Димка сидел напротив, шапка набекрень, рот «корытом». Он был теперь крутым ментом, из тех, что шныряют по улицам Питера и избивают прохожих, отбирая у них деньги, документы и «мобильники». Бесплатно пьют пиво в кабаках и шмонают валяющихся в сугробах граждан на предмет обогащения.
- А чё бля! Мы вчера в «Ледовом» стояли на КиШе, охренеть, четыре часа ребятки отколбасились! Кайф!
Димка откинулся на стуле и прищурил зелёный глаз, неприлично заплывший пухлой розовой щекой.
- Ну, ты Дядь Дима и разжирел! – как будто виновато сказал Юрик.
- Даааа! Есть малеха, - с явным удовольствием протянул Димка.
Юрик про себя до слёз завидовал Дядь Диме. Они вместе выросли, вместе ходили в школу, за одной партой сидели, так с детства друг друга и называли «дядя Дима» и «дядя Юра». Вместе за девчонками бегали, начали курить и выпивать, вместе слушали Короля и Шута, мечтали побывать на их концерте, вместе мечтали уехать из своей деревни жить в Питер, купить тачки, зарабатывать кучу бабок и башлять налево направо.
А теперь вот Дядя Дима вроде как и не Дядя Дима. У Юрки ныло где-то в районе желудка. Он навязчиво ощущал неотвратимость течения времени, ощущал, как неизбежно уходит в прошлое их с Дядь Димой совсем ещё недавнее детство, их недавняя ещё крепкая дружба, летние вечера с запахом росы на траве, их деревенские девчонки. Он беспомощно наблюдал, как прошлое, в котором было так много милых сердцу минут, уходит. Как будто он завернул за угол, и всё; обернулся, а за спиной уже совсем другая улица и было ли что? Уже даже и неизвестно.
Дядя Дима очень изменился. Вот сидит Юрик сейчас напротив него, разговаривает и вроде бы всё так же, но всё-таки совсем не так. Другой теперь Дядя Дима, какой-то чужой, и вроде как говорит о чём-то не о том, и не понимает его Юрик и он вроде как Юрика тоже не понимает.
Год назад Дядь Диму призвали в армию. Как ни старался Димка откосить – не вышло. Здоров, как бык, а денег для «откупа» у родителей отродясь не бывало. Вот и откатался Дядь Дима на своём новом блестящем мотоцикле, отгулял с Танькой Гришиной, отпил разведённый спирт с пацанами! Больше не поковыряться ему целый день в батином тракторе, не вымазаться с ног до головы в мазуте, не плюхнуться в родную речку Клименку, не валяться с Дядь Юрой на диване, задрав ноги, и не болтать о бабах.
Юрик в армию не пошёл. У него с рождения была инвалидность из-за неправильного расположения каких-то там костей.
Отбыл Димка в армию. Юрке стало как-то пусто, тоскливо, то и дело взгрустнётся, тянет философствовать. Лежит Юрик вечером у себя на диване и размышляет о высоких материях, о том, что жизнь проходит, а он Юрик ничего не видел кроме своей деревни, нигде не был, ничего не сделал в этой жизни, ничего не достиг, даже «на права» никак сдать не может. И так ему тоскливо становится, хоть волком вой. Чувствует Юрка, как идёт время и всё идёт впустую, ничего не происходит, ничего не меняется, а Юрке бы очень хотелось, но не знает он с чего начать, куда податься.
Дядя Дима служил в Питере в патрульно-постовой службе.
Юрка иногда ездил к другу повидаться. А потом неделю ходил сам не свой, не мог себе места найти. Ему становилось ещё хуже, ещё явственнее ощущал он бессмысленность и скучность своего существования. У Димки там настоящая жизнь: бабы питерские, деньги халявные, пиво, водка, рок-концерты, вот и на Короля и Шута он уже сходил, футбольные матчи, большие питерские улицы, гулянки, кабаки солидные – всё, о чём они так мечтали. А он Юрка сидит как сыч в своей деревне.
- Вчера на Лиговку нас послали. Мы замёрзли по улице болтаться, смотрим, мужик идёт, Саняга к нему подвалил мол «Ваши документы», а мужик видно пьяный, ну Саняга его по башке дубинкой слегка треськ, тот в сугроб повалился. Саняга у него бабло вытащил и наших вызвал, мол «Тут мужик валяется в сугробе, надо бы в «трезвяк» забрать». Мужика увезли, а мы в «стекляху» пошли, пиваса попили. До утра прохлаждались. Слышь, Дядь Юр, на следующей неделе в «Юбилейном» рок-концерт, до хрена кого будет, я в охране, приезжай, я тя проведу!
- Не знаю… как там…. получится – приеду.
- Не чё ты! Я в натуре говорю, прикольно будет, бесплатно проведу.
- Ну, спасибо, братан.
У Юрки в очередной раз от зависти под ложечкой засосало и в глазах слегка потемнело. Перспектива побывать на рок-концерте была столь желанной и долгожданной, но в то же время ему стало как-то не по себе, робко и неприятно, он сам не понимал отчего.
Он даже и не знал, о чём с дядь Димой говорить, сидел только слушал его, а сам будто язык проглотил. Думает – «Про это сказать?» да тут же осечётся – «Может, это Дядь Диме и не интересно вовсе, у него тут вон как всё круто…что ему за дело до деревни и до того, что там творится» Неловко дядь Юре, ох, как неловко.
- Ну, это, Дядь Дим, я пойду, а то на электричку опоздаю.
- Чё так быстро-то, Юран! Посиди ещё.
- Да не… надо идти.
Юрке совсем уж невмоготу сидеть с Дядь Димой, он и в глаза ему боится посмотреть. Пожали друзья руки, обнялись слегка. Юрка вышел на улицу и поплёлся к метро Технологический институт. До электрички было ещё часов пять, на улице нещадно мела метель, колкие клочья снега царапали кожу на лице. Холодно. Одиноко в большом городе. Даже страшно немного. Только не ясно, чего страшно.
Юрка вжал голову в плечи, согнулся и пошёл вперёд, весь холодея больше не от метели и мороза, а от растерянности и отчаяния. Почувствовал себя Юрик маленьким ничтожным человечишкой. От мысли, что вот сейчас сядет он на электричку и поедет обратно в свою деревню, его чуть не стошнило. Он купил в ларьке банку пива и шёл отхлёбывая. Он даже хотел расплакаться от досады.
«Достало всё, обрыгло. Не могу больше. Одно и тоже, одно и тоже. Тоска. Будь она проклята эта деревня!» негодовал Юрка про себя.
Перспективы дальнейшей жизни были мрачны, как зимний, серый, весь в метели Питер. Юрику даже казалось, что и Питер-то ему весь отвратителен, и вообще нет на свете места, где бы ему было хорошо. Везде одно и то же: тоска, философия, тщетные попытки найти смысл в жизни и жуткое ощущение уходящего в прошлое беззаботного, розовощёкого, молочного детства, когда всё было просто и ясно и не было этой тягучей боли где-то в районе желудка.
***
Прошли два года армии, и Дядь Дима появился в деревне. Он летал на своём блестящем мотоцикле, гулял с Танькой Гришиной, которая, как он говорил «Дура, ждала его два года и письма слёзные писала».
Особенно не выделывался, вид имел сосредоточенный и строгий, но очевидно ко всем снисходил.
Юрика в то время в деревне уже не было. Он давно жил в городе. Работал. Почти женился на какой-то городской девчонке. Он заметно растолстел, заматерел, стал как-то неподвижен, ленив, вид имел чаще кислый и недовольный, и глаза его больше не блестели, глядя на мир с тем, ещё кажется недавним, восхищением.
Зарабатывал Юрка нормально, купил себе подержанную «шестёрку» и домой в свою деревню к мамке ездил как можно реже. Не тянуло. Совсем.
- Нечего там делать!
Когда Маринка его подруга звала съездить «на природу», он только морщился
- И чего вас городских так туда тянет?! Я бы в жизни туда не ездил!
Деревню свою он так и не простил за её существование. И даже издалека, из своей новой городской жизни ценить её не стал, а только ещё больше обозлился на всё деревенское.
Жил он у Маринки и её родителей, жил на всём готовом и стираном, катался, как хлеб в масле и только тяжко и как-то обречённо вздыхал. Будто совсем невмоготу ему было.
Димка поболтался после армии немного и устроился в большом посёлке неподалёку от родной деревни ментом в участок.
А через год о нём в областной газете написали, так что стал Димка знаменитостью.
Писали, что «оборотень в погонах» зверски избивал арестованных и заставлял их подписывать признания в том, чего они не делали. Одного мужика забил почти до смерти, тут-то все делишки Дядь Димины на свет Божий и полезли. Димку судили и осудили на пять лет условно. Он притих, успокоился, даже облысел. И не то чтобы грустил, а вроде как чувствовал себя виноватым. Осел в одном из небольших городов области, познакомился с хорошей девушкой, устроился работать на завод. Жил тихо, пил мало, гулял так...время от времени. На девчонок даже не заглядывался. Притих.
- Хе, Дядька Димка теперь в Пестовке кирпичи на заводе варит. Хватит, поел сладкой жизни, пусть теперь попашет!
Басил Дядя Юра, злобно сверкая своим заплывшим багровой щекой глазом. Стряхивал пепел и плевал на асфальт.
Однажды его даже избили, как раз под Новый Год, сильно избили, так что еле ноги унёс. Отобрали все деньги, документы, сотовый телефон. Притащился Юрка домой еле живой, упал у двери. А через месяц и следов от побоев не осталось. Живёт. Поживает.