Где живут истории, я думаю, неизвестно никому. Потому как, если бы сие стало достоянием общественности, сразу нашлись бы любопытствующие морды. По крайней мере, я одну такую морду знаю. И когда первая же морда, вооруженная сачком, попадет туда, где живут истории, наловит себе историй, каких вздумается, тогда наступит всеобщий апокалипсис с последующим расселением по сумасшедшим домам. Ибо слова – страшная штука, страшнее касторки, и не нам, дуракам, ими управлять. Слова сами выбирают хозяина. Хотя вкусы у них, мягко говоря, странные. Истории предпочитают дырявые головы целым, а талант складывать из буков слова присущ, почему-то, либо сумасшедшим гениям, либо отъявленным негодяям. Наверное, так заведено для сохранения Мирового Порядка, не знаю. Но дырявым головам сильно завидую. Порой два-три прочитанных слова вызывают у меня щенячий восторг и обильное слюноотделение, причем общий смысл сказанного не доходит. Ни капельки. И не нужно, вот что главное. А попытка выдавить из самого себя пару таких же не приводит ни к чему, кроме головной боли. Или приводит к Нечеловеческому Результату, тому самому, за который потом по утрам стыдно. Но я и не обещал никому Мировой Порядок. Вот еще.
А потом выясняется, что на свете есть сказка про живых и мертвых, и по ней выходит, что все – говно, а если все – говно, то тогда зачем это все?
И все тут же любезно становится на свои места. И оттуда показывает язык, или что там у него. А ты продолжаешь заниматься своими важными делами, при этом в контексте этих важных дел понимая, что все – говно. Допустим, твое важное дело представляет собой принятие Решения. В контексте того, что все, как любезно выяснилось, говно, результат твоего решения бесследно исчезает в Великой Бездне, вместе с самим решением, тобой, всеми твоими важными делами, Мировым Порядком и вообще. Остается только Великая Бездна, которой все пофигу. По-настоящему, понимаешь? Так пофигу может быть только Мировой Бездне. Невольно проникаешься уважением к такой самоотдаче, но, как потом выясняется, ни на что больше Бездна не способна. Ее дело маленькое: проглотить тебя с потрохами. И она проглотит, ты в этом уверен. И если не уверен – тоже проглотит. Все дело в том, что есть только ты, твоя некрепкая психика и добрые ангелы. И все. Матрица. А зачем тогда жить дальше, заниматься расстановкой приоритетов, откладывать свои лучшие слова и поступки назавтра, которое никогда не наступит. О том, чтобы пытаться что-то писать даже не заходит речь, буквы отказываются вспоминаться, ручка не пишет, а клавиатура кажется пошлейшим до невозможности девайсом. Главное, Ницше в такие минуты не читать. И вообще ничего не читать. Чтоб не подохнуть, если не от зависти, то задохнувшись слезами. Но и подохнуть у тебя тоже никак не получится. Потому что уже. Разве что родиться еще. Но ты не знаешь, как. Знает только Великая Бездна. Но она молчит, сука, и улыбается.
А потом на тебя в очередной раз снисходит откровение, и ты узнаешь, что идеального текста не существует. Вот так. Из этого неопровержимо следует, что это все, которое так отравляло тебе жизнь, становится в шеренгу по одному, или как умеет, и идет нахер, потому что его не существует. Ну да, вот так вот. Не существует вообще ничего, абсолютно. И хорошо как-то так от этого становится. Легко. И все в очередной раз становится на свои места. Уж очень оно это любит, как я посмотрю. И на том, как говорится, спасибо. Смысла, правда, как не было. Даже близко не ночевал. Он вообще в этом мире редкий гость. Но это неважно. Как неважно, что читать и какие решения принимать. И что самое главное, совершенно неважно, что писать. А мне того и нужно