Жил-был Торговец Беляшами. На самом деле, торговал он шнурками и наркотиками. А Беляшами - это была его фамилия. Такая же, как Мострояни, Феллини и Коррузо. Торговец Беляшами был человеком безобидных наклонностей и невыразительной внешности. Он настолько сливался с толпой, что иногда его самого принимали за толпу, и желчно ворчали: «Столпились тут всякие…». Толпился Беляшами обычно в одном и том же месте - на квадратном асфальтированном метре, арендуемом им у местных рекетиров. Местные рекетиры были необычайно трогательными людьми и фанатами Джорджа Вашингтона. Портретов, постеров и плакатов с его изображением в том городе не продавалось, поэтому рекетиры были вынуждены коллекционировать купюры с его изображением. Они шлялись день-деньской по торговым рядам, и с замиранием пытались делиться с окружающими своей фанатичной любовью. Но едва они начинали: «Ваши…», как торговцы тут же неверно их истолковывали и тянули им деньги, даже не дослушав «…нгтон!…». Что тут скажешь… Хамы и всё.
Но наш торговец Беляшами таким не был. Он не давал денег рекетирам. Он давал им договорить. И только потом уже давал им деньги.
Однако, суть не в этом. Суть в 89-м размере ноги у двенадцатилетнего ребёнка. И ещё, в весе - 1268 килограмм, при росте - 920 сантиметров. Мать его, выхаживая беременность, испытывала непреодолимую тягу к окорокам - копчёным, жирным, огромным, жёлтым окорокам бройлерных кур. И уж она ела и ела эти окорока до потери пульса, потери всякого стыда и совести! Вот мальчика - её сына, и распёрло, как дирижабль к 12-ти годам.
Его не пускали в метро, опасаясь поломки эскалатора. Не пускали в троллейбусы, автобусы, питейные заведения, казино и публичные дома. Словом, мальчик был начисто лишён здорового детства и контактов с окружающим миром. В гости к соседским детям ему тоже было нельзя. Так как от его могучей поступи, в квартирах резко повышалась сейсмичность, лопался хрусталь, дохли фарфоровые слоники, самовозгорались кружевные накидушки, отцы соседских детей уходили в запой от комплекса неполноценности при виде его размеров, а матери соседских детей уходили в себя по непонятной причине. Сами соседские дети забивались на антресоли и начинали там курить и ходить по бабам.
Бройлерный Мальчик не мог одеться ни в одном магазине. Его 740-го размера никогда в продаже не было. И ходил он поэтому голым. Голым и босым. И только по Красной Площади, так как там самая крепкая мостовая, вымощенная ещё нашими прадедами, у которых ещё были гордость за отечество, патриотизм и вера в будущее. Так и ходил, голый, босой, по кругу, прикрыв мужское достоинство своё рекламным щитом. Голуби гадили на него, да и правительство морально присоединялось к птицам. Конечно, он нервировал. Это вполне понятно.
Иностранцы - туристы смотрели на Бройлерного Мальчика с нескрываемым восторгом, и пытаясь растормошить своих переводчиков, упавших в обморок от ужаса, кричали на ломаном русском: «О!?… Это есть памятник России!?… Слишком большой, оттого слишком голый!… Гениально!…».
Но Бройлерный Мальчик никаким памятником России не был. Он был просто мальчиком, которому нужен был друг. Он видел на цветных открытках Кинг-Конга, и предполагая, что эта обезьянка будет с ним вровень, хотел подружиться. Но мать запретила из-за того, что у Мальчика была аллергия на шерсть.
Асфальтированный квадратный метр, на котором стоял Торговец Беляшами, располагался прямо у Красной Площади. И Мальчика оттуда было видно. Торговец Беляшами испытывал к нему непонятную тягу, граничащую с пронзительной тоской с оттенком патологического бескорыстия. Он тоже жил один. И тоже жил один раз. Поэтому решил не откладывать, а успеть в этой жизни сделать доброе дело. Торговец Беляшами наторговал шнурками и наркотиками на хорошую сумму, которой бы хватило, чтобы прокормить двоих. Он тут же пошёл к Бройлерному Мальчику и предложил ему дружбу. Разумеется, в рупор, так как ухо мальчика находилось очень высоко. А пока он предлагал дружбу в рупор, город пришёл в стопор… Грустный одинокий мальчик устраивал их больше, чем отвязный, ретивый, заимевший друга, Бройлерный озорник. Ведь дети от наплыва эмоций всегда озорничают. А озорства и проделки Бройлера вряд ли могли остаться без последствий, типа разного рода катастроф, поломок, дорожных пробок и неизбежного всецелого кошмара…
Поэтому люди немедленно построились в длинную свинью, и двинулись на Торговца Беляшами, который стоял у подножья Бройлерного Мальчика счастливый, сентиментальный, сутулый и больше не одинокий.
Длинная свинья надвигалась всё ближе и хрюкала единым: «Беляшами! Умри! Торговец! Умри!»… Что делать? Город старался себя спасти, старался спасти своих детей, свои любимые кафе, привычные табачные ларьки и столь удобно расположенные станции метро. Замочить мальчика у них, простите, нос не дорос. А вот хилый стручок Беляшами не стоил никаких усилий.
И вот, когда свинья, гневно визжа, уже достигла Торговца, и первая лопата занеслась острым ребром над его маленькой головой…, Бройлерный Мальчик вдруг сказал: «Стойте! Я сам!». Свинья замерла в ропоте и недоумении. Тогда Мальчик развернулся к Торговцу Беляшами, в последний раз посмотрел на его щуплые сутулые плечи, как сынишка смотрит на плечи любимого отца..., а потом… сухо и отчётливо произнёс: «Пшёл вон, ханыга! …На хрен мне ты и твоя дружба?!». Сказал и закрепил свои слова, презрительно пописав на плачущего Торговца.
…Свинья пороптала ещё, потом распалась на личности и разбрелась по домам, мрачно обходя плачущего Беляшами. Он теперь стоял на своём асфальтированном метре, под дождём, один… И по опустевшей Красной площади бродил кругами, как и прежде, под тем же дождём, голый Бройлерный мальчик…
Так кончилась эта история. Снова было стабильно и покойно. Все были свидетелями, как Бройлерный Мальчик прилюдно «растоптал» Торговца Беляшами. И иногда, за семейным вечерним чаем, люди, вспоминая эту историю, неодобрительно говорили: «Да… Злой этот мальчик. Злой…».
И никто не разглядел снизу, как плакал сам Мальчик в тот решающий момент. Ведь он был так высоко.
Слишком высоко..., в бройлерном своём одиночестве.
2004