Сверхзадача земного спектакля
Если кто-то идет на смерть, но понятия об этом не имеет, он весел и счастлив. И только мы, зрители, догадываемся, что подстерегает его за порогом. Кто из нас больший мученик? Разве не зритель? Разве мы можем быть уверены, что нас самих не постигнет та же участь? Выходит, что мы, знающие, страдаем больше, чем не ведающие…
А если кто-то, наоборот, думает, что ему что-то угрожает, а мы, зрители, отчетливо видим, что все это блажь, и понимаем, что все будет хорошо, то нам смешно наблюдать, как этот несчастный переживает и мечется по сцене. Мы даже величаем сей жанр комедией. И что же? Кто из нас больший мученик? Конечно же, тот, кто на сцене, ибо для него опасность и погибель реальны настолько, насколько жизнь на сцене заставила его вжиться в свою роль…
Так что, увы, даже если Бог наблюдает за нашими мучениями и страхом смерти с доброй улыбкой, даже если иногда Он позволяет себе усмехнуться, понимая, что смерть – это всего лишь блажь, выдуманная им только для того, чтобы наш спектакль выглядел более завлекательным, все равно, как ни крути, мы – мученики, и наши мучения ничуть не легче от того, что кто-то с добрым намерением верит в нашу невредимость, ибо мы-то в нее, к сожалению, не верим, а точнее, хотим верить, страстно желаем верить, но не можем. Ибо природный инстинкт самосохранения велит нам не полагаться на волю веры, а всячески оберегать и хранить жизнь свою, и не подвергать ненужному риску и потрясению…
Говорят, что в мире все происходит из-за женщин. Во всяком деле советуют: chercher la femme, и мы предаемся этому вечному «шарше ля фам» и неизменно находим виновницу. Хотя, впрочем, это вовсе не от того, что женщины обладают чрезвычайной хитростью и змеиной изворотливостью, а просто они составляют половину человечества и поэтому неизбежно все время на них натыкаешься, – вот и вся тайна нашего «шарше ля фам». С тем же успехом можно предложить во всяком деле искать мужчину... Ведь кроме этих самых женщин и мужчин и людей-то нет... Ну, только не надо мне вешать лапшу на уши и на прочие выступы моей головы про гермафродитов всяческих. Не об этом речь. А дело в том, что это деление на пол надуманное и есть ничто иное, как ответвление нашего застарелого невроза. Не обязательно невроза личного, а того невроза, которым с детства страдает все человечество вкупе.
Попытайтесь побыть, хотя бы ненадолго, бесполым существом – и вы испытаете головокружительное чувство свободы, как при полете в невесомости, как при отделении души от тела. Человек в чистом виде может и должен быть бесполым, только тогда он вполне владеет своими мыслями в той мере, как его задумал Бог. Никто же не предполагал, когда планировался образ человека, что мысли и поступки этого существа станут столь сосредоточены на проблеме пола.
А как же принцип размножения? Ну не смешите меня... Для того чтобы за всю свою жизнь произвести на свет двух-трех чад, вовсе не обязательно превращать каждое мгновение суетной повседневности мысли в иллюстрацию из фривольного журнала.
Женские тайные желания недалеко ушли от мужских. Пускай они не обязательно мечтают о фигуральном действии, а скорее, ощущают стремление к некоему вниманию и теплу – все равно эти переживания замещают всё, что могут, в ограниченном нашем внимании, остающемся после рабочего дня и перед неизбежным погружением в сон. А многим вообще только во сне не хочется спать, а во всяком ином состоянии они словно пребывают в ходячей летаргии...
Вам знакомо это выражение женского лица – задумчивая полуулыбка, казалось бы, растерянная, но вместе с тем что-то несомненно имеющая в виду, а заглянешь в головку к его обладательнице, а там вовсе не то, что кажется: ни глубины, ни сосредоточенности, а так, мелочи всякие, о большинстве из которых представитель рыцарского пола и не подозревает. Разочарование? Напротив… Так ли уж важно, кто о чем думает? А вот выходит, что важно...
Вам знакомо и это выражение мужского лица: сосредоточенное и сдержанное. Но там, в его черепной коробке, шевелятся совсем не те мысли, что написаны на его благородном челе.
Ведь большую часть жизни, большую часть времени своего земного, а возможно, и единственного существования мы мыслим именно как мужчины и женщины. Хотя должны бы мыслить и жить как ЛЮДИ, вне зависимости от пола...
Остатки того времени человеческого мышления, что не заражены мыслями о поле, подвержены влиянию мучительных мыслей о расе, группе, соседе... Деление, деление, и еще раз деление – вот что унижает и расходует наш мировой разум, в который так легко было бы влиться всем лишенным этих предрассудков умам.
Кто-то скажет, что такова природа и что иначе невозможно. Это вовсе не так. Все эти сторонние мысли есть мысли невротические. Недаром большинство религий пыталось отвлечь нас от них, но им это плохо удавалось.
Если хотите подслушать, чем дышит человечество, загляните в его самые лучшие романы. Вот толстовская Анна поддается волнительной страсти, а ведь предмет ее любви того не стоит... Он холоден и жалок, и Анна гибнет, так грозно оттеняя незадачливый поступок своего брата Стивы, этот вполне естественный для мужчины его возраста каприз, совершенный, по всей видимости, даже не при активной помощи, а скорее, ввиду близкого присутствия и непротивления гувернантки, из-за которой-то все и смешалось в доме Облонских с первых же строк романа .
Всё в великом романе крутится – нет, не вокруг только чувственности и страсти, боже упаси, я не собираюсь так измельчать Великую литературу, но, однако, не могу не отметить, что все вертится отнюдь не вокруг общечеловеческой направленности любви, а именно – вокруг любви мелочной, любви, поделенной на полы, и от этого неизбежно несчастной.
Однако неважно, стоит того предмет любви или не стоит, а важно, что Толстой и мир прощают Стиве то, что, в соответствии с общепринятой моралью, нельзя простить Анне. Она и ребенка бросает ради этой страсти, Сережу (а между тем Стива и не собирается из семьи уходить). И все эти мужчины (ну, Левин идеальный) тоже ведь слегка увлекаются Анной, пока Кити в своем семейном счастье варит варенье…
Но дело не в Анне и Стиве, конечно. Да, есть мужчина, есть женщина, у них разные роли в этом спектакле жизни. Разные – даже помимо страсти, помимо чувственности, а просто жизнь, быт, взгляды.
Говорят, что мужчина-де вертикален в устремлениях, а женщина горизонтальна…. Но ведь ЛЮБОВЬ – это и есть вертикаль. То есть Бог есть Любовь, вот и вертикаль...
Мужчина сеет семя и уходит, а женщина остается и растит ребенка, а он может и не знать об этом. И вообще похоть – это, конечно, плохо. А любовь – это же хорошо? И человек так одинок в мире, и нужно ему прилепиться к кому-то, и если тебя хотя бы одно существо в мире любит, то уже не нужно доказывать никому, что ты мужчина-женщина, ты просто живешь в сиянье… Но так или иначе, в нас практически никто не видит ЧЕЛОВЕКА. В нас видят женщин и мужчин, негров и евреев, писателей и террористов... Мы сами не видим человека в человеке, и это не только потому, что мы слепы, а потому, что в нем его нет... Если отбросить все, что касается пола, расы, профессии и пары-тройки вздорных хобби, от человека не останется ничего – не только каркас, но и душа растворится в небытии.
Я не ратую за уничтожение различий между людьми, не собираюсь перекрашивать черных в белых и обратно. Не призываю одевать мужчин и женщин в одинаковые балахоны так, чтобы трудно было их отличить друг от друга. Я ищу в себе ЧЕЛОВЕКА, а не пустую коробку, куда природа по воле своей ураганной прихоти то кладет, а то вынимает мысли и побуждения, которые являются всего лишь незначительно усложненной версией духовного мира суки или кобеля в праздничное время гона.
Поищите в себе ЧЕЛОВЕКА, и если он не найдется, то давайте планомерно начнем растить и лелеять его в себе, ибо Господь создал нас не для того, чтобы всё, что мы производим своим гибким и подчас столь удивительно стройным умом, было только образами деления на пол, расы и прочие касты...
Если основная часть наших дум и устремлений выйдет за пределы этого невротического деления, то мы станем наконец людьми, а не женщинами и мужчинами с многозначительными выражениями лиц, под которыми не скрывается ничего, кроме мишуры и мелочной возни...
Ведь выбрав жизнь, мы становимся теми артистами на сцене, которые неминуемо идут на смерть и знают об этом, и стороннему зрителю не смешно, потому что Он понимает, что нет разницы, что уготовано нам до или после земного бытия, – мы только здесь и сейчас имеем мучительную возможность стать людьми, и в этом и заключается единственная сверхзадача нашего земного спектакля.
Отрывок из книги "Песочница"
www.llumina.com/store/sandbox.htm
Другие книги Бориса Кригера:
http://www.krigerland.com/knigi.htm