Между небом и землeй, между небом и землeй,
Путь кончается любой, путь кончается любой…..
(Э. Шклярский)
Посвящается Борису М., тихому человеку, которого я никогда в жизни не назвала по имени.
Нина, Нина, что ты делаешь? – Борис замер в дверях, удивленно глядя на жену, суетливо запихивающую в сумки свою и его одежду из шкафа. Нина молча, как в трансе, продолжала упаковывать вещи, никого и ничего не слыша. Внезапно она заметила мужа и остановилась.
-Боба, им нужнее… Я отдам!…Мы обойдемся, - пробормотала она, едва шевеля губами, делая тем самым слова смазанными и невнятными. Взгляд ее мутно-шальной напугал Бориса. Он подошел к Нине и, взяв ее за плечи, развернул к себе:
-Ни-на! Ты при-ни-ма-ла ле-кар-ство?!
-Я …да!…нет!…Боба, я не помню…. – женщина улыбнулась потусторонней улыбкой, и ее глаза растерянно заскользили где-то позади фигуры мужа, будто бы ощупывая узор на обоях. Они столько лет были женаты и так давно жили в этом доме… Среди этой мебели … Все узоры на обоях, все трещинки на дверцах старого серванта, корешки книг, приобретенных еще за талончики от макулатуры – все было выучено наизусть за долгие годы. Зацепиться глазу было абсолютно не на чем.
Оставив жену, расстроенный Борис прямо в пальто и уличной обуви прошел на кухню и грузно сел на маленькую табуретку, устало опустив плечи и уставившись тяжелым взглядом на старую плиту.
«Опять конфорки грязные. Когда-нибудь она нас всех спалит» - отстраненно подумал он о Нине. Может, позвонить Ивану? Он, конечно, расстроится, но договорится с больницей. Сына волновать совсем не хотелось. Но Нине снова нужна была медицинская помощь. Мысли ворочались лениво и медленно. Было холодно. Борис чувствовал себя выжатым и опустошенным.
Он все-таки нерешительно набрал номер сына:
-Здравствуй, сынок. Это папа. Тебе удобно разговаривать? Знаешь, маме опять нехорошо. Ты сможешь ..насчет больницы…- в голосе отца явственно чувствовались просительные нотки.
- Да, Борис. Я все сделаю, - Иван говорил недовольным тоном, - Завтра заберу ее. У тебя-то все нормально? Ничего не надо? Денег хватает?
Борис вновь почувствовал, какой обузой они с матерью стали для их Ваньки. Ему стало невыносимо горько и в носу предательски защипало.
В трубке давно уже пикали противные короткие гудки, а Борис, задумавшись, все сжимал ее в руке. Почему-то Ваня с самого детства не называл его папой, звал по имени. Пора бы и привыкнуть. Столько лет уже… Но Борису до сих пор это резало слух.
Из комнаты раздались глухие удары. Мужчина неловко вскочил, уронив табуретку, и побежал на шум.
Нина, нахмурившись, сидела на диване. По полу были разбросаны тяжелые диванные подушки. Тишину внезапно заполнил перезвон колоколов. Согласно последним указам сверху, людям пытаются вернуть веру. То и дело в самых странных местах появляются церквушки и кресты. Недавно почти рядом с их домом тоже построили небольшую церковь. По праздникам теперь туда стекается много народу из близлежащих домов. Там проходят службы, и часто прямо из квартиры можно слушать колокольный перезвон.
Иногда во время этих звуков Нина замирала и, поворачивая голову, как любопытная собака, внимательно прислушивалась. А иной раз, исцеляющий звон вдруг вызывал в ее больном сознании приступ агрессии.
Борис сел с ней рядом, взял за руку. Еще пару лет назад его жена была ухоженной спортивной женщиной с веселыми глазами и короткой задорной мальчишеской стрижкой на светлых волосах. На улице на нее заглядывались мужчины. Борис гордился ею. Они были красивой парой. Всего пару лет назад…
Звон затихал, и вместе с отголосками церковных перезвонов, Борису неожиданно пришла в голову идея. Он захотел принести из церкви святой воды. Для Нины. И просто в дом. Окропить…
-Нина… Нина, ты побудешь одна? Я вернусь через часик. Ты меня слышишь?
Жена все так же неподвижно сидела на диване и, казалось, не узнавала его.
Борис заторопился, схватил пластиковую бутылку из-под минералки, намотал снова на шею шарф и быстрым шагом вышел из квартиры. Он сдержано улыбнулся и кивнул двум соседкам. Старые сплетницы даже в мороз не изменяли своей привычке стоять у входа в парадную, провожать любопытным взглядом всех входящих-выходящих и перемалывать последние новости и сериалы.
На улице было морозно. Яркое белое солнце светило, но не грело. Снег ослеплял, переливаясь тысячами оттенков. Борис шел скорой уверенной походкой человека, который нашел выход и знает что делать. С каждым шагом он понимал, что сделает сейчас именно то, что нужно. И тогда все изменится.
К церквушке он подошел разрумянившийся и почти счастливый.
Ставя свечку, обратил внимание, что даже Николай Чудотворец смотрит на него сегодня как-то иначе. И счел это добрым знаком. Набрал водички, обернулся, покрестился последний раз на церковь. Сердце неприятно защемило от какого-то предчувствия. Борис торопливо высыпал горсть монет в банку мальчишке-таджику. Звон монет по дну банки странно повторил недавнюю музыку колоколов.
Борис, боясь заморозить, бережно обернул бутылку со святой водой своим мохеровым шарфом, спрятал за пазуху и заспешил домой, к Нине.
Зимние дни коротки. Обратный путь Борису освещало уже заходящее усталое красное солнце. Тени на снегу были сиренево-фиолетовые. Температура к вечеру упала. Борису было холодно. Мерзла шея и уши. Он почти побежал. Стал немного задыхаться и подышал ртом. Холодный зимний воздух обжигал горло. Горло заболело. До дома оставалось метров двести. Борис уже видел свое кухонное окошко. На него из окошка смотрела Нина. Горло болело уже очень сильно… Боль сползла куда-то ниже, вцепилась в грудь и сжала так, что Борис вынужден был остановиться. Он прислонился к яркой детской горке. Но боль не проходила. Она как бы вселилась в него и заполнила всего. Руки стали неимоверно тяжелыми. Он опустил их и тотчас же, несдерживаемая ничем, выскользнула в снег из-за пазухи бутылка… Он хотел присесть тут же на снег, рядом с упавшей бутылкой, хотел посмотреть на Нину в их окошке. Хотел махнуть ей рукой, давая понять, что все хорошо. Но не успел. Потому что умер. Он не увидел, как Нина раскрыла окно и шагнула на улицу с шестого этажа. Он не услышал истошных криков соседок, стоящих у парадной, когда она в развевающемся халате летела как птица и рухнула почти рядом с ними, испачкав красивый свежий белый снег своей кровью. Он не узнал, что она осталась жива, но сломала позвоночник. Не узнал, что сын похоронил его на кладбище у озера. Что могила его заросла кустами сирени. Что там же, недалеко, их сын, их Ванечка определил в дом престарелых свою безумную мать. Наверное, хорошо, что он всего этого не узнал. Он умер легко и быстро.
Есть сад у синих озер, где дышат птицы одни
И в этом тихом саду дни похожи на дни
Есть дом у синих озер и светлый ангел над ним...
И пристально смотрят глаза, и взгляд их неутолим
Есть сад у синих озер, где дышат птицы одни
Есть дом в том тихом саду и светлый ангел над ним...
(Э.М.Шклярский)