А завтра не будет слов. Раскроемся цветами-детьми. И вечное солнце в подсолнухах. Песня моей души тебе интуитивно понятна, но не в словах она. Окунувшись в солнце, станешь навеки золотым, не забытым. Шепчу тебе это, как старое заклинание. Ключей нет. Их не было и никогда. Открывшись бездне, станешь свободным, бесконечным. Ветры поют о смельчаках, унесенных суховеем в далекие пустыни. А ты спи на моем плече. Нашим домом небеса над головой. Нашим солнцем глаза друг друга. Нашим дождем соленые слезы. Ты мой родник, неиссякаемой силы, которую ты отдаешь, наполняясь мной. Вечность это не срок. А завтра не будет слов.
***
Да ничего особенного: теплые макароны и сыр. Бегло смотря в меню, думает о, казалось бы, важном. «А это и не совсем важно. Думаю, что поважнее. Куда бы выкинуть все эти конспекты, и перемотать их надоевшими мыслями потуже. Сжечь всё - это несовременно. Или не своевременно? Совсем двадцать, называют взрослой. И от тех, кто это делает, усиленно прячусь. Признаться, получается скверно». Скорее всего, её мир состоит из шкафа, в нем драгоценного единственного шелкового платья и черных лакированных туфель. Шкаф большой, поэтому там еще умещается несколько коробок цветной бумаги, на которой пишутся тексты песен шарманщиков и менестрелей.
Но только почему-то сидит здесь за столиком и считает логарифмы на салфетке. Ежедневник забит салфетками (нет, не с логарифмами) с телефонами незнакомцев, но она почему-то безнадежно влюблена лишь в одно: в свою мечту.
Одна особенность: «Я не выношу непрожаренного мяса. Побыстрее, прошу вас. В нашем огромном мире нельзя терять драгоценные секунды. Время, знаете ли, деньги». Тяжело дыша, извлекает из портфеля десятки убитых деревьев в виде белоснежной офисной бумаги высшего качества, с черными процентными соотношениями и цифрами. Тут дела посложнее шахмат: решается судьба крупного филиала. Качает головой, листает эти отпечатанные секретарем с длиннющими наращенными ногтями документы, отвечает на важный звонок.
Через секунду видишь захлопывающуюся дверь этого заведения. Официант с так и непрожаренным мясом шаркает между столиков, недоуменно оборачивается и уже торопливо удаляется с мыслью: «Время – деньги».
«Кофе глясе», - из-под рыжей копны растерявшихся непослушных волос, раздается заказ. Изящные пальцы пианистки четко и в мгновенье перелистнули толстую библиотечную книгу. Лица её не увидеть. Позже, тонкие пальцы жадно обхватят горячую чашку, и перелистаны будут еще парочку страниц. Особенно таинственная.
«Завтра будет особенный день», - светясь счастьем и какой-то безмерной надеждой, неторопливым голосом произносит она. Собеседница молчит, и тщательно скрывая зависть, натягивает улыбку и кивает. Падает ложка из десерта. Неприятное молчание непроизвольно снято.
«Отвратительный запах корицы, пойдем отсюда умоляю. Невыносимо!». Поправляется пестрый шейный платок с чудовищно не пропорциональными птицами, издается переигранный до абсурда вздох. Женщина направляется к выходу. «Неособенные каждодневные выходки», - переглядываются молодые официанты, гримасничая.
В углу, там, где не особенно, но в тоже время «неособенно тесно» переходит в «уютно» пишется эпическая проза. И так далеки от этого заведения мысли этого человека, и так далеки его тонкие чувства. Этот человек чувствует запах песчаного суховея, видит в своем воображении тонкие лучи золотистого солнца.
***
А завтра не будет слов. Раскроемся цветами-детьми. И вечное солнце в подсолнухах. Песня моей души тебе интуитивно понятна, но не в словах она. Окунувшись в солнце, станешь навеки золотым, не забытым. Шепчу тебе это, как старое заклинание. Ключей нет. Их не было и никогда. Открывшись бездне, станешь свободным, бесконечным. Ветры поют о смельчаках, унесенных суховеем в далекие пустыни. А ты спи на моем плече. Нашим домом небеса над головой. Нашим солнцем глаза друг друга. Нашим дождем соленые слезы. Ты мой родник, неиссякаемой силы, которую ты отдаешь, наполняясь мной. Вечность это не срок.