Петр Нилыч, сидел в парке на скамеечке и думал, по обыкновению, о своем, не обращая внимания на прохожих, ребятишек и слабый ветерок, который чуть шевелил его седые волосы.
Он и не заметил, как подошла к нему старушка с деревянным посошком, в белом аккуратном платочке, длинной темной юбке и застиранной ситцевой кофтеночке.
- Здравствуй, сынок. - Она присела на скамеечку и поправила платок. – Вот я и пришла к тебе.
- Здравствуйте. – Петр Нилыч внимательно оглядел старушку, пытаясь припомнить, видел ли он ее где? – А вы кто, простите?
- Смерть я. – Она, устало ссутулившись, подперла подбородок кулачками.
- Извините?..
- Что? Не вериться? Да ты не пугайся. Радуйся, что сама пришла. Тихонечко заберу. Ты погоди немного. Устала. Отдохну.
Петр Нилыч тяжело вздохнул и, прикрыв глаза, стал ждать. Мысли рассеяно витали. Вспомнились: правнук, с которым хотел сходить в зоопарк... дочь, которой обещал помочь с переводами... зять, который недавно купил новую машину и обещал рыбалку... Потом, совсем некстати, Петр Нилыч вспомнил Ольгу Гордеевну. с которой познакомился на танцах в городском парке, на недавнем вечере для пенсионеров... При мысли об этой милой женщине, он почувствовал бодрое шевеление в паху и с изумлением открыл глаза. Он вдруг понял, что жизнь в семьдесят лет – только начинается. Ольга Гордеевна. милая, уютная, живет одна, а почему бы не сойтись и не попробовать... соединить два одиночества в союз двух сердце...Он вдруг представил, себе солнечное утро. Ольга Гордеевна, в уютной длинной фланелевой сорочке с длинными рукавами и воротничком стоечкой, заходит в комнату. В руках у нее поднос, на котором красуются чашки с горячим, дымящимся шоколадом, и бутербродами – два тончайших ломтика батона, покрытые эмалью масла изящно инкрустированные свежей ажурной зеленью петрушки. Он даже захихикал от удовольствия. Высокопарные мысли его, однако были прерваны... Как же он забыл, ведь пришла же… ведь Смерть же... Он скосил глаза вправо. Старушка дремала, низко опустив голову сложив руки на коленях, и даже тихонечко похрапывала.
Ты, погоди, - прошептал еле слышно Петр Нилыч, - сейчас никак не могу... –
тихохонько поднявшись, пошел медленными неслышными шагами на полусогнутых ногах, постепенно убыстряя ход, по мере того, как отдалялся от лавочки. Дойдя до узкого прохода меж двух домов, он юркнул во двор и скрылся.
И он уже не видел, да и не мог видеть, как старушка открыла глаза, пробормотала: - Ну да, ну да... - и улыбнувшись, растворилась в воздухе, как будто ее и не было...