Иногда, будучи жестоко обиженной на кого-то, я представляла себе идеальное место, где бы я никому не мешала жить, и мне тоже не мешали вести свое незаметное существование. Пустая комната с белыми стенами, полом и потолком, похожая на больничную палату. Никаких лишних предметов, только самое необходимое. Кровать, тумбочка, стол, табурет. Тоже белые. Стерильно-белые, словно только что выстиранная одежда врача или первый осенний снег. Лампы дневного света под потолком, прикрытые полупрозрачными пластиковыми коробами. Какое-нибудь тропическое деревце в кадке, пара горшков с цветами на стенах. Горшки, правда, не обязательно белые. Без разницы. Окна без занавесок, за которыми – только кроны деревьев да кирпичная стенка соседнего дома. Скупой луч солнца, пробившегося сквозь нагромождения каменных джунглей города. Запертая дверь. И никого, кроме меня.
Ни цели, ни смысла существования. Только стерильно-белые стены, безучастные к твоим мыслям и переживаниям. Я здесь никому не нужна. И никто не нужен здесь мне. Дни сливаются в одну монотонную полоску, оба края которой скрыты за горизонтом. Здесь нет ни начала, ни конца. Одна только середина, текущий миг моего существования, который, впрочем, ничем не отличается от мгновений прошлого и будущего. Какая разница, вчера, сегодня или завтра на дворе. Какая разница, если кто-то, кроме меня, в этом мире, или нет.
Примерно в таких условиях я существовала последующие два дня. Голова уже не болела, однако я предпочитала исправно пить ноотропил и отлеживаться дома. Комната моя мало походила на только что описанное обиталище безысходности, но тоже вряд ли могла чем-то сильно порадовать. Многочисленные игрушечные звери смотрели на меня со всех сторон с некоторой грустью и сожалением. Так, по крайней мере, мне казалось. В детстве я вообще относилась к ним, как к живым. Кукол у меня, в отличие от других девочек, было не так много. Зато разного рода плюшевых зверей – полно. Особым вниманием пользовался большой лохматый пес, которого я звала просто и тривиально – Барбосом. С другой стороны, прозвище это он получил, когда мне было едва три года, а детского воображения пока на что-то более оригинальное не хватало. Была еще кошка Маруся, Чебурашка, заяц Коська с плюшевой морковкой, жираф Петя. На самом деле список игрушек был гораздо больше, просто приводить его здесь смысла не имеет.
Я росла, постепенно перестала играть и занималась подобающими моему возрасту делами, а родственники, друзья и просто знакомые продолжали дарить мне разных плюшевых зверушек. Если строго говорить, делались они уже далеко не из плюша, а из синтетики неизвестного происхождения, но от этого менее приятными не становились. Постепенно у меня скопилась настолько богатая коллекция игрушечных зверей, что они стали осваивать гостиную, проникать в прихожую и даже на кухню. А пара пластмассовых дельфинов на магнитной подставке нашла свое законное место на полке в ванной.
Со зверушками было, все-таки, не так одиноко.
Я лежала на кровати, прикрывшись наполовину одеялом, рассматривая неровности на потолке. Так получилось, что все остальную квартиру давно уже постиг довольно серьезный ремонт и на месте побелки воцарились панели из гипсокартона. В моей комнате ремонт было решено сделать следующим летом. Возможно это случилось бы и раньше, но побудить мою маму отказаться от привычной обстановки было нелегко.
Чрезвычайно скучное, я вам скажу, занятие, пялиться в потолок и искать там отголоски какого-то тайного смысла. Сразу припоминалась одна песенка группы Тату, где были такие слова: «И лежать, изучать потолок…» Дальше, кажется, пелось что-то про мечты, но мечтать мне не особо хотелось.
Мне начинало казаться, что все события, которые совсем недавно оборвали нить моего привычного существования, произошли в каком-то далеком прошлом или вообще не происходили, а были выхвачены из какой-то чужой жизни. Которая тоже не обязательно имела место на самом деле. Если бы не странные сообщения на моем телефоне и справки из травмпункта, я бы их быстро списала на дурной сон. Впрочем, факты показывали, что я просто не хотела признавать реальность происходящего.
Хитросплетения моих мыслей разорвало громкое жужжание моего телефона, лежавшего гладкой полированной поверхности тумбочки. Звонок я предусмотрительно отключила, чтобы не мешал спать в случае, если кого-то угораздит вспомнить про меня рано утром.
- Алло! Как ты там? – донесся из трубки знакомый голос, грудной такой баритон, подчас обнаруживавший явно гипнотические свойства. Не узнать его было невозможно. Мой демон вспомнил про меня и спешил доказать, что существует в реальности.
- Привет! Я в порядке.
- Действительно в порядке? Тогда я рад за тебя.
Я взглянула мельком на часы. Было около половины одиннадцатого.
- Тебе ничего не нужно? – спросил меня голос на другом конце линии.
В голове вихрем прокрутились разные неопределенные мысли. Которые так и остались, впрочем, неопределенными.
- Нет.
- Ну ладно тогда, если что потребуется – обращайся, – в трубке послышался звонок другого телефона, явно стационарного, - ко мне тут дела пришли.
- Спасибо, что позвонил, - сказала я, подчиняясь какому-то внутреннему порыву.
- Пока!
Связь прекратилась. Судя по всему, Виталий был довольно занятым человеком и работал не в приемной ада, как подобает настоящему демону, а в обычном офисе какой-то коммерческой организации. Если честно, я до сих пор толком не знала точно, чем он вообще занимается.
Впрочем, Виталий – это одно. А вот кто отправлял мне те таинственные сообщения – совсем другой вопрос. До сих пор они как-то выпадали из моей памяти, но тут снова стали досаждать своей загадочностью. Хоть Виталий был в моем восприятии чем-то вроде демона, но такое он явно не отправлял. Я, конечно, у него не спрашивала, но интуиция подсказывала, что я в отношении его не ошибаюсь.
В голову лезли всякие странные, полумистические объяснения. Что есть кто-то, следящий за каждым шагом моей жизни и подкидывающий в определенный момент мне тайные или даже явные знаки. На ангела-хранителя в моем восприятии он явно не походил, скорее на некого беспристрастного наблюдателя, которому иногда приходит на ум предупредить меня о грядущих событиях.
Посоветоваться было не с кем. Маму я лишними вопросами тревожить не хотела, ей итак хватило того, что ее единственную дочь вчера сбила машина и исход теоретически был непредсказуем. Болезненное родительское воображение в таких случаях способно рисовать самые трагические картины, и никакие рациональные доводы не смогут противостоять страху. Про моего нового знакомого я ей рассказывать не стала. Про сообщения, естественно, тоже.
Подруги, скорее всего, занимались собственными делами, и про меня собирались вспомнить только в том случае, если им что-то понадобится. Один, наверное, весьма мудрый человек, сказал, что все мы нужны кому-то зачем-то. Я с этим утверждением упрямо не соглашалась, была готова поспорить на этот счет в любом удобном случае, но жизнь регулярно доказывала его правильность. К счастью или к сожалению.
Потухший экран сотового телефона глядел на меня, как бы сообщая, что звонка в ближайшее время не будет. Плохо, когда никому до тебя нет дела. Лежишь, словно камушек на морском берегу среди множества других похожих камней и думаешь, что кто-то обратит внимание на тебя, поднимет и возьмет с собой.
То, что Виталий помнит про меня – это, определенно, хорошо. Только им этот мир не ограничивается.
Встаю, иду на кухню. С кровати мне вслед смотрим большой розовый медведь, которого мне подарили два года назад на Новый год. С чьей-то легкой руки он стал называться Эдуардом. Поначалу меня что-то раздражало в этом имени. Потом, ничего, привыкла. Место ему нашлось быстро – на подушке. Можно хоть сколько говорить мне о том, что я уже взрослая и с игрушками мне спать не пристало, однако мне нравится иногда быть ребенком. В том числе, нет ничего плохого в том, чтобы спать со своими игрушками.
Йогурт, бутерброд с сыром, персик, чашка растворимого кофе. Мой завтрак. Не сказать, чтобы я особо слежу за фигурой, просто это уровень моих утренних потребностей в еде. В принципе, я могла съесть и в два, в три раза больше и не поправиться при этом ни на килограмм. В детстве я была маленькой и пухленькой, эдаким солнечным ангелочком, который до сих пор взирал на меня со старых фотографий. Потом неожиданно для всех вытянулась, стала жердь жердиной, метр семьдесят восемь, чем явно смущала парней ростом ниже меня.
В школе я не была особо популярной девушкой. Не из-за роста, конечно, а из-за характера и из-за того, как себя ставила. Был один паренек из параллельного класса, в которого я была тайно влюблена с восьмого по десятый класс, пока он не покинул нашу школу. Хотя, если сейчас трезво рассудить, не влюбленность это была, а просто глубокая симпатия и восхищение девочки-подростка. Стихов я предмету моих желаний я не посвящала, однако страсти подчас кипели нешуточные. Как-то на школьной дискотеке моя одноклассница, весьма популярная и обласканная вниманием парней девчонка, танцевала с ним «медляк». Никакого злого умысла или интриги в этом не было, однако тогда я чуть не лопнула от ревности. И демонстративно весь тот вечер провела с другим пареньком из другого класса, к которому я особых чувств не питала. Просто он был мне по-дружески симпатичен.
Паренька звали Сережей. По иронии судьбы так получилось, что школьный роман у нас так и не состоялся по известным причинам (нравился-то мне другой), а вот другом он мне стал. Он много рассказывал интересного про парней, мне тоже было что ему поведать про нас, девочек. Бывало, что мы вместе ходили в кино или просто так погулять. Народ наших отношений не понимал, и скоро двери моего подъезда украшала одна весьма забавная надпись с пошлым подтекстом, которую я здесь приводить не буду. Были у меня предположения, кто это сделал, но напрягаться из-за такой чепухи я не стала. Чем бы дитя не тешилось…
Как-то незаметно судьба развела наши дороги. Мы стали общаться все реже и реже. У каждого появилась своя жизнь, свои интересы. Хотя было несколько раз, когда я звонила ему и просила приехать. Сережка приезжал, один раз даже с букетом, однако никакого намека на личные отношения в этом не было. Мне всегда было приятно с ним общаться и ничего не хотелось от него скрывать. Наверное, он играл в каком-то смысле для меня роль доброго папы, которого у меня, по сути, никогда и не было. Я могла лежать у него на коленях, говорить всякую чепуху, делиться своими переживаниями, а он просто гладил меня по голове. Утешить меня у него получалось мастерски. Еще он давал мудрые советы, которые не раз помогали мне. Личной жизни у нас с ним не было. Просто дружба. Мама, правда, иногда с некоторым ехидством записывала Сережку мне в женихи. Впрочем, это были просто подколы.
Школа закончилась, и Сережка совсем пропал с горизонта. Видела с тех пор я его только раз, да и то мельком, в метро, на переходе между станциями. За то время, что мы не виделись, он успел отрастить длинные волосы, обзавелся густой трех- или четырехдневной щетиной, которая, надо сказать, делала его более мужественным. Одет он был строго, по-деловому. Образ завершал черный кожаный портфель. Казалось, от прежнего школьника-раздолбая практически ничего не осталось, но глаза у Сережки остались такими же, как и раньше. Мягкими и добрыми. Общения толком не получилось. Он что-то рассказал про свою учебу и работу, извинился, что очень спешит и не может говорить сейчас долго, надиктовал мне номер своего сотового и скрылся в толпе, которая усердно напирала на эскалатор.
Наверное, сейчас именно такого советчика, как Сережка, мне не хватало.
Я сидела одна на кухне в практически полной тишине. Пластиковые окна качественно защищают от уличного шума. Лишь на полке чуть слышно постукивали часы, а на холодильнике что-то шептал приглушенный радиоприемник. Последнее время он слишком надоел мне, и я обычно ставила громкость на минимум. Я и тишина, далеко не самый разговорчивый собеседник.
На противоположной стенке сиротливо висел отрывной календарь. Дань традиции. Помню, в детстве смена календаря под Новый год была лично моей привилегией, своего рода магическим ритуалом, без которого, наверное, на дворе остался бы год старый. Так когда-то казалось мне. Традиция сохранилась до сих пор. Даже сейчас, спустя столько лет, мама не покушалась на мое право весить календарь на стенку.
Среда, шестнадцатое мая. Ничего не значащее число и подпись под ним. В календаре еще почти две сотни таких листочков, каждый из которых претендует на звание дня текущего. Чтобы потом исчезнуть в мусорной корзине, быть навсегда забытым. Почему-то в этот момент я представляла себе нас, людей, такими же листочками отрывного календаря. Листочками, в которых однажды возникает потребность, но которые потом снова оказываются никому ненужными.
Я подошла к окну и приоткрыла одну створку. Прохладный утренний воздух ворвался в комнату вместе с шумом городских улиц. Город снова куда-то спешил, крутился, спотыкался, снова стремился куда-то вперед, к каким-то манящим целям. Только я никуда не бегу, вожусь опять со своими тараканами, пялюсь со своего двадцатого этажа на город. Вид, безусловно, хороший. Только ответов на мои вопросы он не дает.
У меня в голове скользнула мысль: а может и правда позвонить Сережке? Пусть он, может быть, занят, но время поговорить у него в любом случае найдется. Не сейчас, так вечером.
Телефон никак не хотел выходить из блокировки. То ли кнопки заедали, то ли еще что. В принципе, он у меня уже, можно сказать, старичок с точки зрения развития техники. С третьего раза получилось.
Контакт Сережки нашелся быстро. Кнопка с зеленой трубочкой, пауза, щелчок, снова пауза, гудки…
Никто не ответил. Спустя пару минут я снова перезвонила. Результат нулевой. Ну нет – так нет.
Остался только один вариант – SMS-сообщение, что я и сделала. Интересно, перезвонит или нет?