каком смысле?
Михаэль: Есть понятие «физик-лирик». А как насчет инженеров... инженеров... ммм... труверов?
Вадим: Нет, я закоренелый технарь. Пишу статьи, отчеты... и новогодние открытки, но сейчас не сезон.
Варя: Врет – открытки тоже я пишу.
Звонок в дверь. Открывает Вадим.
Михаэль: Это, наверное, Лиля.
Вадим: Проходите, пожалуйста.
Лиля: Здравствуйте. Кажется, я правильно попала...
Варя: Правильно-правильно! Я Варя.
Вадим: Вадим.
Михаэль: Михаэль.
Лиля: А, так это ваша идея с журналом?
Михаэль: Я вообще полон гениальных идей!
Варя: Да вы садитесь. Как насчет чайку?
Лиля: Если можно, чего-нибудь холодненького! Никак не привыкну к этой жаре! А ведь только май...
Варя: Лимонад пойдет? (Варя и Вадим приносят стаканы и проч.)
Лиля: Спасибо!
Михаэль: И мне, если можно... Лиля, у меня к вам вопрос: вы давно в Техасе?
Лиля: Месяца три.
Михаэль: И какими судьбами?
Лиля: Три года назад приехала по работе в архив, тогда и познакомилась с будущим мужем. Представляете, он мне наизусть из «Илиады» читал. А я-то наслышалась об американцах, мол, они дикие, такие-сякие...
Варя: Да нет, всякие, как и русские.
Вадим: (Михаэлю) А вы давно здесь?
Михаэль: Лет двадцать. Еще по израильской визе выехал, через Италию. А вы?
Вадим: Поступил в аспирантуру – уже шесть лет как, и Варя тоже. Здесь и встретились.
Лиля: Значит, я новенькая.
Варя: Добро пожаловать в Техас! И здесь люди живут... вопреки распространенному мнению.
Михаэль: Как, уже освоились?
Лиля: Тяжко пока, с английским тоже, но привыкаю... Так обрадовалась вашему объявлению. Как это вы решили журнал издавать?
Михаэль: А вот посмотрите на мою голову! Седину видите? Седина есть, а лавров нет! Решил, пора организовывать себе лавры!
Варя: С нами поделитесь, Михаэль?
Михаэль: Что за вопрос! Вырастим целый лавровый куст – хватит и на венки, и на приправу. Тексты принесли?
Лиля: Да, вот, кое-что.
Вадим: Я, пожалуй, тоже займусь своими текстами.
Михаэль: Приятно было познакомиться!
Лиля: До свидания!
Вадим: Да, я в соседней комнате. (уходит)
Троица вооружилась бумагами.
Михаэль: Так-так... Первый вопрос на повестке дня – название журнала. Есть предложения?
Лиля: А...
Михаэль: Я предлагаю назвать наш журнал «Весла»!
Варя: Как?!
Михаэль: «Весла»!
Лиля: Мы, что же... рыболовное общество?
Михаэль: Это в переносном смысле, Лиля! Идея такая: каждый человек должен грести всю свою жизнь, грести изо всех сил! Мы дадим каждому автору весло со словами «Не оглядывайся на прошлое, смотри вперед и греби!»
Варя: А почему именно весло, а... не лопату, например? «Не оглядывайся на прошлое и копай вперед!»
Лиля: В самом деле, Михаэль. Я понимаю – «Нева», «Заря», «Звезда», но «Весла»?
Михаэль: Кто-то же должен сидеть на веслах, чтобы увидеть звезду... над Невой!
Варя: Лучше уж перо, чем весло! Журнал «Перья»!
Лиля: «Гусиные»!
Михаэль: Значит, название вам не нравится...
Лиля: Нет... я этого не говорила...
Варя: Я просто боюсь, что нас неправильно поймут.
Михаэль: О’кей, отложим название до лучших времен... Варя, теперь у меня к вам вопрос: что вы можете предложить для нашего журнала?
Варя: Я сейчас перевожу роман с французского... Сюжет такой. Главная героиня – перуанка Зилия. Ее похищают европейцы, и она пишет обо всех своих приключениях своему жениху. Вот образец.
Михаэль (читает): «Узелки давно закончились, а в искусстве письма я еще так неопытна, мой дорогой Аза, что мне требуется бесконечно долгое время, чтобы начертать несколько строк. Часто случается, что, написав довольно много, я сама не могу разобрать то, что надеялась выразить. Это препятствие путает мои мысли и заставляет забывать то, что с трудом запоминалось. Я начинаю снова, получается не лучше, но, тем не менее, я продолжаю.
Главным событием в моей жизни стал отъезд Детервиля. Прошел год с тех пор, как он ушел на войну, а его мать приказала запереть нас с Сэлин в дом девственниц, где мы сейчас и находимся».
Освещается вторичная сцена. Приемная комната монастыря, разделенная деревянной перегородкой в виде крупной решетки. Сэлин и Детервиль держатся за руки сквозь решетку.
Сэлин: Я понимаю, что вам не терпится увидеть Зилию. Она еще не знает, что вы здесь. Но... не обнадеживайтесь, милый брат. Ее сердце несвободно (уходит).
Вбегает Зилия.
Зилия: О, Детервиль... Если б вы только знали, как нам вас не хватало! Как я счастлива видеть вас, дорогой друг, счастлива говорить с вами, и, наконец, быть способной выразить все, что чувствую!
Детервиль: Каким же чувством, божественная Зилия, вызвана радость, так безыскусно отраженная в ваших прекрасных глазах? Неужели я стал счастливейшим из мужчин в то самое время, когда моя сестра только что дала мне понять, что я больше всех достоин жалости?
Зилия: Не знаю, что сказала вам Сэлин, но уверена, что я никогда и ничем не огорчу вас!
Детервиль: И, тем не менее, сестра сказала мне, что я должен оставить надежду быть любимым вами.
Зилия: Мной! Мне не любить вас? Ах, Детервиль, как могла ваша сестра так очернить меня? Я бы возненавидела себя, если бы считала себя способной вас разлюбить.
Детервиль: Вы меня любите и говорите мне об этом! Я бы отдал жизнь, чтобы услышать это чарующее признание. Зилия, моя дорогая Зилия, это правда, что вы меня любите? Не заблуждаетесь ли вы сами? Ваш тон, ваш взгляд, мое собственное сердце – все обольщает меня.
Зилия: Откуда такое недоверие? С тех пор, как я вас знаю, я не могла дать себя понять словами, но разве все мои действия не должны были доказать, что я вас люблю?
Детервиль: Нет, я не могу еще льстить себя надеждой. Вы не пытаетесь обмануть меня, я знаю это, но объясните, какой смысл вы вкладываете в обворожительные слова «я вас люблю».
Зилия: Эти слова должны, мне кажется, выразить то, что вы мне дороги, что мне небезразлична ваша судьба, что дружба и признательность привязывают меня к вам.
Детервиль: Как тускнеют ваши речи, как холоден ваш тон! Неужели Сэлин сказала мне правду? Неужели вы чувствуете к Азе то, что говорите мне?
Зилия: Нет, мое чувство к Азе – это то, что здесь называется любовью... Я чувствую любовь к Азе, потому что он чувствует то же ко мне, и мы должны соединиться. Однако вы не имеете к этому никакого отношения.
Детервиль: То же самое отношение, какое вы находите между ним и собой!
Зилия: Но вы не принадлежите к моему народу, вы не выбирали меня своей супругой, нас столкнула случайность, и лишь с сегодняшнего дня мы можем свободно сообщать друг другу наши мысли. По какой причине...
Детервиль: Нужны ли другие причины, кроме вашего очарования и моего характера, чтобы привязаться к вам до самой смерти? От природы я нежен, ленив, враждебен искусственности. Усилия, которые надо прилагать, чтобы проникнуть в сердце женщин, и опасение не найти там желанной искренности оставили во мне лишь смутное или преходящее влечение к ним. Я жил без страстей до той минуты, когда увидел вас. Красота ваша поразила меня. Но возможно, впечатление от нее было бы таким же поверхностным, как от красоты многих других, если бы мягкость и безыскусственность вашего характера не составили предмета, столь часто рисуемого моим воображением.
Вы сами знаете, Зилия, как я почитал этот предмет своего обожания. Чего мне стоило отказаться от соблазнительных возможностей, предоставляемых близостью во время длительного плавания! Сколько раз невинность предала бы вас моим порывам, если бы я послушался их! Но я не только не оскорбил вас, я простер свою сдержанность вплоть до молчания. Я даже потребовал от сестры, чтобы она не говорила вам о моей любви, потому что не хотел быть обязанным никому, кроме вас самой. Ах, Зилия, если такое нежное почтение вас не тронуло...
Зилия: Что же мне делать?!
Детервиль: Любить меня, как вы любили Азу!
Зилия: Я люблю его по-прежнему, и буду любить до самой смерти. Не знаю, позволяют ли ваши законы любить двоих одинаково, но наши обычаи и мое сердце запрещают мне это. Я дорожу истиной и откровенно говорю ее вам.
Детервиль: С каким хладнокровием вы убиваете меня! Ах, Зилия, до чего я вас люблю, если боготворю даже вашу жестокую прямоту. (Пауза). Хорошо же, ваше счастье мне дороже своего собственного. Я предприму все необходимые меры, чтобы осведомиться о судьбе вашего возлюбленного. Вы узнаете сердце, которым пренебрегли. Я заставлю вас, по крайней мере, сожалеть обо мне!
Детервиль убегает. Зилия остается стоять в оцепенении перед решеткой. Опять основная сцена.
Варя: Как, подойдет?
Михаэль: Все, у нас реально есть рубрика «Женский роман»!
Лиля: Или «Переводная литература»!
Варя: Спасибо.
Михаэль: Теперь, Лиля, у меня вопрос к вам: что вы можете нам предложить?
Лиля: В основном – стихи. Я принесла последнее. Называется «Май, Остин, штат Техас».
Варя: В яблочко!
Михаэль: Читайте!
Лиля:
Сегодня рассказал мне телефон
Про там-вдали, где не раскрылись почки, –
Здесь верится с трудом.
Здесь-близко за окном
Два месяца, как сочной
Зеленою волной глициния
Забор переплеснула
И вспенилась цветами синими.
Вокруг – одни посулы
Счастья... благоуханье...
Откуда выдавить трагизма?
Да и чего рядиться в фижмы,
Когда так жарко, honey?
Пусть будет каждый день,
И каждая минута дня –
Не скука-западня,
А птица-свиристель.
Немного привираю, Но так иль иначе
Выводит из ночи
И возвращает в ночь кривая...
По сторонам кривой – холмы,
В разломе – россыпи халвы
Песчаной
К отвару раскаленных трав.
Качаясь
В их мареве плывут лонгхорны.
За лобовым стеклом
Висит в бензиновых парах
И тает в небосклон
Мираж тойоты или форда.
Впервые вырваться из комнат,
Выписывать дорожный крендель
Под взглядом ястреба – «hi, neighbor!» –
И, охватив тарелку тверди
С каймой лиловой горизонта,
Отпить парного неба.
Михаэль: Да, талант – это вам не бамбук!.. А что там такое по-английски было?
Лиля: «Hi, neighbor!» – привет, сосед!
Варя: Можно посмотреть, как это у вас рифмуется? «Из комнат» – «горизонта», «крендель» – «тверди», «neighbor» – «неба»...
Михаэль: Ну что ж, поздравляю! По-моему, рубрика «Поэзия» у нас тоже есть!
Варя: Михаэль, (передразнивает) у меня к вам тоже... вопрос! К какой рубрике вы относите себя?
Михаэль: Себя я отношу к научной фантастике... Вы когда-нибудь слышали о теории струн?
Варя: Нет.
Михаэль: А о квантовой механике?
Лиля: Да, но...
Михаэль: А о теории относительности Эйнштейна?
Варя: Михаэль, не томите! Вы у нас единственный физик!
Михаэль: О’кей! Квантовая механика описывает поведение мельчайших частиц, правильно? Теория относительности описывает космические тела – очень хорошо. Но! Проблема в том, что они между собой нигде не пересекаются! Так вот, теория струн стремится объяснить всю нашу вселенную от мала до велика, исходя из одних и тех же принципов.
Варя: Ммм... И получается?
Михаэль: Пока спорно. Уравнения есть, но их невозможно проверить ни опытным путем, ни наблюдениями, потому что предполагаемые энергетические образования – «суперструны» – неизмеримо малы. Представьте себе, что атом – это наша солнечная система, тогда струна будет размером с дерево. (увлекаясь) Почувствуйте, как это красиво! Вся материя – вы, я, Земля, свет – состоит из микроскопических струнок, вибрирующих на разные лады в одиннадцати измерениях пространства!
Лиля (откашливаясь): Это уже научная фантастика или еще нет?
Варя: Я тоже запуталась.
Михаэль: Нет, это пока теоретическая физика. А действие моей повести происходит в будущем, когда теория струн, или «окончательная» теория, уже доказана и считается, что человек расшифровал код вселенной. Главный герой Джек, физик-теоретик...
Варя: Очень похожий на Вас?
Михаэль: Может, и на меня, каким я был давным-давно. Так вот, Джек считает, что «окончательная» теория еще не окончательна, что в ней есть пробел. И этот пробел в том, что она не включает в себя единственный известный элемент, способный познать код вселенной, – человеческий мозг...
Лиля: И что же дальше?!
Михаэль: Сам не знаю, не дописал еще.
Варя (разочарованно): Ну-у!
Михаэль: Зато есть название – «Играющий на струнах».
Варя: Звучит!
Лиля: Красиво...
Михаэль: Так! Подведем итоги. Названия журнала пока нет, но есть три автора и три рубрики. У меня к вам вопрос: где взять других авторов?
Лиля: Можно дать объявление в какой-нибудь русской газете...
Варя: Можно рекламировать через интернет...
Михаэль: Когда следующее заседание?
Лиля: Через неделю?
Варя: Конечно, приходите в это же время.
Телефонный звонок.
Варя: Да, что ты будешь делать!
Лиля: Ничего, Варя! Мы уже уходим...
Прибегает Вадим.
Вадим: (Варе) Я провожу!
Лиля и Михаэль раскланиваются с Вадимом, машут Варе (она – им) и уходят.
Варя: (по телефону) Hello? (...) А, привет-привет! (...) Да, я никогда не против подзаработать. А что за перевод? (слушает и записывает) (...) И сколько за страницу? (...) Ничего, нормально. Какие сроки? (...) Хорошо. (...) Хорошо. (...) Тебе спасибо, что вспомнила. (...) Тебе тоже. (...) Счастливо! Пока!
Вадим (со смехом): «Весла»! «Когда следующее заседание»? (дразнит, напевая и пританцовывая) «Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу. Будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ!» (хохочет)
Варя: Ах, так?! Ну, погоди! (Вадим убегает, Варя - за ним).
Сцена 3
Обстановка университетского кабинета из первой сцены вперемешку с мебелью рококо (можно использовать туалетный столик, китайскую ширму и прочие элементы – вазы, фарфоровые статуэтки, письменный прибор и тому подобное). За столом кресло с высокой спинкой, обернутое тылом к зрителю. На месте «вторичной сцены» - кровать, прикроватный столик с лампой (в затемнении). Зилия пишет за столом в кабинете.
Голос Зилии: До сих пор, мой дорогой Аза, преисполненная сердечными печалями, я совсем не говорила тебе о горестях моего разума, а между тем они не менее жестоки. Правление в этом государстве совершенно противоположно твоему правлению. Тогда как главный Инка обязан заботиться о благополучии своих народов, в Европе правители извлекают собственное благополучие из трудов своих подданных. Без золота здесь невозможно приобрести участок земли, данной Природой всем людям, а, не обладая так называемым состоянием, невозможно получить золота.
Поначалу знание этих грустных истин пробудило в моем сердце только жалость к несчастным и возмущение против законов. Но, увы, сколь жестокие размышления о себе самой пришлось мне сделать, когда я услышала, как презрительно говорят о бедных! У меня нет ни золота, ни земель, ни торговли. Поневоле я принадлежу к жителям этого города. О, небо! К какому званию должна я отнести себя?
Входит Сэлин с ворохом платьев и украшений.
Сэлин: Милая Зилия! Я позволила себе некоторые излишества, и, надеюсь, вы уменьшите мою вину, разделив их со мной.
Зилия (поспешно складывая письмо, шутливо): И не подумаю! Вы должны ответить сполна за свои преступления.
Сэлин: И это говорит моя лучшая подруга?!
Зилия: Лучшая подруга не желает умалять ваших удовольствий.
Сэлин: Вы удвоите их, Зилия, если примите подарок.
Зилия: Дорогая Сэлин, увольте!
Сэлин: Я настаиваю! (оставляет принесенное и собирается уходить)
Зилия: Зачем, зачем вы хотите унизить меня еще больше? Я и так обязана вам жизнью и всем, что у меня есть!
Сэлин: О каком унижении вы говорите?
Зилия: Мне известно, что согласно вашим законам, только когда благодеяния не приносят никакой пользы тому, кто принимает их, это не постыдно. Наши обычаи более человеколюбивы. Тот, кто принимает, уважаем не меньше того, кто дает. Вы научили меня думать по-другому: неужели только затем, чтобы оскорбить?
Сэлин (примирительно): Мой брат и я, дорогая Зилия, далеки от того, чтобы задевать вашу деликатность. Нам не пристало кичиться перед Вами, и Вы вскоре сами это поймете.
Сэлин забирает подарки, Зилия целует ее, потом снова принимается за письмо.
Голос Зилии: Это случилось сегодня утром, дорогой Аза, но какая приятная неожиданность прервала мое письмо ближе к вечеру!
Входит Сэлин и несколько слуг с тяжелым сундуком.
Сэлин: Открывайте, не смущаясь. Это от Азы.
Зилия: (в экстазе) Реликвии из Храма Солнца! (вынимает и целует некоторые предметы) Но каким образом...
Сэлин подает Зилии записку, та читает.
Голос Детервиля: Эти сокровища принадлежат вам, прекрасная Зилия, поскольку я обнаружил их на том же корабле, что и вас. Споры, возникшие между членами экипажа, не позволяли мне до сих пор свободно располагать ими. Мне хотелось самому передать их вам, но тревога, которую вы выразили сегодня утром моей сестре, не позволяет мне долее выбирать момент. Я буду предпочитать ваше удовлетворение своему собственному всю жизнь.
Зилия (берет из сундука сосуд, в сторону): Тот самый сосуд, которого касались твои губы, дорогой Аза. Вот истинное сокровище... (носильщикам, гордо) Отнесите обратно настоящему владельцу – Детервилю!
Сэлин: Как вы несправедливы, Зилия! Вы хотите, чтобы мой брат принял от вас несметные богатства, а сами оскорбляетесь пустячным подарком! Вспомните свою справедливость, если хотите внушить ее другим.
Зилия (опомнившись, робко): Милая подруга, не наказывайте меня настолько, насколько я того заслуживаю, и не побрезгуйте несколькими образцами ремесла из нашей несчастной страны. У вас нет в них никакой нужды, и моя просьба ничуть не должна вас обидеть.
Зилия нагружает носильщиков подарками (в романе это два золотых куста с птицами и насекомыми и серебряная корзинка, наполненная поделками в виде ракушек, рыб и цветов).
Сэлин: Благодарю вас, дорогая Зилия.
Зилия: А это для Детервиля! (в романе подарки Детервилю: идолы, статуэтки девственницы Солнца, тигра, льва и «других отважных животных»)
Сэлин: Напишите же ему! Подарки будут плохо приняты без вашего письма.
Сэлин и носильщики уходят. Зилия продолжает рассматривать содержимое сундука. Входит Варя в пижаме.
Варя (не совсем связно): Вы меня не знаете, мадемуазель, но я вас знаю. Вас зовут Зилия, а меня – Варя.
Зилия: Вы тоже чужестранка?
Варя: Смотря – где. Я русская, из России. Вы, наверное, не слыхали про Россию, зато я про вас все знаю. Так сложились обстоятельства. Это очень странно, что я скажу. Вы пишите письма Азе...
Зилия: Откуда вам...?
Варя: Вы напишете много писем, а мне захочется перевести их на родной язык. Потом, больше двух веков спустя... И это очень странно, что я скажу, хотя нет... это как раз не странно. Мне нужны деньги!
Зилия: Однако...
Варя: Не спорьте! Выслушайте меня. У вас милый слог – старомодный, странный, плаксивый, очаровательный... Но вас забудут, забудут надолго, и мне случайно попадутся ваши письма, и это – как возрождение, понимаете?
Зилия: Не волнуйтесь так, моя дорогая, все устроится. Вам только надо получить разрешение у профессора.
Варя: У профессора?
Зилия указывает на кресло, что было все это время повернуто спинкой к зрителям. Оно разворачивается. В нем – Бретон в костюме XVIII века. Варя неуверенно приближается. Круг света сужается на дуэте.
Бретон: А, здравствуйте, Варя!
Варя: Здравствуйте, профессор Бретон.
Бретон: (встает и становится напротив, круг света сужается еще больше) Я давно вам не профессор. Оставьте студенческие замашки. Чем могу?
Варя: Мне нужны деньги... Я просила у Зилии... Она послала меня к вам... Роман я перевела... Пишу предисловие... А копии гравюр по двадцать долларов штука... Это для иллюстраций... И твердая обложка... Все стоит денег, профессор... (обрывается)
Далее прием «less is more», т.е. минимум средств – максимум напряженности. Насколько можно тихо, с паузами.
Бретон: Варя... почему вы не зовете меня по имени?
Варя: ...Я... не могу.
Бретон: Повторяйте за мной... «Пэ». Ну?
Варя: Пэ.
Бретон: «О».
Варя: О.
Бретон: «Эль».
Варя: Эль.
Бретон: Что получается?
Варя: «Поль»...
Бретон: Вот видишь. (еще шаг) ...Ты ведь думаешь о другом, когда говоришь со мной.
Варя: ...Да.
Бретон: ...О чем ты сейчас думала?
Варя: ...Мягкая или колючая у тебя борода, когда... ты... целуешь в шею.
Бретон расстегивает верхнюю пуговицу Вариной пижамы, приоткрывает ворот и целует.
Бретон: Так?
Варя: Да...
Бретон: И ты об этом думала?
Варя: Да...
Пятно света внезапно расширяется. Вокруг стоят Зилия, Детервиль, Сэлин, Аиша, Кристофер, Жером, Михаэль, Лиля, Вадим, за ними, создавая толпу, все остальные актеры. Варя озирается. Свет гаснет на основной сцене.
Голос Вадима: Варя... Варя, просыпайся... Слышишь?
Вадим зажигает лампу на вторичной сцене с кроватью.
Вадим: Ты чего мечешься?
Варя: Я?
Вадим: Страшное приснилось?
Варя: Нет, нет... Хорошо, что ты меня разбудил... Фу!
Вадим: Выбрось из головы. Какой-то дурацкий сон.
Варя: ...Знаешь, я что подумала... Если повторять что-то красивое много раз, то красота стирается, и остается штамп, общее место. А если повторять общее место – возвести его в квадрат, в куб? Может, пошлость тоже перестает быть пошлостью и становится наваждением или... еще каким-нибудь благородным словом, а?
Вадим: Ничего не понимаю. Ты еще спишь что ли? Что тебе приснилось?
Варя: Так... Все вперемешку: и герои романа, и старые университетские знакомые, и деньги, много денег... Целый сундук с перуанским золотом!
Вадим: А вот это уже интересно!
Варя: Ничего интересного. Золото было не мое, а той перуанки из романа, и я попрошайничала. Думала: я перевожу ее письма, она должна мне помочь.
Вадим: Варь, сколько у тебя на счете? Тебе нужны деньги?
Варя: Нет, еще осталось, ничего, да я вот-вот за перевод кое-что получу.
Это все вчерашний случай...
Вадим: А что вчера? Ты ходила в киноклуб...
Варя: Да, и попросила при входе студенческий билет. Перед фильмом там маленький фуршет, народ знакомится, разговаривает. Вот и я разговорилась с одним, то да се. А он: Как! Ты же прошла по студенческому билету! – усмотрел. Я говорю: ну и что? Он вынимает два доллара – это разница между студенческим и полным – и бежит куда-то доплачивать.
Вадим: А ты?
Варя: А я потом, в зале уже, отдаю ему деньги и говорю: как-то это ты не так. Он взял и говорит, мол, я бы на твоем месте был благодарен кому-то за щедрость вместо того, чтобы притворяться, что ты студентка. «Щедрость»! Я ему: у меня не самые лучше времена, и я попросила студенческий билет, – что тут такого? А он: надо было так и объяснить. Я говорю: рассказывать у кассы историю своей жизни? Слово за слово, он опять вытаскивает из кармана эти два мятых доллара и бросает передо мной на землю!
Вадим: А ты?
Варя: Я встала и пересела на другой ряд...
Вадим: Мужик, конечно, маньяк. Но ты тоже, Варь, сегодня экономишь на студенческом билете, а вчера заплатила за эту американку в кафе. Где логика?
Варя: Не знаю... Эта американка, одинокая, усыновила в прошлом году русского мальчика, мы разговаривали, и как-то выяснилось, что у нее туго с деньгами. Я и предложила. У меня в голове пронеслось, что это вроде пожертвования на детский дом – твое пожертвование, конечно, только точно знаешь, что оно пошло на мальчика Антона и его новую американскую маму, которая водит его после школы на айкидо.
Вадим: Она тебя пригласила, а ты за нее платишь – нет, это неправильно. И не ходи больше по студенческому, как будто у тебя мужа нет.
Варя: Вадим, я знаю, тебе для меня ничего не жалко, но... (закрывает лицо руками) я чувствую себя бедной, очень бедной, и веду себя, как бедная... Иногда мне кажется, ничего у меня не получается, и... и все это плохо кончится.
Вадим: Ничего не кончится. Не получится – возьмешься за что-нибудь новое. Лучше жалеть о том, что не получилось, чем о том, что никогда не попробовала. И почему не получится? Эти... как их... «Письма перуанки» ты уже перевела.
Варя: Издатели молчат.
Вадим: А мы сами напечатаем на пробу и издателям разошлем.
Варя: Да, но во сколько это обойдется?
Вадим: Там посмотрим. Можно в России подешевле напечатать.
Варя: И кто же это будет покупать?
Вадим: Как кто? Русская община. Ты знаешь, что в Техасе сто тысяч русских?
Варя (качает головой): Ты все тратишь...
Вадим: Не трачу – а вкладываю. Вдруг ты у нас через несколько лет миллионершей станешь, а я автоматически – мужем миллионерши!
Варя (обнимает его): Вадим, какой ты... Мне никто больше не нужен! Никто, никто! (оглядываясь в темноту, в сторону основной сцены)
Вадим: Ну-ну-ну... Я все знаю... знаю...
Варя (внезапно меняя тон): Слушай, а ведь этот разговор с двумя долларами подошел бы для пьесы!
Вадим: Какой еще пьесы?
Варя: Ну, конечно! Это хорошо для театра, а не для жизни: швыряние денег на пол в кинотеатре, повышенные тона, скандал разрастается, к нему присоединяются сидящие рядом, начинают спорить о духе и букве закона, переходят на политику, скоро весь зрительный зал разделяется на два враждующих лагеря, от склоки переходят к драке, тут врывается полиция с перцовыми аэрозолями – дым! хаос! голос из мегафона! – полиция, как всегда, побеждает! Как тебе?
Вадим (мягко): Варь, напиши лучше «Гарри Поттера».
Варя: «Гарри Поттера» уже написали.
Варя вздыхает. Она сидит на кровати, обняв колени, и смотрит в пространство (т.е. в зрительный зал).
Сцена 4
Квартира Вадима и Вари. Чемодан, коробки, там и здесь стопки одинаковых книг. Открытый зонт сушится на полу. Стол накрыт. Варя, Вадим, Лиля.
Лиля: (поет под гитару)
Тучный кот над городскими крышами
Щурится луною одноглазою,
Обдирает с веток ветошь рыжую,
Мокрыми когтями в окна лязгает,
Мокрыми когтями в окна лязгает
Да в трубу мяучит по-нездешнему.
Я тебя укрою лаской ласковой,
Я тебе спою о нежной нежности. Утро, белокурая затейница,
Босиком придет и сядет рядышком,
Наскоро умоется-оденется,
Позовет с собою рвать боярышник,
Позовет с собою рвать боярышник
И в саду мелькнет пальтишком клетчатым.
Не тревожься о заботах завтрашних.
Не печалься о вчерашнем вечере.
Вадим: (аплодирует) Хорошо!
Варя: Лиля, ваши стихи, как растения, меняют цвет в зависимости от времени года...
Лиля: Михаэль бы сказал: поздравляю вас, открываем рубрику – «сезонная поэзия»!
Звонок в дверь.
Вадим: Легок на помине!
Открывает дверь. Входит Михаэль с зонтом.
Михаэль: Извините, опоздал! В «трафик» попал, и дождь...
Варя: Ничего страшного.
Лиля: Привет, Михаэль!
Вадим: Давайте зонт.
Михаэль: Здравствуйте-здравствуйте! (Варе) Как долетели?
Варя: Все нормально, только просыпаемся в четыре-пять утра. Пройдет...
Лиля: Михаэль, вы ничего не замечаете? (берет в руки книгу из стопки) Они напечатали книжку!
Варя: Образцы. Всего сто экземпляров.
Михаэль (рассматривает книгу): Ну вы даете, ребята! А кто дизайн обложки делал?
Варя: Сама.
Михаэль (открывает книгу): Ну-ка, ну-ка...
Затемнение основной сцены. Сэлин и Детервиль бредут по авансцене, как будто прогуливаясь. Сэлин под китайским парасолем.
Сэлин: Вы единственный, кто догадывался о неверности Азы. Зачем же этот неожиданный побег на Мальту?
Детервиль: Да, я знал, что испанцы очаровали Азу, что он принял католичество и близко сошелся с неким семейством при дворе. Можно было догадываться, что он изменился, но разве я мог предвидеть измену? А быть свидетелем их нежного свидания было выше моих сил. Я бежал... Но расскажите же, дорогая сестра, что произошло? Письмо Зилии было так бессвязно.
Сэлин: Вы знаете, брат, что в этом деле я всегда была на вашей стороне, и, тем не менее, я не могла смотреть на Зилию без слез, когда это случилось. В день приезда Азы она была на вершине блаженства: то подбегала к окну, то снова садилась за письмо. «Вы все пишете, Зилия, зачем?» – спросила я ее. – «Ведь Аза должен приехать с минуты на минуту!» «Он ближе ко мне, это правда, – отвечала она, – но разве его отсутствие менее чувствительно, чем, если бы нас все еще разделяли моря?! Я не вижу его, он не может меня услышать: зачем же прекращать разговаривать с ним единственным доступным мне способом? Еще мгновение, и я увижу его, но это мгновение еще не настало. Могу ли я лучше употребить остаток его отсутствия, чем, описывая ему живость моей нежности?»
Детервиль: Сэлин!
Сэлин: Простите... Я говорю все это затем, чтобы объяснить, с каких заоблачных высот упала наша Зилия. После долгой разлуки и стольких испытаний она ожидала наконец соединиться со своим нареченным в полной уверенности, что он, как она сама, сохранил и верность, и пылкость. Но Аза встретил ее холодно. Два дня Зилия провела в жестоких сомнениях. На третий он объяснился. Католическая вера запрещает ему жениться на своей кузине, и он приехал только затем, чтобы снять с себя связывающий их обет. В Испании его ждет новая невеста.
Детервиль: Какой удар! А Зилия?
Сэлин: Я прибежала на ее крик, но она уже была в глубоком обмороке. Аза уехал, не дожидаясь, пока она придет в сознание.
Детервиль: Не понимаю! Как она могла его любить?!
Сэлин: Увы, все еще любит... Во время болезни она бредила им одним.
Детервиль: Но теперь-то она здорова?
Сэлин: Как сказать. Душевные болезни лечатся долго. Едва она встала на ноги, первым и единственным ее желанием было уединиться в своем имении.
Детервиль: (подскакивая) Она сейчас там?!
Сэлин. Да, но вряд ли обрадуется гостям.
Сэлин с Детервилем уходят. Освещается основная сцена.
Михаэль: (все еще с книжкой) Даже закладочка вшита!
Варя: Возьмите себе, Михаэль! Дома почитаете! (Вадиму) Вадим, разрежь пирог, пожалуйста!
Михаэль: Нет, это нужно отметить! (достает бутылку) Egri Bikaver!
Варя: Как?
Михаэль: «Бычья кровь».
Варя: Что?
Михаэль: Мы это пили еще в студенчестве! Легендарное венгерское вино!
Варя (Михаэль откупоривает бутылку, Варя разливает чай и проч.): И какая же легенда?
Михаэль: Не знаю, есть ли легенда...
Лиля: Есть-есть!
Михаэль: В таком случае слово – историку.
Лиля: А легенда такая... В шестнадцатом веке турки осадили венгерский город Эгер. Защитники города во время битвы пили местное вино. От этого бороды у них были в красных подтеках. Венгры пустили слух, что пьют свежую бычью кровь, и напуганные турки отступили. Отсюда и пошло название вина: «Эгерская бычья кровь».
Михаэль: За творческие успехи?
Вадим: И за финансовые тоже!
Лиля: И с приездом!
Варя: Тогда – и за счастье в личной жизни! (смеются, чокаются)
Вадим: Что слышно в обществе?
Лиля: Сторожев дает концерт на следующей неделе. Первая часть – оперные арии, вторая – русские песни.
Варя: Мы уже видели объявление!
Михаэль: Еще вот, собираем деньги на «лойера»...
Лиля: ... на адвоката для одной русской женщины.
Вадим: С кем судится?
Лиля: Так ей не повезло, хотя история обычная. Вышла замуж за американца через брачное агентство. Он к ней приехал принцем на белом коне – деньгами сорил, замуж звал, а когда она сюда переехала, все по-другому обернулось: ни денег, ни даже медицинской страховки.
Михаэль: Во всяком случае, это ее версия.
Лиля: Два года пожили – разводятся, и не по-хорошему.
Варя: Жалко...
Лиля: Еще жальче ребенка – она ведь не одна приехала. Мальчишке двенадцать лет... Вот, надо найти человек тридцать, кто бы дал по сто долларов. Михаэль уже подписался.
Вадим: Можете нас тоже внести в список.
Михаэль: Кстати, Варя! На новый год будет большая «партия»...
Лиля (укоризненно): Михаэль! Вечеринка будет, маскарад...
Михаэль: Я и говорю: почему бы вам не попробовать пойти туда со своими книжками? Народу обычно много собирается – все книжки раскупят!
Варя: Надо попробовать... А как там ваша собственная повесть поживает?
Вадим: Да! Как поживает рубрика научной фантастики, супер-струны и одиннадцать измерений?
Лиля: И физик-теоретик Джек?
Варя: «Играющий на струнах»! (смеются)
Михаэль: Трое на одного! Между прочим, дописал! Вчерне дописал, надо, конечно, редактировать...
Вадим: Вы расскажите, в чем суть!
Лиля: Рассказывайте, Михаэль!
Михаэль: Как вы помните, мой герой, молодой физик-теоретик, не согласен с «окончательной» теорией вселенной, потому что она не включает человека. В результате многолетнего труда он обнаруживает особые струны в составе живой материи, которые, как и гравитоны, могут переходить в другие измерения.
Лиля: А что такое гравитоны?
Михаэль: Гравитоны – это предполагаемые, но не доказанные современной физикой кванты гравитации. (вынимает из стакана соломинку и объясняет с ее помощью, прикрепляя ее к столу двумя концами, а потом скручивая в кольцо) В отличие от других струн, которые прикрепляются обоими концами к нашему измерению, гравитоны имеют форму замкнутого кольца и поэтому могут «вылетать» в другое измерение. Понятно?
Вадим: Предположим.
Михаэль: Джек открывает подобные частицы, свойственные только живой материи, которые называет «анимонами».
Варя: Какой романтик!
Михаэль: «Анимоны» через И – от «анима», душа.
Варя: А...
Михаэль: По его теории, анимоны каждого человека индивидуальны и, переходя в другое измерение, способны узнать друг друга и воссоединиться. Понимаете, к чему я клоню?
Вадим: К тому, что в другом измерении может возникнуть клон человека?
Михаэль: Не клон, а «анима» – душа! После смерти, когда идет распад материи, анимоны высвобождаются, и многие просеиваются в соседнее измерение.
Лиля: И там образуется что-то вроде бледной версии нашего сознания?
Михаэль: Примерно так. Получается, что религии с их разными версиями загробной жизни основываются на заложенном в нас знании.
Варя: И куда же приводит эта смесь религии с физикой?
Михаэль (вдохновенно): К всеобщему увлечению «релфизом», или «религиозной физикой», к воссоединению материального и духовного! Человечество, считавшее, что вскрыло код вселенной, в который раз оказывается перед глухой дверью. Опять пересматриваются знания и ценности. Представители разных конфессий собираются на съезды, чтобы из мозаики старых религий составить основу новой, единой, религии. Науки снова перемешиваются – физика, анатомия, этика... Люди пытаются понять, какими качествами надо обладать, чтобы попасть туда, и каково может быть их назначение там.
Варя: Лихо закручено... и чем заканчивается?
Михаэль: Джек умирает счастливым, потому что вот-вот узнает эту тайну.
Лиля: Умирает?.. От чего же он умирает?
Михаэль: Не знаю, от чего умирает. Разве это важно?
Телефонный звонок. Вадим берет трубку.
Вадим: Hello! (…) Yes, this is he. (…) Yes, sir. (…) I am sorry, sir. I am not in a position to help. (…) No, sir. Goodnight! (кладет трубку, присутствующим) Анекдот! Местная полиция собирает пожертвования с граждан! Тост за техасскую полицию?
Варя: Да ну тебя, в самом деле!
Вадим: Так за что же?
Варя: За «сезонную поэзию»!
Лиля: За «играющего на струнах»!
Михаэль: За «письма перуанки»!
Вадим: За маленьких литераторов!
Варя: И их супругов!
Сцена пятая
Вечеринка-маскарад русского общества. Елка, огоньки, серпантин. Попсовая музыка. Кто-то танцует, кто-то собирается группками, разговаривая и закусывая стоя. В стороне, ближе к зрителям стоит столик, покрытый скатертью, с настольной лампой и стопкой книг. За столом сидит Варя, рядом – свободный стул. Когда к столику кто-то подсаживается, музыка сходит на нет, а люди продолжают танцевать. Между разговорами музыка снова нарастает.
Ведущая: (на фоне музыки и шума) Дамы и господа, добро пожаловать на старо-новогодний вечер русского общества! Есть такой смешной праздник между григорианским и китайским новым годом, который служит поводом для нашей традиционной встречи. Сегодня в программе – немой аукцион, конкурс костюмов и лотерея!
Первый собеседник (-ца): А здесь что такое?
Варя: Роман. Старинный. Французский. Я перевела и только что напечатала.
Первый собеседник: Сама?
Варя: Сама.
Первый собеседник: И о чем там?
Варя: Перуанскую принцессу похищают испанские завоеватели, и со всякими приключениями она попадает во Францию. Все для нее незнакомое – язык, культура, менталитет – совсем, как для нас с вами было в Америке, но она находит свое место в этой новой жизни.
Первый собеседник: И как? Интересно?
Варя: По-моему, так интересно, что я год возилась с переводом и оформлением книжки.
Первый собеседник: Я и сам когда-то учил французский в школе, но это, конечно, другое. Чтобы так вот взять – и перевести. Я вас просто поздравляю! Желаю творческих успехов... (уходит)
Варя: Спасибо.
Варя (второму собеседнику – шутливо): Добрый вечер! Я переводчица, и полностью ответственна за это безобразие.
Второй собеседник: И о чем?
Варя: Это очень разнообразный роман. Там и любовные письма, и путевые заметки, и размышления. Представьте себе запудренных дам и кавалеров в париках, похожих на фарфоровые статуэтки...
Второй собеседник: У меня знакомая-историк. Так она говорит: дворцы, балы, любовь, а зубы-то никто не чистил, потому и рот прикрывали веерами! А самым большим наслаждением было палочкой в сальной прическе почесать: вши заедали.
Варя: Да, гигиена и медицина оставляли желать лучшего. Вы совершенно правы, различая реальность жизни с миром романа. Но ведь это верно для всех времен и для всех художественных произведений... От мадам де Графиньи нам достался этот фарфоровый стиль. (показывает на книгу)
Второй собеседник: И сколько стоит?
Варя: Десять долларов.
Второй собеседник: Ну... успехов Вам. (отходит)
Варя: Спасибо.
Знакомая (налетает, как вихрь, обнимает): Варюха! Ты, говорят, книгу напечатала!
Варя: Вот.
Знакомая: Подаришь?
Варя: Нет.
Знакомая: Не подаришь?
Варя: Нет.
Знакомая: А за полцены?
Варя: Нет.
Знакомая: У-у-у ты какая!
Варя (с шутливым вызовом): А вы поддержали бы молодого литератора!
Знакомая: И про что?
Варя: Франция. Любовь. Размышления. Хит восемнадцатого века.
Знакомая: Ладно. Я еще посмотрю. (убегает)
Варя: (третьему собеседнику) Пожалуйста, на обороте – аннотация.
Третий собеседник: (смотрит на ценник) Это одна книга десять долларов?
Варя: Видите ли, твердая обложка, хорошая бумага, транспортировка. Книга – красивая вещь.
Третий собеседник: (рассматривает) Да, выглядит хорошо. А скажите, этот роман не содействует развитию всяких таких фантазий?
Варя задумывается, глядя на танцующих. Вдруг все меняется: музыка, свет и танец. Теперь люди в костюмах танцуют менуэт в мягком освещении, как будто при свечах. Зилия и Детервиль отделяются от танцующих.
Детервиль: И даже свадебный бал Сэлин не способен соблазнить вас? Мне кажется, половина женщин выходят замуж ради повода надеть подвенечное платье.
Зилия: Вы шутите, дорогой Детервиль.
Детервиль: А если без шуток, то я опасаюсь, как бы выбранное вами одиночество не повредило вашему здоровью.
Зилия: Напрасное беспокойство. Поверьте мне, Детервиль, одиночество опасно только в праздности.
Детервиль: Но ваше решение, наконец, противно природе!
Зилия: Разве вам известны все ее тайны, Детервиль? (задумчиво и больше себе, чем собеседнику) Не достаточно ли просто созерцать ее красоты, чтобы беспрестанно разнообразить и возобновлять всегда приятные занятия? Хватит ли жизни, чтобы приобрести поверхностное, но увлекательное знание о мире, что меня окружает, о моем собственном существовании? Радость бытия – это удовольствие, забытое или даже неведомое многим ослепленным людям, эта столь сладостная мысль, это столь чистое блаженство, я есть, я живу, я существую – радость бытия одна могла бы осчастливить, если бы о ней помнили, если бы наслаждались ею, если бы знали ей цену!
Зилия уходит, погруженная в размышления. Детервиль пробегает сквозь ряды танцующих и исчезает. Менуэт опять превращается в дискотеку.
Третий собеседник (машет рукой перед Вариным лицом): Я говорю, фантазию этот ваш роман не развивает?
Варя (опоминаясь): Боюсь, что развивает.
Третий собеседник: Ну, нет! Это мне не подходит! Я хотел дочке купить, а ей пятнадцать лет... (отходит)
Четвертый собеседник: Продаете книги?
Варя: Да вот: перевела, напечатала, распространяю.
Четвертый собеседник: И как?
Варя: Вы знаете, многие интересуются...
Четвертый собеседник: И покупают?
Варя: Не очень.
Четвертый собеседник: И не купят! Вам в Нью-Йорк надо. Там русских много.
Варя: Но я здесь, и русские вроде тоже здесь.
Третий собеседник (уходя): Помяните мое слово! Не купят ни за что! Не та публика!
Пятая собеседница: Я слышала, Вы роман перевели.
Варя (автоматически): Да. Старинный. Французский.
Пятая собеседница: Как интересно! Поздравляю!
Варя (в том же духе): Спасибо.
Пятая собеседница: И продается?
Варя (так же): Десять долларов.
Пятая собеседница: Так я куплю. (открывает сумочку и протягивает банкноту)
Варя (недоуменно): Да?.. Спасибо... Вы разбили лед.
Пятая собеседница: Только Вы мне надпишите.
Варя: Конечно... Как Вас зовут?
Знакомая (подбегает на всех парах): Сидишь, Варюха?
Варя: Сижу.
Знакомая: Десять долларов?
Варя: Десять.
Знакомая (протягивая банкноту): Черт с тобой! Держи, «молодой литератор»! (убегает)
Варя: Спасибо!
Послесловие
Мизансцена, как в предисловии. Входит Варя в том же вечернем платье, кладет на столик маску и сумочку, садится к зеркалу. Достает из сумочки банкноту, смотрит насквозь, кладет на столик. Стирает макияж, распускает волосы, расстегивает платье и проч. приготовления ко сну. Опять внутренний монолог.
Голос Вари: Играла-играла, а деньги настоящие... интересно... (откладывает банкноту) ...Как бы все это закончить? Этакий заключительный аккорд с тремя восклицательными знаками... Нет, обойдемся без аккордов. И так до сих пор в ушах шумит...
Варя (уже вслух): Но чем не заключение? – Я сижу здесь, а они – там. (всматривается в пустое зеркало и прикасается рукой так, как будто перед ней стекло) Ряды кресел... Партер, амфитеатр, балкон... Они видят, как я пришла сегодня с маскарада. А я вижу их там, в театре, может быть, много лет спустя... Это как чудо, правда?
Вот я скажу «пятый ряд одиннадцатое место», и он или она внутренне сожмется, побегут мысли: «а вдруг со мной сыграют сейчас какую-нибудь шутку?» Нет, нет, успокойтесь, не сыграют, сама терпеть не могу таких шуток... А те, кто сидят рядом, – место десятое и двенадцатое – не удержатся и посмотрят на соседа, и все они улыбнутся друг другу.
Конечно, если эти места не пустуют... А если там никого нет?.. Тогда попробуем еще раз. Ряд... девятый... место... место... четырнадцатое... нет, нет, не четырнадцатое – пятнадцатое! И вот этот кто-то – девятый ряд пятнадцатое место – тихонько нащупывает свой билет в кармане или в сумочке. Мое ли это место? Точно? И как только в зале включится свет, он первым делом проверит номер на своем билете... Как хорошо! Девятый ряд пятнадцатое место! (смеется)
Входит Вадим.
Вадим: Варя, ты долго будешь сидеть перед зеркалом? Полпервого уже. Я выключаю свет. (собирается выключить лампу)
Варя: Подожди минутку. (притягивает его к зеркалу так, что теперь они оба видны сквозь раму) Посмотри туда.
Вадим: Куда?
Варя: Вон туда. Что ты видишь?
Вадим: Что я вижу? Ммм... что тебе идет это платье? Угадал правильный ответ?
Варя: Один из правильных ответов, любовь моя...
Тихо смеются, выключают свет.
Январь-февраль 2005