Чужая

Я помню древнюю молитву Мастеров:
Храни нас, Господи, от тех учеников,
Которые хотят, чтоб наш убогий гений
Кощунственно искал все новых откровений.
Г.Л.Олди.

Усталое солнце медленно уходило за горизонт, освещая унылую долину Гархи последними ярко оранжевыми лучами. Стояли первые дни вступающей в свои права осени. А в маленькой избушке на берегу реки рождалась на свет юная жизнь.
- Ну же! Давай еще немного Сифида, - умоляла довольно еще крепкая, лет пятидесяти с хвостиком, дородная повивальная бабка. Темноволосая, лежащая на деревянном столе девчон-ка краснела от натуги и отчаянно пыталась выдавить из себя малыша. Роды длились уже больше суток. Несчастная потеряла много крови и еще больше сил, и акушерка всерьез опаса-лась за жизнь роженицы, она была уверена, что ребенок давно погиб.
- Молодец, девочка! – закричала акушерка, когда головка ребенка, наконец, показалась. – Еще последний раз, да! Да! О-о-о!
Она держала в руках младенца, чье уродство заставляло содрогаться от гадливости эту немало повидавшую в жизни женщину. Родилась девочка с совершенно седыми волосиками, ог-ромными во все лицо синими глазищами, которые растерянно жмурились на сморщенном ли-чике, на спине ребенка рос горб. Девочка зашлась в крике, и до акушерки донесся шелест голоса матери:
- Терума, кто? Покажи.
- Девочка, Сифа, у тебя родилась дочка! – а в глазах женщины стояли слезы. Она нехотя протянула девочку матери, та же смотрела на вопящего горбатого уродца с умилением.
- Аск... Я назову тебя Аск, - прошептала она. – Красавица моя, как же ты похожа на сво-его отца.
Услышав такое, Терума вздрогнула, представив, как какой-то седой горбатый фавн склоняется над ее племянницей.
- Кто он был? Ответь же мне, наконец, Сифида. Кем был отец твоего ребенка? - требова-ла ответа женщина, но поздно. Подарив Земии ребенка, Сифида ушла в страну вечного сна...

Светало. Маленький поселок ремесленников и мастеров медленно нехотя просыпался. Ху-денький пастушок гнал в горы небольшое стадо стуни. Женщины занимались извечной домаш-ней работой, чтобы с полудня идти помогать мужьям и старшим детям в мастерских.
Двенадцатилетняя Аск была сиротой, ее мать, младшая дочь в семье старого мельника, Сифида умерла, давая ей жизнь. Но Аск редко бывала ей благодарна, ведь имени своего отца она не знала, а родственники матери не захотели признать ее своей. Вырастила девочку сестра ее деда, старая повивальная бабка Терума. Она да еще, пожалуй, брат мамы дядя Грей относи-лись к ней по-доброму, остальные же ее не любили и даже побаивались. Все началось с того, что на похоронах Сифы, Терума перебрала с выпивкой и проболталась местным сплетницам, что, по мнению покойной племянницы, девочка очень похожа на отца, чей образ был живо нарисован их богатым воображением. Имя ему тоже дать не замедлили, лесной морок, фавн, или дьявол. Так она и росла – одинокая, некрасивая, дьявольское отродье. Когда ей исполнилось десять, никто не захотел принимать ее в свою мастерскую – люди боялись порчи. Лишь Терума, един-ственная, кто любил или хотя бы жалел Аск, согласилась учить ее тому, что умела сама. Но она не являлась Мастером и мало что могла дать девочке. Тем более что Мастер – старик Круч был против. Терума состояла в гильдии художников. Давно уже гарханских художников, как впрочем, и иных Мастеров не называли животворцами, ведь они превратили дар творчест-ва в ремесло, которому обучали всех без разбору. Как следствие, картины перестали жить. Му-зыкальные инструменты петь, когда хозяину грустно печальные баллады, а когда весело, радо-стные плясовые мелодии. Ворота разучились узнавать друзей и врагов хозяев, чтобы широко распахиваться для первых и прочно хранить покой жилища от вторых. Да выглядело все по-прежнему потрясающе красиво, но, увы, из творений ушла душа, теперь то, что раньше, в зо-лотые времена было нормой, превратилась в диковину. Гарханские Мастера вырождались.
А старая повивальная бабка вот уже два года учила внучку тайнам живописи, и девочка демонстрировала удивительный талант, впитывая знания с небывалой скоростью. Впрочем, у нее не было других занятий. Девчонки не звали ее играть, матери не предлагали работу, ребя-та кидали в Аск камни и выкрикивали оскорбления...
Этим утром Терума отправила девочку к старому мельнику за мукой. Аск бежала по де-ревне радостно улыбаясь новорожденному дню, уже давно она не испытывала подобного душев-ного подъема. Все было замечательно. Стояло лето. Ярко светило солнце. Она бежала в дом сво-его деда, и пусть он не принимает ее, за то дед знал маму, что делало их очень родными и при-ближало девочку к матери и к отцу, который говорят, был очень похож на нее.
Дед стоял посреди двора и, скрестив руки на груди, хмуро ждал приближения девочки.
- Зачем моя сестра прислала тебя ко мне, горбунья? – мрачно спросил он. Аск подняла глаза.
- Она просила треть мешка муки, дедушка, - тихо пролепетала девочка. От ее слов мель-ник пришел в ярость, он сделал шаг к ней и, схватив Аск за плечи, принялся трясти ее.
- Я тебе не дед, не дед слышишь меня, бесовское отродье? – он отшвырнул девочку и напра-вился в дом. Аск сидела в придорожной пыли и рыдала. Ну, за что? За что, он так ее ненави-дит?
- На держи, да не обращай ты на него внимание. Он не на тебя злится, - утешил, появив-шийся из дома Грей.
- А на кого? – размазывая слезы, спросила девочка.
- А ни на кого. На себя, на Сифу.
Аск увидела перед собой небольшой мешок и шмыгнула носом.
- Нельзя, чтобы ты жила в деревне. Ты чужая нам, - высказал свое мнение Грей, крити-чески оглядев девочку.
- Но дядя? – растерялась Аск.
- Тебя давно следовало отправить в город, но я все надеялся, что твой беспутный папаша все же вернется и заберет тебя.
- Отец? – растерялась Аск. Она не знала, как реагировать, с одной стороны она боялась, что отец и впрямь может оказаться демоном, ведь не зря же об этом говорит вся деревня. Но с другой стороны, подсознательно девочка чувствовала, что ее мать не могла любить плохого человека, и он смог бы полюбить ее. А она так хотела, чтобы ее любили, пусть она очень не красивая и глупая, но ведь родители любят просто так.
Взяв из рук дяди мешочек с мукой, Аск медленно побрела домой. Она как раз думала о том, как вдруг помрачнел мир, погасли краски, и вообще когда меткий удар сбил ее с ног. Аск вскрикнула и привычно сжалась в комок. Следующий камень разбил губы, и рот быстро напол-нился соленой вязкой влагой. Горбунья подняла голову и посмотрела на нападавших, их было трое. Потом смерила расстояние до избушки Терумы и обреченно вздохнула, ей не добежать до дома.
- Что тебе надо Бакон, - тихо спросила девочка, но он услышал ее.
- Увидеть твои слезы, ведьма, - прошипел он и вновь кинул камень. Его слова почему-то сильно разозлили Аск. Она зажмурилась, пытаясь унять дрожь, ей так хотелось, чтобы маль-чишки почувствовали ту же боль, что и она, чтобы на их спины посыпались камни, чтобы они плакали, кричали моля о пощаде:
- Нет! Нет! Останови это, Аск! Прекрати! Нет!
- Да, - удовлетворенно прошептала она и вдруг осознала, что мальчишки вопят наяву. Аск попросту застыла в ужасе: на мальчишек действительно сыпались камни, они срывались с зем-ли и с силой шлепались им на спины. Происходящее выглядело так страшно, так неправдопо-добно и так напоминало ее фантазию, что Аск с криком:
- Хватит! Нет! Не хочу! - пустилась бежать, забыв по дороге свою ношу.
Она вихрем ворвалась в дом и, плюхнувшись на кровать, залилась слезами. Терума ничего не спросила, она привыкла, что время от времени ее внучка возвращается вся в слезах.
А вечером в дверь постучали, и на пороге появился Бакон, в руках он держал мешочек муки и букетик цветов собранных вдоль дороги.
- Тетушка Терума, Аск забыла свою муку по дороге.
- Спасибо, Бакон, - женщина не знала, зачем пришел мальчик, и держалась настороженно.
- Аск, выйдем на минутку, - немного помявшись, предложил он.
Девочка, продолжая подозрительно разглядывать его, вышла.
- Это тебе, - он неловко сунул ей букетик. – Мы с мальчишками подумали и решили. Мы это... короче, не будем мы больше тебя трогать. Вот, - Аск кивнула, но по-прежнему гадала, в чем кроется подвох. – И другим тоже не дадим! – веско добавил Бакон, и так как девочка про-должала молчать, вздохнул. – Ну? Я пошел?
- Бакон, почему? – шепотом спросила она, когда он уже спустился с крыльца. Он пожал плечами.
- Ты сильная и, - он задумался, подыскивая нужное слово. – И совсем чужая...

Аск и Бакон подружились и дружили даже четыре года спустя. С возрастом он превратил-ся в симпатичного молодого мужчину, по которому вздыхали многие девчонки деревни. А Аск? Она расцвела и похорошела, огромные глаза цвета ночного неба делали тонкое лицо в обрамле-нии пепельно-белых волос очаровательным, руки были изящны, как у принцессы Итикора, голос лился звонкой рекой, фигура стройна и грациозна. Но на спине неизменно красовался безобраз-ный нарост, уродуя всю картину. Впрочем, он совсем не мешал девушке жить, особенно теперь, когда она была принята в гильдию художников, где была признана лучшей из Мастеров.
Однажды ее звали замуж, правда, жених был вдвое старше и имел троих детей от двух первых жен. Но Аск считала его первой ласточкой своего безоблачного будущего.
Ведь еще со времен жестокого детства она была крайне непритязательна и поэтому без труда могла в любом человеке обнаружить нежное ранимое сердце. А еще Аск, как и большин-ство девчонок любила сумасбродного красавца Бакона и искренне надеялась на ответное чувст-во. Вот уже четыре года, с того дня, как непонятная загадочная сила встала на защиту ма-ленькой девочки, - они стали практически неразлучны. С ней первой он делился своими мечта-ми, ей открывал сокровенные тайны. А сколько нового он показал Аск год назад, когда они вме-сте ходили в Кимати и дошли до тех мест, где сто лет назад пролегала граница желтого ту-мана. Естественно, Аск любила Бакона и естественно рассчитывала на взаимность.
Ее жизнь за последние годы разительно изменилась, Мастера Гархи почитали талант вне зависимости от сосуда, который его содержит. Выяснилось, что гравюры вышедшие из-под руки Аск выглядели практически живыми. Девушка наслаждалась жизнью, и единственное что ее тревожило, была Терума, с каждым днем она выглядела все хуже и болела все чаще.
В то утро Бакон был странно задумчив, когда они встретились у реки и Аск обеспокоен-ная его состоянием начала выпытывать, парень долго молчал, прежде чем с вздохом начал:
- Я должен уйти из деревни, - заметив, что девушка побледнела, рассмеялся. – Нет, я не сделал ничего, просто... Аск, ты выслушай меня, я должен тебе признаться, – он медлил, а сердце девушки отчаянно билось.
- Аск, ты моя лучшая подруга, нет, ты мой самый близкий друг, и мне больше некому в этом... Аск, я влюбился, - выпалил он. Она расцвела белозубой улыбкой. «Наконец-то» мелькну-ла мысль.
- Она восхитительная девушка, она так хороша, что я решил совершить подвиг, достой-ный ее красоты, чтобы доказать всем свою любовь к ней. Я решил жениться и только поэтому ухожу. Порадуйся за меня, - попросил он.
- Конечно, Бакон. Я очень рада, но, - она лукаво улыбнулась. – Ты не хочешь назвать ее имя.
- Какой смысл называть имя, которое еще ничем не прославлено. Но тебе я скажу. Ты, надеюсь, станешь ей доброй подругой. Это Тадди, сестра Макра.
- Тадина? – растерянно переспросила Аск. Она же ожидала услышать свое имя. - Тади-на, - повторила она, поняв, как ошибалась. Бакон глядя на подругу, не мог понять, что с ней происходит. Аск выглядела так, словно он вдруг швырнул в нее камнем, но в чем виноват, он так и не понял. А она утонула в собственных мыслях и воспоминаниях. Перед слепыми доселе глазами открылся целый мир, где Бакон и Тадди танцевали все вечера напролет. Только те-перь она вдруг заметила, как красива Тадина и как она подходит Бакону, такая же высокая, темноглазая, черноволосая, стройная, с прямой спиной. Красавица!
И Тадина совсем не тосковала из-за отсутствия Бакона...
А спустя неделю его ручной лвок вернулся один и, окровавленный в боку торчал обломок стрелы.
Совет Мастеров единодушно решил, что Бакон сын Гвадигора погиб, пытаясь восславить имя своей таинственной возлюбленной. Мать Бакона пришла в дом Терумы и предложила Аск перебраться в ее дом. Она объяснила свое предложение тем, что Аск была единственной девуш-кой встречавшейся с ее сыном, и без сомнения погиб он ради нее.
В ответ горбунья расплакалась:
- Тетушка Милица, вы не представляете, насколько близки мы были, но это не та бли-зость, о которой вы говорите. Я знаю имя его любимой, ведь я знала все его тайны. Ваша не-вестка Тадина, дочь Черча.
Вздох облегчения, сорвавшийся из груди Милицы, впился в сердце Аск змеиным жалом. Ничего не изменилось, с ужасом поняла она. Ничего, ее по-прежнему не любят и боятся соседи. В ней уважают Мастера способного прославить безымянную деревню, но никто не хочет ви-деть в горбатой уродине дочь.
Милица ушла, а Аск еще долго всхлипывала, уткнувшись носом в подушку, под аккомпане-мент ворчаний Терумы считавшей подобную ни чем не мотивированную честность - глупо-стью.
- Ты так никогда не выйдешь замуж, - в сердцах кинула бабка и уковыляла на старушечьи посиделки, не забыв громко хлопнуть дверью.
А Аск села рисовать, она всегда рисовала, когда ей было больно или грустно. «Никогда не выйдешь замуж» - Да не выйду, - вслух сказала девушка.
- Не выйду, потому что тот, кого я люблю, ушел в степь и если вернется, то уведет в круг света другую. Ну, а если не вернется, так какая разница? В любом случае он достанется не ей.
Аск не хотела думать о том, что Бакон умер, и потому рисовала степь, где он еще жив. Где, пусть голодный и босой, но все еще бредет куда-то по заранее определенным маршрутам. Она думала о нем и не замечала слез заливающих щеки, она словно шла рядом с ним валившим-ся с ног от усталости и боли в разорванном бедре, но впереди сиял огонек, и Бакон брел на него, пылая от надежды.
Рисуя, Аск вспомнила ту их встречу, когда он принес придорожные цветы, и день, кото-рый они провели вместе среди ярко красных цветов флайгры, а как нежно заботился Бакон о маленьком раненном детеныше лвока, и последние воспоминания: Бакон признающийся в любви не ей, Бакон обернувшийся в последний раз перед дальней дорогой, и как он шел, она тоже вспомнила...
Аск так и не поняла, когда уснула, и чем закончился ее сон. Она проснулась и долго броди-ла по дому, не обращая внимания на незавершенную картину, которая писалась для Бакона. А когда она все-таки увидела, то от удивления раскрыла рот. Там, внутри полотна, с уродли-вым лиловым фингалом, изувечившим глаз, стремительно несся сквозь меняющиеся декорации города молодой темноволосый мужчина. Бакон! Аск никогда прежде не видала живых полотен, поэтому...
- Терума! – позвала девушка дрожащим от волнения голосом. – Терума, посмотри, - по-жилая женщина в растерянности уставилась на ожившую картину.
- Круч был прав у тебя божественный дар, девочка. А кто этот парень, неужели Бакон?
- Да, тетушка, - Аск была заворожена разворачивающимися событиями.
- И что ты намерена делать?
- Я? Я не знаю...
- Милица волнуется, Бакон ее единственный сын...
- Да, конечно, я покажу ей картину.
- Аск, живые полотна не принадлежат Мастеру, ими любуется вся община.
- Но это мое, я ее сделала!
- Ты можешь набросить на него лоскут чистой материи, и никто не узнает, что твой друг жив.
Аск задумалась, она понимала, что должна отдать картину деревне, но ей совсем не хоте-лось этого делать. Жители деревни всегда были жестоки к ней, и Аск не желала делать им та-кой подарок. Она много думала и долго сомневалась.
Картину она отдала три дня спустя. Что тут началось! Сначала кто-то кричал, что Аск украла ее, но потом увидели на задней стороне полотна клеймо Мастера тканей, где очень отчетливо был выведен год выпуска, и люди испытали шок. Никому даже в голову не пришло обрадоваться, восхититься талантом юной художницы или хотя бы просто похвалить. Нет. Вокруг Аск как-то очень быстро выросла стена отчуждения и завистливой злобы. Чужая!
Ее вновь стали дразнить на улице вмиг осмелевшие подростки, за ее спиной зло шушука-лись женщины, Милица, мать Бакона смотрела на Аск так, словно та украла ее сына. А дядя Грей опять заговорил об отправке племянницы в город. Нет.
Нет, она не собиралась никуда ехать. Аск ждала возлюбленного, с шестнадцатилетней наивностью полагая, что уж теперь-то Бакон поймет, как сильно его любит маленькая горба-тая девушка, тем более Тадди уже месяц, как встречается с Лагиром, коренастым парнем из клана кузнецов.
Аск так больше и не видела свое творение, поэтому возвращение Бакона стало для нее приятной неожиданностью. За прошедшие полгода, юноша превратился в настоящего мужчи-ну, он окреп, возмужал и стал еще красивее. Аск смотрела на него с восторгом и обожанием, он же был смущен и подавлен. О, богиня, какая же дура эта Тадди!
- Не грусти, все еще наладится, - проявила сочувствие Аск.
- У нас большая деревня и благодаря тебе она войдет в легенды. Я имею ввиду, что здесь не один десяток красивых девушек, и я без труда найду замену этой вертихвостке Тадине. Уве-рен, очень скоро какая-нибудь длинноногая красавица увидит мой подвиг у своих ног.
В тот день девушка поняла, как оказывается можно легко относится к таинству любви, и задумалась, может быть не такая уж дура эта Тадди...
Ей отчего-то стало так больно, и она вдруг почувствовала, что хочет уйти, убежать, улететь... какая разница – скрыться куда-нибудь подальше от этих людей, их жестокого мира, боли, злости. В облака! Да, в облака, где никто не обидит, где все равны, все похожи, все лета-ют...
Эту картину она решила никому не показывать, даже Теруме. Ведь это она, Аск нарисо-вала ее и имела законное право оставить ее себе, тем более, что ничего интересного там не бы-ло. Только две птицы парили высоко в облаках над неприступными скалами. Или это были не птицы?
А жизнь, медленно перекатываясь, как неровный булыжник, пошла своим чередом. Аск чувствовала себя пустой, словно бутыль выпитого до дна вина, но боли не было, как не осталось ни любви, ни радости, ни ожидания счастья. Аск просто жила, надеясь, что однажды ее унылое существование благословенно закончится, и она умрет. А потом наступила зима, и однажды в деревню пришел старик-странник. Он без стука вошел в хижину, где коротали дни Аск и ее больная тетушка. С минуту он разглядывал растерянных женщин, а потом сказал:
- У меня есть травы, которые ей помогут, девочка, - Аск встрепенулась, а старик, кинув заплечный мешок в угол, побрел разглядывать ее незаконченные работы. Он хмыкал и бормо-тал что-то неопределенное, а потом бесцеремонно откинул пыльную тряпицу и обнаружил ее тайную ожившую картину. Разглядывал ее старик молча. Молчал он долго. Затем, очевидно сообразив, что это не старое полотно, а работа юной художницы, повернулся к ней.
- Каэтара макудо ноцер... – прошептал он, резко охрипшим голосом. Аск неплохо знала язык древних и поняла, что он сказал. Легенда о племени летунгов...
- Что это значит? – тихо спросила Аск. – Племя летунгов?
Старик кинул на нее удивленный взгляд и без всякого любопытства, спросил:
- Кто твои родители?
- Мама умерла. Давно, еще, когда я родилась. А отец? Его я никогда не видела.
Он кивнул, словно она подтвердила его догадку, и пояснил:
- Ты дитя легендарных макудо ноцер.
- Что ты болтаешь, дурак старый? Совсем из ума выжил? А ты нечего слушать всякие глупости, лучше пойди, собери на стол, гость в доме.
Старик так и прижился в их избушке, ночуя в углу за ширмой. Он помогал выхаживать больную умирающую Теруму, а иногда уходил в деревню за продуктами. С момента его появ-ления, Аск совершенно утратила связь с поселком, она напрочь позабыла этих людей, даже Ба-кон перестал заглядывать на огонек.
А вечерами, старик рассказывал девушке легенды.
- Люди говорят, - вздыхал он.- Что далеко на юге, Клипорийских скалах живет племя ле-тунгов – людей за спинами, которых растут мускулистые перепончатые как у летучей мыши или большой сильной бабочки, кто уж теперь знает, крылья. Они дети богини Коры и потому относятся к пешеходящим с презрением. В их понятии люди бесполезные ущербные создания. И действительно, крылатые воины лучшие бойцы Земии, их жены самые красивые и наделены всевозможными талантами. Говорят, богиня Кора до сих пор еще навещает своих детей. А еще говорят, что дети летунгов обезображены уродливыми наростами за плечами, которые к со-вершеннолетию трансформируются в красивые перламутровые крылья.
- Ну что ты все врешь, пенек старый, - возмущалась Терума. – Болтаешь девке невесть что. Не верь Аск. Не может уродливый горб превратиться во что-то красивое. Это не пра-вильно. Не хорошо. Нет.
Но старик лишь скалился в бороду и начинал другую легенду – про Вечную Тенешваару. Про принцессу Дару Итикорскую и ее мужа даджера Данкана, разбудившего огневолосую боги-ню Кору. Про Лармию Санотийскую – Принцессу Звезд, спасшую весь Перекресток. Про эльфов и драконов, про добрых и злых волшебников, про торхов, гномов, орков... Еще он рассказывал про их гарханских Мастерах, умевших создавать искусство знающее тайны прошлого и будуще-го и как эти Мастера утратили свой Дар. Старик знал сотни легенд, но его самой любимой была Каэтара макудо ноцер – легенда о племени летунгов.
А однажды он ушел, просто закинул на спину свой мешок и ушел на рассвете, не прощаясь, не говоря не слова, словно решил, что его время здесь истекло.
Потом умерла Терума и Аск осталась совсем одна. Девушка так и не узнала, что говорил сельчанам старик, но ей дали новую кличку, люди откровенно посмеиваясь, кричали ей вслед:
- Пташка недоразвитая!
- Горбунья, мечтающая о небе!
Аск уже привыкла к ненависти, поэтому к новым нападками отнеслась философски, в конце концов, этого следовало ожидать после той рекламной компании, которую летунгам ор-ганизовал старик.
А когда настала осень ее восемнадцатилетия, Аск слегла. Началось с того, что внезапно сильно заболела поясница, да так, что девушка не могла не сидеть, ни стоять. Только лежала. Потом боль поднялась выше, потом еще, еще, и вот уже огнем пылал весь позвоночник. А когда волна боли накрыла ее с головой, Аск поняла, что умирает...

Бакон получил записку от Аск и спешил в ее старую покосившуюся избушку. Несмотря на многолетнюю дружбу и на то, что Аск даже написала для него живую картину, последние два года они как-то не общались. Он искал жену, предпочитая не тратить время на горбунью, но когда Грей прислал к Бакону своего старшего сына с запиской от Аск, он, конечно же, пошел. Как бы то ни было, она никогда не звала напрасно, кроме того, они друзья.
Бакон обрадовался, узнав, что девушка выкарабкалась.
Больше месяца вся деревня обсуждала внезапную и загадочную, а потому особенно страш-ную болезнь горбуньи, некоторые с радостью ожидали известия о ее смерти... А Бакон все хо-тел пойти с Греем в ее домишко навестить девушку, вытереть пот со лба, приготовить ей чай из листьев сонного дерева, но как-то так все не удавалось, а потом Грей сказал всем в деревне, что Аск выздоровела.
И вот теперь он идет к хижине в стороне от деревни, где живет Аск. Она заметно похуде-ла, заметил про себя парень, темно-синие глаза стали еще темнее, носик и губы совсем теря-лись на их фоне, она стояла на пороге укутанная в странный розовато-перламутровый плащ, закрывающий ноги по щиколотки и смотрела на него.
- Рад, что ты выздоровела Аск, - выдавил из себя Бакон единственное, что пришло на ум.
- Да, я выздоровела и знаешь, старик оказался прав, и дядя Грей, оказывается, он все эти годы хранил мою тайну.
- Тайну? - попугаем отозвался парень, он внимательно рассматривал девушку, и все не мог понять, в чем же она изменилась. Они так и стояли на пороге между домом и улицей, пока Аск не сделала несколько шагов вперед и не распахнула странный плащ, покрытый голубоватой сеточкой вен, который на поверку оказался полупрозрачными перепончатыми крыльями.
- Я дочь макудо ноцер – племени летунгов. Отец и мама любили друг друга, но ему было нужно возвращаться назад в Клипору. Он обещал, что заберет меня и маму с собой, но у него, наверное, что-то не получилось. Только это уже не страшно, дядя хранил набросок карты, которую отец нарисовал специально для него.
- Так Грей все знал? – растерялся Бакон, еще не в силах поверить в то, что видел. – Но почему же тогда он ничего не сказал никому в деревне?
- А кто бы поверил? Когда странник рассказал вам легенду – все смеялись. Да же ты Ба-кон. Впрочем, теперь это уже не важно.
Парень как заколдованный следил за Аск, а в голове его резиновыми мячиками скакали мысли, совершая настоящий переворот. «Богиня, как она красива сегодня. Но что это я? Она всегда была красавицей, и как я не понял этого раньше? Аск все эти годы любила меня, ждала, одна верила в мое возвращение, а я...»
- Аск, - неожиданно даже для себя позвал Бакон. – Выходи за меня замуж. Я ведь люблю тебя, сам этого не понимал, но теперь у меня словно глаза открылись, да и ты тоже меня лю-бишь, я знаю. Ведь так?
Она сжалась как от удара и быстро сложила крылья, так что они снова образовали горб.
- А такой ты меня тоже любишь, - он опешил.
- Ну, зачем ты опять себя так уродуешь. Без него тебе куда лучше.
- Но ведь если я останусь, мне придется забыть о крыльях, и ты будешь навеки связан с уродливой горбуньей. Или ты надеешься, что я буду вечно распускать их плащом, и время от времени подниматься в небо на потеху твоим друзьям и родственникам. Нет, Бакон, ты, ка-жется, забыл, что я чужая. Чужая всем вам. Да и не любишь ты меня. Женщину надо выби-рать сердцем, а ты загибаешь пальцы – это хорошо, сюда палец, а это плохо, палец в другую руку, что перевесит. Нет, Бакон, ты был моим единственным другом здесь, поэтому я и хоте-ла с тобой попрощаться. Я сегодня улетаю. Будь счастлив, Бакон.
Сказав все что, хотела, Аск прошла мимо ошарашенного парня и, ни разу не оглянувшись, взмыла в небо... Долго еще он видел в нежной голубизне небес ее темно-зеленую тунику.
- В ее жизни начинается новая пора, - услышал он надломленный голос и обернулся. За своей спиной Бакон увидел того самого старика, который ухаживал за умирающей Терумой. И как говорят, спас жизнь Аск.
- Кто вы?
- Я? Старик, - пожал плечами тот, и лукаво оскалив не удивление здоровые зубы, добавил: - И это я тогда кидал в тебя камни.
- Зачем? – опешил парень.
- Девочке были нужны друзья, - он шагнул в дом и, когда Бакон последовал за ним, внутри уже никого не было, только на самом видном месте стояла картина...
...Среди высоких неприступных скал в незаметных снизу пещерах, жили летунги – племя людей, за спинами которых были сложены крылья. А маленькая темная точка в небесной дали быстро превращалась в светловолосую девчонку, одетую в темно-зеленую тунику...
Это была последняя картина Аск, она говорила, что Чужая, наконец, нашла свой дом - место, где ее всегда примут.
12.1998.