Легконогие единороги вылетели на пригорок, один из многих в закатной части Старолесья. Воздух вокруг них звенел и переливался яркой, будоражащей кровь песней, лучился отсветами иных, несказанно прекрасных миров. Сиды в седлах мелодично негромко смеялись, и этот смех звучал, как залог непреходящести чуда и гармонии в мире. Ажурные золотые обручи стягивали их длинные, волнистые волосы, отблески солнечных лучей, рассекающих кроны вязов и буков, нежно струились по высоких голенищах сапог и резных кибитях тисовых луков. День радовался возможности потешить беззаботных Первенцев подлунного Мира.
Охота была в самом разгаре, и вечно юные стрелки мчались сквозь древнюю пущу, загоняя старого мудрого оленя. Ветвисторогий бык хорошо знал правила этих игр, потому, вытягиваясь в струнку, несся к окраине леса, на которой обычаи воспрещали сидам пролитие крови, за которой лежала свобода – и степь. Опушка близилась; Лесной Народ уже держал наготове луки и стрелы; олень мчался, положив рога на спину.
Огромным прыжком могучий зверь одолел груду бурелома, взмыв подобно сказочной птице. Но ни одна стрела так и не скользнула в муаровых тенях лесных патриархов.
Кавалькада замерла по знаку переднего всадника.
- Что случилось, принц? – обеспокоенно спросил один из его товарищей-следопытов. – Отчего Вы не стреляли?
Прочие же безмятежно напевали, исполненными внутреннего света очами лаская ветви зацветающих под дивные песни деревьев. Воздух сгущался, наполняясь нежнейшими ароматами. Принц огляделся, во взгляде золотистых глаз сверкнула твердость.
- Взгляни, Сейволио… - в голосе принца звучала уверенность того, кто решился встретиться со своей судьбой. И тоска по чему-то, что уходит навсегда. – Старолесье еще прежнее… И я никогда не решусь нарушить его покой, никогда и ни за что не соглашусь допустить под сень его крон Извечную Вражду. Я родился здесь... И этот олень – он ведь тоже родился здесь. Не хочется уходить, оставляя за собой смерть детей моего родного края. Ведь впереди у нас… - он не договорил.
- Война практически окончена, принц, - серьезно и печально сказал его Товарищ. – Мы победили… Дворфы более не сумеют поднять свою голову.
- Помнишь, как в третьем от нынешнего дня году Зеленоцветного Папоротника мы повстречали раненого грифона? Помнишь, как он рубил воздух и землю своими когтями, предчувствуя неминуемую гибель и не желая навеки закрыть свои орихалковые глаза?
Сид-спутник промолчал, придерживая игреневого единорога, охаживающего бока шелковистой кисточкой хвоста. Он помнил.
- Я не желаю дворфам такой судьбы. Не желаю падения чарующе-строгих сводов Холкуры. Не желаю, чтобы обезлюдели переходы и палаты Местара. Не желаю также, чтобы в последних судорогах они жгли Старолесье, Миннагоалу и Сторечье. Дворфы не всегда были нам врагами. И могут стать нам друзьями снова. Нужно только пойти им навстречу.
- Вот так? – тихо, едва слышно, густо краснея прошептал Сейволио. – Именно – так? Нету других путей?
- Ты не свободен сейчас, Друг мой, - грустно сказал принц. – Это печалит меня. Ты считаешь нас выше, чем Люди Скал? Но в чем же то наше превосходство, что позволяет нам свысока взирать на другие племена?
- И это говоришь ты, Миалоро, принц Старолесья и Сторечья?! Или, может быть, старики из недр наших чащоб нынче вещают ветхие свои мысли твоими устами?!
- Моими устами вещает только Леганская Степь. Тот простор, что лежит перед нами. То, что недавно еще было Младолесскими Убежищами.
Оба сида посмотрели вперед, на высокие синие горы, подымающиеся в немереной дали за ровной, как стол, степью – морем ковыля и полыни, сменивших сосны и дубы Младолесья.
- Может быть, ты охотишься в этом краю в последний раз… - сказал Сейволио тепло и мягко, и оба единорога прислушались к его словам. – Ведь раньше ты всегда так радовался случаю поохотиться в Старых Лесах.
- А я и охотился. Просто зверь честно ушел. – улыбнулся принц. – И это радует меня более, нежели его возможная смерть. Я слишком недавно с полей сражений…
Глубоко вздохнув, он твердо приказал Товарищу:
- Отправляемся к Венчальному Холму!
Изящная красивая кавалькада – две сотни прекрасных обликом отборных молодых воинов-сидов – выбралась волшебной стаей на просторы Леганской Степи, чтобы отыскать далеко впереди Венчальный Холм, где их уже ожидали вельможи Двух Народов. Подобно вихрям, летели единороги, и ястребы в небесах отставали от лихих наездников. Но смех и радость остались в сумраке родных лесов, сурово глядели по сторонам бойцы, почитая память павших удальцов и сгинувших дубрав, память светлого прошлого, омраченного вспышкой Извечной Вражды. Даже сейчас – ожидая нападения, подвоха.
К закату они оказались у подножия холма, в толпах вельмож и гвардейцев, посреди несметного множества шатров. Солнце уже клонилось к вершинам все еще достаточно далекого горного хребта; принца облачили в свадебные одежды, и мрачный лицом король стоял рядом, скрывая боль и надежду в глазах.
- Ты решился? – спросил он, заглянув в бледное лицо сына. Но увидел только решимость пойти на жертвы ради своего народа, ради добра, ради спасения множесства жизней.
Первая часть венчальной церемонии произошла на вершине холма, и друиды торжественно соединили руки принца и скрывавшейся под вуалью дворфьей принцессы – плотненькой низкорослой девушки. Молодые сиды из свиты принца стояли, сдерживая горечь от того, что именно Миалоро, остроумному и добродушному любимцу народа, придется пройти через все это. Вельможи гомонили тихонько, обсуждая суровых и грозных дворфов из свиты невесты – угрюмых длиннобородых кнехтов и хиррдманнов. Ужасаясь судьбе сида, вынужденного взять в жены столь некрасивое существо… Ужасаясь векам мук, на которые решился принц. Дворфы изредка переговаривались, качая головами: неравный брак, неравный брак... не было бы беды.
Затем новобрачные, дворфы и двести сидов жениха спустились в недра каменистого холма и по длинным переходам отправились в сторону гор, дабы там, в святилище одного из Каменных Божеств, завершить церемонию, и дать наконец жениху впервые увидеть свою суженую.
Принц видел у стены храма суровый профиль бородатого Подземного Правителя, ожидающего конца обряда. У него немного закружилась голова, и от щек отхлынули последние кровинки. Он усомнился в своей решимости.
- Поцелуй же свою супругу, Миалоро, - возгласил священник дворфов и церемонно откинул вуаль.
Принц... ну, а что принц? Он искренне готов был пойти на любые жертвы ради своего народа, и брак с дворфой уже успел стать ему привычной мыслью. Пусть она некрасива по меркам его народа, он готов был на такую жертву. Но хрупкий предел его громадной жертвенности был сломан и превышен. И потому, именно потому принц не увидел ни больших зеленых глаз дворфы, ни изящных очертаний носа и скул… он вообще видел сейчас только одно. И хотелось ему только одного.
Вырвать.
И все.
Борода принцессы была совсем еще коротенькой и шелковистой, празднично заплетенной с ленточками.
Борода.
- Омерзительно, - ясным и чистым голосом сказал принц. В его руке оказался поданный Товарищем – он не видел, которым, но счел, что то был Сейволио, - зачарованный клинок из мифрила. – Подумать только. Я полагал, это досужие сплетни.
- Поскорее закончим с этим, - холодно сказал принц. И, более не в силах сдержаться, крикнул: - Смерть впереди нас! – длинный клинок опустился на лицо дворфы в тот миг, когда она уже схватила секиру, чтоб отомстить за обиду. И взлетел снова, и снова.
Сиды обнажили оружие и призвали пламенные шары. Дворфы вскидывали щиты. И сеча началась. А спустя несколько минут выплеснулась в переходы Города Дворфов.
Двести сидов, юношей и светлых дев, словно нож – масло, рассекли королевство дворфов. Меча огонь и рубясь клинками, они сеяли смерть и пагубу, проходя сквозь любые ловушки и западни. Дворфы, лишившиеся короля, сопротивлялись зло и отчаянно, но наступил такой момент, когда легион несущихся сквозь Подгорье почерневших на лице от копоти, кровавоглазых от неисчислимых виденных смертей демонов боли и разрушения заставил дворфов дрогнуть. Они сумели заманить смертоносных чудовищ в глубины, и вышли из Гор.
Дворфы сдались и полностью покорились сидам, признав их верховную власть. Большею частью они поселились в холмах поближе к покровителям, меньшая же избрала себе надземные селения.
Но остановить обезумевших резников и рубайл было уже нельзя. Их можно было только оставить самим себе.
Все дальше и дальше неслись они сквозь тьму с жутким завыванием, не ведая, в кого превращаются с каждым мигом.
И когда один из них… некогда носивший имя Сейволио… остановился в одном из покинутых селений дворфов, утер пот с покрытого шрамами лица и попытался сказать что-то светлое и чистое, что-то, что утешило бы их изувеченные сражениями души, смягчило их боль, почтило бы память отважного принца - только одно слово сумел он произнести, гордым взором обведя соратников:
- Драу!