За все то время, что себя помню, никогда не любила смотреть на себя в зеркало. Нет, я не страшная, не уродина. Это просто было как-то неприятно - смотреть на себя своими глазами, но видеть наоборот. Там, в отражении, всегда стоит кто-то иной, пусть и похожий на меня. Сейчас он, как и я, трогает родинку под глазом. Только вот я трогаю родинку на левой щеке правой рукой, а он - на правой щеке левой рукой. Неправильное отражение... Копирует все мои движенья, но не говорит ни слова. Когда смотришь ему в глаза - оно тоже смотрит тебе в глаза, смотришь на его шею - оно смотрит на твою. Смотришь на его правую сторону ребер... невольно опускаешь глаза вниз...
Мерзкая гнойная рана. Большая, размером с ладонь, прямо под грудью. Под раной нет ребер - их заменяют три подобия кости, состоящие в основном из металлов. Невольно усмехаюсь - да, железа мне никогда не будет не хватать... То есть, в ближайшие несколько часов. А что, разве я не сказала? Прошу прощения. Я собираюсь умереть. Только не обычным суицидом - вены, там, порезав, или наглотавшись таблеток... Нет, я умру иначе... Это будет... Впрочем, сами увидите. Сказать, почему? Скажу, несмотря на ваши отрицания... Пусть хоть кто-то знает, что было и почему все кончилось именно так...
Помните, в самом начале была фраза - "за то время, что себя помню?" Забыть это вы вроде не должны были успеть, и потому наверняка кто-то до сих пор думает, что я вела речь о сознательной жизни. Но это не так. У меня около шести месяцев назад произошел случай, который подарил мне великолепие амнезии, удалившей из моей памяти всю прошлую жизнь. В итоге я знаю только то, что было в эти шесть месяцев. Пусть никто не отрицает, что такого не бывает - все бывает. Можно забыть все. Я забыла свое имя, род, кем была, кем хотела стать. Но человек, который меня спас, дал мне новое имя - он назвал меня "Анастасией", что значит "воскресшая". Весьма известное имя, очень много девочек, девушек и женщин носит это имя, но мне оно подошло как нельзя кстати. Я буквально воскресла, возродилась. Ведь если бы меня не спас этот человек, я бы умерла безвозвратно. А тут - старая я, прошлая, умерла, дав мне новую жизнь с чистого листа. Которую я, не знаю, к счастью или сожаленью, решила оборвать столь скоро.
И знаете, человек, который меня спас, во всех смыслах равен богу. Даже его имя, имя его отражает эту реальность - его зовут... нет, не Михаил. Мигель. Но это два плода одного дерева...
Он чудотворец. Человек, который вылечил и выходил меня новую. Ведь тогда, в самом начале марта, в заснеженном лесу меня... подстрелил охотник. Разрывная пуля угодила как раз туда, где сейчас вместо кожи находится жесткая корка. Тогда я истекала кровью, как раненный зверь. И именно тогда я потеряла сознанье и память.
Очнулась я уже в доме моего спасителя, который оказался врачом-хирургом. Он вытащил из раны осколки пули, промыл рану и остановил кровотеченье. Он ухаживал за мной за мной больше месяца, не разрешал вставать с постели и просил как можно больше спать. Потом он постепенно позволял мне подниматься на ноги, ходить по дому и двору. Вначале лета он взял меня с собой в близлежащий поселок. Недавно он звал меня вольной птицей и был готов отпустить домой, если бы мне не стало вновь хуже.
Если раньше рана спокойно заживала, не доставляя никаких неудобств, то в начале августа она решила загноится. Боль от нее распространялась по всему телу, заставляя меня корчится от этой муки и сдерживать стоны и слезы...
Он, как мог, старался помочь. Прочищал чаще рану и менял бинты, смазывая края поврежденной плоти мазями и промывая настоями из трав. Он много сетовал на медленную человеческую регенерацию и еще сильнее на мой организм, который отличался еще большей медлительностью. У обычного человека, говорил он, такая рана заживала в первые 8-12 недель, я же уже 20-ую неделю терпела обжигающие действие лекарств. Но все равно мне становилось только хуже и хуже. Боль иногда отступала, но гной, текущий из... дыры в моем теле сменил свой цвет с прозрачного на мерзкий желто-зеленый и стал гуще. Иногда с гноем текла кровь - тогда на салфетках и бинтах оставались коричнево-красные разводы. Но самое главное было не в ране, далеко не в ней. Не из-за этой мученической, бесспорно, проблемы я решила умереть. Нет, нет, нет и еще раз нет.
Было еще кое-что. То, что не давало ему выкинуть меня за дверь и бросить на поруку судьбы. Что заставляло перебороть отвращение и смотреть, трогать ободранные лохмотья мышц, кровь и касаться всего того, что обычно скрывает кожа. То, что заставляло его слушать мои крики среди ночи и неделями сидеть рядом со мной, не покидая, говорить ободряющие фразы и отбрасывать волосы с моего лица. Чувство, которое вынуждало его всегда быть со мной вместе, даже если я начинала злиться и буйствовать. Да. Он... он любил меня...
И я его любила... Любила своим искалеченным понятием о любви, истязавшим его душу и разум. Я била его, говорила гадости, когда внутри меня в очередной раз полыхало воспоминание о пуле. Чтобы потом, спустя несколько часов, подойти к нему, обнять и сказать "прости меня"...
И он прощал. Он брал меня за руку и выводил на крышу, откуда мы любовались окружающим нас пейзажем и небом, где мы говорили обо всем, что являло свой образ в наших мыслях, где мы загадывали желанья на падающие звезды и любовались причудливыми явлениями солнца вроде гало, светящихся столбов, и крестов на закате, ложных солнц...
Но когда стало хуже, я похолодела. Я начала боятся смерти, и на языке у меня только и крутилось это слово. Мы больше не выходили на крышу, я сидела все время дома, в кресле перед камином или в кровати. Мы не общались почти, только изредка он подходил, брал меня в объятья, гладил плечи и шею... День ото дня попытки его вылечить меня становились все безнадежней, зараза распространялась все дальше вглубь тела, поедая меня изнутри и ослабляя его на моих глазах. Он спал все меньше, ел и пил реже, целыми днями находясь со мной на расстоянии вытянутой руки.
Сейчас он спал. Блаженный, долгожданный сон, отгоняемый им всю последнюю неделю. Когда я встала с кровати, его веки слабо дрогнули, но он крепко, крепко спал. И тишина его сна превратилась в тишину всего дома, которую никто и ничто не смеет нарушать.
Я взяла нож, лежавший на краю раковины. Блестящий, серебряный, настоящий охотничий нож. Я вертела его в руках, а он гонял светового зайчика по стенам ванной. Им я буду верхний слой кожи, закрывающий плоть. Но сначала надо выпить обезболивающие, по сути своей являющиеся наркотиком, и подожду, пока оно не подействует. Тишина, все должно пройти тихо, не выудив его из сна...
Таблетка начала растворяться во рту, оставив на языке приятный вкус мяты. Ожидая действия наркотика, я колола ножом руку до тех пор, пока кровоточащие порезы не перестали ныть. Тогда я встала перед зеркалом, дабы лицезреть все, что я с собою делаю. Делаю ради того, чтобы человек не страдал из-за моих мучений, чтобы освободить его руки, развязав нить чувства, крепкого, сковывающего гнев и желание бросить раз и навсегда.
Я начала отдирать нарост с краев. Нож ловко поддел сухой край и потянул за собой всю корку. Нервы, недавно выросшие под этой чешуей, сладко покалывало. Это даже немного было похоже на удовольствие...
Когда вся корка с небольшой долей плоти шмякнулась в ванную, я испытала некое подобие облегчение. Будто высказала все, что так долго и упорно грызло душу. Теперь пришло время самой ужасной части моего исхода.
Бросив нож к уже выдранному куску меня, я потрогала открывшуюся дыру. Мышцы там были рыхлые, и кровь по новым сосудам почти не поступала, только из старых по капле сочилась алая жидкость. Да... созерцать себя в таком виде было мерзко, но я переборола отвращение. Я резко вырвала верхнюю часть плоти. Оголились ребра, поражающие поддельной белизной. Их пришлось ломать - они не гнулись, но были не очень крепкими. Выудив обломки "костей", я вновь вырвала кусок мяса - полубезжизненный, с трудом регенерированный - и по животу плавно потекли эритроциты, гемоглобин, плазма и прочие, смешанные в красном коктейле.
В ванной скопилось приличное количество крови и шматков плоти. Голова кружилась от шока, от вида этого нечто, бывшего когда-то частью меня. Но сознанье еще было со мной. Ноги подкашивало. Кровь рвалась из меня наружу, но не только из раны, но и из носа. Во рту тоже был солоноватый привкус, но все это не имеет значения. Все равно скоро настанет конец. Но прежде я должна...
Я взяла полотенце и запихнула его в рану, чтобы не заляпать пол. Я вышла из ванны. Шагая по ковру, я смотрела только на него, спящего в кресле. Во сне он был таким спокойным... Лицо его сияло, словно пытаясь прикрыть синеву под глазами. Бледные щеки контрастировали с обветренными губами... Длинная челка неаккуратно падала на глаза... Но даже будучи таким он был очарователен. Очарователен, как никто другой...
Я упала перед ним на колени - силы начали меня постепенно оставлять. Мне так не хотелось его покидать... Я взяла его за руку – через запястье чувствовался пульс. Спокойный, ритмичный, как у любого спящего человека.
Свободной рукой, чуть прижав полотенце, я проникла внутрь себя, к сердцу. Обхватила его. От понимания этого разум помутился - сердце в руках билось, как птица, перекачивая остатки крови.
Закрыв глаза, я сжала сердце...
***
Я была слева от своего же тела. Из разорванного сердца лилась рубиновая кровь, заливая пол. Он уже не спал - его тело почему-то лежало рядом с моим, а он сам стоял передо мной, чуть прозрачный. Из-за его спины... из-за его спины выглядывали большие серые крылья... Неужели он ангел?..
-Ты так и не вспомнила, что было до того, как в тебя выстрелили? - спросил он.
Я хотела было сказать "нет", как что-то меня озарило. Голову пронзили забытые воспоминанья, разрезав мысли на обрывки и не давая собраться. Эта жизнь с самого детства, ангел, посещавший меня, изгнанье его за любовь к смертной на землю в облике человека и лишение крыльев... Все нахлынуло и ушло.
-И ты все это помнил, знал, да? Ничего не говорил? - осознав все, спросила я.
Он кивнул.
-Если бы сказал, ты бы сразу умерла. Наше прошлое считалось проклятым, нам не позволили жить как прежде, как мы когда-то хотели. Но самопожертвование, наша любовь, искренняя и нежная, возродившаяся... Она смягчила Его. И смотри...
Он протянул руку и коснулся чего-то сзади. Я почувствовала прикосновенье, и невольно встряхнула... крыльями? Я попробовала сделать ими такое движенье, что бы их увидеть. Белые, настоящие крылья... Не такие большие, как у него, но все-таки крылья... Какой-то детский и невинный восторг меня охватил, а в голове мягко напевалось слово "крылья".
Когда я как-то успокоилась, он коснулся того места, где раньше была рана. Но вместо нее была чистая, ровная кожа.
-Ты правда - воскресшая, - прошептал он и провел рукой по щеке. Я взяла его руку и поцеловала, прижалась к ней. Он подошел ближе, и в объятьях я положила голову ему на плечо. И чудеса вновь решили напомнить о себе - его крылья стали белеть, пока не стали чище снега.
-Теперь ты не падший... Ты ангел... мой ангел... - почти неслышно сказала я. Он обнял меня чуть крепче.
Я посмотрела наверх, чтобы сдержать слезы. И я увидела Его... Сквозь потолок, сквозь облака, сквозь расстояния Он смотрел на нас. И с губ слетело немое "спасибо"...