Поблизости от казармы на берегу бетонного пожарного водоема, раздольного для знаменитых таманских лягушек, стоял экран летнего кинотеатра и ряды деревянных лавок.
Зимнего в гарнизоне не было, в холод или дождь субботнее и воскресное кино крутили в казарме. Бойцы приносили себе по табуретке с отверстием для переноски в сиденье, и киномеханик за их спинами включал свой аппарат. Яркий расходящийся луч шел поверх коротко стриженых голов, высвечивая пыль и ворсинки в воздухе.
Было тесно и душно. В одну казарменную спальню набивался весь гарнизон, все свободные от караула и дежурств. Приходили офицеры и старшины с семьями. Пацаны норовили пробраться ближе к экрану, казалось, что тогда мы увидим происходящее на экране раньше, чем другие. То, что для этого приходилось сидеть на полу никого из нас не смущало. Солдаты на правах хозяев принимали пришлых сдержанно, без излишней радости, особенно те, кому выпало дневалить и выметать мусор, неизбежно появляющийся при любом скоплении людей, даже самых дисциплинированных.
В летнем "кинозале" все было по-другому. Перво-наперво он был общим. Тут не было "ваших" и "наших", все равны. Во- вторых, над головой и по краям экрана было звездное небо, а за спиной не только свет от киноаппарата, но и луна. Ее ровное свечение прибавлялось к свету кинопроектора. Кинокартина приобретала космические масштабы. Происходящее на экране становилось значительнее и вызывало живейший отклик зрителей. Мое впечатление усиливалось воспоминаниями о новороссийском планетарии, где лектор-экскурсовод по звездам показал такого, что ни в одной книжке не встретишь, только в летнем кинотеатре.
Когда в субботу за обедом отец спросил о наших успехах в школе, мы притихли, ожидая, как их оценит мама. Она оценила, сдержано, но положительно.
- В таком разе, - сказал отец, - завтра беру обоих на рыбалку. Мать останется дома.
Мы удивились, обычно мы отправлялись и на развлечения и на работу всей семьей. Но отец объяснил:
- Идем за рачками. Ловить будут солдаты. Женщин с собой не берем, холодно, да и мешать будут. Потом, обращаясь к нам с братом, он добавил:
- Сегодня объявляется аврал: прибрать в доме, натаскать воды, помочь матери на кухне и сделать уроки. Чтобы завтра день был свободным, понятно?
Утром после завтрака мы пошли с отцом в казарму. Он выслушал доклад дежурного и велел собрать солдат в ленкомнате. Там было объявлено о том, что сейчас назовут имена тех, кто пойдет ловить рачков. Желающих порыбачить было, хоть отбавляй, но брали не всех. По предложению старшины, тех, кто был примерным солдатом, хорошо овладел профессией ракетчика, не бегал в самоволки и не драл казенную одежду, а носил ее по сроку.
Сборы были коротки. Взяли на кухне три бака, в которых обычно варили борщ, а в каптерке четыре самодельных гидрокостюма и мелкоячеистую сетку - бредень, которую отец одолжил на время у станичных знакомых.
Стояла ранняя весна. С лимана поддувал ветерок, вода была холоднючая и чистая. Сквозь ее прозрачность были видны рачки, вернее не сами - они были прозрачными, а их черные бусинки-глаза. Но, если сидеть неподвижно – не пугать, и, если вода не рябила, то можно было разглядеть и сами прозрачные тельца рачков с острыми носами, длинными усиками и множеством ножек, в которых они удерживали икру. В случае опасности, креветки хлопали своими хвостами и резкими скачками скрывались из виду задом наперед, как раки, за что и получили свое имя - рачки. В это время года множество их приходило к берегу, чтобы на мелководье продолжить свой род.
Среди лучших бойцов в дивизионе отобрали с десяток. Первые четверо из них стали натягивать поверх одежды гидрокостюмы, которые представляли собой общевойсковые прорезиненные брюки для противохимической защиты с приклеенными к ним резиновыми сапогами из сельпо. Сеть растянули и забрели в первый раз, поплавки легли на воду ровной дугой. Шли вдоль берега.
По мелководью жердь с привязанной сетью вел один, на глубине по грудь, там труднее - тянули вдвоем. Четвертый ждал, когда по команде на мелководье притормозят, а с глубины повернут к берегу, и был готов вытаскивать мотню с уловом.
Вначале шли осторожно, неторопливо: набирались опыта, осваиваясь с вязким дном и громоздкими резиново хрустящими костюмами. Напряжение на берегу нарастало. Оно переросло в настоящий здоровый рыбацкий азарт, что сродни болению на футболе, схожему еще и тем, что от твоих воплей мало что зависит, но переживаешь как за себя. Вся береговая команда шла с рыбаками шаг в шаг, громыхая баками и ведрами под будущий улов.
С глубины подали голос, что тянуть стало трудно. Тут уж или травы нахватал бредень, или улов достался настоящий. Поступила команда плавно без суеты заворачивать к берегу. Четвертый в костюме изготовился, посуровел и вошел в воду. Он наклонился, поднял нижний край бредня с грузилами и стал помогать выволакивать его на берег, скупо бросив нетерпеливым наблюдавшим - с уловом идет.
Береговая команда подхватила и мигом вынесла бредень на песок, чуть не смахнув с ног четвертого, выволакивавшего низ сетки. Он хотел, было чертыхнуться, но первым увидев улов на берегу, широко заулыбался. Улыбаться было от чего.
Края мотни подняли повыше, чтобы шустрые рачки не выпрыгивали и стали алюминиевыми мисками вычерпывать улов в подставленные баки, выбрасывая случайно попавшую рыбью мелочь в воду. Мальки недоверчиво и благодарно взмахивали хвостиками и улепетывали от берега и греха подальше. Улова набралось около двух ведер.
Следующие заброды принесли не меньше - дело пошло, баки тяжелели. Береговая братва ворчала - на рыбалке они были носильщиками, а им хотелось в воду, хотелось самим половить. Было решено наполненные баки оставить на берегу и, поменявшись ролями, двигаться дальше.
Рыбалка успешно завершалась. За нами оставалась полоса взмученной воды. По прошествии времени муть оседала, следы на песке смывали набегающие волнишки, наши голоса утихали в отдалении, возвращались вспугнутые чайки, и над лиманом вновь восстанавливался неяркий весенний таманский покой.
Дорога обратно была нелегка, руки оттягивал улов, мокрый бредень и костюмы. Все замерзли и устали, хотелось есть. Мы с братом сразу направились домой, а отец еще сходил в часть, распорядиться насчет улова, просушки снастей и снаряжения. Когда он вернулся, мы уже отогрелись, повеселели и проголодавшиеся без второго приглашения ринулись к столу, где мать собрала воскресный семейный обед.
Вечером кино было в летнем варианте, народу возле пожарного водоема собралось, как всегда, много. Дежурные по кухне принесли баки с вареными креветками. Теперь они уже были не бесцветными и прозрачными, а приобрели напряженный красный цвет и запах морской воды с укропом. Всем желающим выдавали по два кулька из газетной бумаги. Один с креветками, другой для шелухи, ибо сорить запрещалось, непорядок это. Раздача заняла некоторое время, и киномеханик терпеливо ждал, скрашивая ожидание лузганьем рачков.
Технология разделки была проста, но требовала виртуозного исполнения. Берете двумя пальцами левой руки за то место, где бесполезная для потребителя, голова рачка переходит в раковую шейку, а двумя пальцами правой за хвостик. Слегка распрямляете креветку и плавным, невыразимо тонким движением стаскиваете покров. Шелуха должна остаться в правой руке, голова и очищенная шейка в левой. Технология очистки могла быть любой, но эта гарантировала максимальную производительность.
Козьма Прутков говаривал: три дела, единожды начав, трудно закончить: вкушать хорошую пищу, говорить с умным человеком и чесать, где хочется. Рубль за сто, что эти трое - братья Жемчужниковы и Толстой, сочинявшие за бездельника Козьму, хорошей пищей называли именно таманских рачков. Оторваться от рачков в кино заставляло только пустое донышко газетного кулька. Тогда согнувшись в три погибели, чтобы не мешать остальным, кинозритель прошмыгивал к баку, где ему снова выдавали два кулька.
Крутили фильм "Волга - Волга", в котором побеждали энтузиазм, талант и вера в свои силы. Всем было весело, а от комаров и прохлады мы укрывались принесенными одеялами.
Как-то в краснодарском "Океане" у полусонной продавщицы я купил картонную коробку с морожеными креветками. Думал, это привет из таманского детства. Дома торжественно варили в крутопосоленой воде с лавровым листом и укропом, но не то, не то.
На следующее утро шелуху, просыпанную в темноте летнего кинотеатра, сметали лодыри и нарушители воинской дисциплины. Настоящие солдаты были на боевом дежурстве. Станицы могли жить и трудиться под спокойным небом.