(моему преподавателю по дифференциальным уравнениям посвящается)
Дождь неистово хлестал по асфальту, оставляя на нем тысячи маленьких пузырьков. Они существовали еще некоторое время, отплывали в сторону, давая место другим, и погибали, лопались сами собой или по натиском дождевых струй. Осень торопилась, стоял ноябрь, и она, осознав, что потеряла кучу времени, раскрашивая листья и уступая немного солнечных дней августу, опомнилась, и теперь напоминала Городу о своем существовании холодным проливным дождем, возможно, последним в этом году.
Почти на самой окраине Города, в одном из тех районов, которые называют спальными, в которых все дома почти одновременной застройки, совершенно похожие друг на друга, стоял Фонарный Столб. Он и похожие на него столбы были бы очень полезны в этой части Города, где среди одинаковых домов и прямых улиц и переулков легко можно было заблудится. Однако, как показывала практика, все спальные районы со временем приобретают свою, ни с чем не сравнимую специфику. Днем, когда большинство жителей работают, а работают в больших городах в центре, и лишь спать возвращаются в спальные районы, так вот, днем эти прямые улицы и переулки почти пустуют. Лишь дети, разных возрастов, из тех, которым нечем совершенно заняться в это время дня, время от времени мелькают среди каменных коробок. Они играют в свои игры, свойственные только детям спальных районов и в результате появляются многочисленные граффити на стенах и гаражах, таинственные знаки, обозначающие принадлежность к той или иной группе единомышленников. Эти группы возникают в каждом районе, ведут разного рода боевые действия друг с другом и вообще, живут своей непостижимой для взрослых жизнью. Те же, кто не относиться к этим группам, а также некоторые взрослые стараются не появляться на улицах района вечером. Да и делать им там особо нечего. В результате, в спальных районах постоянно тихо и пусто, как будто все на самом деле спят. И иногда лишь чувствуешь на себе чей-то пристальный взгляд, но это тебе, скорее всего, просто кажется.
Чужих в спальных районах, разумеется, не бывает.
Так, Фонарный Столб, как и его сородичи, постепенно утратил свое прямое назначение, и оставался стоять так, дополняя картину кажущегося пустым спального района. Дождь зарядил, видимо, надолго, потому что небо днем казалось почти черным, а вдалеке, над другими спальными районами висела серая пелена, говорившая о том, что и там такой же ливень, и Осень всерьез вознамерилась как следует заявить о себе напоследок. На улицах не было ни души, но в слушателях, а тем более, в собеседниках Столб не нуждался. Он давно уже приобрел привычку говорить сам с собой, даже не говорить, а просто думать вслух. Получалось зачастую достаточно громко, но его это не смущало – ближайшие сородичи, строго по ГОСТу, почти в пятидесяти метрах и у них там была своя жизнь, а случайному прохожему и в голову не придет прислушаться к той ерунде, что несет обычный фонарный столб. Если бы он и прислушался, то ему бы показалось, что у Фонарного Столба раздвоение, а то и разтроение личности, настолько странные разговоры он сам с собой вел. Однако, насколько мне известно, Столб был совершенно нормальным, настолько, насколько нормальным вообще может быть фонарный столб. И в этот важный для Осени, но ничем не примечательный для остального большинства день он вел примерно такой диалог:
- …
- Ты вот говоришь, "социальный долг". Слово-то какое! А что это такое вообще, этот социальный долг? И перед кем он, этот долг? И чем, главное, отдавать его?
- Ну, посмотри: те, кто тебя окружает, ты же находишься в определенных отношениях с ними.
- И что?
- Определенные отношения подразумевают определенные обязательства. Ты же не будешь отрицать, что друзьям можно позволить нечто большее, чем просто знакомым, что тебя может заботить их настроение, их отношение к тебе. Что нужно выбирать слова, чтобы не обидеть. Что нужно учитывать, что тебя любят, в конце концов, неужели один лишь факт этого ни на что не обязывает?
- Обязывает? Нет. Почему меня должно заботить то, кто как ко мне относится? Во что я тогда превращусь? Я не полтинник, чтобы каждому нравиться. А обидеть друга невозможно по определению. У тебя есть такие друзья, которых нельзя обидеть? У твоих знакомых? Или взять тебя, есть на свете люди, на которых ты ни за что никогда не обидишься? Оглянись! Вокруг все живут в своих маленьких мирках, окруженные своими маленькими заботами, которые ограничены либо ГОСТом, либо областью собственного освещения.
- Ты живешь в Мире, в который ты пришел, и в котором ты имеешь какой-то смысл! Иначе – зачем ты здесь нужен?! Все имеет какой-то смысл! И любые твои слова, сказанные в сердцах, или просто так, любые твои поступки имеют смысл. И имеют последствия! И задумываться о них – и есть твой долг.
- Вранье! Я не выбирал улицу или Город, в котором меня построили! Я, может, вообще фонарным столбом быть не хотел!
- Долг не выбирают..
- Зато судьбу выбирают!
- Ты выбрал? Ты сейчас стоишь тут столбом и жалуешься на свою судьбу. Выбери другую, кто тебе мешает?
- Как я могу что-то поменять, если я Столб? Даже если мог бы. Если сейчас все фонарные столбы начнут менять свои судьбы, начнется неразбериха. И какой тогда вообще смысл в фонарных столбах? У каждого свое предназначение. Если все столбы начнут новую жизнь, кто кроме них будет освещать улицу?
- Посмотри вокруг… На улице светишь ты один.
…
Дождь лил не переставая. Давно уже стемнело. На безлюдной улице действительно оставалось одно-единственное пятнышко света под одиноким фонарем. К нему уверенно держал курс нетрезвого вида мужчина в слегка неполном расцвете сил. Едва он добрался до фонаря, последние силы все-таки покинули его, и он, свернувшись калачиком, лег прямо на мокрый асфальт, обняв фонарный столб одной рукой. Ему казалось, видимо, что он уже у себя дома, лежит в теплой кровати, и сил не хватает даже на то, чтобы погасить торшер.
Откуда-то появилась группа подростков. У одного из них в руках была рогатка. Целая лампочка одиноко стоящего уличного фонаря показалась ему, разумеется, идеальной мишенью. Ловко вскинув руку с рогаткой, он движением профессионального лучника оттянул резинку, сделал поправку на ветер и прочие возмущающие факторы, немного помедлил и разжал пальцы.
Время замерло на секунду, но этого никто из присутствующих не заметил.
Через несколько минут, когда ликование от победы над лампочкой утихло, и улица опустела, можно еще было в полной темноте разглядеть мирно спящего пьяницу под фонарем, который теперь ничем не отличался от своих собратьев. Одежду спящего покрывал слой мелких осколков, которые еле слышно перезванивались от случайных порывов ветра. Потом темнота скрыла и это.