Глава XVI
Теперь оставалось ждать, когда противник выкинет белый флаг. Не было больше ни малейшей зацепки для проволочек. И положение было выигрышное – заводчане были в городе, но еще ничего не получили. Если осажденные не выбросят белый флаг, так палец всегда на кнопке...
С улыбкой вспоминал Иван Семенович козни главного инженера:
– Мне все кажется, что я Балда, по всем службам институтским – бесы и бесенята, а главный наш – лукавый поп. Жаль только, что щелчков давать не придется.
Но неужели еще что-то должно произойти? Кому, зачем еще могут понадобиться новые ужасы. Неужели жажда крови может зайти так далеко? Неужели они себя не пожалеют? Нет, конечно теперь все в порядке. Теперь уже просто немыслимо встать и укатить в райком, в обком или домой. Это был бы ничем не спровоцированный бандитизм. Он ведь знает, что заводчане здесь. И каково ему будет скрываться, если тут начнут рваться мины?.. Это все теперь понимали. И умудренный Иван Семенович, и простой Семен Абрамович, и железный парторг, и страшный глав-ный инженер. И скорее всего уже был заготовлен в отделе кадров приказ, чтобы дать время на процедуру прохождения бумаг.
Все все понимали, а друзья наши ждали каждый на своем месте. Выло уже три часа. Сдельщики курили, интеллектуалка читала, девицы отсутствовали. Ведущая, переуто-мившись, спала, уронив голову на руки, проверяющая вязала.
После выпуска проекта всегда идет полоса расслабления, т.е. отдыха и чистки. Од-ни избавляются от мусора сразу, другие предпочитают задания и проработки какое-то время хранить. И чистку начинают не сразу, а сперва целый день болтаются без дела, или спят сидя, или ведут нескончаемую беседу.
Семен Абрамович, насколько мы знаем его характер, конечно, сразу приступал к чистке. Но теперь он суеверно боялся начать чистку на старом месте. Он то дремал, то принимался, несмотря на смертельную усталость, как-то механически рисовать. Изоб-разил зачем-то ковбоя в сомбреро и с хлыстом, потом автомобили на трассе, из которых один обгонял два других. Потом хотел рисовать особняк с балконами, но передумал. Обыденность обстановки вдруг начала ужасно давить. То прошмыгнет начальник в свой кабинетик, словно и понятия не имеющий о предстоящем перемещении Семена Абрамовича. То взгляд вдруг упрется в список ударников коммунистического труда, включающий весь отдел без трех или пяти человек. То “приличный человек” говорит с семьей по городскому телефону, ровно и монотонно, не повышая голоса. Все буквально до дурноты было на своих местах.
Он посмотрел на часы: четверть пятого. Он даже не заметил, как крайне заинтере-сованная интеллектуалка быстрее обычного двинулась в коридор, захлопнув журнал. Он сидел, как на иголках, а состояние его начинало приближаться к тому, что испытал он на историческом совещании. Один только просвет был – незыблемая вера в своего прекрасного и могущественного друга. Но Иван Семенович сам теперь нуждался в поддержке – он был очень болен... А что же завтра?
Как же быть с заводчанами? Сидеть дальше было невыносимо, он поднялся, чтобы идти на второй этаж.
Внимание его привлекла большая группа людей, почти толпа. Понимая, что это не
проветривание и удивляясь, он неожиданно сообразил, что движется к доске объявле-ний, которая имелась на четвертом этаже, как, впрочем, и на каждом.
Сердце у него билось, когда он приближался к доске. Начальник отдела его не известил, в отдел кадров не вызвали... Приблизившись вплотную, он почувствовал на себе любопытные взгляды. Скромная бумажка, именуемая приказом по институту, извещала мертвым языком:
“В связи с возросшей квалификацией назначить руководителя группы АСО-3 Шапиро Семена Абрамовича главным конструктором СКО с окладом 230 рублей с 1 июля 1981 г.
Директор института Д.И. Солдатенко”
Почему же только с 1-го июля, а не с 16 июня? Почему 230, тогда как оба имевших-ся уже в этом привилегированном отделе главспеца получали по 260? Вероятно, для того, чтобы “жизнь медом не казалась”. Это понятно. Но есть и более интересный воп-рос. Почему 230, а не 220, что было в те времена нижним пределом? Наверное, для того, чтобы “выглядеть хорошо” не только в райкоме. Раз уж пришлось сдаваться, так почему бы не “выглядеть хорошо” и суровому парторгу и всевластному в своей вотчи-не директору. Всем хочется “выглядеть”…
На всех это объявление произвело большое впечатление, а наших знакомых, тол-пившихся тут же, должно было и затронуть. Этого опасался совестливый Семен Абра-мович. Но каждый из них оказался на высоте.
– Я всегда говорил: большому кораблю – большое плавание, – заметил старший сдельщик. – Что же будет дальше? Лично я возглавлять группу не имею желания, а других кандидатур среди вас, друзья, пока не замечаю.
– Пойду черкну заявление на расчет, – сказала одна из девиц.
– Нарисуй в двух экземплярах, я до конца дня еще позвонить должна, – в ковбойс-кой манере обронила другая, направляясь к автомату газированной воды и слегка пока-чивая бедрами, которые изумительно обтягивали джинсы.
– Худший из пороков, Сеня, неблагодарность, – изрекла интеллектуалка. – Ладно, шучу. Кто тебе “Общие данные” будет теперь писать – ума не приложу.
– Кажется, Семен Абрамович их больше не собирается писать. Что до меня, я до сих пор не знаю, что это такое, и надеюсь никогда не узнать, – подчеркнул прочность своих позиций младший сдельщик.
– Мне три месяца до пенсии, – не то сварливо, не то грустно бросила проверяющая.
– Кажется, хуже всех будет мне, – пророчески заметила ведущая. – Но у меня к тебе, Сеня, нет претензий, кроме одной. Хорошо бы обмыть новость в ресторане.
На другой день явились заводские, совсем скромная делегация в составе началь-ника ОКСа и суетливого Петра Николаевича.
В кабинете главного инженера им показали проработки и расчеты. Расчеты они с уважением посмотрели несколько минут, не пытаясь делать вид. Зато на проработках мгновенно узнали уцелевшие железную дорогу, коллектор и электрокабельный блок. Начальник ОКСа долго тряс руку главного инженера, который не без актерских приемов, но и не перебарщивая, внушительно говорил:
– Уверяю вас, ни один институт в этот срок не дал бы столь уникальные и смелые решения.
– Что там говорить, мы вам очень благодарны. Жаль только, что время малость упустили, – не удержался прямой по натуре начальник ОКСа.
– Это еще счастье, что обнаружили такую методику расчета в “Civil engineering” наш Иван Семенович... и вот... Семен Абрамович.
Иван Семенович, глядя на главного, думал, что это еще далеко не конец его карье-ры. Что было бы лучше для Семена Абрамовича, если бы эта карьера, набрав космичес-кую скорость, вышла бы за пределы института. Он еще думал, пока главный инженер витийствовал: на какие еще коварства он способен и есть ли им предел...
– Иван Семенович, вы сделайте протокольчик. Или лучше Олейнику скажите – пусть сделает и себя не забудет вписать. А потом пусть новый график проектирования составит, смету хорошо бы подправить. Согласуем все с товарищами. Так что вы, това-рищи, сразу не уезжайте. А я с вами прощаюсь. Желаю вам всего хорошего, – закруг-лился главный инженер, пожимая руки обоим заводчанам.
Выйдя из приемной, они вчетвером направились в техотдел, замечая почтительные взгляды клерков второго этажа, которые встречались на их коротком пути.
Со своего места Иван Семенович позвонил Олейнику, извинился, так как вообще не был уверен, что имеет право вызывать его по субординации, и попросил зайти. Явив-шийся Олейник застал его за писанием протокола. Пояснив главную мысль протокола и передав просьбы главного инженера, он посчитал свою миссию законченной. Потом передумал и быстро дописал протокол. Скоро Олейник увел заводских, которые сер-дечно прощались с нашими друзьями.
Иван Семенович спрятал в сейф проработки и расчет и достал... все тот же валидол, который прочно за две недели вошел в его жизнь. Начался перерыв, но они не пошли в кафе. Иван Семенович вообще решил поехать домой. Семен Абрамович, которого не покидало тревожное чувство, проводил его до троллейбуса.
– Все, нет больше ни Михаила Львовича, ни рутины, ни мертвых писем, ни косно-язычных телеграмм, ни сотен отверстий в перекрытиях, лезущих друг на друга...
– Как все это верно, дорогой Иван Семенович, и как замечательно! Вы мой избави-тель. И что было бы со мной, не окажись вы рядом?
– Что об этом говорить. Давайте лучше думать о том, что с нами дальше будет, – засмеялся Иван Семенович. – Пойду на больничный на пару дней, а вы отдохните день-другой и еще до переселения берите ангар. Начальник СКО вам все этот отдаст – я с ним поговорил и видел все, но мельком. Это благодатная тема: рабочие чертежи пока не требуются, все данные есть. Там есть еще механическая часть – сделаем вместе. Это чудесная вещь для начала – ангар! Все, мой троллейбус. До, свидания, Семен Абрамо-вич.
– До свидания, Иван Семенович! Получше отдохните на больничном. Звоните.
Но позвонила ему на следующий день Татьяна. Иван Семенович был отправлен с инфарктом в больницу. Сама судьба не хотела дать нашим друзьям передышки, чтобы порадоваться и отдохнуть.
В смятенной душе Семена Абрамовича поселились теперь чувство вины, боль и растерянность. Он почти каждый день навещал Ивана Семеновича. Особенно тяжело было ему встречаться иногда в больнице с Татьяной.
Ангар он взял, старался войти в новую работу. Когда тягостные мысли отступали, он делал большие рывки. Работа эта, очень оригинальная, оказалась для него не такой уж трудной. Оставалось только гадать, почему “суперинженеры” из СКО отказались.
Но мало все это походило на наступление новой прекрасной жизни. Он казался та-ким же изможденным и несчастным. Он терзался этим чувством вины. Матушка его все еще не могла за него порадоваться. Жена не строила видов на прекрасное будущее, а из сослуживцев никто особенно не завидовал.
По мере выздоровления Ивана Семеновича, Семен Абрамович преображался и работа над ангаром шла все лучше. Когда, еще находясь на больничном, Иван Семено-вич заглянул в СКО, то застал там такую сценку.
Человек десять “интеллектуальной элиты” взирали восхищенно на картину, сделан-ную простым карандашом на большом листе кальки. Самолет с внушительным разма-хом крыльев вкатывался в прекрасный ангар, гигантские ворота которого были полностью раздвинуты. И хорошо видны были особенности конструкции.
Когда Иван Семенович вышел на работу, то принял участие в ангаре. Он, как мы помним, был не только строителем, но и механиком. Пространственное воображение и легкость мышления Семена Абрамовича раскрылись в полной мере. Ничто не могло устоять перед их соединенными усилиями: расчеты освещенности, светоаэрационные фонари оригинальнейшей конструкции, гигантские витражи и гигантские ворота, не-обычные механизмы открывания.
Иван Семенович несколько раз был на заводе – изготовителе легких конструкций и в тех местах, где предстояло строить первый из ангаров. Где-то решался вопрос, кому отдать разработку рабочих чертежей. Зная нашу жизнь, кто поручится, что архитектор или конструктор увидит в натуре свое детище? Но это уже не так болезненно: архитектор вправе гордиться своим творением и на бумаге. Конечно, горький привкус присутствует, но что он в сравнении с его шестнадцатилетней тюрьмой. Началась-таки новая жизнь, а он все еще с трудом верил.