Ну тогда я не знаю, что у вас!
Говорить о российских врачах все равно, что дискутировать о российском менталитете, который передается нам нашими предками со своими генами. Точно так-же и врачи не приезжают в Россию из других стран, и не падают к нам с неба. Они доморощенные, они получаются из нас самих. Но к делу.
Прихожу на прием в поликлинику номер три, что находится в Ворошиловском районе города Ростова-на-Дону. Замучил гастрит, довел до того, что по ночам спать перестал. Главное, никакие лекарства, подсказанные телевизором и добрыми соседями, не помогают. Думы покатили уже не о гастрите, а чем-то более серьезном, отбирающем уверенность в себе и в своих силах. Захожу в здание поликлиники, на стене плакат, на котором крупными буквами написаны приблизительно такие слова:Если вы побывали у врача и не почувствовали облегчения, то это не врач.Автор этих строк великий русский эскулап дореволюционного периода, кажется, Бехтерев. Беру номерок к нашему участковому врачу-терапевту Гарамановой. Отсидев не меньше трех часов в очереди, рассказываю о своей беде. Женщина за пятьдесят лет в белом халате и с ухоженным лицом внимательно меня выслушивает, не забывая давать указания медсестре, сидящей рядом с ней, отвечать на вопросы заглядывающих в кабинет посетителей и общаться с сотрудниками поликлиники, заскакивающими к ней же. После получасовой беседы, из которой мне было уделено внимания разве что минут пять, она заставляет меня раздеться и начинает прослушивать сердце. Затем меряет давление, пульс, и так далее. Потом медсестра под ее чутким руководством выписывает направления на сдачу анализов и на кардиограмму, рассчитанные на походы по кабинетам почти на неделю. К направлениям прибавляется куча рецептов на разные лекарства за свой счет. Все эти лекарства дешевые и толку от них нуль, своим богатеньким пациентам она бы подобное не выписала ни за что. А нам, пенсионерам с инвалидами – пожалуйста. Хоть бадью и полное ведро для мусора. Я прилежно исполняю все предписания, все так-же мучаясь подозрениями от болей в животе, от действий лекарств, от которых становится еще хуже. Через неделю прихожу к Гарамановой, она снова рассматривает мои анализы и я слышу ее спокойный голос:
- У вас все в порядке, анализы хорошие, сердце с легкими тоже.
- Простите, доктор, я пришел к вам не с жалобами на эти органы, у меня живот болит, - не выдерживаю я. – Я даже сейчас с трудом сижу перед вами, крутит в животе, круги перед глазами. Кал, простите, не живой, он серого цвета. А был, как в том американском фильме про пенсионеров – как свежевыпеченная пасха. И так далее.
- Ну и примерчик вы привели… Что вы кушаете, таковы и ваши испражнения.
- Доктор, я стараюсь в еде не отвлекаться от того, что мне приносит пользу. Изменений в поглощаемых продуктах практически никаких.
- А вы лекарства пьете, которые я вам прописала?
- Обязательно, но мне от них еще хуже, - и я прошу Гараманову по подсказке сердобольных пациентов. – Дайте мне направление в диагностический центр и в дисбаклабораторию.
- У нас нет таких направлений.
- Как нет! Вы обязаны туда направлять больных.
- Еще раз повторяю, направлений нет.
В глазах у доктора возгораются искорки неприязни, она готова схватить меня за рукав и выпроводить из своего кабинета. Тем более, подошел час, когда ей необходимо в связи с ее возрастом и с возрастом медсестры отведать чаю. Кружки с ним уже внесли в кабинет. Но я не отступаю. С великим трудом, через заведующую терапевтическим отделением, получаю эти направления на руки, которые не являются таким уж дефицитом. Еще месяц беготни по разным лечебным заведениям, в течение которого боли только усилились. Наконец получаю диагностику, и спешу к своему лечащему врачу Гарамановой. Она встречает меня как злейшего своего врага, ведь я бегал жаловаться к заведующей. Мельком взглянув на анализы, недовольно говорит:
- У вас ничего страшного не нашли, обыкновенный гастрит.
- Мне сказали, что так пишут почти всем. Нужны более серьезные проверки.
- А я здесь при чем?
- Вам прибавили жалованье, и вы обязаны относиться ко мне со вниманием. Я не с улицы пришел, я ваш пациент.
- Вы знаете, сколько у меня таких за день? – нагло смотрит на меня лечащий врач.
- И лекарства ваши мне не помогают, и боли усилились. Что со мной, доктор?
Гараманова тянется рукой к прибору для измерения давления, но останавливается, поправляет на груди фонендоскоп и тоже не решается его применить. Затем придвигает к себе книгу приходов и расходов и начинает долго писать. Она пишет, а меня разбирает злость от того, что я ничего не могу сделать с этой женщиной. Она такая же, как все мы, как и я, как и пациенты за дверью. Я мычу сквозь зубы:
- Доктор, мне от ваших лекарств становится еще хуже.
Гараманова поворачивается ко мне и я вижу ее равнодушные зрачки, уже начавшие выцветать. Она медленно произносит, не сводя с меня глаз:
- Ну тогда я не знаю, что у вас.