Митя не помнил, как появился на свет: просто в какой-то момент начал осознавать, что он - человек, отдельная часть этого огромного водного мира.
Когда он был совсем маленький, то не видел ничего, кроме чуть покачивающихся на волнах маминого плота. Ему нравилось разглядывать огромный и загадочный мир – бездонное синее небо, бездонный синий океан – и плоты. Миллионы плотов, одни побольше, из дорогой резины, другие поменьше – из дешёвого пенопласта, третьи вообще слеплены из всякого мусора – пустых пластиковых бутылок, полиэтиленовых пакетов, а то и просто из надутых пузырём простыней. Мите поначалу было жалко владельцев таких плотов - они очень быстро тонули, но потом, когда плывшие рядом с ним родители объяснили ему, что к чему в этой жизни, и жалость сменилась безразличием.
Когда Мите исполнилось четырнадцать, он получил право иметь свой, отдельный плот. Поначалу он был пуст, но со временем начал заполняться исписанными тетрадями (Митя ежедневно приставал к огромному круглому плоту под названием «Школа»), игрушками, книгами, или просто мусором – убираться было ужасно лень и вообще некогда.
Митя рос, плот рос вместе с ним, как будто его постоянно подкачивал невидимый насос, и вскоре начал вмещать такую уйму вещей, что однажды Митя испугался – как бы не потонуть раньше времени. Особенно пугало его огромное чёрное пианино, и он без сожаления перегрузил инструмент на соседний плот, сестре.
Течение несло его всё дальше и дальше. Дурацкий круглый плот «Школа» растаял в тумане далеко позади, однако очень скоро рядом обнаружился другой, ещё больше, сколоченный из чёрных не то от времени, не то от грязи брёвен, с огромной надписью «Университет».
Тут на Митин плот обрушилась целая лавина тяжеловесной учебной литературы и пухлых студенческих конспектов. Он барахтался во всём этом, большую часть выкидывая за борт сразу после появления новых записей в зачётке.
Течение тем временем всё ускорялось и ускорялось, Митю перестали интересовать горизонт и бездонное синее небо, он беспокоился только о сохранности ещё больше разросшегося плота.
Однажды вечером он заметил совсем рядом с собой в воде серовато-белую простынь, во многих местах дырявую и с чёрным штампом посредине «РККА. 1937». Митя вспомнил, что на таких простынях плывут те, кому в этой жизни не достались ни резина, ни пенопласт. Неожиданно он понял, что человек, плывший на прорвавшейся простыне, пытался уцепиться за его плот, но не смог, и исчез где-то в глубинах океана.
Митя пришёл сначала в ужас, а потом в отчаяние, он даже хотел проколоть тугой бок своего плота. Но потом его осенило – он слишком облегчил плот, выкидывая, как ему казалось, ненужное, и он просто слишком высоко торчал над водой.