Всё богатство – сумасшедшая свобода. Словно и город и солнце – всё, принадлежит только им. Правда денег: ни копейки, и перспектив: ни на грамм. Просто какие-то нелепые попытки добиться чего-то стоящего. Правда можно убедить себя, будто вся стипендия и ушла на приобретение этой безграничной свободы. И тогда не так обидно, и не столь до слёз, ведь свобода – это стоящее, без сомнения стоящее.
Голодные и уставшие, гордо идут по улицам. И нет у них ничего, кроме всего этого города, со всеми каналами, мостами и станциями метро, кроме светлого (не запачканного ещё чужими пальцами) будущего и сорока рублей долгов. Идут молча, думая о своём каждая и убеждая себя в прекрасности будущего и в сносности настоящего. Сложно.
Когда голод пересиливает стремление не опоздать, садятся на скамейке в парке и решают перекусить. Из всего богатства: два хлебца и ириски. Назвать обедом – язык не поднимется… Делят поровну и жуют молча.
Подходит пёс, усталый и голодный. Смотрит грустно и вымаливает съедобное. Молча, не на что не отвлекаясь, думают о своём каждая и жуют остатки богатства. Пёс садится покорно у ног и начинает скулить о том, что нет ничего, кроме сумасшедшей свободы, о том, что за чем она, если есть хочется и спина чешется и вообще грустно. Одна разворачивает ириску и опускает на землю. Пёс подходит, нюхает и удаляется демонстративно прочь. Одна вздыхает, другая грустно улыбается.
- Чёрт! Собачка, ты хочешь ириску? А я хочу….