С конца августа 2004 года по конец сентября 2005 года я проводил незабываемое время в Америке.
Много чего интересного случилось там. Всего и не упомнишь.
За новогодние праздники написал небольшую главу о моем житье-бытье в Штатах.
Надеюсь в будущем продолжить. Это зависит от того, понравится или нет вам то, что под катом.
Кто не знает меня как пьяного, наглого и беспардонного ублюдка - прошу под кат. Там очень много о том, каким я был совсем недавно.
Надеюсь изменения, произошедшие со мной, изменили меня всерьез и надолго.
Действующие лица:
- Ой-Ёй! - мигрант 88-й волны, из Москвы, эксплуатирующий нагло экономику Соединенных Штатов, вечно пьяный и недовольный.
- Крис - чернокожий уроженец солнечного острова Гаити, черный расист, алкоголик и планокур. Товарищ Ой-Ея! в нелегкой жизни на чужбине, к Америке - беспощаден. Отношение к жизни - падоночье.
- Кайл - высоченный американец из Алабамы, белый расист и чрезвычайно радикальная личность. В особенности вследствие многолетнего употребления кристалина. Обладатель громкого низкого голоса и длинных волос.
- Кит - настоящий американец с польскими и русскими корнями. Добр и незатейлив. Не работает из принципа. Обмахиваясь длинными волосами, целый день лежит на полу и играет в Сони ПлэйСтэшн.
- Картошка (Potato) - эмигрант из солнечной салообильной Украины. Отличительные признаки - дикий акцент, выворачивающий наизнанку, а также постоянное, даже не систематическое, а постоянное употребление марихуаны.
- Кристи - сестра Кита, девушка худенькая, стройная, крашеная в радикальный черный цвет, вся усеянная пирсингом. Слушает дикий блэк.
- Кончита - некое латиносное образование родом из светлого и обильного Гондураса. По-моему, комментарии излишни.
И ДРУГИЕ АКТЕРЫ…, включая доблестных сотрудников американских правоохранительных органов.
Место действия:
Америка, благослови ее Кришна, Аум Сенрикё и Аль-Каида. Штат - Нью-Джерси (где много-много чернокожих тружеников Америки)
Время:
Знойное лето 2005 года. Месяц - июнь.
ДЕЙСТВИЕ 1. ДОСТОЙНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЬНЫХ НАПИТКОВ, ПОЕЗДКА НА ПЛЯЖ. ШОК И УЖАС В НЬЮ-ДЖЕРСИ.
Пыльный грязный официантский фартук был грубо сорван и закинут далеко за диван. Пропахшая настоящей американской кухней униформа, распространяя ароматы сочных гамбургеров, крылышек баффало, а также трудового официантского пота, скинута.
Из колонок несется любимая песня чернокожего Криса - No Remorse "Zigger, Zigger!".
Крис скачет по комнате в обычной для своей кожи манере - с ужимками и улыбками, крича: "Shoot those fuckin' Niggers!!! I love this song!"
- Да-да, - вторю ему я, - всех вас в печку!
- Крис, ты же черный, как ты можешь это слушать??? - Кристи сидит на стульчике и осматривает вывешенную на окне, неубранную с нового года гирлянду, посредством которой выложен солярный символ.
- Мы с Ой-Ёем! два расиста! Он - Белый, я - черный. А ниггеров я сам ненавижу!
В холодильнике, точнее в морозильнике стынет очень большая бутылка водки, которую мы заблаговременно купили, заехав после РАБоты в ликеро-водочный магазин на Спрингфилд Авеню. Кроме калдырки в холодильнике есть еще Кола, несколько потекших пирожных и пара банок с консервированными ананасами.
Кристи качает головой.
- Что же ты ешь-то? Тебе что, никто не готовит???
Я жму плечами и начинаю пространно ей рассказывать про то, что в далекой снежной России мы вообще не едим, а только пьем водку, потому как холодно и имидж страны обязывает. На завтрак, говорю я ей, выпиваем минимум пару стаканов с целью освежиться, а дальше - как пойдет, у всех по-разному.
Картошка начинает ржать. Все-таки этот планокур жил на Украине до 9 лет и поэтому понимает, что выношу мозги бедной глупенькой девочке.
Кристи делает круглые глаза, начинает звенеть многочисленным пирсингом и беззвучно открывать рот.
Дверь распахнута, на улице +35 в тени вкупе со 100%-ной влажностью. Время 4 дня, мы сегодня освободились пораньше и решили поехать ко мне, попить напитков, поговорить "за жисть" (на английском!!!) и устроить дикий угар. Мой отец улетел в Россию на все три солнечных летних месяца, оставив на мое попечение дом, машину, а также свою местную подругу - Кончиту. Мою ровесницу из Гондураса, где много сушеных обезьян. В данный момент она - в прачечной. Она всегда в прачечной. Стирает, сушит, складывает в стопку, сидит полдня, потом берет эту стопку и опять несет в прачечную - стирать. Я торчу. Она в курсе, что дома намечается кильдим, поэтому убралась в прачечную. Ну и Слава Богам.
Шевелиться - тяжко. Пот льется рекой. В углу дивана сидит Кит, ничего не говоря, только потеет. Я начинаю накрывать роскошный стол, то есть приношу водку, колу и стаканчики. Джентельменский набор.
- Крис, дружище, - между делом интересуюсь, - а правда, что у вас, у ниггеров, пот воняет мочой?
Все начинают обнюхивать потного Криса. На его абсолютно черном лице появляется румянец смущения. Ставлю свой любимый список воспроизведения на компе. Начинаем пить…
Кайл дико вращает глазами. То, сколько я наливаю на один раз, - его месячная доза.
- Пей, дружище, ты же из Алабамы!!!
- Да, но у нас пьют пиво в основном!
- Теперь ты знаком с Ой-Ёеем! Теперь ты будешь пить водку!
Мы беседуем на двух языках. С Картошкой по-русски, со всеми остальными - по-английски. Я рассказываю им про мою страну, про то, какая она большая и красивая, про свой город, про свою Москву. Алкоголь мощно жарит мозги, я впадаю в ностальгический транс и без умолку рассказываю всем про свою Родину. Ребята слушают внимательно. Я не вижу блеска пустых глаз, я не вижу перед собой роботов. Спрашивают, сравнивают со своей страной, видят проблемы. Даже черный Крис задумчиво щурит черные глаза и мудро говорит.
В итоге мы вчетвером - я, Кайл, Картошка и Крис допиваем огромную бутылку (1,75 литра, больше известное как "ухо"). Как итог - на столе поваленные пластиковые стаканчики, разлитая кола, повсюду разбросаны шмотки, дико орет Berserkr "Bang Bang!".
Приходит Кончита с ворохом белья. Маленькая (мне по подбородок) латинка с огромным кулем. Смешно. Начинает моментально стесняться, улыбаться, что-то бормотать. Мол, я - Сюзан и все такое.
Кайл грохочет своим басом, что он Кайл соответственно, пугая бедную иммигрантку до потери пульса. Я окидываю мутным взглядом комнату: ниггеры, латины, патлатые и пирсингованные. Блин, вот это Америка! Вот это да! В Москве меня убьют, если расскажу.
- Что вы собираетесь делать? - аккуратно осведомляется Кончита.
- Да, а что мы дальше будем делать-то?
Мы едем на пляж. Купаться значит. У нас две машины. Кит (непьющий) на своей и ваш покорный слуга (уже в дрищ) на своей. Как и следовало ожидать, вся непьющая братия грузится к Киту (Кристи и Кончита), ко мне садится зондеркоманда, громко крича и распугивая обитателей нашего городка жутким перегаром.
- Ты же пьяный!!! Как ты поедешь??? - Кончита в ужасе.
- Не ссы! - за меня отвечает Крис.
Врубаю самодельный сборничек СКА-музыки и под бодрые звуки Дистемпера начинаем выдвигаться. К ликеро-водочному, естественно, в первую очередь.
Сэнди Хук - Песчаный Крюк, пляж на юг от меня. Ехать до него минут 45 на приличной скорости. Сначала по Первой дороге, потом мягкий поворот на Девятую (все на юг), на 117 выходе надо перейти на Тридцать Пятую дорогу и гнать на восток до упора, до самого окияна. Классные там места. Приличные белые районы, дорогое жилье, все зелено-красиво. Задача одна - не попасться ментам. Это несложно, так как в Штатах менты никогда тебя не затормозят, если ты чего-нибудь не нарушаешь.
Все нормально. На съезде с Девятой дороги мне сильно захотелось испить водочки, которую мои приятели поглощали в салоне. Я безпалева торможу у обочины, включаю аварийный сигнал, сажаю Картошку за руль. Сам, удобно расположившись на заднем сидении, начинаю розлив и поглощение водки. Опьянение уже очень приличное, я в том состоянии, когда, не останавливаясь, рассказываю про все: про музыку, про вайтпа, про Россию и т.д. От жары все усугубляется, немного плывет перед глазами.
- Вот тебя по всей дороге носило! - это Крис.
- Трусливым неграм не место в Белой машине! - это я. Ржем.
Доехали без приключений. Пляж огромный, океанские волны - гигантские. Уже немного начинает темнеть, наконец-то какой-то ветер. Кожа липкая. Паркуем машины, все вылетаем на песочек. От парковки до океана идти минут пять по песку. Или стотыщмиллиардов лет. Вроде вот он - океан - а дойти никак не можешь.
Кончита плетется позади. Стесняется.
Здорово! Классно! Огромные волны, сносят тебя с ног и бьют, закручивают, волокут по дну. Устоять на ногах, со свирепым ревом броситься в надвигающуюся волну, прочертить головой по каменистому дну, выплеснуться на берег полудохлой рыбой, вскочить, встать в ряд и ждать новой, еще более жадной и мощной волны. Это наш "бой".
Мы стоим, в силу своих возможностей, конечно, едины фронтом, в ряд, смотрим вдаль. Там, за многие десятки метров, зарождается новая волна, грозящая стать самой-самой. Наш последний рубеж. Она приближается, чем ближе к берегу, тем круче, замедляется, набирает высоту. Пенный гребень уже рядом. Не пропустить момент.
- Иди сюда! Давай, блин! - трубно взывает Кайл, назначенный нашим генералом. Длинный, в мокрых черных джинсовых шортах с прилипшими к телу мокрыми волосами, он наклоняется вперед. Все мы тоже наклоняемся, готовые в броску, - Стоять! Стоять! Стоять! - кричит он нам как в "Отважном Сердце" герой Мэла Гибсона, - Давай!
- Погнали!
- Вайт Пауэр!
- Вперед!
Мы несемся навстречу волне, подпрыгиваем, с брызгами кидаемся в нее. Многие потоки воды, собранные в волне, разноустремленные, закручивают нас, несут к берегу, чувствительно волокут по камням дна и наконец выплескивают всю нашу "армию" на берег. Отступает вода.
- Победа! - орем мы.
- Зиг Хайль! - орем мы с Кайлом, к нам присоединяется чернокожий Крис и начинает в диком ритме вскидывать правую руку.
Как несложно представить вокруг нас пустое пространство. Пляжные семейства потихоньку отчислились за "101 километр", испуганно таращат на нас мелкие глазки. Круг силы свободен, никого. Иногда забредают туда тупые дебильные дети, обвешанные средствами спасения на воде, но их тут же стремительно подхватывают задроченные родители и волокут обратно, за "границу", объясняя, что к нам ходить не надо, так как мы плохие, пьем водку и дебоширим. Черные семейства во главе с большими "черными мамами", которым только дуло приделать и на Курскую Дугу, вообще тихо слились. Какие-то то ли индусы, то ли совсем прокопченные латины тихонько переговариваются всем своим вонючим табором, изредка подглядывая на нас. Посмотришь на них зло, исподлобья, начинают щериться в дебильной улыбке и даже иногда махать руками. Кричишь им по-русски: Чтоб вы все сдохли, ублюдки! Точно, машут ручками, трясется жир, дебильные дети начинают подпрыгивать.
Направо - рыбаки. Ловят что-то в океанской воде спиннингами. Белые. У каждого оборудовано место, стульчик, зонтик, холодильник с кока-колой. Все с усами, в шляпах-кепках. На нас реагируют адекватно - посматривают с интересом.
Кончита не знает, куда себя засунуть от стыда. Сидит в сторонке и делает вид, что смотрит за горизонт. Мы валяемся тесной группкой на песке, кто-то периодически вскакивает и ловит сдуваемые забугорным ветром пластиковые стаканчики.
Я потихоньку ухожу в Вальхаллу. Как и все мы. Вернемся не скоро. Я рассказываю о немецких подводных лодках во Вторую Мировую (нарыл в русской секции местной библиотеки пару книг по этой теме, видимо, живет или жил какой-то любитель поблизости и сдал книги). Ребята вообще ничего не знают про войну. Кроме Кайла, конечно. Тот - сообразительный, даже умный. Он мне очень напоминал русского по всем пунктам. В итоге перехожу на общие темы про Вторую Мировую, потом еще на что-то, еще на что-то, ну и в итоге рассказываю им азы Мировоззрения. Возразить никто ничего не может. Робкие попытки либеральной доброй Кристи свирепо гасятся. Даже не мной, а моими американскими слушателями. В итоге сходимся на том, что смешение рас - зло, Америка - говно вырожденческое, ну и поднимаемся торжественно выпить за торжество Белого человека. Больше всех, естественно, энтузиазма проявляет Крис.
Во мне начинают играть принципы. Я, шатаясь, хожу по пляжу, собирая в пакеты стаканчики, бутылки, окурки. "Нельзя срать, даже в этой вонючей стране. Все равно мы здесь когда-нибудь заповедник сделаем.." - бормочу себе под нос. Начинает подводить желудок, наполненный только kaldyrkoi.
Закат красивый. Штаты вообще очень симпатичная страна в плане природы. Если бы убрались куда-нибудь все ее вонючие обитатели вместе со своими кукольными домиками, газончиками, макдачками и торговыми молами - отличная была бы страна - холмистая, красивая, яркая. Индейцы, наверное, резвились тут вовсю, пока не пришел Белый человек, а за ним серой тенью всякая шваль крючконосая, что в итоге привело к полному гротеску в наши дни: кипящий melting pot, грозящий взорваться в любую минуту. Хочется дать Крису по щщам, но смотрю на него, и рука опускается. Забавный ниггер упился в гадину, растянулся на песке, причмокивает огромными губами. Начинает темнеть, и Криса перестает быть видно.
Все в песке (песок везде - в трусах, на зубах), пошатываясь, плетемся у машинам. Бедолага Кит смотрит на нас с ужасом.
Я завожу машину, включается какой-то хардкор, по-моему "Злое Время" ГАЛГЕНа, Кайл машет гривой, Картошка опускает стекло и орет на всех проходящих, Крис мне что-то рассказывает из своей ниггерской жизни, я же пытаюсь удержаться в сидении, держась за баранку. Крепче за баранку держись, шофер! Полный сипец щщи. Как я доеду? Еду медленно, в правом ряду. Даже сам замечаю, как меня мотает в пределах нарисованной полосы. Из машины Кита звонит Кристи и, ухохатываясь, говорит, что нас сейчас остановят, потому как зигзагами передвигающаяся машина, распространяющая звуки хардкора очень привлекает к себе внимание.
- Надо бы пожрать что-нибудь, - Кайл трубит перегаром.
К Кейпорте останавливаемся у китайского ресторанчика. Он вообще-то "на вынос" (to go), но там есть пара или тройка столиков, где можно перекусить. Занимаем все пространство, повергая в шок косорылых.
- На беду, друзья, здесь рядом ликеро-водочный. Соседняя дверь, - философски говорю я. Через минуту мы с Кайлом открываем стеклянную дверь и устремляемся к полке с водкой.
Кайл ухитряется стащить из магазина бутылку пива, чем гордится весь остаток вечера.
Подоспело китайское дерьмо в виде риса с мясом и овощами. Прошу у косорылого четыре стаканчика, внаглую разливаю калдырку.
- А чем запивать будем?
- А спиженное пиво на что? - они меня удивляют. Вроде уже не в первый раз употребляем напитки, все никак не могут всосать, что проблем при употреблении оных быть не может. Все им что-то не так, кока-кола холодная или, наоборот, теплая или еще что. Ничего, забегая вперед, скажу, что под конец флаконы опустошали прямо из дула без какой-либо запивки.
- Я больше не могу, - Крис засасывает китайскую лапшу, - я пас.
- Тогда мне накапайте, - Кит! Батюшки, не выдержала душа поэта.
- И мне, только с колой, - Кончита! Да что же это делается!
Косорылые натужно улыбаются, они по-другому не могут. Мне начинает мерещиться "желтая угроза", миллиарды китайцев, я потихоньку подрезаю с прилавка какое-то печенье. Крис делает это бесцеремонно, смотря в глаза косорылому.
Соответственно, мы с Кайлом и Картошкой приходим в негодность. Картошка опрокидывает на себе рис и начинает его поедать прямо с мокрых песочных шорт.
ДЕЙСТВИЕ 2. ЛИНДЕН. НОЧНАЯ ПОЕЗДКА. МЕНТЫ.
Все, что происходило дальше, помниться мне весьма смутно (см. действие 1). Информация восстановлена из солянки рассказов моих вышеупомянутых приятелей, трезвой Кончиты и офицера полиции города Линдена, который присутствовал при моем появлении в участке и наблюдал весь тот ад, что я там устроил.
Как гласит предание, в конце концов мы выехали из гостеприимного китайского ресторана во славу всех Богов и на радость поседевших хозяев. Как говорят за рулем моей тачки был Крис, который смог не то чтобы протрезветь, но смотрелся гораздо предпочтительнее всех нас вместе взятых.
Помню, в машине мы слушали "Честь и Кровь", на строчке "вставайте, люди Русские" я все порывался куда-то бежать и злобно сверкал глазами. На информацию о том, что мы едем в машине со скоростью 75 миль в час я не обращал никакого внимания.
Мы приехали в славный город Линден, где жили все, кроме меня и Кончиты, где, собственно говоря, я и работал. Городок, к слову, паршивый. Половину населения составляют выходцы из Польши, поэтому в городе очень высокая преступность, полно алкашей и отвязных скинов на подворотах и в бомберах. Грязь на улицах, вывески на польском, какие-то пьяные грузчики, - короче говоря, не слишком приятно. Как в ниггерском квартале, но с претензией. Поляки, которые работали со мной во множестве в ресторане, оставили о себе гаденькое впечатление. Ленивые, как похмельные удавы, подленькие, как покойный папа римский, с хитрым прищуром и все норовят что-нибудь украсть. Много раз заставлял их работать либо громким окриком с использованием многих нецензурных слов, либо чувствительным, но не сильным толчком. Сильно нельзя - побежит жаловаться менеджеру, а тот, зная, что я не мать Тереза, сразу же поймет, что я реально "применил силу". Не люблю я поляков. Шкодливые дети.
Кайл, Кит и Кристи жили в одном доме в двух минутах от Первой дороги, на которой и стоял наш ресторан. В большом американском доме, где помимо них жили еще: девушка Кайла Фэй, парень Кристи неизвестной породы и с незапоминающимся именем, толстый дядя с большими усами, который кому-то приходился папой, а также порядка 15 собак всевозможных ублюдочных пород, пара кошек и вечно сонный удав, который сутками валялся в аквариуме с приклеенной табличкой, на которой было сурово выведено: "Температура в аквариуме должна быть 25 градусов по Цельсию!".
Как несложно понять, запахи в доме были, мягко говоря, пипец. Собаки вечно путались под ногами. В доме царил полумрак, я неоднократно спотыкался о какую-нибудь из них, начинался дикий гав, перерастающий в кромешный ад. Если начинала гавкать хоть одна, вся эта лохматая ****обратия подхватывала. Пофигу все было только удаву. Главное, чтобы температурный режим оставался в норме.
Естественно, мы вышли на крылечко и удобно расположились на нем. Усатый дядя, который кому-то приходился папой, тоже вышел вместе с нами и бутылкой Бадвайзера. Посасывая ее, он рассказывал нам о проблемах сбыта клиентам всех этих шавок, что нам было, конечно, до лампадки. Единственная польза от усатого дяди была в том, что он в итоге всем выдал пивасик, после употребления которого я отрубился.
Как мне поведали потом, главной задачей было не будить меня, дать проспаться хоть немного, чтобы я мог без приключений доехать до дома и там в спокойном режиме окуклиться. Поэтому всех шавок выгнали из дома во двор, включили вентилятор, пригрозили удаву не шипеть.
Но нет преград для патриотов! Я очнулся через полчаса в диком состоянии, покрытый шерстью множества животных. Помню, мне было очень нехорошо, особенно в желудке. Он меня постоянно подводит. Ну и, естественно, я решил ехать домой. А что там ехать? Пару миль по Первой дороге, потом поворот налево на Рауэй авеню и еще пара миль.
- Может, тебя Кит довезет?
- Может, останешься?
На все предложения было заявлено твердое "нет". Есть у меня такое упрямство. Толстый усатый дядя, который кому-то приходился папой, чуть не выронил бутылку из руки, когда увидел, как мощно, со свистом я вылетел на дорогу.
Хорошо! Время 2 ночи, я еду домой. Окна закрыты (мне казалось, иначе все могут почуять перегар), орет Скальпель. Про праздник. Я подъезжаю к повороту на Первую дорогу, никого, только светятся слева огни какой-то машины. Дожидаюсь зеленого сигнала светофора (да-да, на зеленый!), мягко поворачиваю направо, так мягко, что забываю выкрутить баранку обратно и торжественно заезжаю на бордюр.
- Черт, блин! А это еще что?
Маленькие огоньки сзади прибавили мощности и яркости. А также стали разноцветными. Менты! Срочно торможу. Пристегиваюсь. В Штатах езда непристегнутым - большое нарушение. Забываю сделать музыку потише. Руки на баранку, как и положено.
Как в крутом боевике сзади, крадучись, подбирается полицейский. Фонарик на уровне глаз, вторая рука на кобуре. Уверен, сидящий в машине, уже расчехлил пистоль и сидит наготове. В груди нехорошо начинает холодеть. Сглатываю. Вкус алкоголя чувствуется даже в слюне. Медленно открываю окно со своей стороны.
- Добрый вечер, сэр! Могу я попросить ваши документы?
- Здравствуйте, офицер! Одну секунду, - достаю судорожно два из трех необходимых документа и протягиваю менту, смачно выдыхая в сторону.
- Где ваша страховка? - спрашивает мент, светя в салон фонарем, - сделайте музыку потише.
Это меня возмущает. Моя машина, как хочу, так и слушаю.
- Я не буду делать музыку тише. А страховку я забыл дома.
Мент просовывает чайник в салон и начинает водить фонарем. Нюхает. Еще раз нюхает. Все понимает.
- Сэр, вы находитесь под воздействием алкоголя. Прошу вас выйти из машины, - все очень галантно и утонченно. Поражен, раздавлен.
- Я не пьян, офицер.
- Прошу вас выйти из машины, - повторяет свою просьбу мент.
Заваливаясь набок, я кое-как вылезаю из своего Шевроле. Пытаюсь стоять прямо. По-моему, не очень получалось, но я стоял на своем до конца.
- Я не пьян офицер.
- Пройдите по прямой приставным шагом, сэр.
Это надо было видеть. Я сдулся, я провалился, я засыпался. Два приставных шага, и я кренюсь вправо, судорожно перебираю ногами, чуть не падаю в кювет. Да… Меня одаривают браслетами, запирают мою машину, сажают на заднее сиденье чудо-воронка и везут в Городской Центр города Линден, где находится доблестное отделение местных акабов.
Дальше - совсем смутно, видимо, от волнения. Меня препроводили в комнату, где сидел симпатичный усатый мусор. Перед глазами все плывет, я дую в трубочку, любезно предоставленную усатым офицером. Не поверите, но вспоминаю Задорнова и хочу, чтобы показатель уровня алкоголя в крови зашкалил, и все доблестные американские менты охренели!
И еще качаю права. Что говорил, точно не помню, точнее, совсем не помню. Помню лишь, как меня, упирающегося и что-то кричащего насильно провожают в камеру. На следующий день офицер, который выдавал мне все вещи говорил, что я дико всех ругал, говорил, что ненавижу Америку и орал что-то про русскую душу, которую им, смиренным винтикам американского ЗОГа, никогда не понять. Но это было только завтра.
ДЕЙСТВИЕ 3. ДЕНЬ В КАМЕРЕ. СУДИЛИЩЕ. СВОБОДА. ПОИСКИ МАШИНЫ И ГРУСТНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ.
Я открыл глаза и я не понял, где я. Голову нестерпимо ломило. Глаза сухие, во рту - выгребная яма Освенцима. Надо мной - серый гладкий потолок. Все тело болит. Конечно! Я же валяюсь на какой-то пластиковой койке, ничем не укрытый. Мутно оглядываюсь: комната метра четыре на три. Койка и некое уникальное устройство из металла, совмещающее в себе унитаз и раковину, - вот и вся меблировка. Три стены глухие, а на четвертой - решетка и грязное поцарапанное стекло. За ними коридорчик. Вижу его стену.
Начинаю потихоньку вспоминать все, что со мной вчера произошло. Становится стыдно. Так как помню я совсем не все.
Подходит какой-то тип в форме, открывает окошко и просовывает мне что-то завернутое наподобие гамбургера (так и оказалось) и маленький стаканчик с кофе. Спрашиваю его: "Офицер, когда меня выпустят?". Пожимает плечами: "Скоро". Вот сволочь.
Заточил нехитрый тюремный харч. Гамбургер оказался выше всех похвал, не то что овощей, даже соусом никаким не полили - всухомятку, запивая мерзейшим кофе, который у нас разве что у хачей за 10 рублей в пластиковом стакане продается. Сижу по-турецки на койке на этой и думаю, какой же я балбес и уродец. Неудивительно, учитывая мое состояние после вчерашних возлияний. После роскошной трапезы, которая стимулировала и так похеренный желудок с кишечником, очень хочется обновить уникальное устройство в углу. Но нет! У меня всегда так. Надо найти что-нибудь, на чем концентрировать внимание и чего не допустить. Решил не обновлять это устройство. Пусть в него ниггеры срут, мне западло.
Состояние поганое, руки трясутся. Но самое главное - нет сигарет и никакого понятия о том, когда меня выпустят из этой клетки. Теперь о внешнем виде. После обысков и отъемов на мне только скам-штаны без ремня и футболка. Больше ничего. Обувь, ремень, кепку, деньги, сигареты, зажигалку, документы, может что-то еще, не помню, отняли. Гол как сокол. Хорошо хоть без браслетов.
Просыпается мой сосед, что отдыхал сном праведника в соседней камере. Начинает голосить:
- Офицер! Офицер! Выпустите меня отсюда! Что я сделал?
Так продолжается много-много тысяч миллионов минут, нет лет. Каждый звук его противного голоса режет ржавым ножом мой мозг на части. Не выдерживаю:
- Заткнись, ублюдок! Хватит голосить, никто к тебе не подойдет.
- А ты, ****ь, кто такой???
- Я смотрю ты грубый очень. Подожди нас выпустят, я тебя научу как себя вести.
- Ты что ниггер? С акцентом говоришь.
- А тебе за ниггера язык вырву, ублюдок. Закрой пасть.
Никакого эффекта. Крики "Офицер! Офицер!" длились довольно долго. Начались угрозы в сторону сотрудников местного отделения и всей правоохранительной системы Соединенных Штатов. Наконец все это надоело ментам, они вошли к неспокойному товарищу с целью проведения воспитательной беседы, которая закончилась тем, что ублюдка заставили убирать все, что он по камере разбросал (видимо, гамбургер и кофе, а также имевшуюся в широком доступе туалетную бумагу), а потом нежно и трепетно приковали несколькими наручниками к кровати.
И при этом так вежливо с ним разговаривали. Ай, молодцы. Жалко стена мешала мне все это видеть. Дело свое менты в Штатах знают. Руку не поднимут без крайней необходимости, взятки не возьмут. А если ты попал, тебя за яйца так плотно и высоко подвесят посредством годами выработанной системы наказаний, что потом выть будешь.
Если бы я читал раньше законодательную базу, то знал бы, что при задержании водителя в нетрезвом состоянии его надлежит продержать сутки в участке на нарах. Наверное, в воспитательных целях. Честно говоря, интересный ход. Все знают, как обостряется восприятие действительности с похмела, как начинаешь все обдумывать, себя винить и чайником биться об стену. Со мной тоже происходило нечто подобное. Я тоже сидел и думал. Мне не давали покоя многие вопросы:
- Когда меня выпустят?
- Когда засудят?
- На сколько отнимут права?
- Какой штраф наложат?
И самые главные три:
- Где, блин, меня взяли??? Если быть последовательным - ГДЕ МОЯ МАШИНА???
- Как отцу потом сказать, какой я красавчик?
- Неплохо как РАБотку просидеть в участке. Надеюсь, на РАБотке все поймут.
Такой вот похмельный экзистенциализм. Именно там, на нарах, я окончательно понял, что надолго я в Штатах не задержусь. Именно там я понял, как я ненавижу все, что меня здесь окружает, как чуждо, непробиваемо чуждо все здесь для меня. И еще я понял, до какой коптящей лампадки мне здесь все. Мое отношение к этой "стране пребывания" и до сидения на нарах бывшее весьма скептическим переросло в тотальное отрицалово, мне стало здесь все абсолютно пофигу. Как-нибудь, если я напишу другие главы занимательной книжицы про свое житие-бытие в США, вы поймете, что я имею в виду. И еще я понял, как я здесь одинок. Никому не нужный. И мне никто и ничто не нужно. Депрессивное состояние, бывшее моим вечным спутником в Америке, переросло в твердую грусть по моей Родине (я сюда вкладываю все: земля, дом, семья, друзья, воспоминания и т.д.) и ненависть к окружающему меня миру. Мне безразличен мир за пределами этой камеры, я не хочу ничем с ним связывать себя, не хочу оставлять здесь кусок себя. Я ненавижу все это. Я во "внутренней эмиграции".
Иногда я вставал и пил воду из этого гибрида унитаза и раковины, так как сушило неимоверно. Сколько было времени знал один лишь Заратуштра, моя биология подсказывала, что уже поздний вечер. Я уже почти сутки сижу в этой камере, "обезьяннике", если хотите.
В один прекрасный момент распахивается дверь, заходит акаб с браслетами и говорит:
- Приятель, сейчас тебя поведет на суд. Давай руки, я тебе их защелкну.
- Офицер, можно хоть тапки мои получить? А то я босым в таком ответственном деле участвовать не могу.
- Нет, дружок, все тебе выдадут после суда.
- Хорошо, офицер.
Босиком, с браслетами, в рас****яйских скам-штанах сипую по коридору. Вижу за стеклом своего "сокамерника". Лежит, кросавчег, пристегнутый к кровати. Прощай, ублюдочное дитя Америки. Поворачиваю направо, поднимаюсь по какой-то лестнице. Волнения никакого. Все до лампадки. Быстрее бы закончилось, а то очень уж хочется курить.
Меня вводят в огромный зал, где собирается городское самоуправление. Как нихуевый наш кинотеатр. Скамьи во много рядов, на стенах - портреты каких-то дядек, наверное, мэры Линдена и его самые достойные люди. Президиум, как во Дворце Съездов, щщей на 25 в ряд. Под ним - кафедра для выступлений и столики секретарей. Зал практически пуст. Кроме меня и пары сопровождающих ментов, сидят какие-то две тетки, в центре президиума сидит дядя в мантии черной и парике с молотком и что-то выговаривает стоящему перед ним молодому человеку. Человека плющит, наверное, с похмела. Наверное, с похожей историей попал в ментовку.
Меня сажают на первый ряд. Смотрю на пальцы ног - грязные и потные. Начинаю их обтирать и ковровое покрытие зала. Дядя в мантии выносит приговор товарищ и вызывает меня. Поднимают, провожают до места, где только что стоял приятель. Расставляю ноги на ширину плеч, гордо поднимаю голову и смотрю в глаза дяди в мантии. Нас на понт не возьмешь, американская собака!
- Ваше имя?
- Сергей …
- Сколько вам лет?
- 25.
- Сергей, вы понимаете по-английски? (Стандартный вопрос, так как больше половины всего этого сброда, что обретается в Америке, по-английски либо не говорит, либо бормочет на уровне "доброе утро!")
- Да.
- Сергей, вчера были остановлены сотрудниками полиции в связи с неаккуратным вождением (во термин выдумали, гады!). Первичный моторный тест показал, что вы, возможно, находились в состоянии алкогольного опьянения, в связи с чем вы были доставлены в отделение. Дальнейший анализ подтвердил наличие у вас в крови алкоголя. 3,2 промилле. Это..Это… много, Сергей. Признаете ли вы, что вы употребляли алкоголь?
- Да, признаю.
- Кроме того, вы отказались предоставить сотрудникам страховое свидетельство на ваш автомобиль. Признаете ли вы это?
- Да, я его дома забыл.
- Оно было обнаружено в изъятых у вас документах.
- Кххмм, значит, не смог его найти.
- Хорошо. Совокупное обвинение вам состоит из четырех пунктов: неосторожное вождение, управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения, отказ предоставить сотрудникам полиции требуемых документов и езда с непристегнутым ремнем безопасности. Признаете ли вы свою вину?
- Постойте! Я был пристегнут! - с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок.
- Офицер Х говорит, что видел, что вы пристегнулись только после остановки.
- Да, я признаю себя виновным по всем пунктам.
- Будете ли вы нанимать адвоката, или штат может вам предоставить государственного адвоката?
Затевать волынку по очевидному делу? Ясно, что я ничего не докажу, а ****ория будет хоть отбавляй. Таскания по судам. На хрен надо…
- Нет, я признаю себя во всем виновным. Адвокат мне не нужен.
- Сергей, учитывая тяжелую степень опьянения, показанную тестом, вы приговариваетесь к лишению водительских прав сроком на шесть месяцев. Это минимальный срок, беря во внимание то, что это ваш первый случай (я что, должен был после этих слов целовать ему ноги и петь аллилуйю???). Вы будете обязаны пройти программу восстановления водительских прав (что это такое, я понял только потом). Совокупный штраф по всем пунктам обвинения составляет 853 доллара США (ясно, ради чего весь спектакль). Когда вы сможете оплатить штраф?
- Завтра. После четырех.
- Хорошо, подходите к столу и подписывайтесь.
Я подписал кучу бумаг, в зале суда с меня сняли браслеты, и офицер повел меня вниз, в камеру хранения, где были мои вещи. И СИГАРЕТЫ!!! По пути он и рассказал, как я вчера себя вел, а также поведал, куда и как платить прайс, который мне выписал париковый судья. Права, кстати, были изъяты из моих вещей и отданы суровому стражу правосудия.
- Давай, приятель, проверяй, все ли на месте.
Я взял пухлый пакет с моими вещами, посмотрел на деньги и документы. Все в порядке. Денег почему-то было немало, баксов 300, не помню, когда я вчера из дома их взял.
- Да, офицер, все на месте. А сколько сейчас время?
- Пол-первого ночи. Удачи, приятель.
- Пока.
Я выхожу на Вуд стрит - центральную улицу Линдена.
Все смотрели фильм "Храброе сердце"? Помните, как герой Мэла Гибсона на пыточном одре исторгает крик, бросающий в слезы - FREEDOM? Пусть это кощунственно, я заорал так же. И курил, стоял и курил одну за одной три сигареты.
А потом пошел искать машину. Не нашел.
Я шел по Вуд стрит по Первой дороги, шел дальше, дошел до самого Нью-Джерси Тёрнпайка. Я не нашел своей машины и пошел домой. Точнее, не домой, а к тому месту, где я жил в Америке. Я шел и думал. Эта ночь многое перевернула во мне. Я похоронил планы остаться в Америке подольше. Я еще больше укрепился в своей любви к моей стране. Понял, что без нее я никто и ничто. Понял, что я органическая часть моего народа, которого мне так не хватает здесь, в этом искусственном мире. Я решил дождаться отца, его возвращения и валить отсюда на хрен. А пока, в оставшиеся месяцы пожить так, чтобы меня запомнили все, кто меня здесь знает.
Я долго шел по Первой дороге под красивыми звездами, понимая, что все будет хорошо. Я уеду отсюда. Я дошел до дома, где меня встретила встревоженная Кончита. Я ничего не рассказывал. Я выпил 100 грамм и лег спать.
ПРИМЕЧАНИЕ №1.
Хочу, пользуясь случаем, сказать спасибо Крису за то, что на следующий день он со мной пошел в ментовку, где мы оплатили штраф.
Спасибо большое Киту, который забрал мою тачку со штрафстоянки (у меня теперь не было прав, я не мог ее забрать).
Спасибо высшим силам за то, что машина оказалась целой. И на ее заднем сидении оказалась не раскрытая бутылка напитка, которую мы сразу же и раздавили во славу моей России.
ПРИМЕЧАНИЕ №2.
Я уже писал о программе восстановления прав. Так вот ее хронология.
- оплата 853 долларов штрафа единовременно в суде.
- оплата 400 долларов на простой машины на штрафстоянке.
- через пару недель меня начали бомбить письмами о необходимости посещения заседаний общества "Анонимных алкоголиков". Да-да! Я даже хотел сходить, поржать, однако в рамках моей программы мне надо было посетить минимум 3 заседания. Брать с собой чистые простыни и там ночевать. Каждое заседание стоит 300 долларов. Итого - 900 долларов. Чтобы восстановить права я даже пошел бы на это, в принципе. Не вопрос. Однако добило меня вот что.
- в конце июля приходит письмо из столицы Нью-Джерси города Трентона из какой-то конторы государственной, в котором сказано, что так как в моей доблестной истории появилась отметка о вождении в нетрезвом виде, то заботящееся обо мне государство решило немного увеличить сумму уплачиваемой мною страховки за автомобиль. Ненамного. Совсем. Всего на три тысячи долларов. На три года. То есть по тысяче долларов ежегодно в течение трех лет. Без этого мне права не вернули бы.
Сколько еще меня ждало сюрпризов в этой "программе", я не знаю. Могу только догадываться. Однако письма из Трентона хватило. Я позвонил по указанному в письме контактному телефону. Трубку взяла какая-то черномазая, судя по выговору (рот как будто говном забит). Не буду весь разговор пересказывать, напишу лишь его достойное окончание:
- Вам обязательно надо оплатить одну тысячу до…
- Извините, что я вас перебиваю. Скажите, а много еще выплат мне придется сделать, чтобы права восстановить?
- Я не знаю, но программа включает в себя несколько этапов.
- Спасибо. Тогда ЗАСУНЬТЕ МОИ ПРАВА СЕБЕ В ЖОПУ!
Так и закончилась эта история. Меня до сих пор засыпают письмами. По последним данным я должен уже порядка 5-6 тысяч. Плюс все остальное. Так как я ничего платить им не намерен, на меня заведено уголовное дело. Прямо в аэропорту, наверное, скрутят и отправят париться на нары. К чему я это все? К тому, что добрая либеральная американская система выстроена таким образом, что в случае одного "попадалова" тебя подвешивают за яйца на всю оставшуюся жизнь. В моем случае это пожизненное повышение страховки и т.д. Пусть они сами варятся в том говне, что наварили.
Я не снимаю с себя вины никоим образом, но платить не намерен, чтобы мои денюжки уехали на помощь в какой-нибудь Израиль.
P.S. Права продержались у меня с ноября 2004 года по июнь 2005 года. Мда..